Глава 29Шаг за шагом в тишине и вслед за тишиной,
Всё прошло и на душе усталость и покой.
Сны разбиты, пепел на поле битвы,
И дым струится сквозь усталые слова.
Еле слышно шепчет свои молитвы
Переплетая чёрной тени кружева
И все мосты горят в огне,
Нет выживших в моей войне...
Вельвет "Прости меня"
_____________________________________________________
Годрикова Лощина – крошечная английская деревушка, затерянная где-то на юго-западе страны среди бескрайних вересковых пустошей, всего только пару месяцев назад являла собой самую что ни на есть идиллическую пасторальную картину: небольшие, близко стоящие друг к другу домики под самодельными соломенными крышами; узкие извилистые дорожки, едва угадывающиеся в зарослях густого кустарника; буйство цветущих рододендронов, нарциссов, крокусов и маленькая готическая церковь с яркими красивыми витражами, которые в солнечные погожие деньки играли на свету десятками разных оттенков…
Теперь же все изменилось до неузнаваемости: теплый ласковый июль сменился зябким пасмурным ноябрем с холодным северным ветром, который гнал по низкому небу бесконечные тучи; исчезли с улиц прохожие, а старое кладбище, которое летом было практически не видно за раскидистыми кронами деревьев, теперь являло собой довольно унылую картину: бесчисленные серые надгробья на фоне осеннего неба и над всем этим замысловатое переплетение голых ветвей деревьев.
Неожиданно громкое карканье ворон заставило вздрогнуть девушку, которая вот уже минут десять стояла у самых ворот кладбища, словно собираясь с силами для того, чтобы сделать шаг вперед. Проводив долгим взглядом улетающих птиц, она, казалось, наконец, решилась и медленно пошла по главной аллее кладбища, неслышно ступая по усыпанной желтыми листьями мощеной дорожке. Ее дыхание крошечными облачками застывало в воздухе, а каждый удар сердца приближал ее к тому месту, куда она так стремилась и вместе с тем так не хотела идти. Утром ей пришлось выдержать грандиозный скандал дома. Мэдисон буквально рвала и метала, услышав о решении Кейт во что бы то ни стало пойти на похороны Лили и Джеймса, причем непременно одной, а Алин молча стояла у окна гостиной их дома, смотрела на дочь глазами, полными боли, и молчала. И от этого было еще хуже.
Кейт и сама понимала, насколько двусмысленно будет выглядеть ее появление на похоронах Поттеров. В последние два дня не было человека во всей магической Британии, который не обсуждал бы произошедшую в Годриковой Лощине трагедию в ночь на Хэллоуин. Об этом кричали заголовки газет, об этом сдержанно говорили в коридорах министерства Магии, словно бы ставя победу над Волан-де-Мортом в заслугу официальным властям, об этом говорили все без исключения маги в Британии, а может даже и за ее пределами. Британия праздновала победу над самым страшным и жестоким Темным Волшебником столетия. Британия возносила хвалы Мальчику-Который-Выжил.
Кейт с первых секунд возненавидела это дурацкое прозвище, которым с легкой руки какого-то журналиста Ежедневного Пророка окрестили маленького Гарри. Это было громко, пафосно и…неправильно. Что осталось от его жизни, если самые близкие для него люди мертвы, а жизнь его должна стать одной бесконечной борьбой? Кейт знала от Дамблдора кое-что, о чем не знали люди, которые шумно и радостно праздновали в эти дни падение Лорда Волан-де-Морта.
- Почему вы хотите отдать Гарри на воспитание в семью сестры Лили? – удивлению Кейт не было предела, когда позавчера в кабинете главы Визенгамота она задала Дамблдору вопрос о будущем Гарри. – Да будет вам известно, эта женщина ненавидит волшебный мир и все, что с ним связано! Она ненавидела Лили за то, что та была его частью, а теперь вы хотите отдать бедного ребенка, лишившегося родителей, к этим монстрам? Они же превратят его жизнь в ад! – девушка вскочила со своего места и сделала несколько нервных шагов по кабинету, скрестив руки на груди.
