Глава 34. Черная лошадь, белый конь.Кэрроу благоразумно не пошли дальше. МакГонагалл, шагнувшую было вслед за школьниками, удержала Помфри. Сцепившись руками, женщины с тревогой наблюдали за удаляющимся светом фонаря, качавшемуся в руках Хагрида. Тени школьников понуро плелись за лесничим куда-то вглубь Запретного леса. Раздавшийся далекий лай цербера заставил Пожирателей ускорить шаги. Помфри проводила Кэрроу взглядом и зябко поежилась.
- Хагрид ни за что не допустит, чтобы детям причинили хоть малейший вред! – шептала МакГонагалл, убеждая и себя, и медичку.
- Пойдемте. Дети в безопасности – это несомненно. Не будем же мы здесь до утра стоять? Ну же, Минерва, идемте! – ласково, но настойчиво проговорила Помона, когда свет фонаря исчез в ночных тенях леса. Поплотнее закутавшись в теплую мантию, кое-как наброшенную на плечи, профессор вздохнула, и, опираясь на руку подруги, устало повернула к замку.
Джинни смотрела на внушительную спину Хагрида, на качающиеся вокруг тени и мучительно раздумывала, что за новый выверт придумал Снейп? В чем подвох? Ну не отдадут же их, в конце концов, на съедение церберу? Поделиться своими сомнениями у Джинни не вышло – на узкой тропинке невозможно было разговаривать, того и гляди оступишься. Заиндевевшие листья тонко хрустели под ногами и лес наполняли острые запахи осени, ночь и тишина.
- Угораздило же вас аккурат под Хеллоуин попасться! - внезапно пробурчал Хагрид. - Других дней в календаре нету! Повременили бы пару ночей - так нет, полезли сегодня.
Джинни поежилась – за всей этой суетой они совсем забыли о празднике! Одно дело – пить тыквенный сок в защищенном Хогвартсе, и совсем другое – бродить по Запретному лесу в канун Дня всех святых. Однако пока ничего потустороннего вокруг не наблюдалось – обычная темная холодная ночь.
- Говорят, на Хеллоуин все темные силы особенно опасны! – шепотом произнес Невилл, оборачиваясь к гриффиндорке. – Может, Снейп решил напугать нас всех до смерти? Бабушка в Хеллоуин мне даже нос на улицу высунуть не разрешает, не то, что по лесу ходить…
- Невилл, пожалуйста, не начинай! И так жуть берет! – Джинни занервничала.
Волшебникам было не привыкать к соседству с привидениями, гоблинами, эльфами и прочими не-людьми, сам факт существования которых почему-то не признавался маггловским миром. Однако даже волшебники в эту ночь держали, как говорится, ухо востро.
Знаний Джинни явно не хватало, чтобы понимать природу энергий, имеющих особую власть над миром в эту ночь. Она знала, что Хеллоуин, пожалуй, единственный праздник, с равным размахом отмечаемый в обоих мирах – магическом и маггловском. В семействе Уизли даже было заведено всем вместе выбираться в ближайший вечерний городок, чтобы прогуляться по улицам, заваленным причудливо вырезанными тыквами, а потом устроиться в уютном крохотном кафе, разглядывая стены и потолки, которые изобретательные хозяева каждый раз украшали по-новому. Однако младшим Уизли никогда не сиделось на месте – и, в конце концов, после долгих уговоров и пламенных заверений, что все будет хорошо – Молли отпускала их.
Главная забава – бежать вслед за братьями, придерживая то и дело съезжающую на нос старую мамину шляпу, слушая стук деревянных башмаков, которые Джинни непременно надевала именно в этот день.
Вся рыжеволосая компания присоединялась к маггловским детям, распевая дурацкие песни, настырно барабанила в двери и требовала сладостей.
К концу вечера счастливые близнецы тащили полную до краев шляпу, а Джинни устало плелась, крепко вцепившись в Рона. Она засыпала на руках у папы, сжимая в липкой от карамели ладошке подтаявшую шоколадку или недогрызенный леденец, слушая восторженные рассказы Фреда и Джорджа. Мама всегда торопилась домой – задолго до полуночи все семейство возвращалось в Нору и устраивало поздний ужин…
Ей нравился Хеллоуин. Страшный, веселый, сладкий.
