III глава. Замершие звуки.Тишина в наднебесном саду:
Дует ветер, но замерли звуки,
Словно дьявол и черти в аду
Сочиняют нам адские муки.
И мелодии стынут во мгле,
Предвещая нам боль и потери.
Что-то гаснет в грядущем дне,
Потому что в него не верим.
Сентябрь, наполненный летом, пролетел, впуская в жизни странный нежный октябрь. Он облаками укутывал теплое солнце, осыпал золото листьев на траву и трепал мягким ветром мантии. Все так не хотели прихода настоящей осени, которая ассоциировалась с голыми деревьями, туманами и холодным ветром октября, а когда осень вступила в свои права, то оказалась на удивление доброй и мягкой. Воздух был по-прежнему теплым, птицы все еще пели, и только синее небо приобрело молочный оттенок. Но Октябрь все же оставался октябрем, не забыв принести с собой проливные дожди.
Ученики все больше времени проводили в замке, лишь изредка выбираясь на свежий воздух с появлением слабых солнечных лучей. Жители замка, когда радость от встречи с друзьями значительно поутихла, грустно поглядывали на мрачноватый пейзаж и тосковали по лету.
Лили Эванс с ярким гриффиндорским шарфом на шее и в несколько утепленной мантии сидела на золотистом лиственном ковре и плела венок из опавших листьев, периодически закрепляя их магией. Северус Снейп, лежавший на своей мантии рядом с девушкой, бесцельно смотрел на бледно серое небо, очень надеясь, что дождь все же не пойдет.
С той первой недели друзья почти не ссорились, если не считать, конечно, присущих всем близким людям ерундовых пятиминутных размолвок. Лили, естественно, считала, что их взаимопонимание являлось следствием того памятного разговора трехнедельной давности, и молча гордилась своими дипломатическими качествами. Северус же все еще дулся, с одной стороны понимая, что за эти три недели не произошло ровным счетом ничего между Лили и Поттером, что бы могло привести к новому витку противоречий между друзьями, но в то же время, с другой стороны, замечая их постепенное сближение, слизеринец был фактически связан по рукам и ногам тем разговором и заявлением Лили, что эти идиоты ей не враги. К тому же Сев изнывал от того, что практически ничем не мог помешать Поттеру. На Лили он повлиять не мог, она ненавидела, когда ей указывали, что делать или не делать, а Поттер вообще не под чьим влиянием уже не находился. Поэтому Северус был вынужден, скрипя зубами и сжимая кулаки от бессилия, жадно ловить каждый глупый слух о Лили. Ну, хотя было еще кое-что, о чем не знал никто, но чем Снейп молчаливо гордился. Это именно он, а точнее из-за него была сорвана гриффиндорская вечеринка. Он в нужный момент, якобы, не заметив профессора Макгонагал, рассказал Нарциссе о планах Сириуса. Естественно профессор не позволила своим ученикам устраивать «аморальные сборища прямо у нее под носом». Последующие две попытки провалились уже без участия кого-либо из учеников, потому что МакГонагал знала мародеров, как и знала, что они ни перед чем не остановятся в достижении цели. Поэтому Северус чувствовал себя буквально героем, спасшим милую Лили от коварных планов Поттера, а то, что эти планы были, слизеринец даже не сомневался. Другой вопрос был в том, что сердце Снейпа щемило от мысли, что гриффиндорка была бы не очень-то против этих планов.
- Сев! Смотри, - Лили, радостно зассмеявшись, водрузила себе на голову пушистый венок.
Парень поднялся на локте и посмотрел на подругу. На ее темно-рыжих волосах золотистые листья смотрелись особенно красиво. На мгновение он задержал дыхание, понимая, что вот Такая Лили навсегда останется в его памяти. Лили, которая все еще принадлежала их дружбе больше, чем Поттеру (в конце концов, Лили старалась проводить с Северусом больше времени, чтобы тот не чувствовал себя брошенным, и эти три недели они достаточно часто были вместе), с этим смешным золотым венком на рыжих волосах и счастливой улыбкой красивых губ. Подавшись мимолетному порыву, парень сел и прошептал «фините». Чары, которыми был скреплен венок, испарились, а листья, словно ощутив свободу, подобно волшебству рассыпались по ее плечам. Северус рассмеялся, глядя на удивленное лицо девушки.
- Это ты сделал? – притворно возмутившись, воскликнула гриффиндорка.
Совсем, как когда-то давно, во времена их внешкольного детства. Но тсейчас Лили вовсе не сердилась. Зачерпнув руками горсть листьев, девушка бросила их в друга, и пока тот отмахивался от золотистого вороха, подскочила к нему и принялась щекотать его худое тело. Не удержав равновесие, парень со смехом повалился назад, увлекая свою рыжеволосую нимфу за собой.
- Ты будешь должен мне такой же венок! – рассмеялась Лили, словно и не заметив, как порозовели щеки Снейпа.
Конечно, ей было весело, она словно вновь в детстве играла со своим другом, не ощущая никакого смущения. Да и от чего? Тот, от прикосновения которого она заливалась краской, был сейчас где-то в замке…. А вот Снейп вглядывался в ее такое близкое лицо и старался справиться с собой. Чувствуя ее тонкую талию под своими пальцами, слизеринец изо всех сил старался не прижать ее к себе еще крепче, потому что понимал, что такое его поведение она заметит, и все волшебство момента разрушится навсегда.
Но тут пошел дождь, тот самый, который почти не переставал в октябре. Лили вскочила и рассмеялась. Она очень любила дождь, ей казалось, что он умеет смывать проблемы, словно очищая мир. Северус же считал наоборот, что эта льющаяся вода способна лишь смывать счастье.
- Пойдем! – отбросив на спину мокрые волосы Лили побежала в замок.
Она убегала от него, оставляя свои следы на сырой земле. Совсем, как в детстве, когда они от скуки играли в догонялки. Снейп помнил, что в этой игре он почти всегда догонял и не мог ее догнать, она была более быстрой, более ловкой. Северус усмехнулся и побежал следом, оскальзываясь на мокрой траве. Спустя столько лет он все равно пытался и не мог ее догнать.
***
В гостиной Рейвенкло было шумно. Уроки уже закончились, а впереди были выходные, и все ученики пребывали в отличном настроении, предвкушая веселье. Пожалуй, только Эмили Поттер не особенно разделяла всеобщую радость. Она сидела на подоконнике, обнимая колени руками, и смотрела в окно.
Было время заката, но серо-молочные тучи не пропускали алые лучи и медленно темнели в дали, предвещая скорую тьму. Октябрьский дождик тарабанил по стеклу, словно наигрывая какую-то свою странную мелодию. Эмили не любила дождь, когда мама умерла, тоже шел дождь. Девушка закрыла глаза, точно зная, что ее отец сейчас, если конечно там, куда его занесло, шел дождь, открыл очередную бутылку огневиски.
