Глава 3Магический Лондон.
Ему снился Сириус Блэк...
Сириус. Совсем еще юный. Еще школьник. Безудержно смеющийся. Яркие синие глаза, яркие белые зубы, ни единой ниточки седины в черных волосах… На нем была школьная парадная мантия. А галстук в красно-золотую полоску был развязан почему-то и глупо болтался на шее.
— Идем, Луни! Идем! Джеймс ждет, давай же! – произнес Сириус хрипловатым взрослым голосом – такой голос у него был уже после Азкабана, где он надорвал голосовые связки, крича от ярости в своей одиночной камере.
Это несоответствие – юного облика и взрослого голоса – как-то смущало… Было в этом что-то неправильное. Ненастоящее.
— Иди же, копуша! – Сириус протянул ему руку.
И Ремус поднял руку, чтобы уцепиться за руку друга, чтобы подняться – он почему-то лежал, и ощущал себя так странно, словно находился под действием парализующего заклятья. Он попытался дотянуться до протянутой ему руки – и тут гриффиндорский галстук шее Сириуса ожил, превратился в красно-золотую полосатую змею, свился кольцом, потом снова стал галстуком, но был уже завязан, как удавка, и рванул Сириуса за шею – назад…
Красная вспышка…
Сириус падал, падал назад, выгнувшись дугой, падал с болью и удивлением на лице, он падал сквозь древнюю серую шепчущую арку, сквозь Завесу, он падал – а Ремус тщетно тянулся за ним, пытаясь ухватить его за руку, за край мантии, ухватить, остановить… Не успел. Как всегда – не успел. Сириус упал.
А Ремус проснулся.
Тяжело дыша, с судорожно бьющимся сердцем, мокрый от пота, запутавшийся в простынях. В глазах кипели слезы. Он вытер их тыльной стороной руки. Вытер пот со лба. Какая жара… В щелочку между плотными шторами проникало солнце – узкой яркой полосой. Сейчас полдень? Или даже позже? Ремус приподнялся на локте и взглянул на старые напольные часы. Три часа дня. Ничего удивительного, когда ложишься в семь утра… Он потянулся за палочкой, прошептал заклинание – в комнате стало прохладнее. Полежал еще немного, пытаясь как-то придти в себя.
Сны про Сириуса были худшими его снами. Иногда после пробуждения его охватывало такое черное отчаяние, что не хотелось жить. В конце концов, Сириус звал его туда… Туда, где они уже собрались все… И вряд ли там будет хуже, чем здесь. И уж точно – не так одиноко.
Но право на смерть надо еще заслужить… По крайней мере, право на добровольный уход. У Ремуса такого права пока не было. У него было слишком много обязанностей на этом свете. И первая, наиглавнейшая из них – Гарри. Ремус унаследовал ответственность за Гарри от двоих своих погибших друзей. И, хотя он любил мальчика – да и вообще любил детей, – он чувствовал себя обремененным этой ответственностью. Раньше как-то все было проще… Пока он был настоящим оборотнем. Пока он был опасен. Пока ему запрещали даже приближаться к Гарри. И потом – пока Сириус был жив, у него была привилегия крестного, и Гарри принадлежал ему. Потому что лучшим другом Джеймса был все-таки Сириус, а не Ремус. В юности Ремус никогда не был так близок с Сириусом и Джеймсом, как они – друг с другом. И все же Джеймс никогда не был так близок Сириусу, как Ремус в последние два года жизни Сириуса, когда у Сириуса никого не осталось, кроме Гарри, а Гарри – всего лишь ребенок… Гарри не мог понять, что такое – настоящее одиночество, а Ремус мог. Гарри мог быть утешением, но не мог быть поддержкой. А Ремус поддерживал Сириуса. Но не удержал его, когда тот падал сквозь Завесу. Так медленно…
А вот Джеймс и Лили ему почти никогда не снились. Почему-то. Возможно, потому, что он не видел, как они умирали. Но ведь он участвовал в разборе их разрушенного дома. И это он нашел Джеймса… Там, где когда-то была их столовая. На пороге детской. Джеймс упал на пороге детской. И разбитые очки свисали с его лица, дужкой зацепившись за ухо. Он был такой бледный… Белый. Будто обескровленный. А палочка в его руке сгорела – опалив ладонь. Их с Лили положили рядом – прежде чем отправить в мертвецкую при больнице святого Мунго. Когда Лили опустили на землю – Ремус не запомнил, кто, он стоял на коленях возле Джеймса, в шоке от осознания непоправимости случившегося – ее рыжие волосы разлетелись веером и несколько прядей легли на плечо и на лицо Джеймса. Шелковистые темно-рыжие пряди, такие блестящие и такие живые на мертвом белом лице…
Лица мертвой Лили Ремус просто не помнил. Кажется, он так и не решился на нее посмотреть. Он все время смотрел на Джеймса.
