Глава 3Стук колес приятно убаюкивал после крайне трудного семестра. За окном мелькали различные пейзажи, сменяя друг друга, как кадры кинопленки. Пар, вырывавшийся из трубы поезда, создавал эффект запотевших окон у первых вагонов. Иней уже накладывал на них свои первые робкие узоры. В пустом купе сидела девушка с длинными пепельными волосами, заплетенными в тугую косу, и зачарованно водила пальцем по стеклу.
Вверх-вниз — поезд разогнался в конце спуска, точно вихрь, потом взлетел на небольшой пригорок, чтобы через мгновение опять ухнуть в разверзающуюся бездну. Этот отрезок пути был особенно любим Луной Лавгуд; стоило ей его дождаться, как она тотчас погружалась в свой мир, представляя себе, как она качается на огромных соленых волнах где-нибудь далеко, в море. Это не мягкая смена наклона Хогвартс-экспресса — о, нет! — это настоящий шторм, мерно вздымающий воду так высоко, что, кажется, она вот-вот коснется неба, а затем низвергающий ее до самого нутра земли. И каждый раз Луна, подхваченная неистовыми волнами, мечтала о том, чтобы на секунду дольше задержаться на самом пике, увидеть звезды так близко, как это только было возможно, потому что только в ее грезах мог существовать такой потрясающий шторм — чтобы волны устремлялись ввысь, по меньшей мере, на полкилометра и зависали там, в высшей точке, на несколько биений сердца. Но даже мечты были устроены таким образом, что воды почти без промедления обрушивались вниз, не давая, как следует, насладиться моментом. Луна была почти уверена в том, что причина этому была ее стойкая неуверенность в будущем.
Вниз-вверх — особенно долгий спуск, а потом резкий подъем, и снова Хогвартс-экспресс набирает скорость. Заканчивается шотландская земля, и тут же в десять раз ближе становится Лондон. Дальше уже ничего интересного не будет, разве что через пару часов они будут проезжать мимо двух захватывающих дух озер с прозрачной ярко-бирюзовой водой. Одно из них никогда не замерзает, и Луна всегда с жадностью смотрит на его колеблющуюся гладь, когда поезд мчится мимо на юго-восток.
Через некоторое время их настигла снежная буря, и Луна разочарованно откинулась на спинку сиденья. Если так пойдет и дальше, то она так и не увидит своего любимого озера. Это было всего лишь мимолетное утешение, которое ей так хотелось получить, но волей капризной судьбы она была сегодня лишена и этого.
Спать или дремать не хотелось. Луна специально удалилась от всех, чтобы никто не болтал рядом с ней о каких-то глупостях. Около Джинни в последнее время вертелись сестры Патил, а они, несмотря на то что основательно посерьезнели после занятий с Гарри в ОД, все же часто несли невыносимую чушь, характерную для пустых девушек, думающих, в основном, о своей внешности. Был, конечно, еще один шанс остаться наедине с Невиллом, но он куда-то пропал, вероятно, заняв сугубо мужское купе с Симусом, Майклом и Эрни. Луна горько усмехнулась при мысли о том, что они могли бы, наконец, поговорить начистоту. Не то чтобы он по-прежнему в упор ее не замечал, но их теперешние отношения не отличались ни дружеской теплотой, ни искренностью.
«Скорей бы уж Гарри добрался до нас», — подумала Луна, зябко кутаясь в мантию.
Метель все не кончалась. По расчетам Луны, чудесное озеро осталось позади, и теперь ничто не могло вытащить ее из пучины уныния. Впрочем…
— Тебе здесь не скучно? — спросил голос у двери, и она резко обернулась: на пороге стоял Невилл с непроницаемым выражением лица.
— Совсем нет, — спокойно солгала Луна и уставилась в заледеневшее окно. — Ты вроде ушел с Симусом?
— Да, — кивнул Невилл, продолжая стоять в дверях. — А ты ушла с Джинни?
— Нет, как видишь. Она с Парвати и Падмой. Вот уж что действительно скучно.
Невилл позволил себе издать фыркающий смешок и протиснулся в купе. Луна бросила на него короткий взгляд: ему ничуть не было весело.
