3Никогда не переставай улыбаться, даже когда тебе грустно, кто-то может влюбиться в твою улыбку
Габриель Гарсиа Маркес
19 сентября, пятница:
Настал мой день рожденья, но праздничное настроение так и не настигло меня. Возможно, виной тому было то, что я не получила ни одного поздравления. Но я не расстраивалась. Напротив, я могла сосредоточиться на занятиях. Тем более, что на Идентификации зелий мы проходили очень интересную тему, и я вызвалась подготовить к следующей лекции небольшое сообщение. Профессор Нушич была очень рада такой идее и даже дала список литературы, которая могла бы мне пригодиться.
На Анатомии, правда, было не так интересно. Профессор Спациани сама была маглой, и поэтому почему-то считала всех волшебников недалекими созданиями с низким IQ. По этой причине она разжевывала каждую тему так, что мне иногда хотелось выскочить из аудитории или начать рвать на себе волосы. Даже Клаудия признавала, что молодая итальянка была слишком низкого мнения о магах, раз считает нужным объяснять *настолько* доступно.
Вечером я отправилась в библиотеку, чтобы поскорее разобраться с сообщением по Идентификации. Там-то меня и настигли размышления по поводу того, что все забыли о моем дне рождения. Даже Гарри, Рон и Джинни не поздравили меня, только родители прислали сову, обещая, что подарок подарят, когда я приеду на выходные. Конечно, это было не очень важно. Тем более, я сама никому не напоминала, не приглашала всех в кафе или ресторан, как это делали многие, и вообще делала вид, что ничего не происходит. Но где-то в глубине меня сидела маленькая девочка, и горько плакала.
Когда я возвращалась из библиотеки к общежитиям, заморосил мелкий дождик, и настроение совсем испортилось. Я даже не хотела утруждать себя и произносить заклинание, которое защитило бы меня от влаги. Добравшись до каменной стены, я прошептала пароль, и передо мной образовался проем. Я вошла во внутренний дворик. В нем было на удивление тихо и почему-то темно. Не горел ни один фонарь. Я зябко поежилась. Хотя от дождя дворик защищал магический экран, теплее от этого не становилось, а промокшая одежда только добавляла неуютных ощущений.
Внезапно все фонари вспыхнули ярким светом, и дружный крик «Сюрприз!» заставил меня застыть в оборонительной позиции с вытянутой палочкой, которую я успела достать из рукава.
Чуть придя в себя, я оглядела теперь ярко-освещенный дворик. Здесь стояли два стола с напитками и легкими закусками, а в центре толпились мои друзья и однокурсники. Они все смеялись и поздравляли меня, и я едва не расплакалась от умиления. Все подходили ко мне, дарили подарки, обнимали, и я даже не была против этого физического контакта. Поздравить меня пришли не только ребята из Триффани колледжа, игравшие в квиддичной команде, но и – о, чудеснейший подарок – Гарри, Рон и Джинни. Я была так рада их видеть, что сама подбежала и крепко обняла.
- Дураки, - говорила я им, - как можно так издеваться над человеком?
А они смеялись и трепали меня по плечу, громко говоря что-то, стараясь перекричать всех вокруг и друг друга. Клаудия тоже пыталась что-то мне сообщить, и я кивала головой, как будто понимала, но на самом деле у меня кружилась голова от радости, так что я могла лишь глупо улыбаться.
До глубокой ночи все болтали, ели, пили и даже танцевали. Поначалу я была душой компании, но постепенно эмоции успокоились, и я начала искать глазами Дика. Он стоял в стороне и разговаривал с одной из девушек с младшего курса. Я тут же перевела взгляд, но неприятный осадок от этой сцены остался. Еще какое-то время я старалась изображать веселье, чтобы не расстраивать друзей, но в какой-то момент поняла, что мне нужно немного отдохнуть. Дождавшись удачного момента, я выскользнула из дворика и оказалась на лужайке перед Обеденным залом. Около пяти минут я бродила по ней, пока не наткнулась на профессора Вейнса.
- Мисс Грейнджер, что за странная страсть к ночным прогулкам? – поинтересовался он, остановившись.
- Вы тоже, кажется – как это – поздняя пташка, сэр, - пошутила я в ответ и улыбнулась кончиками губ.
- Я шел из библиотеки, - ответил зачем-то он.
- Понятно…
Несколько секунд мы стояли в тишине. С моей стороны было бы невежливо закончить разговор первой, а профессор Вейнс, кажется, не спешил прощаться со мной.
- Вы сегодня в приподнятом настроении, - заметил, наконец, он излишне поспешно, словно обрадовавшись, что придумал, что сказать.
Я снова улыбнулась, чуть шире.
- Да, сэр. У меня день рождения и мои друзья устроили мне сюрприз.
- В чем же он заключается? – спросил он, - Они не пускают вас в общежития?
Я рассмеялась.
- Нет, сэр. Я просто утомилась от шумной компании и вышла немного проветриться. Я не… не очень… активный в социальном плане человек и долгое общение с большим количеством людей меня утомляет.
Профессор взглянул на меня с интересом.
- Я прекрасно вас понимаю. Сам страдаю тем же недостатком.
Мои брови взлетели вверх.
- Но вы совсем не кажетесь мне антисоциальным человеком, сэр.
- Я все время перешагиваю через себя, - откликнулся он почти серьезно.
- Оу, тогда не буду больше вас мучить!
Профессор нахмурился, недовольный тем, как я восприняла его слова, и попытался исправиться:
- Я не…
Но тут на лужайку вышел Дик.