Скрипнув зубами, Ремус встал.
Контрастный душ – очень горячий, потом ледяной, потом снова очень горячий, и снова ледяной. Это очень бодрило. Не стал вытираться, прямо на влажное тело набросил халат. Долго и старательно брился и чистил зубы. Сириус никогда не понимал его пристрастия к аккуратности во всем – начиная с бритья и заканчивая тем, как сложены вещи в сундуке. Но Сириус умудрялся выглядеть элегантным и неотразимым, даже после побега из Азкабана и долгих скитаний, даже обросший и грязный. Однако это талант, с которым надо родиться.
Ремус прошлепал на кухню, налил себе воды, добавил двенадцать капель снейпова зелья. Последний рецепт был наиболее удачен: не надо было ничего варить, достаточно капнуть в воду нужное количество специальной настойки – с каждым днем прибывающей луны на каплю больше. Новое зелье напрочь исключило превращения. Ремус больше не чувствовал зов луны. Он не слышал голоса стаи. Ну, а то, что побочным эффектом были судороги и страшные боли в течение трех ночей подряд – так ведь к боли ему не привыкать… У прежних средств были побочные эффекты и противнее, а действие – куда как слабее. Правда, из-за такого успешного действия нового зелья Ремус утратил примерно половину тех вполне удобных для жизни качеств, которые получил, заразившись ликантропией: огромная сила, ловкость, реакция, быстрое заживление ран, острое обоняние и ночное зрение – все это у него было и он с удовольствием этим пользовался. Но уж лучше жить с недостатками обычного человека – обычного колдуна! – только не слышать зов и не бояться, что в это очередное полнолуние зверь все-таки прорвется сквозь барьеры из зелий и заклинаний…
Ремус варил себе кофе, когда в окно влетела сова и запуталась в занавеске. Предусмотрительно сняв кофейник с огня, он осторожно высвободил протестующе вопящую и клюющуюся птицу. Летать по яркому солнцу не любили даже магические совы, а тут еще штора – такое унижение…
Большая ушастая сова. Птица Северины Хьюитт.
Ремус погладил ее по мягким перьям. Аккуратно снял с лапки послание. Прежде чем читать, налил птице воды и накрошил мяса. Он и так приблизительно знал, что там в письме… Северина была таким же, как Ремус Люпин, профессиональным охотником за нечистью. Иногда она предлагала ему совместную работу – если понимала, что с очередным объектом (или объектами) не сможет справиться в одиночку.
А чем еще может зарабатывать на жизнь оборотень? А тем более – профессиональный аврор? В такое мирное время, как сейчас, когда Министерство Магии ставит все возможные препятствия для истинной деятельности Авроров, то есть – не позволяет вычислять и арестовывать черных магов. А уж подавно – в такое мирное время, как двенадцать, десять, семь, пять лет назад, когда черные маги таились и боялись, и министерство официально уволило большинство Авроров за невостребованностью, и надо было как-то зарабатывать себе на пропитание, а некоторым вот надо зарабатывать на пропитание не только себе. Хорошо еще, Министерство ни в какие времена не запрещало преследование и уничтожение вампиров, агрессивных оборотней, огров, троллей, призраков, боггартов и всевозможных злобных представителей многочисленного семейства фэйри, всех, кто охоч до человеческой крови и плоти, а иной раз и на колдуна может покуситься. Правда, на колдунов они покушались редко. Опасная добыча. Куда как проще с магглами. Но магглам нельзя было позволить поверить в существование нечисти, потому что от этого один шаг до осознания истинной картины мира, чего Министерство Магии никак не могло допустить. А потому охотникам на нечисть платили – за каждого уничтоженного, по четкому тарифу, в зависимости от сложности работы. Самое сложное – вампир, самое простое – боггарт.
Да еще и частные заказы случались. Когда какой-нибудь колдун желал без огласки и без взыскания со стороны Министерства стереть следы своей неудачной магической деятельности, привлекшей каких-либо грозных тварей.
Частные заказчики платили больше.