- … Айрис, почему ты так редко улыбаешься? Ведь у тебя красивая улыбка…
Эмили совершенно случайно вырвала эту фразу из всеобщего гама. Она отвернулась от окна и посмотрела на девушку, к которой та относилась. В тот момент она действительно улыбнулась красивой улыбкой и что-то ответила, но Поттер не разобрала и вновь отвернулась к окну. Она не помнила эту девушку, хотя и знала, что она старше на год. За те два года, что Эмили провела в другой школе, все, с кем она когда-то училась, повзрослели, изменились так сильно, что она с трудом их узнавала. Вокруг нее словно были не старые друзья, а совершенно другие люди. Но ее саму, казалось, узнавали почти все.
Эмили немного скучала по Франции, по тому духу романтики и мелодичному языку. Девушка хорошо помнила, как она была зачарована простыми диалогами учеников, ей казалось, что они поют. Она тогда и влюблялась постоянно. Ей, английской девочке, каждый французский парень мог наплести что угодно, а она была готова идти следом за этим неповторимым звучанием слов. И эти мягкие голоса, и красивые жесты… После всего этого Англия казалось чрезмерно консервативной и скучной, хотя и по-прежнему родной.
- … Нет-нет, мы ‘газобьем Хаплпаф легко и быст’го, mon ami! – Эмили резко крутанула головой, словно по заказу услышав привычное за два года произношение и такую знакомую фразу.
Парень, говоривший с французским акцентом, стоял достаточно близко к окну и разговаривал с каким-то старшекурсником. Эмили не знала ни того, ни другого, но явное французское произношение английских слов не могло говорить ни о чем другом, кроме как о французском происхождении этого парня. Да и внешность его была достаточно приметной, чтобы Эмили могла удивиться, что ни разу его еще не встречала здесь. У этого парня были темные вьющиеся волосы до плеч, которые он собирал в хвостик и темные глаза. Он почти сразу же поймал ее взгляд и улыбнулся. От неожиданности Поттер не смогла сориентироваться иначе, чем отвернувшись и уставившись на капли дождя.
- П’гивет, а я тебя знаю, - через пару секунд этот парень уже стоял рядом с подоконником и, улыбаясь, смотрел на девушку.
Эмили смерила его оценивающим взглядом и с удивлением поняла, что действительно его знает. Он учился в Шрамбартоне на курс старше, и в прошлом году после Рождественских каникул больше не вернулся в академию. Ходили слухи, что его сестра то ли спрыгнула, то ли упала с одной из высоких башен, и его родители, обвинив директора и все руководство, перевели сына. Больше Эмили ничего не знала. С этим парнем она пересекалась только в коридорах и не более того.
- Да, я тебя вспомнила. Твоя сестра... – девушка замолчала, понимая, что сболтнула лишнего. – А ты кажется...?
- Меня зовут Пат’гик Фьо’ги*, - ни на секунду не переставая улыбаться, парень расцеловал ее в обе щеки.
Эмили улыбнулась, не обращая внимание на косые взгляды рядом стоящих. В академии это было нормой этикета, поэтому такой знакомый жест невольно поднял девушке настроение даже больше, чем старый-новый знакомый.
- Пожалуй мне по’га, твои д’гузья не позволят тебе скучать, - Рейвенковец с улыбкой ей кивнул и вновь вернулся к обсуждению предстоящего матча с Хаплпафом.
И действительно, стоило кудрявому парню отойти, как рядом с девушкой почти сразу же оказались Виолетта и Алан. В неурочное время школьникам разрешалось носить магловскую и прочую не форменную одежду, и эта парочка уже выбралась из школьной формы. Они вообще, как заметила Эмили, носили одежду либо похожую по фасону, либо одинакового цвета, чем вызывали умиление у всей женской половины школы, и отвращение у всей мужской. Вот и сейчас на них были надеты какие-то стильные голубые костюмчики, больше напоминающие магловскую форму элитных школ. Признаться, это выглядело эффектно, но многие ученики, особенно с Рейвенкло, уже привыкли к такому обозначению серьезных отношений этих двоих.
- Что от тебя хотела наша местная знаменитость? – как всегда улыбчивый Алан и сейчас расточал свое обаяние на всех вокруг.
- Патрик Фьори, - добавила Блэк, заметив непонимание во взгляде карих глаз.
Эмили вновь посмотрела на парня, которого странным образом ни разу не встретила за прошедший месяц. Его высокая фигура выделялась на фоне мелких и коренастых загонщиков, которых Эмили тоже не знала по именам.
- Пересекались с ним пару раз в Шрамбартоне, - отворачиваясь от француза ответила Поттер. – Чем же он знаменит?
- Ну, он славный парень, общительный и остроумный, - Алан пожал плечами. – А еще он великолепный охотник – отличное приобретение нашей команды.
Алан был ловцом рейвенкловской сборной и много времени уделял тренировкам, правда даже тогда Виолетта была рядом (сидела на трибунах и делала домашние задания или просто смотрела). Патрика он действительно считал отличнейшим игроком, из-за которого Рейвенкло получил в прошлом году кубок школы, хотя и проиграл первый матч с Гриффиндором.
- К тому же он единственный в нашей школе француз, ты бы слышала его ломанный английский в начале прошлого семестра, - продолжила Блэк, садясь на подоконник рядом с подругой. – В общем, девочкам нравится.
Алан приподнял светлую бровь, глядя на невесту, расхваливающую другого парня.
- Но естественно, мой Алан лучше его в сто раз, - рассмеялась аристократка, улыбаясь парню.
Эмили рассмеялась, глядя на этих двух влюбленных. Их долгие для столь юного возраста отношения уже давно перешли на стадию полного доверия друг другу. Они почти не ссорились, ревновали только в шутку, и всегда были вместе, словно сиамские близнецы (Эмили выудила этот термин из магловской литературы, потому что магия с легкостью исправляла подобные отклонения).
- О, чуть не забыла, - Виолетта откинула черный шёлк волос на спину и достала какой-то сверток из кармана. – Тебе Сириус передал.
Эмили протянула руку и с интересом развернула кусок пергамента, на котором было выведено каллиграфическим почерком лишь: «За десять минут до отбоя. Возле картины с основателями». Поттер удивленно смотрела на листок, который начал растворяться в воздухе, словно уничтожая улики.
- Что за картина с Основателями? – непонимающе спросила девушка у подруги, чувствуя ускорение сердечного ритма.
- Это на восьмом этаже, - без запинки проговорила Блэк, словно обучение учеников тому, где расположена каждая картина замка, было первостепенным в школе. – На ней изображены все четыре основателя школы: Годрик Гриффиндор, Равенна Рэйвенкло, Хельга Хаплпаф и Салазар Слизерин.
Эмили кивнула и посмотрела на часы, которые ясно давали понять, что ей уже пора идти.
