Глава 3Вечером после ужина мы с Сарой сидели на ковре около камина и делали уроки. Вернее, она читала параграф по Зельям, а я – учебник по Рунам, сверху которого лежал лист пергамента, где я рисовала.
В моей семье рисованием не увлекался никто. Папа с трудом мог изобразить дом, солнышко и заборчик, мама неплохо срисовывала картинки из книжек. Ал и Джим особой любви к карандашам и краскам не проявляли.
А я начала рисовать лет с пяти, и с тех пор моих родственников не волнует проблема выбора подарка для меня на день рождения или Рождество. Качественные краски, карандаши всевозможных цветов, хорошая бумага – этого было вполне достаточно.
- Лили, Скорпиус, вас зачем-то вызывает декан, - в гостиную вошел Эдвард. Я поднялась, недоуменно посмотрела на Сару и вышла в коридор, не дожидаясь Малфоя.
Он догнал меня через минуту и молча пошел рядом, не стараясь заговорить или как-нибудь подколоть.
Он выглядел очень задумчивым и сосредоточенным, и его мысли были далеко отсюда. «Я бы хотела нарисовать его лицо», - внезапно подумала я и тут же покраснела, а потом погнала прочь это странное желание.
- Я видел, ты рисуешь что-то, - неожиданно сказал Малфой, и я немного растерялась. Не думала, что он смотрит на меня в гостиной или вообще обращает внимание в любое другое время.
- Ну да... – осторожно ответила я, не зная, что ожидать дальше.
Малфой почему-то усмехнулся и спросил:
- И как давно?
- Не знаю. Наверное, с пяти лет, - мне очень хотелось спросить, почему он вдруг заинтересовался этим, но я легонько прикусила язык и сдержалась.
Он же ничего больше не сказал, и оставшийся путь до кабинета декана мы прошли в молчании.
- Входите, - раздался голос Вольфганга, когда я постучала в дверь.
Профессор сидел за длинным, массивным столом из красного дерева и быстро что-то писал. На полках и стеллажах, расположенных вдоль стен, теснились книги, огромные, старые фолианты, редкие учебники и свитки, какие-то странные предметы, похожие на артефакты.
- Садитесь, - он показал на стулья перед столом, и что-то в его голосе мне показалось странным.
- Мисс Поттер, - Вольфганг поднялся со своего места и призвал стакан воды. Я напряглась: он говорил со мной неестественно мягко. – Завтра уже выйдет статья в «Пророке» поэтому стоит сказать вам сейчас...
Я разволновалась уже не на шутку: неужели что-то случилось с семьей?!
- Сэр?.. – я поторопила его.
- Ваш отец был ранен на задании, - сказал, наконец, профессор и протянул мне стакан воды.
- Папа жив? – я обняла себя руками, стараясь унять дрожь.
- Да, с ним все в порядке, - наверное, Вольфганг не знал, что делать: утешать меня или продолжать говорить. – Мистер Поттер будет жить, но ранение слишком серьезное, поэтому он находится в Мунго...
Я на секунду прикрыла глаза.
Папа в больнице... он был серьезно ранен. Я чуть не потеряла отца, который читал мне сказки на ночь и рассказывал про Войну, учил летать на метле и играть в квиддич, ходил со мной за учебниками и каждое воскресенье водил в Косой Переулок, и мы ели там самое вкусное мороженое в мире...
В ушах зашумело, я покачнулась, и удивленно взглянула на Малфоя, который поддержал меня за локоть
- Профессор Флитвик уже сообщил обо все вашему брату. Я думаю, он сможет нарушить режим и прийти сейчас в гостиную Слизерина, - декан обеспокоенно смотрел на меня.
- Спасибо, - коротко сказала я. Хотелось быстрее оказаться как можно дальше отсюда. Хотелось к Алу, чтобы уткнуться ему в плечо и заплакать.
- Это еще не все, мисс Поттер, но об остальном пусть вам расскажет брат. Мистер Малфой, - декан опять сделал небольшую паузу, и я поняла, что грустные вести еще не закончились на сегодня. – В ходе операции Аврората, когда был ранен мистер Поттер, пострадали и мирные граждане. Ваш отец был одним из них, - Малфой никак не изменился в лице, только на мгновение прикрыл глаза. На его скулах заходили желваки, и он крепко стиснул зубы.
- Он жив? – тихо спросил Скорпиус, почти не разжимая губ.