Дамблдору было ее жаль. Он видел, как она отчаянно пыталась держаться, видел ее напряженную как струна неестественно прямую спину и красные сухие глаза. Он видел мрачную решимость, которая горела в ее глазах, когда она сегодня переступала порог этого кабинета.
«Сириус Блэк был моим женихом».
Она сказала это просто и без обиняков, словно о погоде за окном, повергнув видавшего виды Верховного Судью Визенгамота в шок.
Она будет пытаться спасти Сириуса Блэка, понял Дамблдор, будет пытаться долго и мучительно, но… не спасет. Против нее и против того, за кого она собиралась бороться, был весь мир. А ей было явно не по силам тягаться с целым миром. Как бы она ни старалась.
- Мисс Милтон, для Гарри будет лучше, если он не будет знать правду о своем прошлом и о своих способностях… до поры до времени.
Кейт приготовилась было возражать, но последняя фраза директора заставила ее осечься на полуслове.
- Что вы имеете в виду, профессор Дамблдор?
- Только глупцы могут думать, что Волан-де-Морт пал в ту ночь в Годриковой Лощине. Он жив. Слаб, немощен, но какая-то часть его осталась существовать. И он возродится, поверьте мне. Рано или поздно. И он не успокоится, пока не довершит начатое, - в ясных голубых глазах директора Хогвартса не было ничего, кроме бесконечной усталости. Сейчас Кейт казалось, что ему тысяча лет, не меньше.
- Довершит начатое?
- Пока не убьет Гарри.
В комнате повисла напряженная тишина. Кейт неотрывно смотрела на директора, по-прежнему стоя посреди кабинета со скрещенными руками, и ничего не отвечала. Она могла бы начать спорить, но где-то в глубине души она понимала, что Дамблдор прав. Знала она и то, что он будет молчать об этом, но однажды все убедятся в том, что он прав. Даже если теперь ему никто не верит.
И вдруг неожиданная догадка пронеслась в ее голове. А что если Дамблдор не верит в то, что Сириус виновен? Все вокруг верили в его вину, она эта видела. И дядя Адам, сидящий сейчас за бескрайним письменным столом и нервно барабанивший пальцами по подлокотнику кресла, и непривычно тихая Мэдисон, и даже мама, вернувшаяся из Хогвартса вчера утром – они все верили в то, что Сириус виновен в том, что случилось с Поттерами. Они не говорили ей об этом прямо, но она читала это в их мимолетных взглядах, полных жалости. Так смотрят на маленького ребенка, который что-то не понимает, или просто на слабоумного человека. Который никогда и не поймет. И за эту жалость она почти ненавидела их.
Они все избегали смотреть ей в глаза. Они все не верили.
- Профессор Дамблдор, - голос ее дрогнул, как ни старалась она говорить твердо. Мелькнувшая в глазах девушки шальная надежда на секунду преобразила ее измученное изнуренное лицо. – Скажите, а вы… а вы тоже верите в то, что это сделал Сириус? Вы же знаете, что для него значил Джеймс! И он ни за что на свете бы не…
- Кэтрин, послушайте меня, - старый волшебник негромко перебил девушку и внимательно посмотрел на нее, - Лили и Джеймс доверились не тому человеку. Я знаю, что вам это принять гораздо сложнее, чем остальным, но вы должны это сделать. Как бы тяжело вам ни было.
Тогда еще Кейт не знала, что Дамблдор будет говорить эту фразу каждому, кто будет спрашивать его о том, верил ли он в виновность Сириуса Блэка. Действительно ли он верил в то, что говорил? Пожалуй, что не до конца, но это не имело никакого значения. Даже если бы он не верил в виновность Сириуса Блэка, не в его силах было что-то изменить. А значит, он не вправе был давать надежду бедной девочке, которая сейчас смотрела на него с немой мольбой и отчаянной надеждой во взгляде.
У Сириуса Блэка не осталось шансов на спасение, но она не хотела это признавать.