Позже, когда они выросли из конфетного попрошайничества, Джинни всегда помогала маме в приготовлении праздничного ужина. Украшением дома занимались исключительно близнецы, ревностно не допуская к этому действу никого. Слушая шум и гам, сопровождающий дизайнерские изыски братьев, Джинни злилась и обижалась: почему одним – смех и веселье, а другим – то есть им с мамой – мытье окон, готовка и нудные домашние обязанности?
- Джинни, послушай меня внимательно! – мама ласково гладила ее по голове. Только что Джинни, не выдержав радостного ора братьев, расколотила миску с салатом и в слезах убежала к себе в комнату.
- Детка, иди ко мне. – Мама ласково и настойчиво поднимает дочку с подушки, мокрой от слез. Джинни не сопротивляется, однако из чистого упрямства тащит подушку с собой, в теплое кольцо маминых рук.
- Мама, я тоже хочу! Я тоже хочу развешивать ленты и вырезать тыкву! Почему им можно, а мне не-е-е-ет? – нос заложен и голос так по-смешному гнусав, но под ласковыми мамиными руками слезы не унимаются, а льются все сильнее и сильнее.
- Милая, не сомневаюсь, что тыква у тебя получилась бы в десять раз лучше, чем у Фреда или Джорджа.
- И страшнее! – Джинни уткнулась в маму, и голос звучит глухо и обиженно.
- И страшнее, конечно, – соглашается мама. – Я, когда была маленькая, тоже очень-очень хотела украшать дом на Хеллоуин.
- А давай мы их прогоним – пусть готовят свой дурацкий салат! А мы с тобой все украсим, да? Пусть папа наденет твой передник. Хм, он будет очень смешным в твоем переднике, правда?
- Зачем же отдавать мальчишкам самое главное? – улыбается Молли.
Джинни удивлена. Смотрит на маму распахнутыми глазами, в которых уже нет слез.
- Как так – самое главное? – спрашивает Джинни шепотом.
Она чувствует – здесь какая-то тайна, вон мама какая загадочная!
Они вдвоем забираются на кровать и обкладываются подушками и одеялами. Джинни торопливо закрывает дверь – близнецы орудуют на лестнице, а ей сейчас меньше всего хочется видеть братьев! Ведь это ее тайна! Ее – и мамы!
Потом они вместе готовили на кухне, снисходительно улыбаясь восторгу неугомонных мальчишек.
Больше Джинни не завидовала братьям – подумаешь, тыквы вырезать и страшилок по всему дому наляпывать! У нее миссия в тысячу раз важнее – в теплых запахах еды, в заботе, в чистоте вымытых окон рождалась и набирала силу неповторимая аура родного дома.
Разве мальчишки могут создать этот уют? Разве мужчина хранит и бережет это тепло, по которому скучаешь и которое помнишь даже на краю гибели? Теперь девочка знала – это и ее заслуга.
Джинни чувствовала себя ужасно взрослой. До волшебной палочки ей еще расти и расти – но она понимала: вот оно, настоящее волшебство! Без всякой палочки и заклинаний! Дом отвечал ей за заботу – золотом блестела почтенная медная сковорода; свежевымытый пол стал как-то по-особому красив, нарезанный салат пышной горой возвышался над миской, и дом наполнялся ароматами праздника…
Мальчишки стали вертеться возле стола, намереваясь поживиться чем-нибудь вкусненьким.
- Вот видишь, - улучив минутку, шепнула мама, - в конце концов, все к нам прибегут! Нам с тобой, дочка, дом беречь – а мальчишки пускай себе носятся!
- Они бы ни за что не справились, правда? – также шепотом отвечает Джинни.
- Правда! – подмигивает Молли, и они вместе с дочерью, едва сдерживая смех, делают вид, что не замечают, как отец семейства неловко пытается стащить пирожок.