- Да... в него попало проклятие, он не может пока говорить, и он получил несколько ранение от режущих заклинаний... Он тоже находится в Мунго сейчас.
Декан замолчал, Малфой кивнул и замер, и больше никак не выдал своих эмоций. Но когда наши взгляды встретились, я увидела, что его глаза стали совсем черными.
- Вы можете идти, - сказал, наконец, Вольфганг, и я вздохнула с облегчением: уже не было сил выносить эту давящую, страшную атмосферу комнаты.
Мы вышли из кабинета и медленно пошли по коридору. Так хотелось попасть в прошлое, на урок Рун или Чар, когда я не знала ничего этого, когда с папой все еще было хорошо, когда он был жив и здоров.
Я не удержалась, всхлипнула и потерла глаза, а Малфой спросил:
- Ты собралась плакать, Поттер?
- Не все же способны выслушивать такие вещи с каменным выражением лица! – я сорвалась, и эта фраза была явно лишней, но в тот момент Малфой просто дико раздражал меня. – Да, Малфой, я собираюсь плакать, а не ходить так, словно ничего не случилось.
- Не говори того, чего не знаешь. Иначе однажды твой язык доведет тебя до беды, - предостерегающе сказал Скорпиус, и его голос звучал очень низко и тихо, словно что-то мешало ему говорить.
- Отстань от меня, Малфой. Иди лучше в гостиную... – я начала медленно съезжать по каменной стене на пол.
Но холодные пальцы Скорпиуса сомкнулись на моем запястье: он крепко сдавил мне руку и резко дернул вверх, заставляя подняться, а потом буквально потащил вслед за собой.
- Идем, Поттер. Сейчас найдем твоего брата и моего друга по совместительству, и вот тогда будешь реветь, сколько захочешь. И можешь даже пожаловаться ему на меня, рассказать, как я тебя мучил и пытал, - Малфой продолжал нести какой-то бессмысленный бред, а я молча шагала за ним, стирала со щек слезы, и в груди появлялось странное чувство. Мне стало гораздо спокойнее и легче, казалось, что страх за жизнь папы куда-то исчез...
В тот момент я совсем забыла, что отец Малфоя тоже был ранен, что ему, наверное, было несладко и что он совсем не обязан успокаивать меня.
Когда мы подошли к стене, где находился проход, ведущий в нашу гостиную, Альбус уже стоял там. Он выглядел бледным и взволнованным, но когда увидел нас, сразу же улыбнулся и пошел навстречу.
Я не выдержала и почти побежала к нему, оставив Малфоя позади. Ал крепко обнял меня, прижал к себе и зашептал что-то успокаивающее, и я почувствовала, что сжавшийся в груди комок, который мешал мне дышать, начал исчезать. Мне стало легче. Как несколько минут назад в коридоре, когда Малфой говорил со мной о всякой ерунде.
- Лили, ну не плачь, пожалуйста, а? Все уже нормально, с папой будет все в порядке, и сейчас уже глупо плакать, - Альбус гладил меня по голове, и я не видела, как он смотрел на Скорпиуса, не отводя взгляда, как без слов поддерживал его.
Я отстранилась от Альбуса, вытерла мокрые щеки и взяла его за руку:
- Пойдем отсюда, ладно? Я не хочу в гостиную, там... там придется все объяснять.
Брат взглянул на Скорпиуса, прислонившегося к стене, и беспомощно развел руками.
А Малфой скрестил руки на груди и жестко сказал, глядя мне в глаза:
- Нет, мы пойдем на факультет. Прямо сейчас, никуда не откладывая... – мне захотелось придушить его: ну как, как можно быть таким непробиваемым и надменным? Как можно идти в общую гостиную Слизерина, отвечать вопросы однокурсников, слышать от них соболезнования, большая часть которых – ложь.
Но Малфой уже произнес пароль, и Альбус пошел за ним, крепко держа меня за руку, и у меня просто не осталось выбора. Я не заметила, как они переглянулись, и Ал кивнул, словно соглашаясь с чем-то.
В гостиной почти никого не было, а те, кто был, пристально и с удивлением смотрели на нас.
Точнее, на Альбуса и мои мокрые щеки, и наверняка в их головах уже появились первые предположения и почва для дальнейших обсуждений.
Вслед за Малфоем мы спустились по лестнице, ведущей в спальню мальчиков, и когда свернули налево, я, наконец, поняла, куда он нас ведет. В свою комнату, которую он получил, когда стал старостой курса в этом году.