— Жалею, что уехал из Хогвартса, — заявил он, встав посреди купе и засунув руки в карманы. — Там можно было бы повеселиться на каникулах.
Луна молчала.
— У меня уже возникли кое-какие новые идеи насчет того, чем мы займемся в январе, — продолжил Невилл, сверля ее взглядом. — Я поговорил с народом, и многие решили присоединиться. Кто-то, может, и слиняет, но это нас не касается. Одним словом, Кэрроу придется несладко… Я только хотел спросить… Ты с нами?
Луна не спешила с ответом, продолжая чертить на стекле узоры.
— Если только за этим… да, конечно, я с вами, о чем речь? — и она перевела взгляд на свои колени.
«Только бы он ушел!»
— Ты права, как всегда, — вдруг виновато произнес Невилл, садясь рядом с ней. — На самом деле я хотел с тобой поговорить, просто передумал.
— Почему?
— Ну, есть вещи, в которых мы с тобой не сойдемся… пока, по крайней мере. Но это не значит, что нам следует держать друг на друга обиду, правда же?
— Понимаю. То есть, мы будем делать вид, что у нас все прекрасно, а втайне продолжать пререкаться?
— Нет, не так. Никаких больше ссор и разногласий. Это может…
— Повредить общему делу, я догадалась, — холодно перебила Луна, теперь глядя ему в глаза, не мигая. Ей было тошно, и главным образом оттого, что Невилл, по-видимому, не желал признать, насколько мерзкой сама по себе была эта игра.
Правильно истолковав ее тон и взгляд, Невилл надолго замолчал. Луна опять посвятила свое внимание созерцанию ледяной вязи на окне и внутренне очень хотела, чтобы он встал и покинул ее одиночество. Тогда между ними все стало бы окончательно ясно. Но Невилл не уходил, время от времени принимаясь потирать руки, словно ожидая, когда решение само прилетит к нему из небытия. Тишина в купе была максимально напряженной, любой звук — и она эхом прокатится по всему составу, выбивая стекла и сотрясая стены.
— Луна, — шепотом обратился к ней Невилл, но она не шелохнулась. — Твои претензии справедливы, но как ты предлагаешь поступить мне? Я же не знал…
— Чего ты не знал? Чувствуешь ли ты что-нибудь ко мне или нет? — голос Луны начал дрожать, когда эти слова вырвались у нее помимо воли. — Да, воистину сложный вопрос.
— Вовсе нет, — смущенно возразил Невилл и осторожно накрыл своей ладонью ее сомкнутые руки. — Это я уже давно для себя решил. И я не собираюсь, как ты, наверное, подумала, читать тебе лекции об эгоизме и нежелании рассуждать трезво. С тобой положительно невозможно так рассуждать, — он тихонько рассмеялся, но Луна не отреагировала на эту шутку. Ее спина была все так же напряжена, как туго натянутая струна.
— Мы не выиграем, если будем забывать друг о друге, — убежденно проговорил Невилл, придвигаясь ближе. — Неизвестно, в каком составе мы соберемся после Рождества. И… поэтому я не хочу с тобой ссориться.
— А с другими? — едва шевельнула губами Луна.
— С другими это было бы не так больно. Ты думаешь, все это время я радовался нашей размолвке? Сначала я просто ничего не соображал, но потом… я виноват, если ты хочешь это услышать.
— Не хочу, — тут же отозвалась Луна и соизволила повернуть к нему голову. — Оправдываться смысла нет — ни мне, ни тебе. Я волновалась за тебя, ты — за общее дело. И если ты так и не понял, почему я думаю, что ты переборщил…
— Я понял, — с нажимом перебил Невилл. — Иначе бы я сейчас здесь не сидел. Ты не зря тогда упомянула Гарри. Он бы так не поступил. Луна… я тоже волновался за тебя, просто… у меня снесло башню, по-другому не назовешь.
Его голос звучал глубоко и проникновенно, как бы музыкально, и Луна почувствовала, что не сможет долго противостоять его силе. Как ей было объяснить ему, что если он, к примеру, дотронется до ее шеи, то наверняка услышит, как сумасшедший пульс сбивается с ритма, пытаясь отразить происходящее в душе? Они не потеряли бы столько времени, если бы тогда, в Выручай-комнате, сказали друг другу все до конца. Скоро стук колес прекратится, и они окажутся разделенными сотнями километров, чтобы потом встретиться или не встретиться вновь.