- Гермиона! Где ты пропадаешь? О, сэр, добрый вечер. Я вас не заметил.
Мое сердце радостно затрепетало. Я тут же забыла о профессоре Вейнсеи повернулась к Дику.
- Я уже иду, я просто гуляла.
- Гуляла она, - в шутку пожурил меня Дик, - А свечки на торте кто за тебя задувать будет? Я бы с удовольствием, но говорят, если торт чужой –желание не сбудется.
Я улыбнулась.
- Тогда пошли скорее, я воспользуюсь своей привилегией. Тем более что желание у меня уже наготове.
Я попрощалась с профессором Вейнсом, и мы с Диком поспешили обратно во дворик. Там меня уже ждал большой торт с двадцатью тремя свечками. Склонившись над ним, я загадала глупейшее, но самое искреннее желание: «Хочу ответной любви!»
Позже, уходя, Дик напомнил, что в субботу, как и обычно, будет квиддич, и он надеется, что я приду. Я ответила, что разумеется, я там буду.
Моя душа пела. Кажется, желание уже начало сбываться.
20 сентября, суббота
Как и обещала, в субботу я пошла с Клаудией на матч по квиддичу. Профессор Вейнс уже был там. Я села рядом с ним, и спустя несколько минут, решила нарушить тишину.
- Вам очень нравится квиддич, профессор? – спросила я, повернувшись к нему, и только тогда заметила, что он смотрит не на поле, а куда-то вверх, на лице задумчивое выражение, взгляд расфокусирован.
Но услышав, что к нему обращаются, он тут же подобрался и сосредоточенно взглянул на меня.
- Прошу прощения?
- Я спрашиваю, вам очень нравится квиддич? Вы ходите на все матчи.
После некоторой паузы, он несколько резко ответил:
- У меня здесь свои интересы.
Ответ заинтересовал меня, но я посчитала неприличным спрашивать, какие именно. Но после некоторой паузы, набрав воздуха в грудь, Вейнс очень любезным тоном спросил:
- Вы ведь тоже не большая любительница спорта, не так ли?
- Нет, ну почему… я со школьных лет хожу на матчи. Мои хорошие друзья очень увлекаются квиддичем, впрочем, как и все мальчишки. И здесь, в команде Триффани колледжа, у меня много друзей…
- Безусловно, - ответил профессор, теперь откровенно насмехаясь.
Я возмущенно приоткрыла рот.
- Но это так, сэр, - твердо сказала я, - Зачем бы еще мне сюда ходить? Гораздо любопытнее, что же приводит на эти трибуны вас?
Профессор уселся поудобнее, так, чтобы видеть и поле, и меня, и беспечно ответил:
- То же, что и вас.
Я несколько секунд сурово смотрела на него, а потом поняла, что он шутит надо мной, и хмыкнула.
- В самом деле?
- Да. Поверьте. Нет большего удовольствия, чем наблюдать…
Я ожидала продолжения, но оно не последовало.
- Наблюдать за чем, сэр?
- Просто «наблюдать».
Я внимательно посмотрела на молодого мужчину рядом со мной. Чем больше мы были знакомы, тем загадочнее он мне казался. Во-первых, он был неприлично красив, но при этом вел себя несоответственно своей внешности. Такие, как он, не бывают обделены женским обществом, но профессор Вейнс как будто бы каждый раз удивлялся, стоило кому-то обратить на него внимание. Кроме того, в нем не чувствовалось этого осознания собственной привлекательности. Скорее наоборот, он всегда старался закрыться, отгородиться… всегда, но только не со мной. Беседуя со мной он, кажется, действительно, как однажды выразился, перешагивал через себя, стараясь быть милым и обходительным. Но это не было похоже на то, что можно было бы назвать флиртом. Скорее – демонстрация.
Казалось, у него хорошо подвешен язык, он умеет говорить, и всегда знает, куда заведет его речь в следующую минуту. Как будто в его голове в мгновение ока складывался план монолога, и он шел по этому плану, методично и скурпулезно, сея в начале речи семена, которые к концу созревали «на глазах» слушателя, и профессор с триумфом собирал плоды. Если же он вел диалог, то, кажется, всегда знал, чего ожидать от собеседника. Порой человек не успевал задать вопрос, как Вейнс давал ответ.
Но при всех этих качествах он совершенно не казался коммуникабельным. Часто он был резок и саркастичен, в точности как я, и я видела в этом не плохой нрав, но именно неумение общаться с людьми и демонстрировать свои истинные чувства и эмоции.
Но разве можно получить такие речевые навыки, не разговаривая? Профессор Вейнс был человеком-загадкой, и мне очень захотелось эту загадку разгадать. Потому что я вообще любила загадки.
- Вы и раньше где-то преподавали, профессор? – спросила я примерно на сороковой минуте матча.
Вейнс вопросительно посмотрел на меня.
- Почему вы так решили, мисс?
- Чувствуется, что у вас большой опыт выступлений на публике, вы умеете приковывать к себе внимание и сохранять идеальную дисциплину в аудитории. Ваша речь хорошо натренирована, сразу видно, что вам часто приходилось подолгу говорить. Ну и, наконец, в вас чувствуется что-то такое… учительское.
Светлые брови профессора взлетели вверх.
- Что бы это могло значить? – спросил он.
- Не знаю, как объяснить. Когда вы разговариваете со студентами, вы сразу ставите себя определенным образом. Без высокомерия ученого, которые часто смотрят на студентов сверху вниз, но и не стараетесь быть рубахой-парнем. Вы держите определенную дистанцию, но при этом как будто бы опекаете нас. Вы похожи на школьного учителя, - вынесла я вердикт.
