Глава 23: ПримирениеЛёгкие розовые всполохи бегали по векам закрытых глаз. Ремус лениво приоткрыл один глаз и снова закрыл, густо зевнув. Солнечные лучи вели нешуточную борьбу с плотной шторой, которая, словно каменная стена, не пропускала яркий утренний свет. Люпин как будто услышал этот горячий спор, взмахнул палочкой, впуская лето в свою старую комнату.
После двух недель мрачных туч и противных мелких дождей в Англию вернулось лето. Настоящее августовское лето, бурлящее поздними красками: оранжево-жёлтыми, насыщенно-красными и тёмно-фиолетовыми — cловно маленькие слуги осени украшали мир для своей королевы. Но небо всё ещё было лазурным, с белыми полосами рваных облаков, а это значит, что лето ещё продолжает бороться. Как и весь магический мир.
Ремус потянулся на своей большой кровати, пребывая в томной полудрёме — божественное чувство! Улыбка раскрасила его испещрённое шрамами лицо, и Люпин вдруг понял, что он впервые за долгие годы поистине счастлив. Сегодня он будет обедать с мамой Мэри Макдональд! Как же он был испуган и счастлив одновременно. Мэри чуть ли не угрожала, уговаривая Ремуса прийти к ним в гости. И, в конце концов, неприступная крепость Люпина рухнула.
Мэри… Он каждую ночь засыпал с воспоминанием о том дне, когда всё же признался в своих чувствах. И каждое утро Ремус просыпался с мыслью, что всё сделал правильно. Эта милая девочка, которая уже совсем оправилась от полученных ран, наполняла каждый его день светом, неважно был ли за окном град или светило горячее солнце, как сейчас.
Люпин так любил зарываться носом в её соломенные волосы, которые пахли выпечкой вперемешку с аптечными травами. Любил её весёлые истории, рассказывая которые Мэри демонстрировала всю свою богатую мимику. Ремус просто любил её и ни капельки не сомневался во взаимности.
И всё было бы хорошо, если бы не одно «Но». Огромнейшее «Но». Люпин был оборотнем. Раз за разом Мэри убеждала его в том, что ей плевать, и Люпин верил ей. Но чёрное существо, пожиравшее Ремуса изнутри, вечно нашёптывало что-нибудь неприятное и холодное, когда понимало, что хозяин слишком счастлив. Вот и сейчас в его голове смеющееся лицо Мэри сменилось хмурым и пустым личиком Лили Эванс, которая до сих пор пребывала в больнице святого Мунго. Колдомедики уже давно привели свою пациентку в порядок, но вот её душевное состояние оставляло желать лучшего.
Вспомнив о своей лучшей подруге, Ремус устало рухнул на подушку. Как и в старые, добрые времена, во всём был виноват Поттер. Ремус всё ещё помнил, какой беспомощной была Эванс, уверявшая его, что «Эвелин врет, а Поттер просто слепой дурак!». Какой грустной она была с этим мокрым от слёз лицом и потухшими глазами. Как она цеплялась за мантию Ремуса истончившимися пальцами, когда пыталась прогнать очередной приступ слёз. А Люпин сидел, бурчал какие-то бесцветные слова утешения, а в голове раз за разом прогонял сцену, в которой красочно набивал ухмыляющуюся рожу Поттера. Благо Ремус был не одинок в своем желании. Блэк сначала поразился, потом ещё раз поразился, а потом, пометавшись по палате, как загнанный пёс с криками «Я же говорил, что тут не всё так просто!», унёсся в Годрикову Впадину. Ремус, конечно же, последовал за ним.
Вот только желание прочистить мозги Сохатому испарилось, как только разъярённые Мародёры переступили порог особняка Поттеров. Эвелин встретила их испуганным взглядом, а потом её глаза скрыла пелена горьких слёз, и она, разрыдавшись, убежала в сад. Мародёры с недоумением переглянулись и отправились искать главного виновника всей заварушки. Поттера они нашли в его бывшей детской комнате, которая совсем не изменилась с тех пор, как хозяин покинул её. Джеймс валялся на своей старой кровати и подкидывал золотой снитч, провожая мячик безучастным взглядом. Поттер думал. Очень долго. И в итоге вот, что выдумал:
— Я не верю.
— Что? — спросил поутихший Бродяга с подоконника. Подоконники были его слабостью, словно его анимагическая сущность была котом, а не огромным чёрным волкодавом.
— Я не верю, — повторил Джеймс, поднимаясь с кровати. — Эванс не знает, что говорит, я ей не верю.
— И почему же? — затянувшись уже седьмой (или восьмой) сигаретой, спросил Блэк.
