Он был старше ее

Дополнение к завещанию

Через пять дней ко мне в камеру пришли два молчаливых и угрюмых аврора и заявили, что меня хотят видеть в Хогвартсе. Публичная расправа – первое, что пришло мне в голову. Говорил я еще с трудом и поэтому просто кивнул.
Хогвартс. Я надеялся что, попав туда, смогу узнать новости о Гермионе. Но портал перенес нас сначала в Министерство, в кабинет Кингсли, который изучающее посмотрел на меня, когда мы появились.
– Как вы? – вместо приветствия спросил он, показывая на мою шею.
Я неопределенно пожал плечами в ответ. Можно обойтись без вежливых бесед о погоде и самочувствии, если тебя собираются публично наказывать.
– Я соберу документы, и мы направимся в Хогвартс, – Кингсли разбирал свитки у себя на столе. Затем он вытащил что-то из ящика и протянул мне.
– Ваша палочка, Северус. Но я попрошу вас ей пока не пользоваться. В целях вашей безопасности, – он кивнул в сторону двух авроров, стоящих по бокам от меня.
Стараясь не выдать своего удивления, я подошел к нему и молча взял палочку. Я совершенно не понимал, что это все означало.
Когда Кингсли закончил, мы направились по коридорам к каминам. Волшебники, которые попадались нам на встречу, косились и отшатывались от нас. Я был уверен, что они оборачивались и шептались мне в след.
– Вот, возьмите, – Кингсли сунул мне в руку газету, – вам, наверное, интересно узнать, чем все закончилось.
Я жадно выхватил из его рук «Ежедневный Пророк». На первой странице большими буквами заголовок: «Волан-де-морт повержен!». Наконец-то они начали называть все своими именами. Я пробежал глазами по статье – она занимала четыре с лишним страницы – я искал интересующую меня информацию. Вот она: «Гермиона Грейнджер, магглорожденная ведьма, помогавшая Гарри Поттеру …», – я пропускал куски бессмысленного для меня текста, – « … пришла в сознание и не узнает никого вокруг. Колдомедики не могут понять причину ее болезни …». Дальше я не читал. Я остановился и вздохнул с облегчением. Она жива, остальное для меня было не важно.
– Да, весь магический мир расстроен, – произнес Кингсли, заметив мою реакцию. Он остановился рядом со мной и похлопал меня по плечу. – Вы сделали все, что смогли.
Я посмотрел сначала на его ладонь у меня на плече, потом на него. Кингсли мягко улыбнулся и убрал руку, а я, воспользовавшись этим, ускорил шаг. По дороге я все-таки успел просмотреть большую часть статьи. Кингсли был прав – магический мир действительно был расстроен.


Выйдя из камина в кабинете директора Хогвартса, я огляделся. МакГонагалл расположилась в кресле Альбуса, моем кресле, и подписывала какие-то бумаги. Артур с покрасневшими глазами, сидел около клетки с фениксом и просматривал газету. Молли смотрела в пол и теребила в руках огромную тряпицу, которая при ближайшем рассмотрении оказалась носовым платком. Помфри развернулась к Минерве и шептала ей на ухо. Вид у нее был очень уставшим. Флитвик, Стебель, Хуч, еще несколько учителей о чем-то говорили, стоя у стены. Три незнакомых волшебника держались в стороне от всех и осматривали кабинет. Судя по их мантиям, они были колдомедиками из Мунго. Я сжал зубы, чтобы из моего рта не вырвались вопросы о Гермионе, и сделал шаг вперед. Все, сидящие в кабинете, посмотрели на меня с неприязнью.
– Что он здесь делает? – спросила МакГонагалл, кивнув в мою сторону.
– Сейчас, Минерва. – Кингсли наколдовал нам стулья и жестом пригласил меня сесть. Затем он достал из кармана мантии два свитка, которые забрал с работы, и, прочистив горло, развернул один из них.
– На следующий день, после падения Волан-де-Морта, обнаружилось дополнение к завещанию Дамблдора, – заметив, что МакГонагалл открыла рот, чтобы задать вопрос, он поднял вверх руку, останавливая ее, и продолжил, – которое было заколдовано таким образом, что прочесть его можно было только в случае нашей победы. В нем Альбус Дамблдор полностью оправдывает Северуса Снейпа.
Все как-то некрасиво ахнули и посмотрели на меня. Чертов старик, он и здесь сыграл по своим правилам. Я обвел всех взглядом: все переглядывались и ждали подробностей.