- Эми, будь осторожна, - Виолетта заглянула подруге в глаза, не обращая внимания, что Алана утянули в обсуждение предстоящего матча с Хаплпафом. – Я слишком хорошо знаю своего кузена.
- Ви, ты о чем? Я же не собираюсь… - не успела Эмили договорить фразу, как Блэк перебила ее, стремясь успеть выразить все свои мысли.
- Таких, как ты, Эм, учат любить до гроба. Таких, как мы – не учат любить вообще. – Девушка грустно улыбнулась. – Некоторые учатся сами, но только если их жизнь на это толкает. А Сириус… Он тот еще эгоист, помешанный на внимании. Он никогда не делает то, что противоречит его имиджу. Он знает, что ему идет в глазах общественности, а что нет. Любовь ему не идет.
Эмили было так странно слушать эти речи, так не понятны они были для ее сердца. Виолетта была права, рассказывая о таких, как она сама, о таких, как Поттер. Эмили было чуждо то, что наполняло воспитание аристократов. Сама она была выращена в любви, для любви, из-за любви. В ее мире все и всегда было построено на этом, и существование другого мира, в котором этого не было изначально, жители которого были вынуждены сами привносить это ценой ужасных усилий, претило самой концепции ее существования.
Поттер лишь кивнула, понимая, что ей нечего сказать на все это. Она спрыгнула с подоконника, пожелала подруги доброй ночи, похлопала Счастливчика по плечу и выскользнула в прохладу коридоров.
***
Сириус Блэк стоял в пустынном коридоре напротив картины с основателями Хогвартса, которых сейчас, собственно, не было на полотне, прислонившись спиной к холодному камню. Такой задумчивый и невозможно красивый, словно сошедший со страниц какого-то волшебного романа о любви, верности и красоте. Вот только он не был героем написанных книг, и не задерживался даже на секунду дольше предопределенного времени в ненаписанных историях чужих жизней. Он, не останавливаясь, шел вперед через судьбы и мечты, оставляя в них лишь свой жалкий фантом, не способный приносить радость. И хотя каждая задерживала на нем свой взор, и каждая вторая видела его во сне, сам он лишь играл в свое удовольствие, словно и не умел вовсе что-то чувствовать. Словно природа, столь щедро одарившая его нахальной привлекательностью, намеренно лишила его способности влюбляться, эгоистично надеясь, что он достанется лишь ей самой.
Сириус со скучающим видом вертел в длинных пальцах волшебную палочку и бросал спокойные взгляды на пергамент в другой руке. По карте Мародеров двигались точки с именами жителей замка, даже и не догадывавшихся о том, что за их движением можно столь легко и незаметно наблюдать. Впрочем, гриффиндорцу не было никакого дела до большинства черных точек – он следил лишь за ближайшими к нему коридорами, чтобы не быть застигнутым врасплох школьным смотрителем или каким-нибудь праздно шатающимся профессором.
Точка с именем «Эмили Поттер» быстро перемещалась по коридорам, которые были уже пусты. Когда Блэк и сам услышал ее быстрые шаги, он быстро коснулся палочкой пергамента, шепнув: «Шалость удалась!». Карта Хогвартса исчезла ровно в тот момент, когда девушка в форменной юбочке и завязанном поверх белой рубашки с короткими рукавами рэйвенкловским шарфом появилась из-за поворота. Парень убрал пергамент и, обворожительно улыбаясь, пошел ей на встречу.
- Добрый вечер, - брюнет сделал шуточный поклон остановившейся около него девушке. – Твоя пунктуальность, быть может, спасла нам жизнь!
Как и ведется, в его шуточной фразе правды было несколько больше, чем шутки. Сейчас было еще десять минут до отбоя, а значит, даже вдруг бы встретившийся им преподаватель еще не имел право лишать баллов их факультеты.
- Не слишком ли поздний час ты выбрал для встреч, Сириус? Я, кажется, уже говорила, что не хочу иметь из-за тебя неприятности, - Эмили улыбнулась, глядя в завораживающую синеву его глаз. Пожалуй, это преступление – иметь такие глаза. – Хотя возможно, ты усматриваешь в этом какую-то романтику?
Они пошли по коридору, и тишину раздумий каждого из них прерывали лишь звуки их шагов, эхом разносившиеся по пустынному коридору.
Эмили шла и вдыхала запах его парфюма, который она так явно узнавала, но никак не могла узнать. Но и описать этот влекущий и заполняющий легкие аромат она тоже никак не могла. А Сириус шел рядом и вел с собой беспощадную и безмолвную борьбу между эгоистичной, самолюбивой частью его естества и той необъяснимой дружеской любовью, что он питал к Джеймсу. А дело было в том, что, идя сейчас рядом с девушкой, такой дорогой и любимой его другом, Сириус не чувствовал ничего нового, лишь то влечение, которое разбило уже не мало девичьих сердец и грозило ему самому разбитой дружбой.
Сириус так привык брать от жизни все то, что ему было нужно для удовлетворения своих потребностей в развлечениях, что не будь эта девушка сестрой самого дорогого ему человека, он бы ни на секунду не побеспокоился о ее чувствах. Но как он мог, если знал, что Джеймс никогда не простит ему этого?
«Мерлин, чем я думал раньше? Зачем она здесь?»
- О, поверь, романтики здесь никакой нет, - засмеялся Сириус каким-то неестественным смехом, останавливаясь и проходя три раза около пустой стены. – Смотри!
В пустой стене возникла самая обыкновенная дверь, но само появление ее никак нельзя было назвать обыкновенным. Эмили переводила удивленный взгляд с двери на парня и назад.
- Прости, что не сказал раньше, но мы не хотели повторения прошлого раза, - Сириус открыл дверь и почти впихнул девушку внутрь.
От неожиданности Эмили буквально остолбенела, пытаясь понять, где она оказалась. Комната, вся украшенная символикой Гриффиндора, была ровно таких размеров, чтобы все находившиеся в ней люди не теснились и чувствовали себя комфортно. Около одной из стен стоял большой стол с угощениями и напитками, возле двух других стояли обычные столики и столики с диванчиками, напоминавшие скорее приватную территорию из-за чуть просвечивающей желто-красной ткани, укрывающей эти столики подобно шатру. Все остальное пространство комнаты было без мебели и предназначалось для танцев под зажигательную музыку, которая, казалось, раздается отовсюду.
Было достаточно очевидно, что гриффиндорцы все же смогли устроить вечеринку в честь начала учебного года, однако, как им все это удалось, было совершенно не понятно. Но стоило Эмили лишь обернуться к Сириусу, чтобы задать вопрос, как из танцующей толпы вынырнула какая-то уже не очень трезвая девица, вцепившаяся в аристократа мертвой хваткой. Из-за музыки Поттер совсем не слышала того, что с таким самозабвением говорила гриффиндорка, обнимая парня за шею, хотя, судя по его лицу – он тоже не слышал и не переживал по этому поводу. Сириус, улыбаясь, позволил девушке утянуть его куда-то в центр танцующих.