- Любопытно, звучит как будто бы логично, но мне кажется, вы больше основываетесь на том, что говорит ваша интуиция, а не ваш разум, - заметил профессор Вейнс.
- Может быть. Именно поэтому я спросила вас, преподавали ли вы раньше. Если бы я основывалась на доводах рассудка, у меня не было бы сомнений в верности выводов.
Он усмехнулся.
- Какая самоуверенность.
- Я бы предпочла назвать это уверенностью в себе.
- Все так предпочитают, мисс Грейнджер. Только не во всех случаях подобная самооценка совпадает с истиной.
Настала моя очередь изобразить некое подобие улыбки.
- Туше, - ответила я, и обратила взор на поле.
Матч длился более двух часов. Вейнс ушел еще на восемьдесят пятой минуте, когда «наши» забили очередной гол, я же была вынуждена сидеть на трибуне, порядком замерзшая и проголодавшаяся. Постоянно обновляя Согревающие чары, я недовольно косилась на Клаудию, которая, кажется, получала истинное наслаждение, наблюдая за игрой.
Затем к нам подсел Кеннет Фобс. Я скривилась от недовольства, но он не заметил этого и начал со мной флиртовать.
Я с самого нашего знакомства с ним пыталась понять, что же его во мне так привлекает. Нет, я никогда не была забитой девочкой с очень заниженной самооценкой. Я знала себе цену и понимала, что есть люди, которым приятно мое общество. Но Кеннет… мне казалось, ему должны были нравиться другие девушки. Яркие блондинки с коралловыми губками, знойные брюнетки с огнем в глазах. Конечно, большая часть из них отвергала бы его, поскольку он хоть и был довольно приятен внешне, после первой же беседы оставлял неприятное впечатление, словно ты измазался в чем-то липком и приторно сладком. Его девушка представлялась мне модной красоткой, помешанной на собственной внешности, капризной и склонной к склокам и скандалам. Пустоголовой и неинтересной. В более печальном сценарии под его «обаяние» могла бы попасть очень скромная тихая девушка, не привыкшая к мужскому вниманию – немного наивная и глупенькая и совершенно неуверенная в себе. Он постоянно изменял бы ей, а она бы прощала, потому что, наверное, искренне любила бы.
В любом случае, даже если бы мое сердце было свободно, я бы не потратила на Кеннета и секунды своего времени.
- А я тоже люблю зелья, - заявил он мне после нескольких минут пустой болтовни.
Я ничего не ответила.
- Хотя у нас в Мерлинс колледже их нет, потому что слишком много времени у нас заклинания. Знаешь, много всяких предметов с заклинаниями.
Я кивнула, не отрывая взгляда от Дика, летающего на метле по всему полю. Кеннет подвинулся ко мне чуть ближе, теперь его плечо прижималось ко мне, и я недовольно поежилась, пытаясь отстраниться.
- И знаешь, некоторые заклинания очень интересные, - произнес он, как ему, вероятно, казалось, томным голосом.
Я невольно скривила губы.
- Мне НЕ интересно, - ответила я, - и ты мог бы не прислоняться ко мне? Мне это не нравится.
Он хмыкнул и чуть отодвинулся.
- А что тебе интересно? Давай поговорим о том, что тебе интересно. А, да. Зелья. Пока я жил в Индии, мы с отцом часто готовили всякие зелья и я много о них знаю.
- Поздравляю. Столь ценный опыт несравним ни с чем. А я вот особенно люблю яды, - сказала я со злорадством, - это так увлекательно. Например, есть яд Голубая роза, который невозможно распознать. Человек, выпивший его, умирает примерно через полчаса, и все признаки указывают на разрыв сердца. И никакая магия не выявит в организме яд. А самое главное, он не имеет ни вкуса, ни запаха. В средние века девушки часто избавлялись таким образом от назойливых кавалеров.
Я в упор посмотрела на молодого человека, который, кажется, еще не до конца понял смысл моей речи.
- Я всегда ношу его с собой в виде порошка вот в этом кольце, - я протянула руку, на которой красовалось небольшое серебряное колечко с витым орнаментом.
Теперь Кеннет казался испуганным и я, самодовольно улыбнувшись, снова повернулась к полю.
Если бы он хоть что-то знал о Зельях, то сразу бы заметил, что в серебряном кольце носить яд совершенно неразумно, поскольку этот металл активно взаимодействует со всеми веществами. Если бы он знал о Зельях достаточно много, то ответил бы, что Голубая роза придает жидкости голубоватый оттенок и обладает ярко выраженным цветочным ароматом. И, наконец, она не существует в виде порошка.
Клаудия, слышавшая наш разговор и разбирающаяся в зельях достаточно, чтобы понять, что я блефовала, рассмеялась, тут же попытавшись скрыть это за кашлем.
Наконец, матч закончился. Мы встретились у раздевалок с ребятами и направились к Бладжеру. Сперва меня отвлек Джейсон, он хотел узнать, не читала ли я что-нибудь о трансфигурации зелий. В прошлом году он занимался трансфигурацией жидкостей, а для диплома решил взять что-то более сложное. Я увлеклась рассказом о единственной работе на эту тему, которую мне довелось читать, и несколько минут говорила без остановки, не замечая ничего вокруг. Кеннет с умным лицом слушал все, что я рассказывала Джейсону, иногда делая совершенно неуместные комментарии. Так продолжалось, пока Джейсон не сказал ему «заткнись».
Когда я рассказала всё, что знала, то оглянулась в поисках Дика, но его нигде не было. Вся команда шла рядом, кроме него. Я тут же решила не спрашивать, где он, и понадеялась, что об этом спросит Клаудия. Так и вышло.