— Сейчас примерно то же самое, — горячо прошептал Невилл, и прежде чем Луна успела сообразить, о чем речь, на ее губах вспыхнул их первый поцелуй.
— Ты… что? — слабо произнесла она и в следующую секунду уже целовала его в ответ.
Они долго сидели, крепко обнявшись и не желая расставаться ни на минуту. Метель кончилась, небо стало неожиданно ясным, синяя высь переливалась мириадами разноцветных звезд, и поезд чуть слышно поскрипывал, унося своих пассажиров прочь от серой реальности.
— Прекрасный день, — довольно сказал Невилл, целуя Луну в макушку.
— Еще бы, — с некоторой долей сарказма ответила она, но подавила вздох и потерлась лицом о его свитер. — Мне так тревожно. Раньше я, имея отчетливое тому объяснение, не позволяла своим мыслям на этом останавливаться. Может, у меня кончились силы?
— Я себя чувствую так же, — признался Невилл, — но призываю всех об этом не думать. Видишь ли, трудно надеяться только на себя и свою находчивость. Когда-то за нами стоял Дамблдор, или Макгонагалл, или Орден Феникса в целом. Посмотри, что теперь: все прячутся, кто-то умер, кто-то перешел на другую сторону, кто-то числится без вести пропавшим. Мы одни, Луна.
— Неправильный ответ, — пробурчала Луна, уткнувшись ему в грудь. — Мы с тобой, например, не одни. У меня есть ты, у тебя есть я. Это к тому, что на последнем занятии по зельям Слагхорн попросил вас привести наипростейшую формулу, чтобы найти квинтэссенцию магии. Парвати при мне рассказывала об этом Джинни.
— Да? — удивился Невилл. — Наверное, я в этот исторический момент отвлекся. Привести чего магии?
Луна вскинула голову, в глазах у нее плясали озорные огоньки.
— Он попросил вас представить, что есть зелье, воплощающее сущность магии в целом. Так же, как есть зелья, символизирующие Отвагу, Доброту, Хитрость — все в чистом виде, без примесей. Философский был урок, одним словом. Вы все замолчали, потому что не могли помыслить о чем-то простом, когда все вокруг так безмерно усложнилось. А он потом посмотрел на вас с улыбкой и сказал, что главное в магии — творение нового и раскрытие законов старого. Похоже на науку у магглов, но не так. Маггловская наука суха и безжизненна, настоящие же магические исследования, сказал он, проникнуты любовью ко всякому творению. И это лишний раз подтверждает мой тезис о том, что мы не одиноки, потому что мы тоже чьи-то творения.
Невилл выглядел ошарашенным.
— Ты связываешь такие разные явления, — наконец сказал он. — Получается, что волноваться вообще не о чем, раз мы все — «творения»?
— Получается так. Конечно же, беспокоиться надо — хотя бы о том, чтобы не уклониться в область Темных Искусств, потому что их действие противоположно действию Любви.
— Ну, за это я спокоен, — усмехнулся Невилл, но поймал прищуренный взгляд Луны и погасил улыбку. — Все это, конечно, так, но я никогда еще не слышал более удивительной теории.
— Это не теория, — с достоинством ответила Луна. — Всего лишь наблюдение.
— Ну да.
— И нуждается в доработке…
— Несомненно.
— Ты смеешься надо мной?
— Разумеется, так, — с этими словами Невилл притянул ее к себе и звонко поцеловал в щеку. — Я пошел к ребятам, предупрежу их, чтобы не тревожились за меня.
— Хорошо, — слегка нахмурившись, ответила Луна и поднялась. — Я пройдусь по коридору, там воздух более свежий.
— Мы здесь надышали, — недовольно сказал Невилл, но Луна лишь изобразила воздушный поцелуй и исчезла за дверью купе.