Разочарование медленно растеклось по позвоночнику. Эмили передернула плечами, не зная, что она вообще делает здесь, среди учеников другого факультета. Она опустилась за ближайший столик и обвела бессмысленным взглядом присутствующих, пытаясь найти знакомые лица, желательно Джеймса. Вот только, не понятно из-за какой магии мигающий то желтым, то темно красным, свет мешал оценивать ситуацию, представляя события словно застывшие колдографии. Музыка гремела так, что невольно наводила на мысли об особом волшебстве этой странной комнаты, направленной на то, чтобы не перебудить весь замок. И видимо никто не считал это странным.
Эмили понемногу привыкала к громыханию и миганию, бесцельно разглядывая веселящихся гриффиндорцев, которых здесь, видимо, собралось три курса. Девушка чувствовала себя лишней и словно брошенной, как какая-то ненужная вещь.
«Зачем ты сюда пришла? На что ты надеялась? Он так красив, что сравнения не подобрать. Зачем ему ты?»
Эмили не знала, что ответить на вопросы, возникающие у нее в голове. Она могла лишь смотреть в толпу, выхватывая одно за другим незнакомые лица. Вдруг из танцующих в сторону стола с угощением отделились Сириус Блэк с той самой девушкой, что продолжала виснуть у него на шее. Она что-то быстро ему говорила, указывая на один из «шатров», а он лишь улыбался, глядя куда-то в бок.
- С ним всегда так… - голос девушки, сидевшей за этим же столиком, которую Поттер сначала не заметила, вырвал рэйвенкловку из раздумий.
- Простите? – Эмили почти кричала, но гриффиндорке все равно пришлось сесть на самый близкий стул, чтобы расслышать.
- Сириус… - незнакомка поясняюще кивнула в сторону синеглазого красавца, и Эмили заметила, что девушка пьяна.
- Он добивается только равнодушных девушек, это слишком сильно бьет по его самолюбию... Остальные сами плывут к нему в руки... Но результат всегда один… - ее речь была сбивчивой, но громкой, словно она любой ценой хотела быть услышанной.
- Простите, но я не… - Эмили сделала жалкую попытку доказать девушке, что ей не интересно, но толи музыка в этот момент громыхнула особенно громко, то ли Эмили не смогла сама договорить эту ложь, но гриффиндорка продолжила, не обращая на нее никакого внимания.
- Да и как вообще можно быть равнодушной, когда видишь улыбку этого подонка? Он так прекрасен, что захватывает дух! Это не просто красивый парень, отношения с которым нужны для поднятия статуса, каждая его девушка действительно была в него влюблена… Как это ни печально…
Девушка подперла голову рукой и закрыла глаза. Пару секунд она не произносила ни слова, и Эмили даже показалось, что та уснула, но ее сильный голос раздался вновь:
- Он даже профессорам нравится, а ведь образцовым учеником его никак не назовешь… Из-за его безобразного поведения профессора хватаются за головы, но он неисправим. Быть может в этом его особая прелесть? Он живет ради развлечений, что придает каждому мотиву его поступков удивительную простоту. Мерлин, у него все так просто! Как его понять? – незнакомка закрыла глаза ладонью, словно пряча слезы. – Он ничего не делает с оглядкой, но всегда с какой-то целью. Но вот не любит он никого…
Девушка вновь открыла глаза и посмотрела на своего единственного слушателя, которая с безразличным видом жадно внимала каждому ее слову.
- Он всегда окружен красивыми девушками, которым не нужно ничего, кроме его тела. А других он к себе не подпускает просто. Боится ответственности и их тягостных чувств. Как бы он не храбрился, он до смерти боится любви, потому что сам не может ее испытать. Такие, как он, никогда не влюбляются…
Девушка встала, и на удивление ровной походкой прошла через компанию молодых людей и скрылась из поля зрения Эмили. Равенкловка тоже встала, понимая, что услышала уже предостаточно. Теперь она прекрасно понимала, чего ей будет стоить каждый вздох из-за него. И она вовсе этого не хотела…
Боковым зрением Сириус заметил, как Эмили выскользнула из выручай-комнаты, и вздохнул с облегчением. Он презирал себя за свое бегство, но лучшего выхода найти не смог. А эта девица, что сейчас шептала ему нежности… Он даже имени ее не помнил…
***
Лили Эванс сидела в раз опустевшей гостиной гриффиндора и скучающе перелистывала страницы учебника по магловедению. Ее темно-рыжие волосы переливались в отблеске каминного пламени, словно они и сами были огненными, но она провела бледными пальчиками по выбившейся прядке и осталась невредима. Ее огонь не умел причинять боль, только греть. Хотя многие, преимущественно безответно в нее влюбленные, поспорили бы с этим. В свои шестнадцать, она, как и многие девушки, верила в любовь гораздо сильнее, чем верила в магию, окружавшую ее с детства. Верила, и хранила себя только для нее, не подпуская к себе парней ближе, чем позволяло воспитание. Но разве была она виновата перед ними, если не чувствовала того, что испытывали к ней они?
Прошло уже четверть часа с того момента, когда Джеймс Поттер взял с нее слово, что она его дождется. А потом он забрал с собой двух семикурсников – последних взрослых учеников в гостиной. За эти пятнадцать минут гостиная совсем опустела, а Лили все ждала. Она уже догадалась, что Джеймс и Сириус, по-видимому, смогли устроить вечеринку, но таким образом пытаются не допустить распространения слухов. Наверное, поэтому и молчала. Хотя, рассказывать все равно не кому было, все ученики с пятого по седьмой курс испарялись маленькими группами.
Джеймс появился на пороге гостиной, стоило девушке только вспомнить о нем. Он приблизился к ней со своей привычной вальяжностью и в тоже время, словно опасаясь потревожить ее. На секунду он замер за спиной девушки, любуясь переливами ее волос, словно оживших в свете пламени
- Спасибо, что дождалась, - Джеймс улыбался. Мысль, что Лили Эванс ждала именно его, грела его душу. – Хотя я ничего тебе не объяснил…
От неожиданности девушка вздрогнула и захлопнула книгу. Она обернулась и посмотрела на улыбающееся лицо своего однокурсника. Если задуматься, она никогда не видела его грустящего или злого, всегда только улыбающегося, солнечного. С самого первого года обучения он исключительно улыбался, глядя на нее. С секунду Лили вглядывалась в улыбку Джеймса, словно пытаясь понять, как она столько лет не замечала, столько лет понимала все неправильно? И вот он сейчас стоял перед ней и улыбался, как и пять лет назад, словно он и не изменился с тех пор. А она сама? Как так получилось, что еще в начале того года была прежней, а сейчас словно прозрела?
- Да я уже догадалась, в чем дело, - гриффиндорка встала и обвела взглядом пустую гостиную. – Не убил же ты, в самом деле, всех гриффиндорцев. Отличная борьба со слухами.
