Глава 28Глава 28.
Как Женевьев добралась до гостиной Гриффиндора, она помнила плохо. Слезы застилали глаза и, кажется, она раз или два упала по дороге, споткнувшись о неровности пола, но на это ей было наплевать. Немногие встретившиеся ей по дороге ученики оборачивались вслед, недоумевая, что же с ней произошло, что она так горько плакала, не скрывая своих слез. Одна из подружек Флоренс, встретившаяся ей по пути, крикнула вслед что-то обидное, но Женевьев даже не обратила внимания – ей было слишком плохо, что бы обращать внимание на чужие жалкие нападки.
В гостиной она, не обращая внимания на оклики Сириуса и некоторых студентов, почти бегом добралась до лестницы в спальню девочек седьмого курса, упала на свою кровать и свернулась калачиком, негромко всхлипывая – плакать сил уже не осталось.
Сейчас Женевьев хотела только одного – уснуть и чтобы ничто не нарушало ее сон, ни кошмары, ни своя ни чужая память. Но сон пришел, и вместе с ним кровавые картины прошлого и несбывшегося будущего…
Утро встретило Женевьев тревожным молчанием соседок по комнате, которые с опаской наблюдали за собирающейся на завтрак девушкой. Она одевалась молча и сосредоточено, не поднимая головы, что бы не видеть этих взглядов и ни разу не открыла рта, не тратя силы на дежурный обмен репликами, который обычно совершался каждое утро. Джеки и так было хреново, что бы тратить свое внимание на эти пустоголовых куриц, которые были ее соседками по комнате. Взаимное отчуждение, обычно не бросающееся в глаза, сегодня было особенно заметно.
Спустившись в гостиную, Женевьев обнаружила там Сириуса. Парень стоял у камина, внимательно глядя на нее. Несколько мгновений девушка не двигалась с места, решая для себя мучительную задачу – подойти или пройти мимо. В первом случае она просто снова разрыдается в его объятиях, потому что держать себя в руках рядом с Блэком казалось просто кощунственным. Пройти мимо же означало показать ему, что она не нуждалась в его утешении, что было совсем не так.
Все ее сомнения Сириус разрешил сам, преодолев разделяющее их расстояние за считанные мгновения, и крепко обнял. Джеки уткнулась лицом в его плечо и всхлипнула.
- Как ты?
- Они все мертвы, Сириус, все, кроме Лиз и Алана, - девушка покачала головой и до боли закусила губу, стараясь не поддаваться собственной слабости и не разреветься.
- Не сдерживайся, если хочешь плакать. Знаешь, если тебе совсем плохо… давай спрячемся ото всех, думаю, тебе лучше всего сейчас побыть вдалеке от студенческой суеты.
Женевьев немного отстранилась и посмотрела в глаза Сириуса, благодарно улыбнувшись. Вновь в ее душу закралось мучительное осознание, что она обманывает и его, и себя, но он был ей необходим, как глоток воздуха, без которого невозможно жить. Вновь безмолвная борьба между желанием все рассказать и страхом того, что Блэк просто отвернется от убийцы, заполнила все мысли Джеки. Это выматывало. Все же, найдя в себе силы на время утихомирить собственные неспокойные мысли, Женевьев покачала головой.
- Нет, я должна это сделать, Сириус. К тому же, директор сказал, что сегодня я смогу навестить родных… оставшихся родных.
- Завтра Выпускной Бал, Джей. Я… ты ведь теперь не пойдешь?
- Пойду. Не хочу портить тебе праздник. Разъедутся все, кроме выпускного курса. Ты уже не успеешь найти себе партнершу.
- Джеки, если…
- Пойдем на завтрак.
- Ты уверена, что хочешь именно этого? – все-таки задал свой вопрос парень. Женевьев вздохнула и неопределенно качнула головой, то ли выражая согласие, то ли еще что. На завтрак она собиралась на многим причинам, и одной из них была необходимость увидеть слизеринцев, особенно тех, на чьих руках уже надежно образовались черепа со змеями. Что-то дарило ей почти абсолютную уверенность, что это нападение было чьим-то посвящением. Женевьев не знала, чьим, но посмотреть на юных Пожирателей Смерти ей хотелось нестерпимо.
