Понедельник навсегдаПослушай, дорогая, я не думал, что
Продолжать этот кошмар будешь ты.
(с) Ночные снайперы
Наступивший вторник у профессора Снейпа был понедельником. Тело болело в самых неудобных местах. Пожалуй, даже его ныне покойный одноклассник Ремус в новолунье бывал немного половчей. Снейп с трудом дошел до мадам Помфри, помогая себе медицинскими заклятиями. Мадам Помфри никогда не задавала лишних вопросов, но в этот раз не удержалась от риторического «Кто ж вас так?» Снейп промолчал – не отвечать же «аврор в порыве страсти». Даже для бывшего беглого преступника и циника с его стажем такая шутка была бы чересчур. А правда всегда кажется невероятной.
На втором уроке профессор Снейп впервые за двадцать пять лет рассыпал свои ингридиенты. Тупым второкурам было не понять раздражительной торопливости, с которой он собрал рассыпанное несколькими пассами палочки, равно как и значения этого эпохального события. Северус Снейп был влюблен как кошка. Это совершенно не шло к его возрасту, темной фигуре и язвительному языку. Это было решительно ни с чем не сообразно. Северус Снейп убил бы любого, кто попытался бы ему предсказать, что он потеряет голову от невыносимой всезнайки Грейнджер, хотя бы потому что всегда знал, что так оно и будет. И судя по тому, как быстро Гермиона исчезла вчера от камина, с ее стороны это тоже было больше, чем прихоть. Короче говоря, в первый раз после памятного Хэллоуина Северус Снейп был в тихом ужасе и поминутно спрашивал себя: «Ё-моё, что ж я сделал-то?»
Конечно, сорокет это вам не двадцатничек, и Снейп даже не думал снова бежать вышибать из кого-нибудь слезу своей трагической судьбой. Хотя мысль покаяться во всем директору МакГонагалл ему в голову пришла и несказанно его порадовала. Снейп некоторое время повыдумывал трогательную историю, которая должна была начинаться со слов «как только я ее увидел в первом классе…» и вполне могла довести МакГонагалл до инфаркта, а Снейпа до потери учительского места. Тщательно выдуманная история трогательной любви с элементами садо-мазо между профессором и первоклашкой привела Снейпа в его обычное циническое расположение духа и вернула ему душевное равновесие. Ровно на две недели, до понедельника.
Понедельник, как известно в волшебном мире любой собаке, включая покойного анимага Блэка, начинается с субботы. В субботу утром Северус Снейп аппарировал в центр гостиной аврора Грейнджер. Снейп был в своей обычной мантии и без цветов. Гермиона была в домашнем халате на армейское х/б и с утренним вариантом обычного отсутствия прически, который, после того как она постриглась по-военному, очень напоминал ее лучшего друга. Встреча явно обещала быть бурной.
- Тебя в детстве не учили, что аппарировать в гости – это хамство? – спросила Грейнджер.
- Тебя в аврорате не учили замечать слежку и ставить дома защиту? – тут же парировал Снейп, который был немного удивлен тому, как легко оказалось проникнуть в дом самого ненавидимого всеми темными магами аврора. – Кстати, я считал, что мы с позапрошлой недели без церемоний.
Если бы Снейп успел что-то подумать, он бы понял, почему аврору Грейнджер было плевать на сумасшедших, которые могут решиться аппарировать к ней домой. Но подумать Снейп ничего не успел и просто сполз вниз по стенке, впечатанный в нее Экспеллиармусом такой силы, что нарвись гражданин Вольдеморт на такое на фамильном кладбище, без руки остался бы не только Петтигрю. Грейнджер не зря предупреждала Снейпа, что она быстрее.
Снейп был все-таки не Вольдеморт, а потому заклинание в последний момент было пущено немного вкось, что не помешало Снейпу отрубиться на добрых пятнадцать минут. Когда сознание начало возвращаться к несчастному профессору, он почему-то подумал, что та Гермиона, которую он помнил со школы, тоже могла так приложить, но через минуту после этого она бы уже сидела рядом с ним на полу и с милой глупостью вытирала бы у него с лица кровь, забыв, что у нее есть палочка. Настоящая аврор Грейнджер сидела на диване и спокойно смотрела на приходящего в себя незваного гостя. Она не откинулась небрежно назад и не привстала в полудвижении помочь. Девочку с длинными каштановыми волосами можно было давно считать погибшей на волшебной войне. Но и притворства в теперешней Грейнджер не было.