Малфой пробормотал что-то – очевидно, пароль – дверь открылась, и мы зашли внутрь.
Комната показалась мне не очень большой. Ее стены были окрашены в насыщенный, приятный для взгляда темно-зеленый цвет. На полу лежал мягкий светло-серый ковер, в самом углу стояла кровать с балдахином, рядом с ней тумбочка, на которой лежали свитки, письма и одна фотография, напротив нее был письменный стол, где валялись учебники и пергамент.
В дальнем углу находился большой дубовый шкаф, а на стуле рядом с кроватью висели рубашки и брюки Малфоя.
- Располагайтесь, - он кивнул в сторону кровати, а сам подошел к столу, отодвинул все учебники в одну сторону, спрятал кое-какие свитки, потом убрал с тумбочки фотографию и листы пергамента.
Я села на край кровати и поджала под себя ноги. На тот момент я почти успокоилась, только иногда негромко вспыхивала и клацала зубами.
Альбус опустился прямо на ковер и прислонился к стене, устало вздохнув. Малфой сел за стол и принялся писать что-то на пергаменте. Он торопился, чернила постоянно брызгали из-под его пера, на которое он нажимал с удвоенной силой. Лист грозил вот-вот порваться.
- Поттер, - Малфой закончил писать и повернулся к нам; его глаза по-прежнему оставались темными, и взгляд был холодным и сосредоточенным. – Вольфганг сказал, что ты расскажешь нам об остальном.
Альбус замялся и посмотрел на меня:
- Лили, может, ты пойдешь спать? – кажется, Малфой фыркнул, услышав его предложение.
- Отличная идея, Ал! Ты считаешь, что мне не нужно знать, что случилось с папой? – я сердито посмотрела на брата и скрестила руки на груди. Он очень разозлил меня своими словами. Как будто мне нельзя доверять, или он думает, что я расскажу всей Школе об услышанном здесь?
- Да ладно, Поттер, твоей сестре не пять лет, - Малфой усмехнулся, и я с благодарностью взглянула на него. – И вчера, когда я собирался рассказать о письме от отца, она была с нами.
- Хорошо, - Альбус махнул рукой и виновато сказал. – Извини, Лили, я просто не хочу, чтобы ты переживала еще больше. В общем, отец был ранен во время операции. Они арестовывали какую-то банду беглых преступников из Франции, и они оказали им сопротивление. А задержание им пришлось проводить в Косом Переулке, практически посреди оживленной улицы, и когда бандиты отбивались, они ранили нескольких прохожих, - Альбус коротко взглянул на Малфоя. – И папу винят во всем произошедшем. Что он выбрал неправильное место для проведения операции, что из-за него пострадали мирные граждане, что он упустил преступников и растерял хватку... – я охнула и закрыла себе рот руками. Это звучало невероятно и феерично глупо! – Завтра статься об операции появится в «Пророке», и об этом узнает весь Хогвартс... Кажется, папу хотят отправить в отставку.
- Что за бред?! – я не выдержала и вскочила с кровати, жутко хотелось что-нибудь сломать или взорвать, а еще лучше – встретиться с начальниками отца, чтобы высказать им в глаза все, что я о них думала. – Это просто невозможно. Как они могут отправить в отставку папу? В чем он виноват?! В том, что делал свою работу? – я начала ходить кругами по комнате, сжимая и разжимая кулаки.
- Да очень просто, - Малфой пожал плечами и потер переносицу. В этом жесте было столько усталости и того, о чем он никогда бы не сказал вслух... – Я уверен, им зачем-то нужно, чтобы ваш отец был отстранен от руководства боевой группой Аврората. Потому что он совершенно не виноват в сегодняшнем происшествии. Он же не мог позволить преступникам свободно разгуливать по Косому Переулку?
- Отлично, - Альбус нахмурился. – Если это понимаем мы, семнадцатилетние ученики Хогвартса, то разве могут не понять начальники отца?
- Я же говорю, кому-то очень выгодна его отставка. Только и всего...
- Бедный папа, - я вздохнула и опустилась обратно на кровать. – Ему будет очень тяжело...
И в самом деле, я не могла представить отца без его работы. В свою боевую группу он вкладывал часть себя, часть своей души. Он постоянно пропадал на заданиях и ночных дежурствах, рисковал жизнью и здоровьем, задерживал преступников, защищал и охранял мирных граждан. Он мог бы стать начальником и заниматься письменной работой, но он предпочел остаться и руководить боевой группы авроров.
