Глава 3Нет мне прощения, но по причинам, не зависящим от меня, эпилог был затянут на такое долгое время. Приношу свои извинения тем, кто так долго ждал. Спасибо вам большое и до новых встреч в эфире))
***
Гермиона поморщилась, отсылая очередную служебную записку. Голова болела уже совсем невыносимо, глаза слезились, и мозг отказывался понимать очередной набранный мелким шрифтом документ, который пришел для ознакомления от министра. Скользя глазами по строчкам, отмечая для себя безусловно интересные высказывания о разумных ограничениях для волшебников младше одиннадцати лет и особо пристальному вниманию к предметам, которые читают в магических школах, она думала, что, в сущности, никогда не была готова на поступки. Все, на что она решалась, было продиктовано необходимостью. Ради информации, ради спасения, ради помощи. Ради собственного интереса, как выяснилось, она ничего за свои вот уже почти двадцать четыре сделать не успела.
Глядя на кипу бумаг на столе, крохотный захламленный кабинет без окна, шкафы с книгами и папками, на такой привычный, радующий сердце разгромленный порядок, она думала, что ничему не научилась за столько лет. И никуда не ушла та неуместная, болезненная гордость, упрямство и желание доказать всем, что она имеет право жить по своим принципам и оставаться лучшей. Встала, разминая затекшую спину, и торопливо сделала несколько наклонов из стороны в сторону. Шея немного побаливала до сих пор – слишком непривычной была поза, в которой она проспала полночи.
- Я попросил уже дважды, - тихо скажет он ей в макушку, накрывая рукой ее руку на ручке двери.
Она ничего не ответит, просто покачает головой, и тогда он упрямо прижмется к ней, обнимая свободной рукой, потому что он тоже вырос и знает, что даже если зажмурить глаза, спасительное «я в домике» уже не придет на помощь. И потому что он тоже научился терять, научился так, что навечно выжжено в памяти: если можешь не отпускать – держи, держи крепко, ведь любой миг заканчивается ровно через секунду.
Она позволит себе еще несколько мгновений того, что любая другая назвала бы счастьем, и решительно повернется, высвобождаясь из его объятий. Он выдержит ее пристальный взгляд, и она впервые опустит глаза, не зная, что сказать.
Там, вчера, в полутьме на диване, она была слишком смелой, и весь запас ушел, и не осталось больше желания кому-то что-то доказывать, какая разница, разве это важно, когда он смотрит вот так вот, когда вот так сжимает в ладонях пальцы, когда вот так упрямо шепчет:
- Гермиона...
- Гермиона! – темноволосый юноша машинально пригладил волосы загорелой ладонью, осторожно прикрывая за собой дверь. – Ты спишь стоя?
Она с нежностью улыбнулась старому другу. Время оказалось бессильно и над Гарри Поттером, мальчиком-который-снова-оказался-в-нужное-время-в-нужном-месте. Задиристый мальчишка, которым был в школе, и упрямый боец, которого она узнала во время полевой войны, незаметно отошли на второй план, но его трогательная забота о ней – то незыблемое, неизменное, что она еще безо всякого труда узнавала от старого мира – не ушло, не стерлось и, в общем-то, не претерпело никаких кардинальных изменений. И сейчас, глядя на него, она вдруг поняла, почему так цепляется за все, что еще помнит. За все, что составляло ее жизнь. Потому что не хочет принимать решений, касающихся ее лично.
- Ты что здесь делаешь?
- Да я просто... - он как всегда не знал, куда девать руки, – у меня были кое-какие дела, и я подумал, что ты, наверняка, на работе.
Конечно, на работе. Где еще ей быть в расслабленное приближающейся осенью утро. Она постукивала карандашом по столу и рассеянно слушала его ничего не значащую болтовню, что-то привычное, не выбивающееся из общего графика ее жизни, расчерченного еще на несколько лет вперед, пока что-то не резануло слух.
- Что, прости?
- Я говорю – Малфой. Ты видела его вчера? Я заметил его в самом начале, а потом он куда-то исчез.
Она медленно покачала головой и в комнате вдруг словно бы повеяло легкой горьковатой свежестью туалетной воды Драко. Она зажмурилась, как на вечеринке, ощущая на губах его губы, сцеловывая с них терпкий вкус рома и вишневого табачного дыма, растворяясь в его руках, бережно и сильно обнимающих ее, и волной накатило облегчение от того, что она все еще жива, не похоронена заживо под этими пыльными бумагами, которые были вчера, есть сегодня и будут завтра и всегда. И каждое утро привычный маршрут, и люди из-за которых она любила метро, из-за которых ее не раздражал шум и грязь. Люди, которые хмурились, спали, читали, ссорились, целовались, улыбались друг другу, жили. Просто жили. Так, как теперь будет жить она. Если разрешит себе понять, что сейчас хочет только этого...
- Гермиона? – недоумение Поттера вернуло ее к реальности кабинетика без окна. – Ты в порядке?
- Я в порядке, Гарри, - звонкий голос девушки необычайно четко прозвучал в повисшей тишине. – Я в порядке. Если встретишь Хмури, передай, что с отчетом я закончу в понедельник. И прости, мне нужно бежать...
***
Дождь уже не просто моросил, по лужам заколотили тяжелые капли, а она все стояла, глядя на плотно зашторенные окна в бельэтаже – два во двор, одно на парк, темно-серые шторы с подвязками, на одной из которых перепутаны между собой тяжелые нитки из помпона – и думала, каким тяжелым и бесконечным получился ее день, день длиной почти в пять лет, день, который начался с его упрямо развернутых в строгую прямую линию плеч, с его не признающих поражения глаз, день, когда она заново училась смотреть в глубину, признавать ошибки и делать то, что требовало сердце.
- Ты всегда делаешь все, что хочешь? – спросит она, не поворачиваясь.
- Не думал об этом, - небрежно ответит он, помолчав.
- А я думала.
- А ты всегда много думаешь. До сих пор не поняла, что это вредно. Послушай...
Он прижмется крепче, заправляя ей за ухо непослушную прядь.
- Ты очень умная, конечно, но это все ерунда. Если не понимаешь самого простого. Я всю жизнь знал, что я должен хотеть. Сегодня, завтра и через год. Быть лучшим и достойным. А сейчас мне наплевать. Останься. Я знаю, что сейчас хочу только этого...
Она постоит так еще чуть чуть, а потом осторожно поднимется по лестнице и толкнет незапертую дверь в самом конце площадки. Прихожая встретит полумраком и тикающими часами, в самом углу она увидит свой забытый зонтик, а в дверях, прислонившись виском к косяку, застынет Драко Малфой. Он будет задумчиво смотреть на нее, выдыхая дым колечками, его глаза будут прищурены, а тонкие пальцы нервно затеребят воротник темно-синей рубашки. Она остановится на пороге и виновато пожмет плечами, глядя в его расширившиеся зрачки.
- Я не просил тебя возвращаться, - его голос глухим эхом отразится по пустой прихожей.
- Нет, - ответит она, опускаясь на тумбочку, – ты просил меня остаться.