- Сегодня утром прибыл его отец, - ответил ей Джейсон, - Он хочет, чтобы Дик отправился с ним в экспедицию в следующем месяце, и ему нужно поговорить с нашим деканом. Но Дик не хочет никуда ехать и сейчас пошел обрабатывать своего отца.
- А он присоединится к нам потом в Бладжере? – спросила Клаудия, на что Джейсон лишь пожал плечами.
Я очень расстроилась, но старалась не подать виду. Кеннет, очевидно, набравшись смелости, начал расспрашивать меня о трансфигурации зелий, хотя ни в том, ни в другом не разбирался. Я постаралась загрузить его огромным количеством информации и сложных слов, и уже в кафе, усевшись со мной рядом, он сказал:
- Никогда не встречал таких девушек, как ты. Гермиона, ты просто удивительная.
Я с несвойственной мне самоуверенностью холодно ответила:
- Я знаю.
Джейсон, долго наблюдавший за нашим общением с Кеннетом, обратился к молодому человеку:
- Фобс, это безнадежно. Она слишком умна для тебя.
Кеннет недовольно посмотрел на него. Спорить с Джейсоном решались не многие, поскольку, во-первых, он был старше всех, с кем общался. Он поступил в университет не сразу после окончания Хогвартса, а лишь через пять лет, поняв, что школьного образования ему не достаточно, чтобы достичь тех высот, которых он хотел бы. Эти пять лет он профессионально занимался квиддичем, но понаблюдав за ветеранами магического спорта, за тем, как бросив игру – либо по состоянию здоровья, либо по другим причинам – они не могут найти достойной работы, испугался. Ветераны становятся никому не нужными, и даже самые яркие звезды быстро забываются, им на смену приходят новые, молодые и талантливые. Джейсон не хотел такой судьбы, и, бросив квиддич, поступил в университет. И не удивительно, что он сразу стал играть в за квиддичную сборную университета, а на третьем курсе стал её капитаном. И эта была вторая причина, почему он пользовался авторитетом среди всех ребят.
Положение же Кеннета в сборной было тем более шатким, что он пока не сыграл ни одной игры и не показал себя. Он играл в команде своего Мерлинс колледжа, и пока успешно. Сборной же выступать пока не приходилось. Кеннет не мог рисковать своим местом в команде университета и поэтому вел себя в отношении Джейсона с почтением, граничащим с раболепием.
- И так, как ты себя ведешь, ты ничего не добьешься, - сообщил Джейсон Кеннету, не стесняясь того, что я сидела рядом и все слышала, - интеллектом ты её не поразишь, потому что у тебя его, извини, нет. В знаниях тягаться с Гермионой бесполезно, всё равно ты проиграешь. И еще, она очень интеллигентный человек, и пошлости на неё действуют скорее раздражающе, чем положительно… И ей не нравится, когда её тискают, - добавил он, наконец, что заставило Кеннета убрать руку с моего плеча, которую я бесполезно пыталась снять оттуда уже несколько минут.
Кеннет определенно чувствовал себя неуютно, не зная, что ответить. Я посмотрела на Джейсона с легкой улыбкой. Удивительно, как ему удавалось видеть людей насквозь. Или это я была такой открытой?
Некоторое время просидев в кафе, я сказала, что мне нужно разобраться с предстоящим днем первокурсника и, к своему большому облегчению, ушла.
На мостике через Ядовитый канал я остановилась и взглянула темную воду, в которой отражалось хмурое небо. Скоро должен был начаться дождь, но я не спешила уходить.
Я чувствовала себя обманутой. Я ожидала встречи с Диком, но по совершенно нелепому стечению обстоятельств, она не состоялась. Это было нечестно.
Я пыталась успокоиться, привести мысли и чувства в равновесие, тихо журчащая вода и хмурое спокойствие вокруг немного помогли мне придти в себя.
22 сентября, понедельник
В понедельник я снова попыталась поговорить с профессором Вейнсом по поводу диплома. На этот раз никто больше не требовал его внимания и около пятнадцати минут мы обсуждали возможные варианты. Мы сошлись на мнении, что мне стоило выбрать для изучения группу ядов и рассматривать изменения, происходящие в них при различных воздействиях – нагревании, охлаждении, высушивании и прочее. Мне понравилась такая тема, и я сразу же после обеда направилась в библиотеку, чтобы выбрать, какие яды попадут в сферу моих интересов. Хотелось выбрать что-то малоизученное, чтобы был простор для деятельности.
22-23 сентября:
В ночь с понедельника на вторник состоялось, наконец, долгожданное событие – День Первокурсника. Я выбрала для себя образ древнегреческой богини мудрости – Афины. Правда, я отказалась от шлема, но зато озаботилась другими атрибутами: копьем, изображением Медузы Горгоны – не на эгиде, но на крупном кулоне на шее – а на плече у меня сидела маленькая сова Сотейра, которую мне одолжила Джина.
Праздник открывала я, поэтому, когда большая часть студентов уже собралась в клубе, я вышла на сцену. Сказав небольшую речь, я объявила начало празднования. Заиграла танцевальная музыка и постепенно студенты стали заполнять танцпол. Я прошла к диванчику, на котором сидели Калудия, Джейсон и Дик. Мы стали болтать о чем-то, стараясь перекричать музыку, и я смогла по-настоящему расслабиться.
