Глава третья, в которой раскрываются некоторые убеждения Финеаса…Финеас смотрел в окно, за которым неспешно проплывали назад далекие купы деревьев и чуть живее — изгороди и стога, и страдал от скуки. Он остался наедине с этой занудной Геспер Гэмп: гриффиндорцы ушли следить за порядком. От нечего делать Финеас скосил глаза и заглянул в книгу, которую она держала на коленях. Это оказался польско-английский словарь.
Гэмп почувствовала его взгляд, оторвалась от своего пергамента и в свою очередь посмотрела на него, поправив съехавшие на нос очки.
— Ты что-то хотел?
— Нет, — покачал головой Финеас. — Просто интересно стало, что за книга. А зачем тебе словарь?
При этом вопросе лицо Гэмп загорелось воодушевлением, и, к его удивлению, стало почти симпатичным.
— Ты помнишь, — с каким-то мечтательным выражением начала она, — помнишь, как в конце зимы нам предложили переписываться с некоторыми учениками Дурмштранга? Мы с девочками посовещались и решили попробовать. Это оказалось так интересно! Мой друг по переписке — его, кстати, зовут Вацлав Пшибышевский… — Финеас не удержался и фыркнул, за что немедленно был наказан гневным взглядом Гэмп. — Ничего смешного! Он очень умный и талантливый. Всегда спрашивает, как у меня дела, я ему рассказываю про школу…
— Все-все, я понял уже! — приподнял ладони Финеас. — А как же вы общаетесь, если он английского не знает?
— Разумеется, он
знает английский, — процедила Гэмп. В ее взгляде ясно читалась снисходительная жалость к Финеасу, еще не имевшему счастья убедиться в разносторонних талантах ее друга по переписке. — Я потом сама его попросила писать мне по-польски.
— А, вот оно что… — Финеас зевнул, прикрыв рот ладонью.
Некоторое время они ехали молча. Финеас не мог отделаться от мыслей о потерянном времени — чуть ли не целый день будет убит в этом поезде! Почему бы не наладить прибытие всех учеников через камины, наконец?..
— Скучно, — вновь заговорил он. — И эти гриффиндорцы застряли где-то…
— Наверное, Хитченс и в самом деле не сел в поезд, — с надеждой предположила Гэмп. — Может, тоже пойдем патрулировать коридоры?
— Не хочу, — скривился Финеас. — Что там вообще может случи…
Фраза оборвалась на середине: поезд дернулся и встал, и Финеас с Геспер, сидевшие по направлению движения, слетели со скамьи на пол.
— Чертов машинист, гиппогриф его раздери, — бормотал Финеас, поднимаясь с колен и с огорчением рассматривая запылившуюся мантию. Взмахом палочки он привел ее в прежний безупречный вид и только потом помог подняться Геспер. — У вас каждый год такие сюрпризы предусмотрены?
Гэмп встревоженно смотрела на него, не отвечая на вопрос.
— Что это было? Авария? Мы кого-то сбили?
— Кого можно сбить в этой безлюдной местности? — возразил Финеас, но ему тоже стало не по себе. Он отодвинул дверь купе и выглянул в коридор.
Остальные старосты, порядком озадаченные и встревоженные, тоже выходили из своих купе. Финеас выглянул в открытое окно — там не было ничего, что могло бы хоть как-то объяснить остановку.
— Я думаю, нам нужно пройтись и посмотреть, не нужна ли ученикам помощь, — нерешительно предположила Геспер Старки, староста Рэйвенкло. Финеас поймал себя на совершенно несвоевременной мысли, что двух старост у них зовут одинаково — редкое совпадение для волшебников, если они не принадлежали к одному и тому же роду.
Шестикурсник с Хаффлпаффа (Финеас забыл, как его зовут) кивнул, взглядом подозвал однокурсницу, и они вышли во второй вагон.
До возвращения гриффиндорцев Финеас успел перебрать в голове десятки версий происходящего, и все же…
— Это Стив, чтоб его, дернул стоп-кран, — сообщила запыхавшаяся Энни и плюхнулась на свое место.
…такого он не предположил, даже зная Хитченса.
Альбус Дамблдор отвлекся от каких-то своих мыслей и, все еще стоя в проеме двери, сказал:
— Сейчас должны поехать. Машинист уже в курсе, что ничего серьезного не произошло.
— Жаль, что пока с Гриффиндора нельзя снимать баллы, — процедила Гэмп, с неприязнью глядя на Энни. — А некоторым старостам не мешало бы присматривать за полоумными родственниками.