— Она просто ревнует, — Бродяга подавился дымом, а Сохатый продолжил: — Эванс просто не может смириться с тем, что я больше за ней не бегаю. Вот и всё.
Ремус так удивился, что ясно представил, как Лили даёт пощечину Поттеру за такие слова. А потом Лунатик вспомнил, как на седьмом курсе Эванс ходила расстроенная и потухшая, когда Сохатый бросил глупые попытки добиться её расположения. И как сияла, когда очередные быстротечные отношения Джеймса проваливались. Так что, слова Сохатого показались ему убедительными.
— И что ты собираешься делать? — тоном законченного психолога спросил Ремус.
— Не знаю, — Поттер принялся мерить комнату шагами. — Я всё ещё её друг, — последнее слово явно вырвалось с трудом, но друзья предпочли не заметить этого, —, а Эвелин моя жена, и я ей верю.
Мародёрам пришлось смириться с его мнением. Ведь именно так поступают друзья? Да и к тому же у Лили не было прямых доказательств.
Но, оказалось, именно сегодняшним утром Лили приняла решение найти эти самые доказательства.
Быстро собравшись и не потратив времени даже на кофе, Ремус выскочил из дома. Ветер укутал молодого мужчину в тёплые объятия лета, растворяя вокруг Люпина самые необычные запахи. Тягучий медовый воздух обволакивал, пробуждая получше всякого кофе. Молодые деревья с мелкими листочками путали свои кроны с соседями, словно обсуждая парня. Ремус готов был поклясться, что он слышал тонкий перезвон смеха в их листьях. Справившись с оцепенением перед чудачкой-природой, Ремус трансгрессировал прямо в центр Лондона.
Заглянув в палату, Лунатик подумал, что ошибся: стены цвета слоновой кости дрожали от смеха, который вырывался в открытое окно с дёргающимися занавесками. Лили хохотала как ненормальная на своей кровати, рядом с ней заливались смехом Мэри и Марлин, которые пришли навестить подругу, а на подоконнике (как всегда) сидел надутый Бродяга, явно обиженный только что прозвучавшей шуткой.
— Да идите вы, — беззлобно буркнул Сириус со своего насеста, чем вызвал новый приступ смеха у девчонок.
— Ремус! — Лили первая увидела его, стоявшего в дверях. Люпин никак не мог примириться с такой переменой в её настроении и даже почувствовал, как его ладонь медленно срастается с дверной ручкой, дабы навеки превратить Люпина в каменное изваяние, так он был удивлен. — Я так рада тебя видеть!
Лили села на колени на кровати, путаясь в тонком одеяле, и так задорно улыбнулась, что Ремус не смог не улыбнуться в ответ. Он наконец отлепился от двери и прошёл в комнату. Ремус поочередно крепко обнял девушек, а Мэри ещё нежно поцеловал в щеку, а та покраснела, совсем как школьница.
— А вы тут, смотрю, издеваетесь над Сириусом, — глядя на гордую фигуру друга, посмеялся Ремус, — ему полезно.
Девушки снова прыснули, а Блэк едко улыбнулся Лунатику, взглядом обещая скорую расправу.
— Кажется, наш Цветочек идёт на поправку? — обнимая Мэри за плечи, утвердительно-вопросительно проговорил Люпин.
Эванс немного виновато улыбнулась, понимая, какой обузой была для друзей с этой своей депрессией, и кивнула.
— Засиделась я тут, — пожимая плечами, сказала Лили, — тем более, Петунья волнуется, — Эванс указала рукой на заваленную письмами тумбочку. Письма эти Петунья передавала через друзей Эванс, которые, по просьбе Лили, навещали её сестру.
— Давно пора выбираться отсюда, — сказала Марлин, заправляя непослушную прядку сливочных волос за ухо, — кто спасёт нас от Сами-знаете-кого, если не грозная Лили Эванс?
В палате снова грянул смех. Они ещё долго дурачились, вспоминая смешные истории из своих школьных будней. А потом случилось невероятное: навестить Эванс пришёл не кто иной, как Джеймс Поттер.
— О, кажется, тут попахивает выяснением отношением, — протянула Макдональд, с вызовом глядя на Поттера. Она не могла простить Джеймсу убитое состояние подруги, — пойдём отсюда.
Блэк спрыгнул с подоконника, подхватил Марлин, шепнул Сохатому «Удачи» и смылся из палаты. Ремус пробормотал что-то насчёт обеда и вместе с Макдональд последовали за Бродягой и Марлин. Они остались наедине.