Чуть позже я снова вышла на сцену, чтобы объявить первый конкурс – конкурс костюмов. Несмотря на то, что многие пришли в костюмах на античную тематику, немало ребят решили не выделяться и надели обычные мантии. Некоторые лишь дополнили их какими-нибудь аксессуарами с меандром или чем-то еще, напоминающем о древней Греции и древнем Риме. У нескольких мальчиков я видела лавровые венки, покрытые золотом. Облаченные в современные, но белые мантии, они действительно напоминали римских императоров. Первое же место занял Терри МакФерсон, пришедший в костюме римского воина – в доспехах, в шлеме и с копьем.
Вернувшись на свое место, я заметила, что Дик куда-то отошел. Клаудия, изображающая Афродиту, с распущенными волосами и вплетенными в них золотыми нитями с сердечками на концах, указала в сторону бара. Сперва я ничего не увидела из-за группы пифагорейцев, но затем они расступились, и моему взору открылась неприятнейшая картина: Дик разговаривал с какой-то девушкой в красивом воздушном платьице. Он склонился к её уху, потому что музыка была слишком громкой, и что-то говорил, а она улыбалась и иногда отвечала, касаясь рукой его руки.
Я сделала большой глоток эльфэля и отвернулась от парочки. Клаудия тут же начала кричать мне на ухо свои мысли по поводу собеседницы Дика:
- Мерлин, как он с ней общается? Эта Талулла, она же дура-дурой. Он ведь и на Дне Зельевара весной всю ночь с ней протусил.
Я вопросительно взглянула на подругу.
- Серьезно?
Конечно, я помнила, что всю ту вечеринку он провел то в компании каких-то приятелей из нашего колледжа, то с какой-то девчонкой. А я уже тогда жаждала его внимания и потому изо всех сил изображала приподнятое настроение. Но я не помнила, что это была за девочка, потому что при прекрасной памяти на имена, слова, события и даты, я очень плохо запоминаю лица людей.
- Ну, да, - ответила мне Клаудия, пытаясь перекричать музыку, - Я же тебе про неё тогда рассказывала. Она учится у них в Триффани. На втором курсе сейчас. Не помнишь что ли?
Я отрицательно покачала головой. Если бы я запоминала все истории, которые рассказывала мне Клаудия, в моей голове просто не осталось бы места для зелий. Сплетни – это вторая вещь, память на которую у меня всегда была удивительно плохой. Это объясняется тем, что я намеренно стараюсь выкидывать из головы вещи, не несущие в себе никакой пользы. Знать что-то о совершенно незнакомых людях мне не интересно, даже если это что-то, по мнению Клаудии, ошеломительное.
Вскоре от эльфэля у меня закружилась голова, я почувствовала странную легкость, а боковое зрение почти перестало работать, оставляя в фокусе лишь то, на что непосредственно был направлен взгляд. Но я не останавливалась, заказывая еще один бокал. Мне хотелось забыть о Дике, о своих переживаниях, наконец расслабиться.
Но когда заиграла старая, давно забытая мелодия, я почувствовала, как в носу защипало, а в горле встал неприятный ком. Жалость к себе накатилась волной, и я готова была расплакаться. В этот момент к нашему столику подошла Мари, наша однокурсница, и Клаудия решила воспользоваться этим, чтобы пойти потанцевать с Джейсоном. До этого она отказывала себе в этом удовольствии, потому что я танцевать не хотела, а оставлять меня одну она считала неправильным.
Мне нравилась Мари. У неё были красивые волосы – русые, но очень гладкие и блестящие. Это выглядело так естественно и притягательно, что порой мне хотелось прикоснуться к ним, чтобы убедиться, что и на ощупь они такие же шелковистые. Мне нравилось её лицо – такое милое, но не рафинированное. Остренький нос, тонкие, никогда не накрашенные бледно-розовые губы, светлая кожа и большие серо-зеленые глаза. Я не могла назвать её красивой в классическом понимании, но если бы меня попросили назвать самую привлекательную девушку из всех знакомых, я бы назвала её. Мне нравился её характер, её чувство юмора, манера поведения – всё. Мне нравилось то, что она сама не понимала, каким притягательным человеком была. Мне даже нравилось, когда она начинала жаловаться на что-то и выражать недовольство – в такие моменты она казалась мне одновременно такой же, как все, и лучше. Наконец, я была совершенно счастлива от того, что я нравилась ей. Она никогда не говорила об этом напрямую, но я чувствовала это. Почему-то, нам не удавалось общаться достаточно часто, но в те моменты, когда нам доводилось разговаривать, это было похоже на дождь в пустыне.
Я долго пыталась понять, почему она мне так нравилась и в какой-то момент осознала, что Мари была во многом похожа на меня, только лучше и интереснее. Я поняла, что видела в ней идеальную себя, так же, как в профессоре Боринг, синем чулке, видела худшую себя.
Поняв это, однако, я не изменила своего отношения к Мари и наслаждалась каждой беседой с ней. Когда она подошла и села со мной, я сразу же развеселилась, забыв печали.
Она рассказала мне о своем любимом телевизионном шоу, которое транслировалось у неё дома в Дании, и это было так приятно оторвано от моей повседневной жизни! Словно глоток свежего воздуха.