Энни вспыхнула до корней волос.
— А некоторые старосты вообще рассиживаются в купе и ничего не делают!
Финеас смущенно отметил про себя, что обе претензии — и про полоумных родственников, и про ничегонеделание — имеют отношение и к нему, но благоразумно решил не лезть под огонь и промолчал.
— Успокойтесь, пожалуйста, — с легким нажимом обратился к девушкам Дамблдор. — Энни, может быть, тебе правда стоит побыть сейчас с братом?
— Еще не хватало, чтобы мне указывала заучка-слизеринка, которая…
Гэмп вскочила с места, запихивая в сумку словарь и письмо. Энни умолкла на полуслове, а поезд как раз в это время медленно тронулся.
— Блэк, — демонстративно обратилась Геспер только к Финеасу, — я сейчас пойду и постараюсь навести порядок. Вот увидишь, эти гриффиндорцы еще получат по заслугам.
— Эй! — Энни оторопела настолько, что нашла в себе силы возразить только через пару секунд. — Эй, ты куда? Я тоже иду!
Дверь уже захлопнулась, когда Энни рванула ее в сторону и вылетела вслед за слизеринкой. Мальчики невольно переглянулись, но Финеас тут же отвел взгляд — и немедленно пожалел об этом. На столике купе по-прежнему лежал «Пророк», свернутый так, что видны были губы его отца, кривящиеся в презрительной усмешке.
— Элфиас дал мне эту газету, — неожиданно подал голос Дамблдор. — Но вообще я предпочитаю научную прессу, а скандалы не люблю.
Финеас заметил, что эти слова прозвучали гораздо более лично, чем можно было бы ожидать от едва знакомого гриффиндорца.
— Это из-за твоего отца? Представляю, что ты чувствовал пять лет назад — ситуации-то похожие…
— Я не считаю, что наказание преступников, пусть даже совершенное своими руками, в обход официального правосудия, можно сравнивать с планомерным ущемлением прав определенной части магического сообщества, — отрезал Дамблдор. Глаза его потемнели от гнева, что было видно даже за стеклами очков.
— Я сейчас говорил не об этом, — возразил Финеас, с неодобрением покосившись на него. Это же надо — выдать в ответ на его в общем-то сочувственную фразу такую резкую отповедь!
— Интересно, о чем же тогда? — скептически спросил Дамблдор, но сразу же прибавил уже дружелюбнее: — А, ты имел в виду эти сплетни?
Финеас кивнул: когда они только поступили на первый курс, в Хогвартсе не было, наверное, ни одного волшебника, привидения и домашнего эльфа, кто не знал бы об истории Персиваля Дамблдора.
— На самом деле я не знал раньше, что магглорожденным не посылают приглашения. Отец со мной не советуется, знаешь ли.
— Но наверняка все в Слизерине восхитились поступком профессора Блэка, — пожал плечами Дамблдор. — Вы же не считаете их настоящими волшебниками.
— Не могу говорить за весь факультет, — холодно сказал Финеас, — но лично я считаю, что магические способности не зависят от происхождения.
Поезд несся среди полей, с каждой секундой приближаясь к Хогвартсу. Дамблдор, который, видимо, не ожидал такого ответа, посмотрел на Финеаса с интересом.
— Любопытно, — протянул гриффиндорец, — будут ли магглорожденные среди первоклассников на сегодняшнем распределении?..
…а Альбус на распределении узнает ответ на свой вопрос
— Первоклашки! Первоклашки! Все быстро к лодкам! Опоздаем на пир — утоплю! — разносился над толпой учеников голос Мармадюка Гонта, горбатого, похожего на мартышку лесника и хранителя земель Хогвартса. Сворачивая к каретам, Альбус проследил взглядом за братом, который со своими приятелями бежал впереди всех, и мельком заметил того крохотного и писклявого первокурсника, который на вокзале спорил из-за метлы с рослым Стивом Хитченсом. «Этот — точно будущий гриффиндорец», — рассеянно подумал Альбус. Сортировка, на самом деле, не очень-то интересовала его: какая разница, кто куда попадет? В любом случае важнее, кто и как себя в дальнейшем проявит.
— Альбус!
— Дамблдор! — Элфиас и Энни позвали его одновременно с разных сторон. Секунду поколебавшись, Альбус обернулся на голос Энни. — Дамблдор! Не забудь, что мы должны будем первокурсников провожать после пира.