- Я все равно не понимаю, как они могут обвинять его в таких вещах? Неужели кто-нибудь в это поверит после всего, что отец сделал в жизни? Или они так рано начали забывать о прошлом, о Вольдеморте? – глухая ярость волнами поднималась из меня. Я ненавидела это ужасное чувство бессилия и невозможности сделать что-либо.
Альбус сочувственно смотрел на меня, Малфой молчал и не пытался язвить о моей наивности.
- Люди склонны быстро забывать победы, но зато они долго помнят промахи и ошибки. Ваш отец, скорее всего, ставил кому-то палки в колеса, - наконец, сказал он и переглянулся с Альбусом, словно спрашивая его о чем-то.
- Я только одного не могу понять, зачем им понадобилось прямо сейчас отставка папы? Неужели действительно происходит что-то серьезное, а мы не имеем об этом никакого представления?
- Ты знаешь, на самом деле они просто мечтают рассказать о государственных делах кучке семикурсников из Хогвартса, - Малфой усмехнулся.
- Да иди ты, - Альбус прикрыл глаза, и я вдруг почувствовала нестерпимую усталость и желание спать.
- Я пойду, наверное, - я поднялась, и брат встал вслед за мной. Он чмокнул меня в щеку и подмигнул:
- Спокойной ночи, Лили. Не переживай, все наладится, я уверен. В крайнем случае, отец будет больше времени проводить дома, и мы станем чаще видеться.
Я слабо улыбнулась и спросила удивленно:
- А ты не идешь?
- Нет, - Альбус покачал головой. – Нам с Малфоем еще нужно поговорить...
- Тогда спокойной ночи. Не попадись Филчу, когда будешь возвращаться на факультет.
- Не попадусь, не волнуйся.
Я вышла из комнаты и на секунду прислонилась лбом к холодной стене. Было очень обидно и грустно из-за папы, из-за того, как несправедливо с ним обошлись, как легко забыли все его предыдущие победы.
Я тихонько проскользнула в комнату, скинула туфли и прямо в одежде легла под одеяло, свернулась калачиком и прикрыла глаза. Опять стало холодно, и я задрожала, и натянула покрывало до самого носа. Заснула я, наверное, лишь под утро, потому что долго ворочалась и думала о папе и его будущем.
Я поморщилась и приложила ладонь к виску: от недосыпа и вчерашнего волнения у меня очень сильно разболелась голова, не помог даже визит к мадам Помфри.
И поэтому я вяло ковырялась вилкой в тарелке, сидя в Большом зале во время обеда. Есть совершенно не хотелось, от одного вида пищи виски начинали колоть еще сильнее. Но я специально пришла сюда, хоть и могла остаться в гостиной факультете.
Я не собиралась показывать никому из студентов свое состояние и давать им еще один повод для обсуждений!
Как же меня бесили их сплетни о моей семье! Я презирала этих мелочных, двуличных, подлых людей, которые никогда не говорили правды в глаза, зато с удовольствием обсуждали за спиной.
Сегодня мой отец и его проваленная операция стали главным поводом для сплетен. На меня и Альбуса практически показывали пальцами, я постоянно слышала их издевательских хохот и насмешки.
Конечно, многие ученики стали на сторону отца. Они не винили его в случившемся и думали своей головой, а не бреднями «Пророка». Но, как оказалось, в Хогвартсе училась куча дураков, которые поверили статье и рассказу Министерства, что так и сочился ядом и сарказмом.
Даже Малфой так не смог бы, наверное.
«Пророк» писал, что «... мистер Поттер, очевидно, слишком загордился и начал халатно относиться к своим обязанностям» и «... привык использовать свои прошлые победы и достижения для сокрытия нынешних ошибок и просчетов». А еще выяснилось, что папа, оказывается, «нарушал служенные полномочия и своим авторитетом давил на молодых сотрудников, заставляя их молчать».
Это больше всего походило на ту травлю, которой папа подвергся на своем пятом курсе в Школе. Но сегодня это выглядело очень и очень странно. Учитывая, что неделю назад «Пророк» писал хвалебные статьи в честь отца, а сегодня уже поливал грязью и обвинял во всех грехах.
- Лили, ты идешь? – Сара озабоченно посмотрела на меня и потрясла за плечо. Она выглядела взволнованной.
- Да, только у меня Руны, ты забыла?