И вот теперь, два дня спустя, Кейт в одиночестве стояла у ворот деревенского кладбища в Годриковой Лощине. Умом она понимала, что ей не нужно было туда идти: среди тех, кто будет присутствовать на похоронах Лили и Джеймса Поттеров едва ли нашелся бы хоть один человек, который бы не верил в то, что вина за смерть Поттеров лежит на Сириусе. А она? А она всегда была с ним.
Кладбище было совершенно пустым в этот холодный осенний день, лишь вдалеке угадывалась небольшая группа людей, одетых в черное. Кейт медленно шла по главной кладбищенской аллее, стараясь не слишком нервничать. Но, несмотря на все усилия, девушку била крупная дрожь. Ни то от холода, ни то от волнения. Присутствующие пока не заметили ее, и она с ужасом ждала того момента, когда же это наконец случиться.
Странное дело, но тех, кто пришел проводить Лили и Джеймса, было до неприличия мало. Кейт успела разглядеть среди присутствующих Дамблдора, с отсутствующим видом смотревшего куда-то вдаль, профессора Макгонагалл, которая то и дело подносила к глазам платок, печального Слизнорта, несколько человек, знакомых Кейт по Хогвартсу и ордену Феникса и еще человек пять или семь, которых Кейт не знала. Эти люди смотрелись до ужаса сиротливо, стоя по обе стороны от огромной зияющей ямы и двух открытых гробов. Священник читал монотонную проповедь, уткнувшись в молитвенник, и, казалось, ничего не замечая вокруг. Но даже он заметил произошедшую вдруг перемену в настроениях присутствующих. Священник поднял глаза от молитвенника и посмотрел на девушку, появление которой внесло вдруг неожиданный диссонанс в их до сих пор такую мирную и тихую церемонию.
Всего в нескольких шагах от них стояла девушка и смотрела на присутствующих долгим задумчивым взглядом. Девушка как девушка, ничего примечательного в ней не было: наглухо застегнутое черное пальто, длинные светлые волосы, черный берет. В руках огромный букет белых лилий, которые источали вокруг тяжелый, только им одним присущий приторный аромат. Просто человек, который пришел на похороны. И все-таки ее появление вызвало… шок? Сначала все присутствующие просто молча взирали на нее, словно не решаясь поверить, что глаза их не обманывают и она действительно здесь, а потом, когда девушка сделала несколько шагов вперед и молча встала чуть в стороне, в толпе пробежал шепоток. Слов было не разобрать, но общий градус настроения угадывался безошибочно: незнакомка явно была здесь сегодня персона нон-грата.
Священник продолжил чтение прерванной было молитвы, и пару минут все шло довольно гладко. Но вдруг послеобеденную тишину осеннего кладбища нарушил чей-то звонкий резкий голос.
- Вы что, так и позволите ей здесь стоять?! Все разве забыли кто она? – Эммелина Вэнс сделала шаг вперед, обвела взглядом присутствующих, а потом уставилась на Кейт. Ее глаза полыхали ненавистью и неприкрытой злобой.
Кейт усмехнулась. Она почему-то ни секунды не сомневалась в том, что мисс Вэнс будет первой, кто кинет в нее камень. Кейт всегда ощущала неприязнь по отношению, которая исходила от вышеупомянутой девицы. Сначала она подозревала, что дело в Сириусе – Кейт казалось, что Эммелина всегда была неравнодушна к нему. А потом она поняла, что та просто не переваривает ее – саму по себе. И вот теперь они стояли по разные стороны от зияющей могилы и неотрывно смотрели друг на друга.
Кейт обвела взглядом присутствующих. Все молчали, но это молчание было красноречивее любых слов. Пусть молча, но они соглашались с тем, что говорила Эммелина. Просто у нее одной хватило мужества сказать все, что она думала вслух.
Ну и пусть. Ей наплевать. Она ни в чем не виновата, и никто не вправе запрещать ей быть здесь сегодня. Она пришла не для того, чтобы что-то кому-то доказывать или убеждать кого-то в чем-то.
- Мне нужно спросить твоего разрешения? Чтобы стоять здесь. Или ты устроишь склоку прямо над разрытой могилой?