Джеймс рассмеялся, подумав, что мысль о том, что Лили ничего не заподозрит, была одной из самых глупых в его жизни. За прошедшие пять лет каждый ученик убедился, что в своей настырности и дотошности Эванс сможет добиться любой поставленной цели. И вот сейчас она стояла и смотрела на него своими абсолютно все знающими глазами, а ведь некоторые гриффиндорцы не могли понять, что происходит, даже когда Джеймс уже впихивал их в выручай-комнату.
- Тогда прости, что так долго, я должен был провести всех своих учеников до отбоя, дабы они не попали под наказание, - Джеймс улыбнулся, вспомнив инцидент. – Но с последними двумя мы наткнулись на Филча и кое-как смогли от него избавится до тех пор, пока он не смог нам предъявить «хождение по школе после отбоя».
- А, то есть, накажут ли меня, тебе все равно? – Лили возмущенно приподняла брови и уже собралась отправить Джеймса восвояси со всеми его авантюрами.
- Нет-нет! Наоборот, твоя безопасность превыше всего! – Джеймс замотал головой, не ожидав такого поворота. – Я бы отвел тебя самой первой, если бы мог доверять хоть кому-то из других! Просто…
С этими словами парень запустил руку под форменную вязаную безрукавку и извлек оттуда сверток. Лили от удивления никак не могла понять, что за переливающаяся материя в руках гриффиндорца, но вскоре не осталось никакого сомнения, что это какая-то странно-красивая ткань. Лили не знала, из каких нитей можно сделать это нечто воздушное, серебристо-серое и шуршащее.
- Что это? – словно завороженная серебристым блеском девушка обошла разделявший их диван и, протянув руку, коснулась тонкой нежной ткани.
- Это мантия-неведимка, смотри, - жестом фокусника Джеймс накинул на их головы мантию и указал на стоящее в углу зеркало.
Лили посмотрела в указанную сторону, удивляясь, что видит сквозь ткань, словно той и вовсе нет на ее голове. Но больше всего ее удивило то, что их не было в зеркале, только две пары ног стояли на расстоянии двух метров друг от друга, и из-за этого длины мантии не хватало, чтобы их скрыть.
- Это потрясающе! – выдохнула Лили, понимая, что задержала дыхание.
- Нас никто не увидит, если конечно между нами не будет расстояния в два крупных человека, - с этими словами Джеймс подошел к девушке почти вплотную. Две пары ног исчезли. – Вот только нужно идти очень тихо, мантия не скрывает звуки.
Джеймс и Лили, надежно скрытые мантией, быстро, но бесшумно, шли по коридорам, останавливаясь и прислушиваясь к каждому шороху, пока не свернули в один из коридоров. Там, почти на середине коридора, стоял Гораций Слизнорт и с удивительным вниманием рассматривал одну из картин. Джеймс, уже далеко не в первый раз, путешествующий невидимым, быстро прикинул все варианты того, как его можно было обойти. Это было действительно не слишком сложно, так как коридор был достаточно широкий. Джеймс сделал один шаг и почувствовал, как натягивается мантия. Парень обернулся и увидел, что Лили замерла на месте и испуганно смотрит на профессора Зельеварения.
Ей было так страшно, что ноги отказывались идти. А вдруг он заметит их? Ее, никогда не нарушающую правила! Лили попыталась сделать шаг назад, совсем забыв, что она с Джеймсом, совсем забыв, что под мантией их не видно. Наверное, она бы споткнулась или выскользнула из-под мантии, если бы Джеймс резко не схватил ее за руку, заставляя тем самым посмотреть на него. Лили испуганно взглянула в его карие спокойные глаза и успокоилась, словно его уверенность передалась ей через их сцепленные руки. А потом Джеймс улыбнулся и, не выпуская ее руку, с уверенностью провел их мимо Слизнорта.
Оставалось всего немного коридоров, но им вновь «повезло». Свернув в один из последних коридоров, они быстро пошли по нему, но услышали шаги впереди. Все было бы ничего, если бы это не был очень узкий коридор, а они были невидимы. Джеймс хладнокровно повернул назад, но и там их ждала опасность в виде Слизнорта, праздно гуляющего по школе. Джеймс испуганно переводил взгляд с приближающихся Слизнорта и, вышедшей из тени, МакГонагал. Ситуация была хуже некуда, но совершенно случайно парень заметил сбоку от них в стене нишу из-под доспехов (Эти доспехи Джеймс и Сириус «позаимствовали» для одного давнего розыгрыша). Немедля ни секунды Джеймс потянул за собой Лили, и они втиснулись в эту нишу.
- Не спится, Гораций? - по голосу было слышно, что профессор трансфигурации улыбается, но гриффиндорцы не решались даже голову повернуть в сторону преподавателей, остановившихся как раз напротив ниши.
От страха Лили еще сильнее сжала руку Джеймса, когда вдруг поняла, что они стоят не просто рядом, а она буквально прижата к парню настолько, что слышит быстрый стук его сердца. Пожалуй, она бы отшатнулась от него, если бы могла, но ниша была настолько узкой, что единственное, что им оставалось - это стоять. Но отпускать руку Лили вовсе не собиралась. Может из-за того, что боялась вновь впасть в ступор, можете из-за того, что так ей передавалась его уверенность, но на самом деле она просто не хотела. Попросту не могла даже помыслить о том, чтобы выпустить его ладонь, такую теплую и согревающую. А они стояли так близко, что Лили слышала его сбивчивое дыхание, и так хотелось поднять голову и посмотреть на его красивое лицо, но от одной мысли об этом ее собственное лицо заливалось краской. Лили изо всех сил старалась дышать ровнее, но стучащее, как ненормальное, сердце выдавало все эмоции. Девушке казалось, что весь замок слышит, как ее взволнованное сердце изо всех сил бьется, словно пытаясь сломать ребра в ее груди. Хотелось его успокоить, что как это было возможно, когда Джеймс стоял так близко?
- Да, Минерва, люблю погулять по замку перед сном, - между репликами доносившегося диалога прошло лишь несколько секунд, а подросткам казалось, что они уже целый год стоят здесь, не имея ни возможности, ни желания продолжить свой путь. – А вы совершаете свой еженедельный обход? Могу составить вам компанию.
Джеймс слушал сумасшедшее биение ее сердца и не решался отнести это на свой счет, считая, что всему виной страх. Слишком уж он привык за эти года, что совсем не интересует умницу и красавицу Лили Эванс. Но она сжимала его руку, а ее сердце билось рядом с его, и волшебство этого странного момента вселяло в Джеймса уверенность. Свободной рукой парень сжал ее плечо, словно пытаясь ее приободрить, но на самом деле он просто не смог побороть желание прикоснуться к ней. У ее рубашки были короткие рукава, и он подушечками пальцев выводил узоры на ее холодной коже, пытаясь таким ненавязчивым способом согреть ее, передать ей свое тепло. Но сердце гриффиндорца пропустило удар, когда Лили вдруг подняла голову и посмотрела ему в глаза. Джеймс забыл, что они стоят в коридоре рядом с двумя профессорами, забыл, куда они шли, стоило ему попасть в плен ее прекрасных зеленых глаз. Так было всегда, стоило ей посмотреть на него, и он тут же начинал тонуть в этой невозможной зелени, которая была сейчас так близко, что он уже не смог бы выплыть самостоятельно.