И тогда Джинни впервые задумалась о том, что же это такое – дом? Такие родные и привычные стены и двери, которые никогда не отличались изысканностью. Мамино вязание – тихонько звякающие спицы в углу, выплетающие очередную дорожку из пестрых ниток. Часы, где вместо стрелок – старые ложки, к которым приделаны портреты всего семейства Уизли. Скрипящие половицы, шаткие лестницы, вечные метлы и лейки у крыльца или паутина под самой дальней балкой, которую мама все время забывает смахнуть…
Что именно создает этот неповторимый запах домашнего очага, это тепло и уют? Разводы старой краски на рамах? Пылинки, пляшущие в лучах солнца?
Не-а.
Дом – это мамины руки. Вечно чем-то занятые, то обветренные, то мягкие. Вот мама сосредоточенно машет палочкой – и кухня начинает ходить ходуном, готовясь к семейной трапезе. Вот мама водит пальцем по строчкам книжки, показывая ей буквы и цифры. На руке у мамы – простенькое золотое колечко, украшенное тоненькой гравировкой…
Мамины руки бывают такими разными. Неловкими - и очередная чашка рассыпается дюжиной осколков. И нежными – разве что-то может лечить лучше, чем мамины руки?
Джинни смотрит на свои руки и шевелит замерзшими пальцами. Своих рук она как следует разглядеть не может – в Запретном лесу света практически нет.
Этот факт возвращает ее в реальность – и Джинни с непонятной тоской понимает, что только что в воспоминаниях она чувствовала тепло родного дома, и мама так ласково улыбалась, и, кажется, на кухне опять что-то подгорало….
Запахи осеннего леса показались ей особенно резкими. Холод, который секунду назад Джинни вовсе не чувствовала, мгновенно пробрался под одежду и пробежал мурашками по шее и спине.
Однако, судя по всему, их ночная прогулка подошла к концу.
Хагрид поднял фонарь повыше – и лес будто расступился перед ними. Тропинка стала шире, и Джинни тут же догнала идущего впереди Невилла. Через минуту к ним присоединилась Полумна, и все втроем, взявшись за руки, уверенно двинулись вслед за лесничим.
Вскоре они вышли на поляну, границы которой терялись в ночной мгле.
Хагрид указал школьникам на старое дерево, корни которого у основания ствола образовали просторную уютную нишу.
- Сидите тихо, не кричите и ничего не бойтесь. Я вас в обиду не дам!
Школьники поторопились укрыться в корнях дерева. Здесь они обнаружили огромную кучу листьев, которую Полумна молча трансфигурировала в теплые пледы и удобные подушки для сидения. Пока школьники устраивались поудобнее, Хагрид не спеша достал из внутреннего кармана зонтик, и через мгновение рядом с ребятами запылал костер. Сразу стало тепло и светло. Ночной мрак рассеялся. Яркий огонь осветил почти всю поляну – огромную и почему-то вытоптанную явно кем-то очень большим. И тяжелым.
Невилл дернул Джинни на рукав и молча указал на дальнюю сторону поляны. Джинни испуганно перевела взгляд с побелевшего лица друга и уставилась на шесть ярко горящих точек, отражающих свет костра.
Огонь вспыхнул еще ярче – и Джинни увидела цербера.
Насторожив уши, зверь медленно поднимался на огромных лапах. И вдруг, не издав ни звука, он кинулся вперед. Опешившие школьники не успели даже пискнуть – преодолев поляну тремя огромными прыжками, пес бросился на лесничего.
- Отстань, Пушок! Ну-ка брысь! – смеющийся Хагрид с неимоверным трудом отбивался от пса, который, радостно поскуливая, всеми тремя языками облизывал великана с головы до ног. Бешено крутящийся хвост ураганом взметал опавшие листья, а огромные лапы, громко топоча, поднимали в воздух тучи пыли.
- Ну, ладно, ладно! Будет тебе! Отстань, кому говорю! – Хагрид отпихнул от себя слюнявые морды, а пес, впав в радостный экстаз начал носиться по поляне.