И Ремус мог регулярно посылать деньги матери и сестре. Они обе нуждались в материальной поддержке. Ну, а то, что они не слишком радовались его визитам – к этому Ремус привык уже давно. В конце концов, его ликантропия доставила родителям достаточно проблем. У матери в ее тридцать девять родился второй ребенок, Ремусу уже исполнилось пятнадцать, и Мародеры были ему гораздо интереснее и ближе духовно, чем родители. Сириус, Джеймс и Питер относились к его ликантропии с веселым любопытством и их сочувствие не было тягостным – в отличие от сочувствия, которое из года в год выказывали ему родители, считавшие его ликантропию общей семейной бедой. Когда родилась Кэти – Ремус вздохнул спокойно: теперь родители немного отвлекутся от его персоны на другого ребенка. Но он не ожидал, настолько они отвлекутся… Особенно – мать. Малышка Кэти была тихая и милая, а главное – здоровая… Никакой ликантропии. Никакого воя в полнолуние и угрозы для окружающих. Не нужно было переживать за туманное ее будущее. И понятно, что мать обезумела от счастья. И от страха, что с этим ребенком тоже случится какая-нибудь беда.
Ремус, конечно, не был виноват в том, что его заразили. Но и Кэти не была виновата в том, что старший братец как-то во время приступа вышиб дверь подвала и крушил мебель в доме, воя от ярости… Она тогда испугалась до заикания. А еще сильнее испугалась мать. Кэти была для нее главной радостью в жизни, идолом, божеством, Кэти была для нее всем – всем тем, чем не был Ремус. Кэти была удачным ребенком. Поэтому маму можно понять в ее решении держать Кэти подальше от Ремуса. Отец не поддержал ее в этом решении – и тогда мать с Кэти уехали. Так по вине Ремуса распалась их семья… А вскоре отец умер. В одиночестве. Чего мать и Кэти Ремусу так же не простили. И сам себе он этого тоже не простил.
Половина ежемесячного заработка – сестре и матери. Еще значительная часть – на орудия труда. Одной палочкой и заклинаниями с вампиром не справишься. И с оборотнем тоже. Нужно современное маггловское оружие. Нужны серебряные пули. И фосфорные. И еще много чего нужно – для каждого вида нечисти служило свое оружие… Правда, Ремус все равно мог бы ходить и не в такой потрепанной и залатанной мантии – временами сочувственные взгляды детишек заставляли его краснеть от стыда. Но детишки не понимали истинной подоплеки… Оборотень не может быть прилично одет. Оборотень не может снимать хорошее жилье. Оборотень должен демонстрировать всем окружающим свою запредельную неудачливость. Чтобы не вызвать ненависти большей, чем та, что и так уже встречает его на каждом шагу.
Ремус Люпин жил в очень скромном номере пансиона миссис Мак-Кой в одном из мрачнейших районов колдовского Лондона. Но у него был еще и вполне приличный дом в маггловском предместье. Об этом доме знали только самые близкие друзья. И в Министерстве Магии, конечно, знали, но закрывали на это глаза. Почти все охотники за нечистью вели вторую жизнь среди магглов. Это было им необходимо для их работы. Тесные контакты с магглами. Доскональное знание особенностей маггловской жизни.
Жить среди магглов Люпину нравилось куда как больше, чем среди колдунов. Там все было проще… И соседи симпатичные. И никто даже заподозрить не мог в нем оборотня! Только вот это был не его мир. И он ощущал это каждый миг…
Его мир был здесь. Но здесь ему было одиноко и плохо. Каждый миг с того ужасного дня, когда Сириус Блэк упал за Завесу…
Ремус налил себе кофе, щедро положил сахар, размешал, сделал первый глоток – и только тогда развернул послание Северины.
«Сегодня в 18.00 буду у тебя. Срочный заказ в Норфолке. Анима-вампиры. Сделать надо сегодня же ночью. 300 галеонов за голову. 7 голов. Встреча с заказчиком – после захода солнца».
Ремус усмехнулся и с удовольствием глотнул еще кофе.
Встреча с заказчиком после захода солнца… На их языке это значит, что заказчик – вампир. Иногда приходилось идти на подобные компромиссы…
Анима-вампиры. Особая разновидность вампиров – восставшие из мертвых, но не обретшие сознания. Настоящий «высший» вампир получался при обмене кровью между вампиром и посвящаемой жертвой, плюс – при условии согласия жертвы на принятие темного бессмертия. А при попытке насильственного обращения становились вот такими… Бессмысленные твари, прожорливые, жестокие, жадные и неосторожные. Убивают без разбора людей и животных.