Но волшебство было разрушено столь бесцеремонным уходом профессоров из коридора, и вернуть его было невозможно. Разочарованные гриффиндорцы покинули свое убежище и без приключений прошли последний коридор.
- Прости, мы дважды могли попасться, - тихо проговорил Джеймс, остановившись у стены, в которой появлялась дверь в выручай-комнату.
Лили посмотрела в его карие глаза и помотала головой. Она не пожалела ни об одной минуте их пути, хотя предпочла бы, чтобы профессора разговаривали дольше. Джеймс был полностью солидарен с ее мыслями. Он протянул руку в необъяснимом порыве и заправил рыжую прядку ей за ухо, касаясь пальцами ее нежной щеки, которая покраснела толи от его прикосновения, толи еще от чего-нибудь. Джеймсу хотелось еще раз коснуться ее кожи, ее губы манили его, а глаза завораживали. Они бы могли простоять так невозможно долго, словно загипнотизированные друг другом, но в стене внезапно появилась дверь, которая тут же распахнулась, и оттуда высунулся раскрасневшийся Сириус.
- Эй, Поттер, вы где? Мы тут уже и не надеялись вас дождаться! – звонким шепотом произнес Сириус, пытаясь отыскать их взглядом.
Лили вздохнула, выпуская руку парня и выбираясь из-под мантии. Волшебство было разрушено вновь и на этот раз окончательно.
- Сириус, ты больше никогда не возьмешь в руки карту! – прошипел Джеймс другу, закрывая за собой дверь.
***
А в гостиной Слизерина сейчас проходило тоже что-то вроде вечеринки, этакой «вечеринки в пижамах», но без пижам. На столике стояли бутылки с огневиски, а семикурсники сидели на диване и креслах и обсуждали все, что приходило в их затуманенные алкоголем головы. Вряд ли можно было сказать, что они что-то празднуют. Эта вечеринка больше была похожа на бегство от проблем.
Нарцисса Блэк сидела в дальнем углу гостиной и вырисовывала какие-то узоры на пергаменте. Рядом с ней сидел Северус Снейп, положив голову на руки, и со скучающим видом следил за развитием рисунка. Этим двоим совсем не хотелось пить. Они понимали, что никакие проблемы это решить не сможет в любом случае, а умирать завтра от головной боли тоже не привлекало. Но из-за того, что все слизеринцы были заняты, эти двое могли спокойно разговаривать на любые темы и не бояться быть подслушанными.
- Знаешь, Северус, я в том году, когда проводила время с Ним, всегда была абсолютно уверена, что никогда и никому его не отдам, - тихий голос Нарциссы разорвал уютное молчание между ними. – Представляешь? Словно он какая-то принадлежащая мне вещь! Наверное, это сказалось воспитание, что я могу получить все, что пожелаю.
Нарцисса задумчиво вывела новую завитушку и посмотрела на весь рисунок, словно удивляясь тому, что она вообще рисует.
- Даже его смогла получить, - вдруг сказала она, и стало понятно, что, глядя сейчас с таким удивлением на пергамент, Нарцисса не видела ни одного узора. – Но как бы много я ни обещала никому его не отдавать, когда пришло время, меня никто не спросил…
Нарцисса вздохнула, аккуратно согнула пергамент пополам, пряча рисунок от глаз.
- Он никогда не зависел от меня. Знаешь, он, словно бумерангом, вернул мне все, что я когда-либо причиняла другим, - слизеринка горько усмехнулась и посмотрела на друга.
Снейп сделал кислую гримасу. Ему было невозможно понять, как Нарцисса может чувствовать такие сильные чувства к этому безмозглому Поттеру. И это была она? Та, которая могла получить любого? Та, за которой толпами бегали парни всех возрастов? Та, которая славилась своей независимостью и прекрасным вкусом? Неужели это была та самая королева Слизерина, его подруга? Да, это была она, по-прежнему она.
Северус никогда бы не смог простить Поттеру то, как легко он разрушал его привычный мир, забирая всех любимых и нужных людей. Хотя вот Нарциссу он легко вернул обратно. А быть может, никогда всерьез и не брал ее? Она сама шла. К нему, а потом обратно. И так очень долго, словно не могла решить, где ей будет лучше. Но на самом деле ответ на эту дилемму она знала уже давно.
- Забудь ты об этом идиоте, ты же знаешь, что все это бесполезно, - нехотя отмахнулся Северус, не любивший разводить беседы на тему не интересующих его личностей.
Нарцисса удивленно посмотрела на друга, приподняв одну бровь. В этом взгляде можно было легко прочесть: «И это ТЫ мне говоришь?». Но Серерус угрюмо смотрел в стол и не видел этого взгляда.
- От того, что ты вновь и вновь вспоминаешь, тебе не станет легче, понимаешь?
- Знаю. Но и ты знаешь, что враз выбросить из головы невозможно, - спокойно отозвалась блондинка, отбрасывая светлую прядь грациозным движением. – Ты же сам думаешь о Ней все время, все время видишь ее во сне, узнаешь ее черты в каждой встречной. А ведь с ней тебе светит не больше, чем мне с Джеймсом, так почему же она все еще у тебя в мыслях?
Нарцисса пристально смотрела на друга, потому что знала ответы. Они все знали эти горькие ответы, но молчали, как молчат ученики на уроках, боясь, что неправы. А еще потому, что от произнесения этих тяжелых слов вслух легче не станет.
- Она – мое детство. От этого невозможно избавиться. Прошлое не переписать, - горечь вновь охватила Северуса. – В моей жизни только Она, мама и ты. И ее часть могла бы затопить все другие, если бы захотела. Я мог бы бросить все и всех для нее. Но ей это не нужно…
Их взгляды на секунду встретились и разбежались в разные стороны. Слишком похожие у них были печали, слишком тяжело было смотреть в глаза и знать, что в твоих та же ужасная тоска. Они не знали, что им делать, ведь в глазах тех, кто им снился, горели чувства не к ним.
У камина, не обращая внимания ни на пару в углу, ни на сидевших неподалеку и шептавшихся о чем-то Кэссиопею Ростер и Дэвида Забини, сидели Люциус, Эвелина, Сарра, Ричард и Альберт Паркинсон. Последний, обычно, не находился с этой четверкой, предпочитая коротать время с Забини и Ростер, но те сейчас явно хотели побыть вдвоем, и Альберт милостиво позволил им это.