- Подлечить, или сам справишься? – грубо предложила Грейнджер. – В следующий раз не хами.
Ей хотелось обругать паршивца, влепить ему вместо Экспеллиармуса пару пощечин и крикнуть: «почему не писал?» Может быть, даже хотелось заплакать, как обычной двадцатилетней девчонке. Но биография у нее была другой, и характер был другим, и мужчина был другим – в общем, у Гермионы все всегда было не как у людей. Только это ее в жизни и спасало.
- Дамблдор побольше ценил своих агентов, - с издевкой пожаловался Северус, вставая.
Грейнджер выразила несогласие движением брови, странно похожим на подобную гримасу Снейпа, и посоветовала сравнить ее с Вольдемортом.
- Могу организовать встречу с МакНейрами, отцом и сыном, - предложил Снейп. – С тебя завтрак.
- Лимонные дольки? – тут же предложила Грейнджер. – Или милейший Альбус за агентурные сведения жарил тебе яишенку? А может, цветы дарил?
- В отличие от твоего любимого директора, я натурал, - ответил Снейп, проходя за своей бывшей ученицей на кухню. – Могла бы и заметить.
- Ну мало ли, - Грейнджер вытаскивала из холодильника свои любимые маггловские продукты, немного шокирующие профессора своей экзотичностью и длинным списком ингридиентов на упаковке, что профессиональному зельеделу было совсем не по нутру, - может, ты бисексуал. И вообще от педофилии до педерастии один шаг.
Кухня Грейнджер была явно мала для дуэлей, и нескольким предметам обстановки не поздоровилось.
- Будет отбито снова и снова, Северус, - сообщила Грейнджер, - пока ты не поймешь, что я быстрей. Если побьешь посуду – будешь жрать на завтрак черепки. Доступно?
Пожалуй, в первый раз за свою двадцатилетнюю учительскую карьеру Северус Снейп задумался о справедливости поговорки «Что посеешь, то и пожнешь.»
- Йогурт будешь? – спросила Грейнджер уже менее воинственно.
Снейп вопросительно на нее посмотрел. После позапрошлого понедельника он опасался соглашаться непонятно на что с участием Грейнджер. Да, когда-то он не боялся даже Вольдеморта. И да, он знал, что его бывшие подельники теперь боятся Грейнджер больше своего прежнего хозяина. В некотором смысле он их понимал – ему всегда казалось, что в Гриффиндор распределяют тех, кого в детстве роняли из люльки головой. У Грейнджер, по мнению Снейпа, от такого несчастья не отшибло мозги, как у большинства гриффиндорцев, но некоторые предохранители удара все-таки не выдержали.
- Северус, это йогурт, - сказала Грейнджер уже весело, показывая Снейпу маленькую баночку. – Йогурт, это Северус. Ты б хоть у профессора маггловедения конспекты забрал, прежде чем ее заавадили.
Северус Снейп знал, что Грейнджер появится у него утром понедельника, но все равно немного удивился, когда вошел в лаборантскую и увидел ее на диванчике, бледную как смерть, с пятнами крови и вина на рубашке и с початой бутылкой огневиски в руке.
- Че смотришь? – спросила Грейнджер. – Твой красноглазый начальник небось побледней был. Зелье давай.
- Сама приготовишь, - огрызнулся Снейп. – Дал бы ключ от шкафчика, да ты без ключа всегда обходишься.
- У меня ж таланта к зельям нет, - напомнила Грейнджер. – Так что трудись.
- Ты наглая, Грейнджер, - сказал Снейп, но котел очистил. – Хуже Поттера.
- Гермиона, - поправила Грейнджер в очередной раз. – Как позавчера приложился мозжечком об стеночку, так и имя забыл? Свое-то помнишь? А Гарьку мне не трожь.
Снейп спокойно смешал зелье, думая над достойным ответом.
- Сколько у тебя теперь скальпов на поясе – двадцать? – спросил он небрежно, садясь рядом с Гермионой.
- Девятнадцать, - Грейнджер выпила зелье, трансфигурировала бутылку огневиски в старый башмак и левитировала его в форточку. Ее бледность постепенно отступала, хотя руки у нее все еще немного дрожали. Снейп поймал себя на мысли, что если Грейнджер придется драться даже сейчас, в драке ее рука не дрогнет, и ему почему-то стало ее жаль.
- Значит, пощадила хозяйку? – спросил Снейп с ехидцей.
- Иди ты, - поморщилась Грейнджер, но больше ничего не сказала.