- Нет, но у меня Нумерология, и нам по пути. Так что забыла ты, - Сара подхватила сумку и встала из-за стола, я направилась следом за ней и столкнулась лицом к лицу с раздраженной Одри.
Она зло посмотрела на меня и буквально прошипела, прожигая взглядом, полным ненависти:
- Ну, как тебе понравилась ночь, проведенная с Малфоем?
Я была настолько удивлена ее вопросом, что даже не нашлась, что ответить, а она продолжала, едва ли не упираясь меня пальцем в грудь:
- Убери от него свои грязные руки, Поттер! Скорпиус – мой, только мой. Думаешь, он станет с тобой гулять? Да ни за что! Он не связывается с обыкновенными шлюхами, - презрительно сказала Ланкастер, уничтожающе смотря на меня.
- Поэтому он и не общается с тобой, а, Одри? Ты для него обыкновенная шлюха, так получается? – я очень старалась сохранить выражение невозмутимости и полного спокойствия на лице. И едва удержалась от смеха, когда увидела, как бесилась Ланкастер после моих слов. Они явно задели ее за живое.
- И, Одри, если ты считаешь, что с парнями можно только спать, когда ты находишься с ними наедине, то мне искренне тебе жаль. Некоторым, видишь ли, рот и язык нужны еще и для общения, а не для того, для чего они нужны тебе! – я подняла голову, бросила на нее высокомерный взгляд и пошла к ждущей меня Саре, попутно задев Ланкастер плечом.
Ее лицо было перекошенным от гнева и злости, и я поняла, что нажила себе серьезного врага в тот момент.
Я не видела, что, когда мы разговаривали с Ланкастер, невдалеке стоял Малфой, внимательно слушавший нас.
- И в конце она чуть ли не позеленела от злости и даже не могла придумать мне достойный ответ, а я ушла, не став дожидаться этого, - мы с Сарой сидели в общей гостиной Слизерина, и я красках пересказывала ей наш разговор с Ланкастер. Она меня совершенно не пугала и никак не беспокоила, а вот подруга, похоже, озаботилась не на шутку:
- Лили, теперь тебе придется опасаться ее оставшиеся два года. Она никогда не забудет тебе эти слова.
- Да ладно, - я беспечно махнула рукой и улыбнулась. – Не думаю, что она способна на что-то действительно серьезное.
Сара покачала головой и недовольно посмотрела на меня. Она была старше меня всего лишь на три с половиной месяца, но в такие моменты мне казалось, что, как минимум, лет на десять.
- Я пойду отправлю письмо родителям и зайду еще к Хью. А то он может обидеться, - я встала с кресла и вышла из гостиной, помахав на прощание Саре рукой.
До совятни я почти бежала, крепко сжимая в руках два свитка – один папе, а другой маме. Голова прошла перед самым ужином, и сейчас мне казалось, что все обязательно будет хорошо.
Несмотря на статьи в «Пророке», ранение отца, его отставку, несправедливые и незаслуженные обвинения, сплетни, которые вновь крутятся вокруг нашей семьи, на усталость после первых недель учебы, на все проблемы, у нас все обязательно будет хорошо.
Ведь все живы и здоровы, и нет никаких поводов для паники и лишних волнений.
Я вошла в совятню и тихонько свистнула, и сразу же большая, серая сова с необыкновенно умными голубыми глазами слетела ко мне на плечо.
- Привет, Хедвига, как поживаешь? – я разломала и покрошила на ладонь крекер, и она сразу же принялась клевать его, иногда легко кусая меня за пальцы, словно ругая за что-то.
Я гладила ее по голове и думала о том, как мне повезло с Сарой. Сегодня целый день она разговаривала со мной, убеждала, что все наладится, помогала и слушала мои переживания и, казалось бы, бесконечное нытье, а сейчас я и сама думаю так, зараженная ее оптимизмом и поддержкой.
- Хедвига, смотри, эти два письма отдашь маме, там одно для папы, она потом передаст ему. Ну все, лети! – я взмахнула рукой и потом еще долго стояла и смотрела на ее удаляющийся силуэт.
Я спускалась по лестнице и думала о том, что сейчас нужно зайти к Хьюго и поговорить с ним, посмеяться вместе с Шелли и отправляться спать, потому что завтра воскресенье, выходной день, и можно хорошенько выспаться и отдохнуть. Шла лишь третья неделя сентября, еще предстояло учиться кучу времени, а я уже чувствовала себя как выжатой лимон.