Лили сжалась в углу кровати и закуталась в тонкое одеяло, пытаясь отгородиться от Поттера. В её вновь потухших глазах плескался страх? Она вовсю рассматривала Джеймса из своего укрытия, не сводя испуганного взгляда с его лица. С их последней встречи прошло больше недели. Джеймс сильно изменился за это время. Под глазами просели чёрные впадины, тёмная щетина закрывала половину лица, на голове творился хаос, больший, чем когда-либо. Кофейные глаза за круглыми стеклами очков казались матовыми — весь блеск ушёл из этих, прежде озорных глаз. Мантия, измятая и неопрятная, висела на его руке, которую он засунул в карман грязных джинс. Весь его вид кричал о том, как Поттеру плохо, только вот Эванс было всё равно. Ей было попросту страшно. Что он скажет теперь? Сколько раз скажет, что она врёт, сколько раз прокричит, что она ненормальная? Но не этого боялась Эванс. Самый большой страх рождала мысль о том, что она потеряет Джеймса навсегда и никогда больше не сможет с ним заговорить, как с другом. Всё это время Лили боялась, что так и будет. Но вот он стоит здесь, холодный и отчужденный.
— Привет, — прохрипел Поттер, опуская глаза. Лили задохнулась при звуке этого голоса, а на глаза накатили непрошеные слёзы. Она не собиралась показывать Джеймсу свою слабость, но ничего не могла с собой поделать.
— Я пришёл просить прощения, — Джеймс поднял голову, глядя на попытки Эванс незаметно утереть слёзы. — Ты имеешь полное право прогнать меня, но…
— Ты мне не веришь? — перебила его Лили. Джеймс поднял взгляд полный боли и с усилием покачал головой. Эванс смежила веки, отворачиваясь от Поттера.
— Понятно, — рыкнул обиженный Джеймс, крутанулся на каблуке, словно хотел трансгрессировать прямо отсюда, и чуть ли не бегом направился к двери.
— Стой! — крикнула Эванс, когда Поттер собирался с силой толкнуть дверь. Джеймс обернулся, злобно сверкая глазами. Он окинул Эванс взглядом мальчишки, который снова получил отказ от рыжей ведьмы.
Лили тем временем попыталась выпутаться из паутины простыней.
— Не веришь, — тут она не устояла и неуклюже рухнула на пол, увлекая за собой подушку. Эванс рассержено зашипела, больно ударившись коленкой. Джеймс закатил глаза, но всё же подошёл к девушке и помог ей подняться. А Лили, почувствовав твёрдую землю под ногами и не обращая внимания на сбитую коленку, продолжила: — Не веришь? Ну и к чёрту!
А затем крепко обняла Джеймса Поттера, уткнувшись носом в его плечо. Джеймс так и не понял, что сейчас произошло. Как будто и не было той недели, когда он просто хотел убить себя за каждое слово, что наговорил ей. Да и она много чего наговорила ему. Какая-то необоснованная чушь, что Эвелин — убийца. Но, чёрт возьми, Лили смирились с его упрямством, а он готов был не вспоминать её безумство. Ведь именно так поступают друзья.
И он просто обнял хрупкую фигурку в ответ, поклявшись себе больше никогда не заставлять Лили Эванс плакать.
***
— Ты думаешь, это была хорошая идея, — бормотала Марлин, развалившись с Блэком в обнимку на широком диване перед горящим камином, — оставить их наедине? Они же поубивать друг друга могут.
— Это была отличная идея, — хрипло прошептал Сириус, нависнув над Марлин. МакКинон коварно улыбнулась, целуя Блэка. Оторвавшись от неё, Сириус продолжил: — Если бы что-то случилось, Сохатый уже сидел бы здесь и жаловался.
— Ты считаешь Поттера ябедой? Я расскажу Джеймсу, что ты о нём думаешь, — цокнула языком Марлин, перебирая его длинные волосы
— Только не сейчас, красавица, — пьяно усмехнулся Сириус и вновь поцеловал МакКинон.
Как будто в насмешку, в дверь постучали. Блэк с отчаянным воплем оторвался от Марлин и медленно поплёлся к двери. Снаружи снова постучали более требовательно. Сириус вдруг подумал, с чего это Поттер будет стучаться. Обычно Сохатый влетал, как ураган, не спрашивая приглашения. Поэтому Блэк открывал дверь с нехорошим предчувствием.
На пороге стояла гостья, которую Блэк не ожидал увидеть здесь даже в самом странном сне. Девушка стояла, гордо держа спину. Она была одета в богато украшенное платье, а в руках сжимала дорогую шёлковую накидку, которая едва прикрывала белоснежные плечи.
— Нарцисса?