- И правда, мисс Вэнс, сейчас не место и не время выяснять отношения, - профессор Макгонагалл строго посмотрела сначала на одну девушку, потом на другую. – Прошу вас, продолжайте, - она кивнула священнику.
- А я тоже не хочу стоять рядом с ней. Пусть уходит.
Кейт перевела взгляд на говорившего. Эдвард, ее бывший однокурсник, когтевранец, стоял рядом с Эммелиной, скрестив руки на груди, и мрачно смотрел на Кейт. Она усмехнулась. Хороший друг Дейва в прошлом, он очень осуждал ее, когда она начала встречаться с Сириусом.
- Что, Кейт, платишь по счетам? Жизнь все расставляет по местам, не так ли? – последние слова Эдварда звонко рассекли воздух, словно пощечина.
Кейт сдерживалась из последних сил, чтобы не заплакать. Она почти не плакала последние три дня, а вот теперь силы оставили ее. Последней каплей стало то, что она наконец-то решилась посмотреть на Лили и Джеймса. Спокойные, умиротворенные и… навсегда ушедшие. Навсегда. Кейт всхлипнула, круто развернулась и быстро пошла прочь. Белоснежные лилии упали из ее разжавшихся рук. Какая-то женщина молча подхватила их, но Кейт не обратила внимания. Она быстро шла прочь, ничего не видя из-за застилавших глаза слез.
Вдруг кто-то довольно крепко схватил ее за руку. Она остановилась и обернулась. К ее огромному удивлению напротив нее стоял Ремус Люпин, которого она отчего-то не заметила раньше. Но это был Ремус, осунувшийся, похудевший, но такой родной и знакомый, что Кейт не выдержала и разрыдалась, оставив всякие попытки сдержать слезы. Люпин притянул девушку к себе и начал гладить по волосам, нашептывая ей что-то успокаивающее. Так они и стояли посреди кладбищенской аллеи, обнявшись, понимая друг друга без слов.
С низкого серого неба начал срываться снег.
Первый в этом году.
Он падал на землю, но отчего-то не таял, как положено всякому первому снегу.
Кейт подняла на Ремуса заплаканное лицо и сказала:
- Ты должен вернуться. Не надо было уходить из-за меня.
Ремус отрицательно покачал головой.
- Я не желаю участвовать в этом фарсе. Не думаю, что они бы этого хотели.
Кейт ничего не ответила. Молча пошла вперед. Ремус постоял пару секунд, а потом пошел следом. В полном молчании они дошли до церкви. Снег усиливался, и сумерки начинали сгущаться: ранние, осенние, безнадежные. Кейт отстранено подумала, что нет ничего безнадежнее осенних сумерек.
Кейт и Ремус поднялись по каменным ступенькам церковного крыльца. Люпин прислонился спиной к закрытым дверям, а Кейт встала у края верхней ступеньки, неотрывно глядя куда-то вдаль, на бескрайнюю равнину, серую и какую-то безнадежную.
- Я помню, как впервые попала сюда, в Годрикову Лощину. Тогда была весна, и все было в цвету. А у Лили было такое красивое зеленое платье, помнишь? – Кейт вдруг улыбнулась, впервые за эти дни. Воспоминая о тех днях, когда они были все вместе, и были счастливы, согревало, заполняло зияющую пустоту внутри утраченным светом, исчезнувшим смыслом. Люпин тоже улыбнулся, а потом открыл тяжелые двери, жестом приглашая девушку войти внутрь церкви. На улице становилось слишком холодно.
Они сели на одну из бесчисленных скамеек. В первом ряду, прямо перед алтарем. Кто-то предусмотрительно зажег перед распятием несколько свечей, пламя которых слегка колыхалось от сквозняка, отчего тени, отбрасываемые свечами, казалось, танцевали какой-то причудливый танец. Было очень тихо. Пахло ладаном и едва уловимо какими-то незнакомыми цветами.