Ей необходимо было собраться с мыслями, а в купе и в самом деле с недавних пор сделалось чрезвычайно жарко. Прокручивая в голове приятные моменты получасовой давности, она не заметила, как вышла в тамбур и прислонилась к прохладной стене. Она все еще немного дрожала, но уже не от холода и отчаяния, ей снова захотелось стать той необычной, никем не воспринимаемой девочкой, чтобы мрачность и страх ушли навсегда. Тот мир уже изменился, быть может даже, он умирал, но там она была счастлива.
Что-то было не так. Луна вынырнула из своих дум как раз вовремя, чтобы услышать удивленный шепот позади себя. Она напрягла слух и поняла, что школьники переговаривались там, в вагоне, по-видимому, распахнув двери настежь. И сразу вслед за этим на нее навалилась очевидность того, что Хогвартс-экспресс замедлил ход. Теперь поезд двигался рывками, собираясь совершить незапланированную остановку. Пальцы Луны невольно потянулись к палочке, она испытала желание очутиться в своем купе как можно скорее, а лучше — под защитой Невилла. Она сдвинулась с места, чтобы вернуться в коридор, но тут в тамбур вошел еще кто-то и без предупреждения выпалил:
— Экспеллиармус!
Обезоруженная Луна подавила вскрик и ринулась на нападавшего, но без палочки это было бесполезно. Сильная рука сгребла ее за шиворот, знакомый голос прошипел в самое ухо:
— Не вздумай поднять шум, Лавгуд, тебя-то я и искал.
— Но… почему? — придушенно прохрипела Луна, и Драко, ибо это был он, выведенный из себя, был вынужден применить к ней «Силенцио».
«Помощь не придет!» — в ужасе подумала Луна, а поезд, тем временем, ехал уже не быстрее среднего велосипеда.
Драко подтащил ее к выходу и вытянул шею, выискивая что-то за окном. Он не стал зажигать палочку, но и без света Луна ощущала исходящую от него решимость. То, что он делал, было для него очень важным.
Хлопнула дверь в тамбур, и Драко обернулся.
— Отпусти ее, — тихо, с угрозой сказал Невилл, направляя на него палочку.
Малфой скривил рот в коварной усмешке.
— Ты серьезно, Лонгботтом? Попадешь в меня — попадешь на тот свет.
— С такого расстояния — не сомневайся, я буду там не один. Немедленно убери свои лапы от Луны!
— Сперва поймай! — задорно крикнул Малфой, изо всех сил дернув на себя рычаг, расположенный сбоку от него.
Луна увидела, как расширились глаза Невилла, через мгновение ледяной порыв ветра врезался в нее, и следующим, что она осознала, было краткое и болезненное падение с высоты. Как из неисправного радио, до нее донесся истошный вопль Невилла, перед глазами мелькнули короткие вспышки заклинаний — так же вдалеке. Поезд уходил, а она, Луна… что произошло?
Все тело одеревенело, руки немели от холода, глаза по-прежнему ничего не видели, когда она с трудом пыталась встать на трясущиеся ноги и то и дело падала обратно в сугроб. Спустя некоторое время ощущения стали возвращаться, и Луна поняла, что, падая, разодрала себе локоть. На искрящемся снегу алели капли крови, свысока на нее взирала серебряная луна, а кругом не было ни души. Или…
К ней приближался высокий человек в маске, опирающийся на дорожную палку. Такие маски она уже видела когда-то… позапрошлым летом в министерстве магии.
— Иди за мной, быстро! — глухо проворчал он и, не дожидаясь ее, пошел куда-то по снегу.
Луну на миг посетила соблазнительная мысль остаться и замерзнуть за ночь, но ноги сами понесли ее вперед. Она лишилась оружия, и нечего было и думать о том, чтобы сбежать. Отойдя от железной дороги на приличное расстояние, Пожиратель Смерти грубо схватил ее за раненый локоть и, игнорируя крик боли, трансгрессировал.
Так Луна поселилась в поместье Малфоев и там узнала, что ее отец стал помехой для Волдеморта и его приспешников, когда начал в каждом выпуске «Придиры» печатать громадные статьи в поддержку Гарри Поттера.
— Твой папаша еще не знает, какую цену ему придется заплатить за свою ошибку, — злорадно рассмеялся ей в лицо Пожиратель Смерти, доставивший ее на место. Больше с Луной никто из них не разговаривал.