Вторым гостем на поляне стал Грохх. Видимо, наученный горьким опытом общения с Золотым трио, великан не стал предпринимать попыток познакомиться поближе. Его интерес к непрошенным гостям ограничился только тем, что он почти вежливо ткнул Невилла пальцем в живот.
- Я подумал, им тут вместе лучше будет, - почти заискивающе проговорил Хагрид. - И Грошику веселее, и Пушку компания. Он ведь добрый, Пушок-то. Лает страшно - это да. И оскал у него будь здоров. Сторож он отменный - ни за что чужого не пропустит. Даже укусить может! Но если ничего не сторожит - то самый обычный щенок - бегает да играется. Когда Дамблдор попросил меня дать Пушка для охраны философского камня, я ему так и сказал… Зря я это сказал… – прервал сам себя лесничий.
- Да ты не бойся, мы и так всё знаем! И про философский камень, и про то, что Пушок от музыки засыпает, – улыбнулась Хагриду Луна. – Вот только что он такой добрый мы не знали.
- Об этом лучше молчать, - Хагрид многозначительно поднял зонтик. – Никому не говорите – даже своим друзьям! Не знаю, что у Снейпа на уме – но подозреваю, что пес нам еще пригодится. Будет лучше, если все будут уверены, что Пушок – настоящая зверюга!
- Что же, он так и будет в Запретном лесу жить? – волнуясь, спросил Невилл.
- Нет, конечно! Он уже почти совсем взрослый - а взрослый цербер, если себе не найдет пары, становится настоящим исчадьем ада. Думаю, ближе к весне переправить его к твоему брату, - произнес великан, поворачиваясь к Джинни. – Насколько я знаю, у них там как раз подходящая невеста для Пушка подрастает.
Джинни смотрела на цербера и Грохха, затеявших возню на поляне.
- Ладно, повеселились – и хватит. Идите-ка спать, оба! – Лесничий, явно нервничая, поглядывал в лесную тьму. Почесав напоследок повизгивающему от удовольствия церберу брюхо, Хагрид внимательно смотрел, как Грохх уводит Пушка куда-то вглубь леса.
Снова стало тихо, только потрескивали ветки в костре, да Хагрид ворчал себе что-то под нос, обходя поляну в поисках хвороста.
Школьники устроились плотнее друг к другу и уставились в лесную тьму, пытаясь разглядеть признаки зловещего Хеллоуина.
- Смотрите, фестралы! – вдруг воскликнула Полумна.
Странные существа показались на поляне, и Джинни замерла в недоумении. Как она их может видеть? Однако она ясно различала в свете костра и тусклых лучах показавшейся небесной Луны темные, словно высеченные из блестящего камня, тощие крылатые фигуры.
- Это канун Хеллоуина, Джинни. Не бойся. Сегодня ты еще и не на такое полюбуешься.
Слова Хагрида, призванные успокоить и приободрить, вызвали совершенно противоположную реакцию.
Джинни испугалась не на шутку. Стараясь преодолеть страх, она спросила:
- Хагрид, а что такого особенного в Хеллоуине?
- Да всё в нем особенное, - вздохнул лесничий, раздавая школьникам выуженные из необъятного кармана бутылки с тыквенным соком.
- в Хеллоуин Баньши поют... - мечтательно протянула Луна, глядя на покачивающиеся верхушки деревьев.
- Говорят, кто их слышит – непременно умрет. Или родственник умрет. Или заболеет. – Невилл подбросил в костер какую-то палку, и продолжил, уставившись в огонь. – Оборотни всякие младенцев похищают, вампиры магглов гоняют, да и волшебникам достается. И не поют баньши – плачут, воют – в общем, жуть!
- И такое бывает, - как ни в чем не бывало, подхватил Хагрид. – Огоньки болотные проказничают – пару раз даже в дом ко мне залезали! А, вот и они!
По краю поляны вспыхивали десятки мерцающих огоньков. Переливаясь синим и зеленым, они, словно крохотными ручками, взмахивали туманным светом, из которого были созданы, и манили к себе…
Однако границу поляны огоньки так и не пересекли – фестралы, как по команде, выстроились по краю поляны и, насторожив тонкие уши, не пускали огоньки дальше.