Альбус раздраженно махнул рукой: конечно, он не забудет! Когда это Альбус Дамблдор забывал о своих обязанностях? А усердие Энни уже начало нервировать. Могла бы она быть, в конце концов, менее приставучей!
— Альбус! Идем к карете, пока все места не заняли!
Элфиас явно был очень рад, что теперь-то они смогут поехать вместе безо всяких помех. Он уже открыл дверь одной из крайних карет — там уже сидели двое — и приглашающе махал другу. Альбус зачем-то сделал попытку отыскать в толпе Финеаса Блэка, но тот, видимо, уже вернулся в компанию своих слизеринцев. Махнув рукой в ответ, Альбус пошел к карете.
В противоположных углах там сидели темнокожая хаффлпаффка Сайдж Шеклболт и… Бельзенеф Принс, слизеринец, известный своим пристрастием к самым темным разделам магии.
— Я и не заметил, что этот тоже здесь, — перекосился Элфиас, но Альбус уже уселся рядом с Сайдж. Принс внезапно опустил свой фолиант на колени и мрачно посмотрел на нервно икнувшего Доджа сквозь падавшие на лицо черные пряди.
— Садись уже, мы вот-вот поедем, — поторопил его Альбус. Заметно побледневший Элфиас, стараясь не задеть ни колени, ни книгу Принса, протиснулся в дальний угол, с трудом удержав равновесие, когда карета тронулась.
— А, Альбус, ты же тоже староста! — улыбнулась Сайдж. — А я и не видела тебя в поезде.
— Мы Хитченса успокаивали. Ты же знаешь, что он натворил.
— А мне он наколдовал на голове одуванчики! — пожаловался Элфиас. — Откуда он только знает такие проклятия!
— Одуванчики! — оторвался от своей книги Принс и восторженно уставился в пространство. — А это мысль!.. — И он вновь погрузился в чтение.
Сайдж сочувственно посмотрела на Элфиаса, а Альбус отвернулся к окну и заметил в соседней карете прильнувшую к окну бледную чернокудрую девушку с огромными темными глазами — она не отрывала взгляда от Принса.
«Уж эти двое в «Пророк» точно не заглядывают», — внезапно подумал Альбус.
Недавний разговор с Финеасом Блэком заставил его задуматься: оказывается, не все слизеринцы разделяли мнение основателя своего факультета о магглорожденных. Жаль только, что поговорить как следует им не удалось: заглянул Дживс и, поблескивая значком старосты школы, недвусмысленно дал им понять, что пренебрежение обязанностями старост в первый же день может стоить им значка.
Наконец они подъехали к сиявшему огнями замку.
Когда Альбус с Элфиасом вошли в Большой зал, почти все уже сидели на своих местах. Альбусу в этот раз не удалось поесть в поезде, поэтому он уже изрядно проголодался, и ни одна еще сортировка не тянулась для него так долго. Чтобы хоть как-то отвлечься, он с любопытством разглядывал первокурсников, которых по одному вызывал Финеас Найджеллус Блэк. Только что «Крауч, Бертрам» отправился за слизеринский стол.
— Флитвик, Филиус! — огласил следующее имя профессор Блэк.
К Шляпе с воинственным видом вышел тот самый малявка, о котором Альбус подумал, что он попадет в Гриффиндор. Однако Шляпа, почти не задумываясь, определила его в Рэйвенкло.
Лакшми Сингх и Моргана Прюэтт, однокурсницы Альбуса, переглянулись и захихикали. А тем временем профессор Блэк, скривившись, вызвал новую ученицу. По этой его реакции — а также потому, что он никогда раньше не слышал фамилию Гран-Пре, — Альбус понял, что Мари (которую уже распределили в Гриффиндор) — магглорожденная волшебница.
— А Блэку это явно не нравится! — Элфиас, похоже, пришел к таким же выводам. Альбус тем временем с тоской смотрел на пустые тарелки.
Когда же Шляпа отправила в Слизерин некоего «Слагхорна, Горация», Моргана театральным шепотом обратилась к Лакшми:
— Ты только глянь! Да его легче перепрыгнуть, чем обойти!
Девчонки прыснули; Альбус сам с трудом удержался от смеха, так как Слагхорна действительно никак нельзя было причислить к худым. Однако Стив Хитченс неожиданно пробасил:
— На себя бы посмотрела, корова!