Вообще Альберт Паркинсон был единственным наследником чистокровного и богатого семейства, что, судя по всему, слишком сказалось на его характере. Его тщеславие и эгоистичность зашкаливали и могли быть сравнимыми только с легкомыслием и высокомерием старшей Ростер. Возможно, поэтому они хорошо ладили. У Альберта было достаточно крепкое телосложение, хотя и не особенно высокий рост. Несколько привлекательная, но все же отталкивающая своей необъяснимой опасностью, внешность. У него были волосы цвета темной бронзы, легкими волнами не доходящие и до середины шеи, и злые карие глаза. Даже в его манере скучающе говорить слышалась скрытая угроза. Это как когда маньяк спокойным голосом рассказывает все подробности своих издевательств. Мороз по коже. Альберт славился своей мстительностью и острым умом на всякие жестокости, из-за чего казался мало привлекательной фигурой, но в слизерине некоторые считают эти качества положительными, и даже у него находились поклонники.
Если сначала, из-за присутствия лишнего человека, разговор кампании не клеился, то постепенно беседа налаживалась со скоростью уменьшения алкоголя в бутылках.
- Вы рассуждаете, как грязнокровки! Любовь… все это как полет на метле! – Альберт допил остатки в своей бутылке и посмотрел на Эвелин, которая сидела рядом с Пьюси, положив голову ему на плечо.
Слизеринка чувствовала на себе этот злой взгляд, словно по ее коже водили холодным металлом. Она не знала, что от нее нужно этому неприятному парню, и, честно говоря, на самом деле не хотела знать. Поэтому Эвелин лишь крепче прижалась к Ричарду, чувствуя его защиту. Хотя от Пьюси уже веяла угроза, потому что он тоже видел этот взгляд на его девушку, на его Эву. И Ричард мысленно готовился, выжидая неосторожные действия слизеринца, которые привели бы того к беде.
- Мы говорим о полете души, - высокомерие в голосе Сарры намекало, что Паркинсону здесь не просто не рады, что его рассуждения здесь никому не нужны.
Тон Лоуренс похоже совсем не тронул парня, он даже не взглянул в ее сторону, но ответил на ее выпад как ни в чем не бывало.
- Люди, не играющие в квидитч, вряд ли смогу понять весь смысл моей параллели, - Альберт буквально физически ощущал злость Сарры, и его это веселило. Но веселее всего была злость Ричарда. Лоуренс слишком хорошо обуздывала абсолютно все свои эмоции, но вот злость Пьюси подстегивалась еще и недоумением Эвелин. – Рич легко поймет меня. То чувство, что мы испытываем, поднимаясь в небо, очень сильно похоже на эйфорию любви. Вот только вечно летать не может никто, нельзя избежать возвращения на землю. Разница лишь в том, сам ты спустишься, или упадешь…
Альберт посмотрел на Ричарда, зная, что он понял каждое словно, каждая метафора железными крюками зацепилась за его сердце. И Паркинсон улыбнулся, предчувствуя скорую победу, зная, что еще немного и Ричардт сорвется. А дуэль, это ерунда. Даже проиграв в ней Алан выигрывал в жизни по всем параметрам. Ну, или почти по всем…
- Тогда твое утверждение не верно в корне. Ты сказал, что люди не умеют летать, но, по сути, это умеют все. Приземление – вот что самое трудное. А в любви невозможно приземлиться мягко, или это не любовь, - Эвелин подала голос, но впервые в нем была железная уверенность в своей правоте.
Все, кроме Альберта, посмотрели на нее с улыбкой. Но Течер смотрела только на разрушителя их мнимого спокойствия. Как он смел вмешиваться в их жизни? Какое право он имел рассуждать с ними об этих вещах? Кто позволил ему смотреть так на них этим ужасным взглядом, которые разрывает все мысленные преграды, своим ледяным прикосновением достигая души? Да кто он вообще такой, чтобы лезть к ним в души? В душу нельзя влезать без спроса, если ее не открыли и не пригласили туда сами. Но если кто-то столь бесцеремонно лезет в чужую душу, разве не означает это, что своей собственной у него попросту нет?
- А ты не боишься приземления? – Паркинсон медленно вновь посмотрел на девушку, которая поежилась от этого взгляда.
Вот теперь агрессия веяла со всех сторон. Вся эта компания боялась приземления, только он не имел права об этом говорить.
- Заткнись, Альб, - процедил сквозь зубы Ричард, готовясь в любую минуту огреть однокурсника каким-нибудь проклятием.
Но Паркинсон продолжал смотреть на девушку, словно все еще дожидаясь от нее ответа. Эвелин повела плечами, словно сбрасывая с себя неприятную материю, и встала.
- Я пойду, уже поздно, - ее грустные карие глаза встретились с синими, передавая им всю свою любовь и успокаивая их владельца.
Ричард проводил ее взглядом и посмотрел на затухающий в камине огонь. Иллюзия этого оживленного разговора догорала в этом самом камине.
- И я пойду, - Ричард поднялся и улыбнулся двум своим друзьям, не удостоив Паркинсона даже презрительного взгляда.
Он прошел по гостиной автоматически кивая всем оставшимся и точно зная, что Эва сидит сейчас на его кровати, забравшись на нее с ногами, и все думает о них, о их будущем. Она всегда приходила, когда не могла уснуть, когда мысли, подобно пчелам, роились в голове и жалили, жалили…
- Я не могу уснуть, - она и правда сидела на его кровати и грустно улыбалась, вот только ее ноги были на полу, вырисовывая холодные каменные узоры.
Ричард улыбнулся, он просто не мог не улыбаться, глядя на нее. Он опустился на пол у ее ног и положил голову на ее коленки.
- Я люблю тебя… - прошептал он, закрывая глаза.
Эва провела тонкими пальчиками по его темным волосам, зная, как сильно он любит, когда она касается его волос.
- А я тебя…
Люциус и Сарра ушли почти сразу же за друзьями. Им хотелось побыть вдвоем, и кампания Альберта их вовсе не прельщала. Оставив однокурсника у камина, слизеринцы переместились в комнату Люциуса.
- Мы с Альбом дружили в детстве, еще до школы, - вдруг сказал Люциус, ложась спиной на изумрудно-серебряное покрывало. – То ли он другой был, то ли я изменился…
Сарра ничего не ответила, но легла рядом, положив голову на его откинутую руку. Она тоже когда-то давно проводила много времени с Альбертом из-за того, что у их родителей общий бизнес. Но он сам ей никогда не нравился, было в нем что-то, что не давало возникнуть даже мысли о том, что он может оказаться ничего таким человеком. А в школе у них были разные компании, и родители уже не заставляли детей ездить вместе с ними в гости. Вот и все, только прошлое их связывало.