В темнице было относительно весело: там обитал ветхий старик, в котором Луна далеко не сразу признала мастера волшебных палочек Олливандера. Он был крайне слаб от голода и пыток, но в то же время нашел в себе силы радоваться неожиданной компании. Они разговаривали с Луной часами напролет и параллельно искали выход из подвала, но он, казалось, был соткан из защитной магии и потому непроницаем.
Изредка в темнице появлялся Драко и приносил узникам еду, после чего с быстротой молнии спешил прочь. Луна привыкла испытывать к нему жалость с легким оттенком презрения, поэтому даже начала скучать, когда он уехал в Хогвартс и его заменил Пожиратель Смерти по имени Хвост. Его серебряная рука внушала Луне непонятное отвращение, и она старалась ненароком не задеть ее, забирая у него поднос.
Холодные зимние дни, по-видимому, сменились весенней оттепелью — по крайней мере, в подвале это чувствовалось именно так. Луна с наслаждением вдыхала свежий, полный жизни и надежд воздух и мечтала о том, чтобы хоть еще раз увидеть солнце и окунуться в его ласковые лучи.
Некоторым мечтам, с виду самым что ни на есть несбыточным, суждено все-таки осуществиться. Это случилось неожиданно, несмотря на то что Луна всегда смутно чувствовала, что из темницы есть всего два выхода: смерть и Гарри Поттер. Правда, он пришел не совсем так, как она это порой себе представляла: им с Роном, Гермионой и Дином Томасом крупно не повезло, и они тоже оказались в поместье Малфоев.
Луна потом долго держала в памяти этот день, когда каждый из знакомых голосов казался певучим ручейком, услаждающим слух. И хотя имели место и ужасные события вроде пыток, которым подверглась Гермиона, или смерти отважного домового эльфа Добби, спасшего их жизни, Луна до самой ночи пребывала в необъяснимой эйфории и нарочно ни с кем не заговаривала, чтобы не выдать своего не подходящего к ситуации настроения. Коттедж «Ракушка», в котором жили Билл и Флер Уизли, встретил их спокойствием и уютом, и отрадно было рано утром, опершись обоими локтями на подоконник, поджав под себя ноги и высунув от счастья язык, смотреть, как плещется далеко внизу соленая вода, а на золотистом горизонте восходит пурпурное солнце.
Несколько дней пролетели как один час — переполненный событиями, запахами, звуками, песнями невиданных птиц. В минуты особой любви ко всему окружающему Луна заставала себя сидящей у могилы эльфа и комкающей в руках землю, смешанную в этих краях с морским песком. Земля быстро рыхлилась и просачивалась сквозь тонкие пальцы девушки, обратившись в миллионы песчинок, а Луна представляла себе, что ее на ее ладонях хрустит космическая пыль.
Бывший пленник — Олливандер — отбыл к тетушке Мюриэль, тете Билла и Рона, когда Луна только начала приходить в себя. Она поняла, что толком ни с кем не поговорила и не задала ни единого вопроса по существу, но было уже поздно, а безопасность ценилась превыше всего. Луне втайне хотелось совершить что-нибудь безрассудное, но ей не хватало воображения. С одной стороны, жить в одном доме с членами Ордена Феникса было настоящей честью, с другой — она предпочла бы сердечные объятия отца.
Ей не сразу сообщили, что его увели Пожиратели Смерти и заключили в Азкабан, и эта новость так же медленно доходила до ее отчасти затуманенного сознания. Потом она довольно быстро успокоилась, полагая, что надо считать тот факт, что он жив, невероятной удачей. Только вот так думать почему-то не получалось.
Проснувшись утром в начале мая, Луна ощутила приближение опасности и схватила со стола новую волшебную палочку, присланную Олливандером. Все было как-то неестественно тихо, лишь чайки жалобно стонали над морем. Она перевела взгляд на кровать Гермионы и вздохнула: конечно же, она была пуста. Луна встала на колени и, подобравшись к подоконнику, выглянула в окно, сверкающее в солнечных лучах. Сначала песчаная дюна, раскинувшаяся перед коттеджем, показалась ей пустынной, тонущей в утреннем солнце, но затем она увидела их — Гарри, Рона, причудливо загримированного, гоблина Грипхука, едва достававшего Гарри до пояса, и… Беллатриссу Лестрейндж. Маскарад не обманул Луну, хотя она и не сразу догадалась, для кого он предназначался. Несколько секунд она, не отрываясь, смотрела на друзей, боясь слишком громко вдохнуть, перед тем как они повернулись на месте и пропали.