Джинни слышала еле различимый шепот – но слов разобрать было почти нельзя. Однако в них скрывалось что-то, что тянуло гриффиндорку к этому манящему свету, к этому обещанию. Казалось, что ее зовут... куда? Она не знала и не понимала. Чувствовала – к чему-то очень хорошему!
Колдовской шепот нарушил топот копыт, и на поляну ворвалась дюжина единорогов.
Судя по всему, у них с огоньками были свои счеты. Подкрепляя свои действия яростным ржанием, они носились на границе света и тьмы, пытаясь затоптать, уничтожить волшебный свет.
Загадочный шепот сменился тонким шипением, и огни отступили в лесную чащу.
Фестралы прореагировали на появление единорогов дружным поворотом черных голов и парой взмахов кожистыми крыльями. Покинув свои импровизированные посты, создания разбрелись по поляне.
Хагрид поднялся, держа наперевес свой зонтик.
Единороги приближались к школьникам. Разгоряченные бегом и яростью, белоснежные бока вздымались, а по гривам и хвостам пробегали мелкие серебряные искры. Огромные фиолетовые глаза лучились темной глубиной, а витые рога отражали неверный свет костра.
- Нет! – вдруг сказал Хагрид твердым голосом. – Не ваше время – и не ваше место! Ступайте, дорогие, своей дорогой! - и добавил пару фраз на неизвестном гриффиндорке языке.
Речь лесничего словно окатила белоснежных созданий ледяной водой.
Постояв еще пару минут, единороги нехотя отступили, поминутно оглядываясь.
- Что это было? – шепотом спросила Джинни у Полумны.
- Не знаю, - также тихо ответила та. – Однако могу предположить, что не будь с нами Хагрида, мы бы отсюда живыми не ушли…
- Не может такого быть! – также шепотом влез в разговор Невилл. – Это ж единороги! Они в жизни никого не обидели!
- В Хеллоуин всякое случается, - пробурчал Хагрид. – От костра – ни ногой. Я скоро. – поднявшись, лесничий побрел в лесную тьму. Единороги, потеряв интерес к школьникам, разбрелись по поляне. Джинни показалось, что в черных и белых фигурах есть какая-то упорядоченность, словно и не поляна перед ней – а шахматная доска, где вместо клеток черные фестралы и белые единороги.
- А почему ты решила, что нам что-то угрожает? – помолчав, продолжила разговор Джинни.
- Я сны вижу. Всякие. Иногда – добрые. Иногда – жестокие. Но всегда красивые. Про единорогов мне сны часто снятся. Правда, сюжет один и тот же – и вам он явно не понравится...
Джинни подумала, что страшилка, рассказанная в Запретном лесу накануне Хеллоуина это уже чересчур.
Однако любопытство пересилило.
- Рассказывай, чего уж там!
Невилл вздохнул.
Ночь обещала быть долгой.
- Я часто вижу во сне одно и то же место – прикрыв глаза, начала когтевранка.
- Лес. Древний, огромный, беззвучный и мрачный. В нем сила, какая-то скрытая мощь. Не добрая, но и не злая. Спокойная. Так бывает во сне – ты просто знаешь что-то. Просто знаешь – и все. И я знаю, что в глубине леса есть озеро, есть большая круглая поляна, заваленная замшелыми камнями и пещеры, в глубине которых пляшут огни факелов и слышатся голоса. И в этих пещерах замышляется зло. Я вижу повозку – старую, но еще крепкую, которую тянут по дороге две пегие лошадки. Я вижу все, как на колдографии – как будто я там – но меня там нету, я просто рядом. И всегда сон начинается одинаково: я слышу глухой стук копыт по заросшей травой дороге. Повозка едет в лес…
Уставившись в огонь, Невилл поплотнее запахнулся в наколдованный плед. Магия ли ночи, плавный тихий ли голос Луны так действовал на него – но в отблесках костра он почти видел высокие темные ели, черными башнями высившиеся на фоне вечереющего неба, и старую, но еще крепкую телегу, не спеша увозившую кого-то по едва видимой дороге прямо в темноту засыпающего леса.