Люциус повернул голову и с нежностью посмотрел на девушку. Ее лицо хоть и не столь обладало идеальными чертами его невесты, но вызывало гораздо больше чувств. Как можно это объяснить, если не любовью? Парень улыбнулся. Она казалась ему великолепным сном, таким светлым и радостным, что просыпаться не хотелось. Даже если бы все это вдруг оказалось неправдой, Люциус бы отдал все на свете, лишь бы только не проснуться. Чтобы она всегда была рядом, что всегда улыбалась ему, чтобы носила его фамилию и воспитывала их детей, чтобы дочь, которая бы у них родилась, была похожа на нее, чтобы умереть вместе с ней в глубокой старости. Но даже во сне не бывает абсолютного счастья. А скоро придет время и вовсе проснуться…
- О чем ты думаешь? – спросила девушка, тоже повернув голову и заглянув в серые глаза.
- О том, что ты так прекрасна, что похожа на сон, - Люциус улыбнулся и начал покрывать невесомыми поцелуями ее шею.
Сарра улыбнулась, удивляясь, что, несмотря ни на что, Люциус продолжал вызывать у нее всплески счастья даже сейчас. А ведь это был последний год, когда они могут беспрепятственно быть вместе. Всего лишь 365 дней, или даже меньше. Как можно быть счастливой, когда назначена точная дата твоего судного дня? Но она почему-то могла. Словно понимала, что другого шанса быть счастливой просто уже не будет в ее жизни. Всего лишь один год счастья, как последний год солнца перед вечной тьмой. Будущее казалось таким беспросветным, что не было сил верить. Но она верила, и улыбалась, и была счастлива, и запоминала. Запоминала, чтобы хватило сил потом, когда этого не будет. Не будет счастья, солнца и веры тоже не будет…
- Тогда не просыпайся…
***
Эрика Забини вошла в гостиную и огляделась. Она сразу же заметила Нарциссу и Снейпа, но ограничилась лишь улыбкой. Эрика не любила Снейпа, она просто не понимала его вечно угрюмое настроение и попросту не могла принять отсутствие вкуса и интереса к красоте. Именно поэтому, вместо того чтобы пойти к подруге, Забини опустилась в ближайшее кресло, находившееся в углу, и с удовольствием обнаружила сидящего рядом Дэрека Гринграса.
За прошедшие дни они совсем не пересекались в коридорах или гостиной, только на уроках. Они не разговаривали и ограничивались лишь приветствиями. Иногда Забини даже казалось, что-то своеобразное приветствие в коридоре было лишь плодом ее воображения. Она легко призналась себе, что с его стороны это был очень умный и расчетливый ход, склонивший ее без особых проблем в его сторону. Вот только Эрике хотелось верить, что это был необдуманный порыв. Хотелось верить, но она не могла.
- Привет, - Эрика улыбнулась. – Скучаешь?
Дэрек перевел на девушку взгляд своих странных глаз. Было в его взгляде что-то равнодушное и в то же время заинтересованно-оценивающее, словно он размышлял, следует ли с ней вообще разговаривать. Эрике этот взгляд не понравился, но она не подала виду, став лишь чуть-чуть холоднее.
- Нет, - только и сказал парень.
По его голосу нельзя было понять, какое у него настроение, но то, что он не собирался поддерживать беседу, было очевидно. Эрика чувствовала, как в ее душе поднимается смесь разочарования и страха. Она не знала, как она будет жить с человеком, который видимо не питает к ней даже чувства любопытства. Но, быть может, она была не права, ведь он продолжал на нее смотреть взглядом, который вовсе не обнажал его душу, но зато проникал в самую суть ее души.
Эрика поежилась. Это молчание тяготило ее, словно они только что обсуждали малопривлекательную тему. Он молчал, а ей казалось, что он этим молчанием бьет ее наотмашь, как бьют неверных жен. Хотя естественно, он сам даже не подозревал о ее чувствах. Дэрек любил и ценил тишину, она не напрягала его, так откуда он мог знать, что у его будущей невесты это явление вызывает противоположные чувства?
- Я, пожалуй, пойду, - Эрика резко встала и, кивнув парню на прощание, удалилась в спальню.
Сев на свою кровать, девушка достала из кармана небольшую записную книжку с пустыми страницами. Это была волшебная книжка, купленная Нарциссой, Эрикой и Айрис уже давно. Хотя вообще-то их было три, по книжке у каждой. Она работала таким образом, что они могли писать друг другу письма, не прибегая к помощи сов. Вот и сейчас, достав перо, девушка прикоснулась кончиком к бумаге:
«Айрис… Не знаю, как я буду уживаться с ним. Порой мне кажется, что люди не умеют привносить в жизнь друг друга ничего, кроме разочарования… Спокойной ночи».
Всего две строчки, написанные красивым почерком, но Эрика знала, что Айрис сможет понять и прочувствовать каждое вложенное туда чувство.
***
Айрис Ростер закрыла книжку, на страницах которой уже не было ни буквы из послания Эрики, и откинулась на спину. Она не знала, что можно сказать на столь правдивое замечание, да и была уверена, что Эрика не ждет ни слова в ответ. Что можно сказать? Что она права? Она и так это знает…
Айрис закрыла глаза. Она каждый день надеется, что сегодня Рич разочарует ее, и она больше не будет о нем думать. Но почему-то она не могла вспомнить ни одного связанного с ним момента. Как бы мало они не общались, он всегда был таким приветливым и милым, что она просто не могла не влюбится. Но разве был он виноват, когда был с ней добр? Разве вообще хоть кто-то может быть виноват в том, что в этом мире благие намерения несут больше вреда, чем пользы, и что излишняя мягкость порой причиняет много боли?
Она не могла его винить. Ни в том, что черты его характера оказались столь привлекательными для ее натуры. Ни в том, что он никогда не смотрел на нее, как смотрел на Эвелин Течер. Не был он виноват, что полюбил другую. И во влюбленности Айрис его вины не было. Но какая разница, кто виноват? Ответ на этот вопрос не мог бы изменить ничего. Ни самого факта существования этого треугольника, ни того, что Айрис каждую ночь видела Ричарда во сне.
Айрис почему-то вспомнила свою первую встречу с Ричардом. Пьюси приехали к ним на ужин, а Кэсс была тогда у какой-то своей подруги. Взрослые разговаривали в гостиной, а Айрис и Ричард сидели в саду у пруда. Ему было двенадцать, а ей одиннадцать, и лето было в самом разгаре. Айрис помнила, как он увлеченно рассказывал о Хогвартсе, а она смотрела на него, смотрела…как завороженная. Больше ничего Айрис не помнила из того вечера, как ни старалась вспомнить.
«Мэрлин… Если бы я тогда знала, как много места он займет в моем сердце, если бы я тогда могла понять, как больно мне будет… Я бы бежала, бежала бы, не оглядываясь…»
ОООС: Patrick Fiori* имя посвящено моему любимому французскому певцу ^__^
Спасибо всем, кто читает =*