Через некоторое время к нам подошел Дик. Я заставила себя не обращать на него внимания и продолжила беседу с Мари. Но та сама вскоре решила вернуться к своим друзьям, с которыми сидела за другим столиком, а Дик сел ближе ко мне. Сначала мы молчали. Затем он потянулся к своему бокалу, а я шутливо ударила его по руке, сказав, что нечего напиваться, обратно в колледж его никто не понесет, потому что Джейсон с Клаудией, наверняка, уйдут задолго до конца вечеринки. Дик попытался изловчиться, и всё же взять бокал, но я снова помешала ему. Так мы дурачились какое-то время. На моей руке был твердый металлический браслет, и иногда, когда Дик хватал меня за руку, он случайно прижимал браслет, причиняя мне боль, но я не обращала на это внимания. Единственное, о чем я думала – о том, насколько он сильнее меня, насколько его руки больше моих, а пальцы длиннее. В тот момент я отчетливо осознала его физическое превосходство, и это было приятно. Мне хотелось, наконец, побыть слабой.
Позже мы оказались на танцполе. Я даже не заметила, как это вышло. Алкоголь подействовал на меня, и я стала смелее и открытее. Мы танцевали зажигательные танцы, не стесняясь физических контактов и откровенных движений. Мне было жарко, волосы прилипли к лицу и хотелось пить. Но уходить с тацнпола не хотелось. Однако нам пришлось сделать перерыв, так как мой коллега по Студенческому совету объявил новый конкурс. Кто-то выходил на сцену, они что-то делали там и получили какие-то призы – я ничего не слышала и не видела, кроме Дика.
Клаудия с Джейсоном, как я и думала, ушли около двух ночи. Мы с Диком остались одни и снова пошли танцевать. Вскоре я заметила, что в зал вошел профессор Вейнс. Я немало удивилась этому факту. Вскоре наши взгляды встретились, и я широко улыбнулась. Он поднял брови, то ли вопросительно, то ли удивленно. Конечно, вряд ли он ожидал увидеть меня, танцующей, без стеснения двигая всеми частями тела, зазывно глядя на Дика, который тоже не отрывал от меня взгляда. Продолжая танцевать, я еще несколько раз заметила, что Вейнс наблюдает за мной, и почти решила подойти к нему и спросить, может быть, что-то не так. Или, быть может, он пришел сюда, потому что ему срочно надо было поговорить со мной. Но решив, что раз он не подходил ко мне, то ничего важного сказать мне не намеревался, я продолжила танцевать.
Через некоторое время профессор Вейнс ушел, а я почему-то почувствовала себя виноватой. Хотя к тому не было совершенно никаких оснований. Оставив, наконец, Дика, я пошла к бару. Шаг этот в некотором роде был намеренным – я хотела, чтобы все не выглядело так, словно от Дика зависит моя жизнь и мое настроение. Что я вполне могу сама первой закончить разговор или танец. Просто я очень боялась показаться навязчивой.
Вскоре к нему присоединилась Талулла. Я решила заказать себе еще эльфэля, как вдруг рядом оказался Кеннет, тут же вызвавшийся меня угостить. Я не стала возражать. Я была расслаблена, в голове все словно заволокло туманом, а мир вокруг немного покачивался. Единственное, о чем я подумала, принимая предложение Кеннета, это о том, что сэкономлю, и уж если губить здоровье алкоголем, так уж лучше не за свой счет.
Спустя какое-то время – какое, я сказать не могла, поскольку все вокруг казалось нереальным, как и течение времени – я обнаружила себя, сидящей за барной стойкой, разговаривающей о чем-то с Кеннетом. Его рука лежала на моем колене, а я не возражала. Но тут подошел Дик. Он взял меня за руку чуть ниже локтя и позвал за собой. Кеннет начал что-то возмущенно говорить, но ответ Дика заставил его успокоиться.
Получив в гардеробе свою мантию, я надела её и подошла к зеркалу. Сперва я пыталась застегнуть все пуговицы, но это было чертовски сложно. Тогда я просто намотала на шею шарф и взглянула на свое отражение. Вид мой оставлял желать лучшего. Особенно глаза – покрасневшие, с осыпавшейся на щеки тушью и нездорово блестящие. Дик подошел ко мне, уже облаченный в мантию, с глазами не более трезвыми, чем у меня, и мы вышли на улицу. Холодный воздух тут же немного привел меня в чувства, но не достаточно, чтобы я помнила, о чем мы разговаривали по пути к Фламельс колледжу. Осталось лишь приятное впечатление, хотя я уверена, что наговорила глупостей.
Когда мы оказались у каменной стены, ведущей во внутренний дворик моего колледжа, все, о чем я могла думать – это кровать с мягкой подушкой и теплым одеялом. Мантия была недостаточно теплой для осенних ночей, а попытка выполнить согревающее заклинание чуть не привела к серьезному ожогу. И теперь я мечтала оказаться в собственной комнате. Но сперва предстояла минута прощания. Если бы я была трезва, она показалась бы мне смущающей, но тогда я просто сказала «пока» и, полюбовавшись удаляющейся спиной Дика, поспешила в общежития.
27 сентября, суббота
В субботу я не смогла пойти на матч, поскольку в понедельник по ядам должны были пройти практические занятия. Не подготовиться к нему было бы не просто неправильно, но опасно. Даже Клаудия решила провести субботу за пергаментами с рецептом зелья, которое нам предстояло варить и подробным описанием процесса его изготовления.
Кроме того, в воскресенье я собиралась, как и всегда, навестить родителей и Гарри, Рона и Джинни, а потому в субботу должна была заниматься особенно активно. На неделе мне это совсем не удалось, поскольку во вторник после вечеринки я была не в лучшей форме, а затем готовила к пятнице сообщение для профессора Нушича по Идентификации Зелий.
28 сентября, понедельник
Как я и ожидала, работа в лаборатории под руководством профессора Вейнса оказалась делом нелегким, но интересным. И даже не смотря на то, что Терри Макферсон был выгнан с занятия, поскольку оказалось, что он не вызубрил состав зелья, а Юдита Пучинскайте, всегда казавшаяся мне очень ветреной девушкой, не позаботилась о том, чтобы в кармане её мантии лежал безоар, за что также была отстранена, все остались под приятным впечатлением.