Альбус вовсе не считал Моргану Прюэтт толстой, но сама она была недовольна своей фигурой и постоянно сидела на диете, ужасно завидуя смуглой и тощей подруге. Энни пихнула брата в бок, Моргана окинула всех взором раненой лани, а Лакшми что-то зашептала ей на ухо.
Тем временем сортировка подошла к концу (Альбус услышал еще несколько незнакомых фамилий). Профессор Блэк сел за стол и неодобрительно оглядел зал. Ученики под его взглядом несколько притихли — и умолкли вовсе, когда с места поднялся директор Фортескью. Его круглое лицо, как всегда, сияло, а щеки были красней, чем гриффиндорское знамя. К директору в школе относились с уважением, но без особой серьезности, а уж бояться его никому, кроме самых зашуганных первоклашек, и в голову не приходило: единственным, что могло напугать в Декстере Фортескью, был его громкий голос, ну и манера изо всех сил (и совершенно неожиданно) грохать кулаком по столу. Обычно свою директорскую речь профессор Фортескью читал по листку пергамента, и по школе ходили слухи, что эти речи для него пишет профессор Блэк. Но гриффиндорцы, в том числе и Альбус, этим слухам не верили: для этого речи Фортескью были слишком доброжелательными.
— Дорогие ученики! Наступил очередной учебный год, который принесет вам, — директор посмотрел в свой пергамент, — новые знания, новые умения и новых друзей. Однако в этом году, как и раньше, в нашей школе сохраняются некоторые запреты и ограничения. Например, и в этом году тоже первокурсники не смогут играть в квиддич… — он запнулся и снова, немного театрально, сверился со своим листком (кое-кто из учеников засмеялся). — Никому, кроме Мармадюка, нельзя ходить в Запретный лес, и всем запрещено колдовать в коридорах, о чем меня снова попросил предупредить наш завхоз мистер Кеттерли. Слышишь, Эндрю, я выполняю твою просьбу, — директор махнул в сторону Эндрю Кеттерли, высокого и тощего волшебника с седыми спутанными волосами. Одет он был, насколько помнил Альбус, почему-то всегда в черный маггловский фрак с грязной манишкой. Теперь засмеялся почти весь зал. Директор снова уставился в пергамент: — Кроме того, я не советую вам всем совать нос в Запретную секцию без специального преподавательского разрешения.
— Нелепые у него речи, — на ухо Альбусу сообщил Элфиас. Он высказывал это мнение каждый год, и каждый раз Альбус кивал, но мысленно не соглашался. Речи Фортескью казались ему довольно забавными и при этом информативными, и из года в год у них обнаруживался только один недостаток: директор всегда произносил их до пира, что для уставших учеников (и преподавателей, впрочем, тоже) было настоящим мучением. Словно в подтверждение этих размышлений все, кто сидел за гриффиндорским столом, вдруг услышали громкое бурчание чьего-то голодного желудка. Энни Хитченс подпрыгнула от возмущения и снова пихнула локтем брата. Стив только пожал плечами и ткнул пальцем в живот:
— Я им не управляю! Но он прав: пора начинать пир.
Так получилось, что Фортескью в этот момент молча сверялся с пергаментом — и ответ Стива услышал весь зал. Профессор Блэк покраснел от гнева, остальные преподаватели переглянулись, а кто-то из учеников-гриффиндорцев (возможно даже, Аберфорт) крикнул:
— Да-да, пора уже!
В ответ на это Элфиас неодобрительно покачал головой и посмотрел на Альбуса, ожидая, видимо, и от него такого же возмущения. Лакшми и Моргана снова захихикали. Альбус рассеянно подумал, что в этом году они чересчур часто хихикают, даже чаще, чем в прошлом.
— Я еще хотел анекдот рассказать, — заявил тем временем директор, — но раз все голодные, то отложу его до летнего пира. А теперь приступаем к еде!
Он взмахнул руками, и в мгновение ока перед учениками появились золотые тарелки с самыми разнообразными блюдами: утка по-пекински, копченая форель, овощное рагу, жареные цыплята, розочки из ветчины…
После пира, провожая вместе с Энни первоклашек-гриффиндорцев в башню, Альбус устало размышлял о том, что первый его день в роли старосты получился не очень-то успешным. Он слишком много времени провел в купе, читая газету, а потом разговаривая с Блэком, и почти что не следил за порядком в вагонах. Не очень-то это к лицу лучшему ученику в школе… Впрочем, Блэк тоже большую часть времени бездельничал — и это хоть немного утешало Альбуса.