Потом Кингсли зачитывал письмо Дамблдора, в котором тот рассказывал о своей «милой» просьбе убить его, а я смотрел в окно. У меня возникло ощущение, что я участвую в очередном фарсе. Кингсли упомянул также, что им были переданы воспоминания бывшего директора, которые тщательно проверялись авроратом последние четыре дня, что эти воспоминания соответствуют содержанию письма, и что завтра Визенгамот, учитывая мои заслуги в победе над Темным Лордом, признает меня невиновным. Я вдыхал свежий воздух, которым заполнялась комната, благодаря открытому окну, и не мог поверить, что это все закончилось. Теперь я смогу уехать отсюда и провести остаток дней в каком-нибудь забытом Мерлином городке на окраине, в тишине и покое. Меня оправдали, а Гермиона жива. Я уже начал думать о том, куда именно я отправлюсь из этого кабинета, как Кингсли развернул второй свиток и зачитал его вслух.
«Я, Альбус Дамблдор, прошу Северуса Снейпа оказать мне еще одну, на этот раз последнюю, просьбу. Я прошу его заботиться о Гермионе Грейнджер, Гарри Потере и Роне Уизли, в случае, если с ними случится что-то непоправимое или они останутся одни. Я прошу его опекать их столько времени, сколько потребуется. Северус, я знаю, что тебе, возможно, неприятна эта просьба, но лучше тебя с этим никто не справится. Тебе я доверяю больше всех, даже больше, чем себе. Еще раз хочу попросить у тебя прощения».
– Северус, это последняя воля Альбуса, – Кингсли сложил свиток и выжидающе посмотрел на меня. У меня в груди все сжалось, как от нехорошего предчувствия. Я помолчал некоторое время, подбирая слова и наблюдая на Дамблдором, который мило улыбался мне со своего портрета.
– Насколько мне известно, мистеру Поттеру и мистеру Уизли моя помощь не требуется, а у мисс Грейнджер есть родители, – наконец сказал я.
Молли всхлипнула, и Артур обнял ее.
– Мистер и миссис Грейнджер погибли, – сдавленно произнес он, поглаживая руку Молли, – на них напали Пожиратели Смерти в день последней битвы. Так что у Гермионы никого не осталось.
Я снова посмотрел на портрет Дамблдора. Он, как и все в кабинете, замер, ожидая моего ответа. Предполагал ли он такой поворот событий? Смотря ему прямо в глаза, я сказал:
– Вы все знали Альбуса, – горло начало болеть, и голос звучал сдавленно, – не все его просьбы и пожелания имели здравый смысл. Эта – не исключение.
Дамблдор в портрете расхохотался и подмигнул мне, а мне было бы легче, если бы он разозлился и ушел. Только я подумал, что наступил конец играм, в которых я участвовал благодаря Альбусу, как оказался втянут в новую. Мне захотелось взять его за плечи и встряхнуть, как следует, за очередной гениальный план. Но в глубине души, где-то под мантией, маленький ребенок внутри меня радовался, будто получил долгожданный кусок торта. Я мог опекать Гермиону! У меня была причина находиться рядом с ней!


– Минерва, неужели вы это допустите? – не успокаивалась Молли.
МакГонагалл, поджав губы, молчала. Ища поддержки у мужа, Молли повернулась к нему.
– Артур, ведь наверняка существуют законы, которые этого не позволят?
– Миссис Уизли, – Кингсли, отмеряющий шагами кабинет, остановился около нее, – юридической силы волеизъявление Альбуса не несет. Мисс Грейнджер – совершеннолетняя, поэтому опекуны ей не нужны. Мистер Снейп может отказаться заботиться о мисс Грейнджер. Тогда до нового учебного года она будет находиться под присмотром мадам Помфри, а потом, если ее самочувствие не улучшится, ее переведут в Мунго.
– Она здесь? – не выдержал я. – В Хогвартсе?
– Конечно, – возмутилась Помфри, – мы делаем все, что в наших силах. И лично я не думаю, что вы сможете обеспечить ей полноценный уход, Северус.
Врачи из Мунго о чем-то зашептались.
– Мне нужно ее увидеть, – заявил я, разворачиваясь к МакГонагалл. – Я могу пройти в больничное крыло, Минерва?
– Да, Северус, только не уверена, что она будет рада вас видеть – она не в курсе последних обстоятельств.
– Какая разница? – раздраженно откликнулся я. – В «Пророке» написано, что она никого не узнает.
– Ну, – МакГонагалл усмехнулась, – не нужно слепо верить каждому слову, написанному в «Пророке».
– Приятно осознавать, что некоторые вещи не меняются, – я повернулся к Кингсли. – Я должен вернуться с Азкабан или могу остаться здесь?
– Вы можете остаться. Но на ваш камин и палочку наложены следящие чары. Завтра вас ждут в Визенгамоте для официального оглашения решения.
Кингсли посмотрел на часы, которые вынул из кармана мантии, и, сказав, что он должен вернуться в Министерство, скрылся вместе с аврорами в камине.
– Северус, я провожу вас до больничного крыла, – МакГонагалл поднялась с кресла. – Заодно расскажу про состояние мисс Грейнджер. Если вам это, конечно, интересно.
Я коротко кивнул и открыл перед ней двери кабинета.


Я шел по коридорам и слушал МакГонагалл. То, что она рассказывала, было ужасным. Гермиона могла не говорить часами и смотреть в одну точку. Иногда она отказывалась от еды, а потом говорила, что забыла поесть. Иногда у нее были галлюцинации, такие кошмарные, что Помфри после ее рассказов пила всю ночь успокоительное зелье. Иногда она кричала, когда до нее дотрагивались.
– У нее бывают неуправляемые выбросы магии, – сказала МакГонагалл, остановившись перед дверьми в палату. – Мы уже три раза восстанавливали все стекла в больничном крыле.
– И еще, Северус, – сказала она, когда я потянулся к ручке, – она ничего не помнит о последней битве.