После занятия, пока Вейнс сидел за своим столом, делая пометки в каких-то бумагах, я подошла к нему и попыталась извиниться за то, что произошло на вечеринке.
- Мне стоило подойти и поздороваться с вами, сэр, - сказала я, вдруг осознавая, как глупо это звучит, - это было непочтительно.
- Мисс Грейнджер, - холодно отозвался Вейнс, не отрывая взгляда от пергамента, - вы действительно полагаете, что меня это каким-либо образом взволновало?
Он резко поднял взгляд и его зеленые глаза были похожи на вспышку Авады Кедавры.
- Последнее, в чем я нуждался в тот вечер, это приветствия пьяной студентки. Достаточно было той сцены, которую я увидел, когда вы бесстыдно отирались о какого-то молодого человека, чтобы заставить меня поскорее покинуть зал.
Я почувствовала жгучий стыд. Он был, безусловно прав. Сначала, в тот вторник, я была даже как будто бы горда, обсуждая с однокурсниками прошедшую вечеринку и степень опьянения каждого. Я не была тогда белой вороной, и, хотя почти не говорила, с удовольствием слушала, как Клаудия, а потом Джина говорили о том, как я «отожгла». Я была «со всеми», эта общность грела душу.
Но теперь всё это исчезло, сменившись неприятным желанием стереть преподавателю память, потому как это было значительно легче, чем провалиться сквозь землю.
Не позволяя себе расплакаться, я сказала «прошу прощения, сэр» и быстро покинула лабораторию.
К счастью, Клаудия уже ушла на обед, и я смогла успокоиться, прогулявшись до здания Мерлинс колледжа, и обратно до Обеденного зала. За обедом Клаудия рассказала мне неприятнейшую историю.
Оказывается, после Ядов, она, Джина, Терри и Юдита решили найти профессора Боринг, чтобы взять у неё темы для докладов. Поскольку они не слишком часто посещали Библиографию, они решили повысить свои шансы на сдачу экзамена, прочитав доклад.
Они заглянули в преподавательскую, где им сказали, что они могут пройти к аудитории, где у нас проходят занятия по Библиографии, а профессор Боринг подойдет туда через несколько минут. Ребята так и поступили. Усевшись на стульях, стоящих у двери в аудиторию, они начали разговаривать, и в основном беседа касалась Библиографии и её бессмысленности. Постепенно разговор о предмете перешел на разговор о личности преподавателя – и здесь было, что обсудить. Худенькая маленькая женщина неопределенного возраста, совершенно не следящая за собой, с редкими серыми волосиками и неровными зубами была великолепным объектом для насмешек. От обычных шуток, они вскоре перешли к совершенно жестоким оскорблениям.
- Джина сказала, что ей интересно, какой у Боринг муж, - сообщил Терри, - а я тогда сказал, что сомневаюсь, что он у неё вообще есть, потому что вряд ли кто-то может посмотреть на неё как на женщину.
Джинни и Клаудия скривили страдальческие рожицы.
- А я потом добавила, что она… о борода Мерлина, я сказала такие ужасные вещи, мне даже повторить стыдно.
Терри согласно закивал головой.
- И мы еще так громко говорили, и хохотали, как сумасшедшие, - добавила Джина.
Несколько минут ребята глумились над профессором, пока вдруг дверь аудитории не открылась и оттуда в коридор не вышла сама Боринг. Своим тихим писклявым голоском она спросила:
- Молодые люди, вы что-то хотели?
Но ребята застыли с открытыми ртами. Они никак не ожидали, что профессор все это время была там внутри, и одновременно поняли, что она могла слышать каждое их слово.
- Это было ужасно, - поведала мне Клаудия, - я думала, сгорю со стыда.
- Ага, а она смотрит на нас своими мышиными глазками, так невозмутимо, - досадливо добавил Терри, - сожри меня мантикора…
- Как вы теперь экзамен сдавать будете? – риторически спросил Юлий Глаубер, слушавший историю.
- Да хрен с ним, с экзаменом! – воскликнул Терри горячо.
- Главное, что это просто… просто… - Джина не могла подобрать слов, но Клаудия ей помогла:
- Стыдно.
Джинни и Терри согласно кивнули.
- Мне её теперь жалко, - заметила Мари, также сидевшая рядом.
- Ну а темы докладов-то вы получили? – спросила я.
Клаудия согласно кивнула, а потом на её лице появилось растерянное выражение.
- Только я её уже забыла… я так растерялась, что слушала Боринг в пол уха. Я только о том и думала, услышала она все-таки, что мы говорили, или нет.
- Дерьмо, я тоже, - отозвался Терри.
- Может, Юдита помнит? – предположила Джина, - Она уже пообедала, надо будет к ней в общежитии зайти.
История была действительно неприятной. И даже не столько из-за возможных академических трудностей – мне почему-то казалось, что при всей своей кажущейся сухости, профессор Боринг не была злопамятной. Да и без того экзамен у неё был очень сложным. Но морально-этическая сторона вопроса была действительно важной. И беспокоило меня не только возможно задетые чувства преподавателя, сколько вот какой вопрос: если бы не было подозрений, что профессор Боринг услышала, что говорили ребята, как бы восприняли этот случай и они сами, и окружающие? Разве кто-то стал бы переживать из-за того, что кучка студентов позлословили за спиной у преподавателя? Это вполне обычное дело. Выходит, что обсуждать человека, говорить о нем жестокие вещи – нормально, главное, чтобы вас за этим не поймали. Звучит по-слизерински, а всё, что попадало под эту категорию, всегда считалось чем-то скверным. Но с другой стороны, если тебе не нравится человек, говорить о нем хорошее или постоянно защищать – лицемерие. Так как же поступать – правильно?...