— Удачи вам, — прошептала Луна, дотронувшись рукой до стекла.
* * *
Обугленный силуэт дома-башни еще издалека заставлял сердце сжиматься в тоске, по мере того как огромный остов вырастал из-за холма, прочно приковывая взгляд. Некогда ухоженная дорожка, ведущая к крыльцу, была покрыта осколками, щепками, темными, как от ожога, пятнами и мертвыми цветами. Сливы-цепеллины засохли, астры — редкий сорт, цветущий великолепными стрелками, с ярчайшей кометой на конце, — сохранились на единственной клумбе, все остальное было или сожжено, или вырвано с корнем. Луна нетвердым шагом приблизилась к месту, где прожила долгие годы, за которые испытала и горечь, и счастье, и потери, и приобретения, но теперь там ничего не было. Можно было разобрать развалины и вместо руин воздвигнуть целый дворец — хотя бы силой воображения, но ничего уже не будет так, как прежде, и отец, даже если и выживет в Азкабане, не сможет назвать его своим домом.
Под ноги Луне были внезапно брошены разорванные и промокшие страницы «Придиры». Она наклонилась и развернула половинку листа, выдранной как раз из середины, куда Ксенофилиус обычно помещал статьи о древних рунах. Кажется, на этот раз это были кельтские руны, во всяком случае, некоторые из них Луна помнила по урокам в Хогвартсе. Она скомкала листок и уронила на траву, прежде чем в последний раз взглянуть на свой разрушенный дом и заспешить вниз по склону, через поле, вверх, опять через поле — прокатиться по волнам со всей скоростью, на которую только она была способна, и успокоиться у дверей штаб-квартиры Ордена Феникса — у «Норы». Там до нее бы точно дошли последние новости, а их она не собиралась пропускать.
Луна бежала изо всех сил, перепрыгивая через кочки и борозды, оставленные на теле дороги транспортом, светлые волосы развевались на ветру, рассыпались по плечам — и вновь их отбрасывало назад, в такт несущимся валам.
Вверх-вниз — солнце опускается за горизонт, кроваво-красная корона окружает его ослепительный оранжевый диск, все еще пышущий дневным жаром. Луна понимает, что сегодня должно произойти нечто грандиозное, ведь просто так природа не замирает, как бегун на старте, ожидающий свистка, или как пловец — перед тем как сверзиться вниз и ударить неподатливую поверхность воды.
Вниз-вверх — трудно дышать, все ускоряясь, не обращая внимания на колотье в боку, когда стебли прошлогодней травы, высохшие и прильнувшие к земле, неустанно хлещут по ногам. Завтрашний рассвет будет долгим. Взгляд на горизонт — корона налилась и потемнела еще больше, светило медлит перед окончательным закатом, словно неуверенное в том, что на следующее утро опять выкатится на небеса. Ветер унимается, душистый запах первой сирени ударяет в нос, невозможно удержаться от крика…
Вместо этого Луна напевает колыбельную, насколько ей это позволяет давно сорванное дыхание, вспоминая все детали сложного мотива, которому ее учила мама. Она поет, и ветер снова начинает тихонько дуть, повторяя взлеты и падения древней мелодии. Она поет, и песня льется по земле, печальная и вместе с тем живая. Она поет, и обрывки слов тревожат задремавшие почки на деревьях — им хочется как можно скорее раскрыться. Но солнце село, и им тоже приходится застыть в ожидании.
Торопливые шаги Луны слышатся в «Норе», где идет ускоренная подготовка к битве, ей выбегают навстречу. Она смотрит в лица, полные тревоги и решимости, и на ее губах впервые за бесконечные, одинокие дни расцветает улыбка.
Дождавшись рассвета, они победят.
