Глава 28. Покаяние как изменение Вот милое лицо искажено печалью.
Вот вскинута ладонь под кромку топора.
И этот скорбный жест все разгадать не чаю.
Понять бы уж пора, что каяться пора.
Её звали Элис. И ей было пять с половиной лет. Так что мама сочла её достаточно большой, чтобы поручить ей уход за котёнком. Кошка нужна в хозяйстве, чтобы держать в рамках мышиную популяцию. И с кошкой в доме уютней.
Всё это было понятно и логично. Но Элис сомневалась. Котёнка принесла соседка, у которой была кошка с котятами. И он находился в плетёной корзинке, накрытой белой тканью, по которой в тот солнечный день плясали тени от раскачивающихся деревьев. Маленькие острые коготки с неимоверной скоростью вцеплялись в ткань, охотясь за пляшущими тенями.
- Хочешь нести корзинку, Элис? - спросила мама.
- Нет, - девочка спрятала руки за спину. Элис вовсе не была трусихой, но эти когти внушали некоторые опасения.
- Почему же? - удивилась мама.
- Я понесу, - галантно вступился приятель Элис, который хоть и был младше её на полгода, успел уже навидаться всяких странностей, и шестинедельный котёнок был ему не в новинку.
Так началось их знакомство. С уважительной опаски. Но ко всему привыкаешь, и очень скоро белая в серых крапинках кошечка заняла особое место в сердце девочки. Так что Элис очень огорчилась, не найдя свою любимицу однажды утром.
***
Для того чтоб взяться за нож и воткнуть его в живую плоть, душе нужно некоторое время провести во тьме, чтобы зачерстветь.
Карцер с крыльца Матушкиного домика насмешливо наблюдал, как деревенские, побросав погасшие факелы и стукаясь о принесённые с собой вилы, косы и прочие сельскохозяйственные орудия, удирают проч.
Но бывает и так, что рождаются такие, кто является олицетворением самой тьмы на двух ногах.
Матушка Ветровоск вернулась как раз вовремя, чтобы наблюдать кульминацию народного «похода».
- Стоять, - негромко велела она.
Люди, обычно, не ждут подвоха, поэтому не замечают, вроде бы, на первый взгляд, очевидных вещей.
После короткого разговора со своей ведьмой, люди поспешили убраться, с рыси перейдя на галоп.
- А ты останься, - сказала Матушка Шону.
Шон послушно замер. Его Матушка отправила за водой. Нужно было отмыть Карцера, которому было велено собирать дрова и разжигать печь, чтобы греть воду. Воды требовалось много, потому что Карцер был очень грязный.
Во время помывки Карцера, начали возвращаться люди. Они тащили посуду, мебель, еду, одежду и доски для починки матушкиного дома. У кого что было лишнее. Чтобы восстановить обстановку в домике. Матушка Ветровоск считала подобное времяпровождение гораздо полезнее, нежели любое народное восстание.
Матушка стирала карцерову одежду, пока он сам плескался в корыте. Карцер был почти счастлив. Единственное, чего ему не хватало для полного счастья – так это маленькой резиновой уточки. За отсутствием таковой, он развлекался тем, что брызгал мыльной водой на добровольных матушкиных помощников, а когда те возмущались, делал невинную мину, мол, это не я. Некоторые привычки и щёлочью не вытравишь.
Люди, сделав доброе дело в виде восстановления мебели, подобострастно сгрудились на пороге – не нужно ли ещё чего-нибудь ведьме. Матушка милостиво разрешила им удалиться. Постращав напоследок, в воспитательных целях.
Карцер, замотанный в лоскутное одеяло, сидел на полу у очага, а над ним, на верёвках, сохли его вещи. Матушка Ветровоск села на восстановленное кресло-качалку, и взяла одну из конфискованных у Шона книг. Ни Карцер, ни она сама не были столь сентиментальны, чтобы читать сказку-на-ночь, но именно это Матушка и собиралась сделать. Он знала, что Карцер был тем человеком, который был способен оценить подобную шутку.
Книг было две: кроме дневников генерала Тактикуса, то самое «Искусство боя», которое прислали Веренсу по ошибке, вместо «Искусства брака». Матушка Ветровоск не доверяла книгам. Ведь многие из них были написаны уже умершими людьми. И тут Матушка осуждающе поджимала губы. Это она и высказала Карцеру с неодобрением в голосе.
Карцер подумал, и сказал:
- Они были мертвы в момент написания? – он уже почти не картавил.
- Ну… Э-э-э… Возможно, - не спасовала Матушка.
- Я убивал…
Матушка сделала вид, что нет ничего интереснее книги у неё в руках.
- Некоторых убить трудно… - Карцер исподтишка наблюдал за ведьмой.
Но та даже бровью не повела. Она развернула Шоново «Искусство боя» и показала Карцеру одну из картинок, где схематично изображенные люди лупили друг друга чем ни попадя.
- Учись.
Но Карцер отвёл глаза.
- Не хотел убивать, - с некоторым вызовом продолжил он.
- Но научился… - тихо произнесла Матушка, угадав где-то под этой бравадой и вызовом старую боль. – Плохо научился! – сказала она так резко, что Карцер уставился на неё с удивлением. – Смотри, как надо.
***
- О боги, - пробормотал командор Ваймс, прочтя последнюю депешу из Ланкра. Он покосился на патриция.
- Поселяне с вилами это посерьёзнее нападения пчёл, - заметил тот, отбирая депешу у командора.
Ваймс был не в восторге. Он вполне мог представить себе и улыбку Карцера, и то воздействие, которое она оказывала на людей. Но как он мог убедить правителя города в отнюдь не воображаемой опасности.
- Хорошо, - если уж люди так хотят получить ходячий кошмар по имени Карцер, Ваймс не будет им мешать. – Я не верю, но раз вы так хотите… - командор развёл руками.
- Спасибо, ваша светлость, - Витинари отдал бумагу секретарю. – Ваше мнение для нас очень важно, - затем взглянул на командора стражи, и добавил: - Не смею вас задерживать.
Ваймсу стоило большого труда воздержаться от плевка на ковёр или ещё какого-либо жеста досады.
- Стоило ли злить герцога Ваймса, сэр? – осторожно спросил Барабант, аккуратно помещая депешу в папку.
- Не это страшно, Барабант, - Витинари тихо вздохнул. - Убить невиновного – вот что страшно.
- Но Карцер виновен, - возразил секретарь.
- Да, - согласился патриций.
***
Вездесущие мальчишки нашли котёнка, и рассказал об этом Элис. Им пришлось довольно долго идти лесом, а потом карабкаться в горы.
Он висел на обрывке шнурка довольно высоко на сухом дереве. Из за густого колючего кустарника подойти к дереву не представлялось возможным. Элис смотрела на грязное мохнатое тельце, безвольно свисающее с ветки, но не плакала.