- Чем же ты миссис МакНейр пощадила – Ступефаем? Или Петрификусом, чтобы посмотрела? – безжалостно осведомился Снейп.
Рука Гермионы неожиданно дрогнула, и боевое заклятие просвистело над плечом Снейпа
– И опять ты не нарушила своих правил, Грейнджер, – бесстрашно продолжал Снейп. – Хуже вашей доброты нет, потому что она от головы.
Неожиданно Грейнджер без помощи палочки сгребла Снейпа за воротник с недюжинной силой и нагнула его к себе.
- Злоба только у меня от головы, - холодно проговорила она. – Шесть лет готовили меня в дублеры на убийство Вольдеморта. Троллей всяких детям подкидывали, дементоров, Пожирателей Смерти. И получился аврор, а не мать Тереза. Кто бы мог подумать, а!
Для дальнейшего у Грейнджер было два объяснения: реалистичное и фантастическое. Реалистичное состояло в том, что диван в лаборантской был фетишем Снейпа. Фантастическое – в том, что Снейп ее любил и вообще в глубине души был добрым человеком. Вместо обычного ответа на ее дерзость он поцеловал ее в искривленные злостью губы и, ласково обняв за плечи, опустил обратно на подушку.
- Посижу с тобой, - сказал Снейп.
- Да ладно, - отозвалась Гермиона, закрывая глаза, - студенты там без тебя опять все компоненты перепортят. А новая Гермиона снова поможет новому Невиллю, - и аврор Грейнджер улыбнулась почти по-детски.
- Обойдутся без меня, - ответил Снейп и взял Гермиону за руку. – Спи.
- Ну тогда спасибо, - пробормотала Гермиона, засыпая.
Северус Снейп просидел с Гермионой почти полчаса, наблюдая за тем, как меняется ее лицо. Он давно уже заметил, что настоящие лица бывают только у спящих и у мертвых. Мертвых за последние годы ему приходилось видеть намного больше. Разве что за исключением той зимней ночи целых восемь лет назад, когда вся хогвартсовская малышня сопела в Большом Зале, напуганная страшным Сириусом Блэком и успокоенная добрым дедушкой Дамблдором, хотя первый никогда не был страшным, а второй добрым. Наверно, это тогда и началось, когда он случайно посмотрел на спящую «невыносимую всезнайку». Или потом, когда он, безоружный, пытался защитить ее от оборотня. Потому что после второго тура Тремудрого Турнира, с холодной злобой обвиняя Дамблдора в пренебрежении жизнями учеников, он уже знал, что не даст ей умереть при любом исходе войны. Даже если придется пожертвовать проклятым Поттером или вопреки пророчеству вышибить мозги из Вольдеморта. Она должна жить – пусть и для того, чтобы во время единственного нормального разговора сказать ему, что он злобный и больной идиот.
Спящая аврор Грейнджер была обычной двадцатилетней девчонкой. Такой, какой он когда-то надеялся ее сохранить. Снейп со странным озлоблением почувствовал, что он всегда видел и будет видеть это лицо даже сквозь застывшую на нем маску аврора с постоянно сжатыми в ниточку губами и глазами, смотрящими на мир словно через прицел. И будет любить ее – даже с ее мальчишеской стрижкой, огрубевшим голосом и аврорским похмельем по понедельникам.
В следующий понедельник Грейнджер снова появилась в его лаборантской.
- Опять? – резко спросил Снейп, и Гермиона удивленно посмотрела на него – даже она не представляла, что в одно слово можно вместить столько боли и злобы.
- Да нет, - ответила она, поднимаясь с диванчика, с которым успела за эти понедельники сродниться. – Я вчера полдня спала, а потом с Поттерами в квиддич под луной играла.
- В квиддич? – Снейп вдруг рассмеялся, даже не подумав, каким это может быть испытанием для хрупкой детской психики. Ученики за стеной в подтверждение тут же начали что-то ронять на пол, но Грейнджер видала в жизни вещи и посильнее, чем Фауст Гете и смех Снейпа.
- Слушай, Сев, - сказала она, - давай отменяй свои уроки. Пойдем гулять. Учти, не отменишь сам – я тебя арестую. И гулять мы все равно пойдем.
Северус Снейп знал, на что идет, начиная роман с боевым аврором Грейнджер, которая еще на первом курсе отличалась властностью и упрямством. Поскольку он не был ни дураком, ни сумасшедшим, оставалось предполагать, что ему это нравится.