В «Ежедневном Пророке», как и ожидала девушка, расправа над ее семьей была описана красочно и с такими слезливыми комментариями, что становилось тошно. Женевьев, прочитав статью, отложила газету и принялась за еду, не поднимая глаз. Она была благодарна за безмолвную поддержку Сириуса, который сидел рядом и, судя по всему, пресекал попытки гриффиндорцев выразить ей соболезнования. Чужие слова Джеки были не нужны…
- К тебе идет Дамблдор, - шепотом сказал Сириус и сжал ее ладонь в знак поддержки. Девушка медленно подняла голову и посмотрела в сторону преподавательского стола, откуда по проходу шел директор.
- Наверное, сообщит, что мне уже пора. Люблю тебя, - прошептала девушка в ответ и встала из-за стола, - здравствуйте, профессор.
- Доброе утро, мисс Регинлейф. Соболезную вашей утрате.
Женевьев молча смотрела на профессора, ожидая продолжения. Никакого желания отвечать на дежурную фразу у нее не было. Внезапно девушка ощутила холодок чужого присутствия в своей голове и испугано дернулась, резко отводя взгляд в сторону, пытаясь разорвать контакт. Неуверенные попытки закрыться принесли желаемый результат – директор отступил. Джеки, не успевшая испугаться в первые мгновения, теперь не знала, как себя вести – бросить обвинения Дамблдору в лицо или сделать вид, что ничего не было.
- Идемте, мисс Регинлейф.
Женевьев неуверенно взглянула на Сириуса, словно сомневаясь в том, стоило ли уходить. Потом ее взгляд метнулся к столу Слизерина, за которым большинство студентов так же следили за тем, что происходило у гриффиндорского. На лицах некоторых старшекурсников она заметила едва различимые улыбки. Сделав для себя мысленную заметку, девушка отвернулась и отправилась вслед за директором – медлить больше было бы подозрительно.
Элизабет и Алана поместили в одну палату. Хотя они и были здоровы и не получили ни одного заклятия, но оба были слишком напуганы, что бы вообще могла идти речь о том, что бы отпустить их домой. Когда Женевьев вошла в палату, там помимо пациентов находился еще Стефан Ларсон, жених Лиз. Он стоял у окна, рассматривая магловскую улицу с видом человека, глубоко погруженного в свои мысли. Джеки была знакома с ним шапочно, по фотографиям в финансовых газетах, которые так любил ее отец. Кажется, этот Ларсон был успешным предпринимателем сразу в обоих мирах.
Алан, плакавший на руках Элизабет, вскинул голову и издал вопль, который Джеки расценила, как возглас счастья. Сорвавшись с постели, мальчик подбежал к сестре и вцепился в ее блузку, пряча заплаканное лицо на ее животе. Женевьев обняла мальчика и погладила по светлым волосам, а потом подхватила на руки, и подошла к Элизабет.
- Как вы?
Девушка покачала головой и промокнула платком, который комкала в руках, уголки глаз.
- Это чудовищно, Джей. Это просто… просто… немыслимо. Они ворвались так неожиданно, Эмиль вскочил и в него попали Авадой, а Оливер… заставил нас бежать, только Кэрри… куда-то делась. Какое счастье, что тебя там не было!
Женевьев молча кивнула, прижимая крепче к себе младшего брата, и неуверенно протянула руку, сжав плечо сестры. Та неожиданно наклонилась вперед, обняла их обоих и разрыдалась, судорожно всхлипывая.
Женевьев погладила ее по голове.
- Кто это был?
- Они все были в масках, Хаски. Все… только у одного…маска слетела, когда он споткнулся об Эмиля. Это была Розье. Анабель Розье. Я помню ее по приему в их доме…
- Ты сказала об этом кому-то?
- Да, - ответил за Элизабет Стефан. Как оказалось, он отошел от окна и теперь стоял рядом с ними, - я сам лично говорил с аврорами. У этой вашей Розье нет метки.
Женевьев опустила глаза, размышляя над словами мужчины под плач своих единственных оставшихся в живых родных. Анабель Розье. На ее лице была улыбка, когда она завтракала в Большом Зале этим утром.
------------------------------------------------------------
Отзывы, пожалуйста)