Настоящие, или «высшие», вампиры соблюдали Закон Маскарада, редко когда брали крови столько, что это могло привести к гибели жертвы, и всегда накладывали заклятие забвения, а если убивали – то соблюдая целый ряд правил и предосторожностей. Что не делало их приятнее – ведь они все равно убивали, и убивали много! Но высшие вампиры хотя бы не представляли настоящей угрозы колдовскому сообществу, пока не расплодились настолько, чтобы предпринять еще одну попытку открытой конфронтации – той бойни в пятнадцатом столетии им хватило, тогда погибли все Древние, а нынешние уже не могут сравниться с ними силой и возможностями… Высшие вампиры жили осторожно и скрытно. Колдуны, подобные Ремусу, охотились за ними, но только потому, что законы в отношении этих тварей с пятнадцатого столетия не менялись, да и потом – охота на высшего вампира была интересным и рискованным развлечением: чего стоит только вычислить его!
Но анима-вампиры – совсем другое дело. Анима-вампиры не знали никаких законов и не накладывали заклятий на тех, кто их видел. Впрочем, те, кто их видел, редко оставались в живых… Высшие вампиры их ненавидели и старались уничтожать – разумеется, не из-за осуждения их неблаговидных поступков, а из страха, что анима-вампир может попасться магглам и тогда есть шанс, что магглы все поймут. Поймут, каков на самом деле этот мир. И колдуны охотились на них – даже активнее, чем на высших. Ведь анима-вампиры тоже умели создавать себе подобных. Собственно, каждый убитый ими человек на третью ночь поднимался таким же… Все маггловские легенды об эпидемии вампиризма имеют в своей основе реальные истории об анима-вампирах. И если для высшего вампира создание подобной твари было редкостью и практически несчастным случаем, то для анима-вампира создание себе подобных было частью существования. Они были – как чума, как пожар… Заведется один – и через две недели их будет уже дюжина, и каждый новый создаст еще дюжину…
Забавно, что магглы в своих книгах давно уже слили черты анима-вампиров и высших вампиров. Но восприятие магглов – это уже другой вопрос и другой предмет… А Ремус Люпин в течение целого года преподавал защиту от сил зла. И это был единственный предмет, который его по-настоящему интересовал.
Дамбльдор взял его специально именно тогда, когда Гарри Поттер пошел на третий курс, когда по программе проходили всевозможную нечисть. То, в чем Люпин действительно разбирался. На четвертом курсе его в любом случае собирались заменить Аластором Грюмом, потому что в программе были заклятья и защита от черных магов… Так что Северус Снейп лишь немногим ускорил уход Люпина из Хогвартса, когда выдал тайну его ликантропии.
Правда, Ремус все равно злился на Снейпа. Хоть и понимал, что причиной его предательства была не прежняя детская ненависть и не зависть к его популярности среди школьников, а вполне искреннее опасение за жизнь и здоровье подопечных. Чего они, эти самые подопечные, разумеется, не поняли и не оценили. Милые детки… Рассмеявшись от удовольствия при этом воспоминании – ах, как же Гарри ненавидел Снейпа, за все, и в том числе за то, что Снейп предал профессора Люпина! – Ремус достал из ледника бекон и принялся нарезать его тонкими ломтиками – для яичницы. Раньше после приема утренней порции зелья его часа четыре тошнило так, что он даже подумать о пище не мог. А теперь – ничего. Всего каких-то сорок минут прошло – а уже есть хочется. Снейп, конечно, гений…
До прихода Северины еще почти два часа. Надо проверить арсенал. Если чего не хватает — он еще успеет сбегать купить. Знакомый торговец маггловским оружием всегда к его услугам.
Вампир платит колдунам за уничтожение анима-вампиров только в одном случае: если эти твари – результаты его неудачной деятельности… Убивать собственных «птенцов» трудно и ослабляет вампира. Даже если птенцы – такие вот ущербненькие… К тому же, если их много, а семь – это много, то вампир в одиночку с ними не справится. А посвящать других вампиров и просить их о помощи тоже не будет, потому что по их законам за подобные промахи и за угрозу Маскараду полагается суровое наказание.
Семь. Этих тварей семь.
А следующей ночью их может оказаться больше, чем семь… Может быть, они успели кого-то еще убить и у этого — или этих! — как раз придет время подниматься.
Скоро годовщина смерти Сириуса. Чем ближе становилась роковая дата, тем более несчастным и злым чувствовал себя Ремус. И тем больше радовался возможности кого-нибудь убить. А заодно и рискнуть. Благородно так рискнуть…
А вдруг, ему повезет?
В смысле… не повезет? Хорошо так не повезет? И он даже не будет виноват, он ведь всего лишь выполнял свою работу…
И тогда в последний свой миг он успеет ухватиться за руку Сириуса.