Вот поэтому я предпочитаю молчать.
После обеда Клаудия настояла на том, чтобы мы пошли погулять. По её словам, мне было необходимо развеяться и подышать свежим воздухом. Я не стала возражать. Мы улеглись на траве на лужайке перед Фламельс колледжем и Обеденным залом, предварительно произнеся согревающее заклинание, направив палочки на холодную землю. Там было довольно много студентов – такие солнечные деньки, как тот, в конце сентября были большой редкостью.
Клаудия увлеклась рассказом о том, как обустроит свой дом в Румынии. Её папа подарил ей на восемнадцатый день рождения небольшой особняк в Валахии, но из-за учебы в университете она почти не могла им заниматься. После защиты диплома же Клаудия собиралась отправиться туда и превратить старый дом в «шикарное жилище». Она давно упрашивала Джейсона, чтобы тот согласился жить с нею там, но Джейсону претила мысль о том, чтобы жить в доме своей девушки. Он считал, что должно быть наоборот, но его собственная квартирка в Ливерпуле была не самым привлекательным местом для обитания. Этот вопрос – о том, где им жить после окончания университета – периодически, если не сказать «систематически», становился причиной их ссор. Но сейчас Клаудия забыла об этом и с огоньками в глазах описывала мне, какой плиткой отделает санузел.
Я слушала её вполуха, задумчивая щипая чуть потускневшую травку. Как вдруг боковым зрением я заметила какое-то движение. Клаудия замолчала. Я чуть повернула голову и увидела пару черных блестящих ботинок. Я быстро поднялась на ноги и встретилась взглядом с тревожным взглядом глаз профессора Вейнса.
- Сэр? – вопросительно произнесла я.
- Мисс Грейнджер, - серьезно произнес он и затем широко улыбнулся.
Я удивилась. Даже, в некоторой степени, испугалась.
- Я хотел извиниться за собственное поведение сегодня днем, - произнес он дружелюбно, - я был непростительно груб.
Сказав это, он галантно поклонился.
- Ничего страшного, сэр, - произнесла я растерянно, - на самом деле, вы были абсолютно правы.
- Прекрасно… - Вейнс несколько секунд смотрел на меня тяжелым взглядом, затем снова лучезарно улыбнулся, и быстро развернувшись, ушел.
Какое-то время я потрясенно смотрела ему вслед. Затем я опустилась на землю. Клаудия тут же набросилась на меня с крепкими объятиями. Повалив на землю, она нависла надо мной, щекоча длинными волнистыми прядями лицо. Её глаза сияли.
- Клаудия, Мерлина ради, слезь с меня, - сказала я сердито, - ты вообще в своем уме?
- Он в тебя влюбился! – воскликнула Клаудия, отодвигаясь, и позволяя мне сесть. – Ты представляешь! Какая же ты счастливая!
Я одарила её вопросительно-удивленным взглядом.
- Ты что, не видела, что произошло? – спросила я.
- Видела, конечно!
- В таком случае, должна была заметить, как странно профессор Вейнс себя вел.
Клаудия вздохнула и посмотрела на меня как на несознательное дитя.
- Ну конечно, он вел себя странно! – ответила она. – Все влюбленные себя так ведут.
Я лишь покачала головой, не желая спорить с упрямой подругой. И хотя та еще несколько минут распиналась о том, как же все будут мне завидовать, я не обращала на это внимания. Я-то знала, что тут дело совсем не в любви. А вот в чем?
29 сентября, вторник
Во вторник состоялась очередная встреча Студенческого Совета. Оказалось, в этом году наш университет проводил ежегодную конференцию «Зелья и Артефакты». Каждый раз она проходила в одном из пяти существующих магических университетов, и вот снова настала наша очередь. Ответственным за организацию мероприятия была назначена я, а в помощники мне дали юношу с четвертого курса – Эмиля Готье.
После собрания мы с ним вдвоем отправились в Шоколадушку, чтобы обсудить план действий и заодно познакомиться поближе. Он говорил с сильным французским акцентом, несмотря на три года, которые провел в Англии, и все время теребил тонкими пальцами край салфетки. Он никогда не смотрел мне в глаза и очень изящно убирал челку, если она мешала ему. Эмиль показался мне стеснительным, немного странным, но очень ответственным мальчиком. И я сразу поняла, что у нас не возникнет проблем с тем, кто главный в команде.
3 октября, суббота
Когда, наконец, наступила суббота, пришло неприятное известие – команда, которая собиралась играть с командой Триффани колледжа, отравилась и матч отменили. Клаудия предложила всё равно пойти погулять с Джейсоном, и, возможно, Диком, но тут пришел сам Джейсон – один – и предложил нам обеим пойти с ним в кино. Мы согласились. Я не стала спрашивать, где был Дик, решив, что если он не явился, значит, сам не захотел. Джейсон наверняка предлагал ему пойти вместе с нами. К сожалению, не стала спрашивать и Клаудия, и я злилась на нее за столь неожиданное отсутствие любознательности.
Фильм оказался совершенно неинтересным и маловразумительным. Сразу же по его окончании я отправилась в Каминную и уже через мгновение оказалась дома. Настроение было достаточно веселым лишь для того, чтобы усесться у камина с книжкой и Крукшанксом на коленях.