Они вспоминали. День за днем, месяц за месяцем их прошлую счастливую жизнь. Жизнь, в которой не было боли, страха, не было смерти. Сейчас казалось, что это было не с ними. Они говорили и говорили, говорили о Лили, и Джеймсе, и Гарри. Вот только имя Сириуса они обходили стороной, отчего разговор то и дело стопорился, как будто они то и дело натыкались в темноте на какую-то невидимую преграду. Это было сродни пыткам. Медленным и мучительным. Он незримо присутствовал в каждом прожитом ими дне. И в оглушающей тишине маленькой церкви им явственно слышался его звонкий громкий смех, которым была наполнена вся их прежняя жизнь.
Это было невыносимо.
Кейт закрыла лицо ладонями и глухо застонала.
- Когда суд? – тихо спросил Ремус.
- Через неделю. Но знаешь, что самое ужасное? Она уже все решили. Приговор уже вынесен. Суд – чистая формальность.
- Ты будешь присутствовать?
- Заседание будет закрытым. Приказ министра. – Кейт сжала руки в кулаки. – Скажи, Рем, ты веришь в то, что это сделал Сириус? – впервые в их разговоре прозвучало его имя. Кейт выжидающе смотрела на своего собеседника.
- Я не знаю, Кейт, во что я верю, - Люпин улыбнулся девушке печальной улыбкой. – Видит Бог, я отдал бы все на свете, чтобы это было не так. Но есть факты. А с ними спорить трудно.
Девушка усмехнулась. Вера в дружбу на одной чаше весов, а на другой...
Никто кроме нее не верил в его невиновность. Нет, она не винила Ремуса за его ответ, и была благодарна, что он честен с ней, и все же… Все же ей так хотелось, чтобы хоть кто-то, хоть кто-нибудь сказал ей эти слова, слова, которых она так ждала. Но никто, никто так и не произнес их. А это могло означать, что весь мир впал в одно общее заблуждение, а могло… могло означать, что это она слепо верит в то, чего нет. И не хочет принять истину.
- Как ты думаешь дальше жить, Кейт? – Люпит сидел, сцепив руки в замок перед собой и положив на них голову.
- Я не знаю, как мне жить дальше. Мне страшно. Трудно. У меня совсем ничего не осталось, понимаешь, даже надежды на то, что когда-нибудь все будет хорошо. Иногда я думаю, что мне было бы легче пережить его смерть, чем то, что ждет меня. Я бы знала, что это конец, и рано или поздно смирилась бы. А теперь… Теперь я обречена на вечное ожидание, которое никогда не будет вознаграждено. Я буду знать, что он есть, что он дышит, живет где-то, пусть далеко от меня, но живет. И я могла бы обнять его, взять его за руку, посмотреть ему в глаза… Я могла бы прожить с ним жизнь, но он никогда не переступит порог моего дома. Я люблю его, Рем, и не смогу без него. Но мне не оставили выбора.
Они посидели еще немного, но все уже было сказано, а говорить обо всем по второму разу было слишком мучительно.
Уходя, Кейт зажгла свечу. Несколько секунд она в задумчивости смотрела на пламя, а потом спросила Люпина:
- Разве этого мы все для себя хотели? Разве об этом мечтали Лили и Джеймс, когда говорили друг другу венчальные клятвы перед алтарем, или когда крестили Гарри? Почему все это случилось с нами?
- Наверное, это судьба, - ответил ей Ремус. Она снова усмехнулась.
- Да будь она проклята, такая судьба! – ее неожиданно громкий голос отозвался под сводами церкви гулким эхом. Через несколько секунд за Кейт закрылись двери, и снова все погрузилось в тишину.
Ремус провел ладонью по щеке.
Щека была мокрой.
Когда Кейт вернулась на могилу Лили и Джеймса, давно и безнадежно стемнело. Кладбище опустело, все разошлись. Могильный холм был чуть припорошен снегом. И много цветов, которые завтра обратятся в тлен.
Ее букет все-таки не выбросили. Она заморгала часто-часто, стараясь снова не разреветься.
И вдруг что-то заставило ее насторожиться. Она была не одна здесь, кто-то стоял за ее спиной, и этот кто-то был не Ремус.
Девушка медленно обернулась и потрясенно воззрилась на того, кто стоял позади нее. Видит Бог, это был последний человек, которого она ожидала здесь сегодня встретить.
