Глава 1— Что это, Лавгуд?
— Чем это ты тут занята? Высматриваешь своих Морщерогих кого-то там?
Голубые глаза безучастно скользнули по лицам новоприбывших, после чего вернулись к созерцанию рождающегося произведения искусства. Из небольшой чаши, украшенной резьбой с завитушками, поднимались силуэты растений, животных, людей — целое королевство было сейчас рядом с ней, и эти дебелые создания, ослепленные жаждой насилия и власти, ни за что не смогли бы все это увидеть, даже если бы захотели.
— Ты слышала вопрос, идиотка! — взвизгнула Паркинсон, размахивая перед носом Луны волшебной палочкой. — Думаешь, мы не знаем, что вы все пытаетесь сделать? Ты, этот придурок Лонгботтом, красотка Уизли…
— Па-а-анси! — Блейз Забини, до этого лениво шаркавший по полу ногой, испустил притворный вздох. — Неужели и ты, наконец, признала неоспоримое достоинство девчонки Поттера?
— Блейз, прекрати ругаться! — Паркинсон демонстративно зажала руками уши. — Этим именем можно запросто осквернить ползамка. Я назвала эту выскочку красоткой, ну и что? Так сказал Драко, пощупавший ее пару недель назад в коридоре. С сарказмом, разумеется.
— Не знал, что у бедняги Драко совсем съехала крыша, — Забини изобразил на лице сочувствие. — Как думаешь, Панс, он просто хвастался, что штаб-квартира Темного Лорда находится сейчас у него в поместье?
— Не знаю, но он действительно не в себе. Впрочем, на Уизли он точно не запал, просто хотел досадить Поттеру, — слегка покраснев, раздраженно отмахнулась Панси. — Как бы мне хотелось пойти с ним в Хогсмид.
Блейз только презрительно фыркнул, при этом постаравшись замаскировать смешок под одиночный приступ кашля.
Луна осторожно следила за обоими краем глаза, но их очередная беседа в присутствии третьего лица ей даже не досаждала. Слизеринцы, начиная с сентября, пользовались множеством привилегий и могли, например, стереть память тому, кто слишком много услышал, или же просто угостить особо любопытных Круциатусом. Разумеется, все это сходило им с рук. Режим Кэрроу процветал и набирал все новые обороты.
От Хогсмида были отстранены все факультеты, кроме Слизерина, ввиду чрезвычайного положения (хотя на самом деле большинство из расквартированных там Пожирателей Смерти просто-напросто пили и устраивали дебоши, а также снабжали алкоголем Хогвартс). Из деревни слизеринцы всегда возвращались в состоянии, как говорил Невилл, «веселом, но мрачно торжественном», и тогда начинались основные развлечения. Коридоры после восьми, как правило, пустели, а те, кому не посчастливилось оказаться на пути «весельчаков», наутро обычно обнаруживались в больничном крыле с травмами различной степени тяжести. Особенно страдали младшекурсники, если старшие вовремя не брали над ними шефство и не разъясняли, что к чему. Самым печальным было то, что выходные в Хогсмиде выпадали на долю слизеринцев дважды в месяц. Но и в перерывах между этими гуляниями большинству учеников в школе приходилось туго.
Брат и сестра Кэрроу были признанными садистами, и на их уроках все старались сделаться как можно тише и незаметнее. Но здесь устойчивее были, как раз, младшие курсы. Студенты постарше отличались горячим темпераментом и то и дело нарывались на неприятности. Луна, будучи от природы весьма уравновешенной, пыталась сдержать пыл однокурсников, но ей это далеко не всегда удавалось. В итоге в выигрыше неизменно оказывались Кэрроу, число жертв которых с каждым днем росло. Но, несмотря на это, бунтовщики не отступились и продолжали организовывать забастовки и поднимать восстания.
Больше всего Луна переживала за Невилла, который, как и Джинни, стоял теперь во главе движения против Кэрроу — фактически во главе Отряда Дамблдора. За два с небольшим месяца он пострадал, пожалуй, больше всех от различных наказаний, но только укрепился в своем намерении противостоять новому режиму до конца. Он стал более взрослым и мужественным, хотя вместе с тем и безрассудным, и невозможно было угадать, какому риску он подвергнет себя и своих друзей в следующий момент.
Две недели назад Драко Малфой напал на Джинни Уизли. Она так и не смогла вспомнить, как ей удалось спастись, но ночные вылазки с целью расписать стены лозунгами в поддержку Гарри Поттера пришлось на какое-то время прекратить. Луна и Лаванда вызывались заменить ее, чтобы поиздеваться над Кэрроу, но Джинни категорически этому воспротивилась. Нападение надолго выбило ее из колеи, и Луне потребовалось, по меньшей мере, пять дней, чтобы вытянуть из нее, что все-таки произошло.
— Он пытался…? — спросила Луна со страхом.
— Полагаю, именно это было у него на уме, — вздохнула Джинни, машинально теребя пряди огненных волос. — Просто так, мне кажется… он сейчас все делает просто так. То есть… я никогда хорошо не знала Малфоя, но он был таким… равнодушным.
— Но он ведь тебя ударил!
— Да, несколько раз, приговаривая, что обязательно расскажет Гарри при встрече, как у нас с ним это было. Но все без эмоций: ни злости, ни радости от того, что я не могла защититься, ни даже похоти. Я онемела, мне стало так страшно… Можно, я не буду рассказывать, что он делал потом?
— Конечно, — тихо пролепетала Луна, отводя взгляд.
— Я только старалась не разреветься, почему-то в тот момент мне это казалось очень важным, даже принципиальным. Луна…
— Что?
— Я даже не знаю, сделал он это или нет…
— Джинни… как это?
— Я ведь провалялась без сознания довольно долго, и мне думается, мою память стерли. Мадам Помфри пыталась мне намекнуть… Ты же знаешь, что никому из учителей, включая ее, не разрешено говорить нам «лишнее».
— Ты веришь в то, что Малфой мог одуматься и донести тебя до больничного крыла? — с сомнением покачала головой Луна.
Джинни подняла на нее взгляд, полный отчаяния.
— А может, я сама туда дошла?! Говорю ведь, я ничего толком не помню! — и она разрыдалась на плече у Луны и больше за весь день не проронила ни слова.
Но настал другой день, когда Луна, увлекшись экспериментами, случайно оказалась на пути у слизеринских фаворитов.
— Знаешь, Блейз, — лениво протянула Панси, тыкая концом палочки в затылок Луны, — похоже, эта дрянь решила молчать. Попытка заделаться партизаном нас не растрогала, Лавгуд. Ну же, Блейз, тебе ведь это нравится. Посмотрим, что она скрывает, кроме, э-э, протухших луковиц.
Она издала нервный смешок, который ни на секунду не обманул Луну. Паркинсон прикидывалась этакой светской львицей, которая, ко всем прочим своим достоинствам, была неравнодушна к пыткам и унижениям. Однако по ней прекрасно было видно, что она просто старается соответствовать некоему заданному образцу, и далеко не всегда успешно.
Забини, напротив, проявлял куда больший энтузиазм. Уверенно вытеснив с пьедестала Драко, который замкнулся в себе и все чаще отлучался домой, Блейз стал куда смелее в действиях и изощреннее в сведении счетов. Луна не входила в число его прямых врагов, но к таковым относился, например, Невилл, а что уж от Забини никогда не могло укрыться — так это кто к кому в Хогвартсе неровно дышал, поэтому он искренне обрадовался возможности досадить упорному в своей борьбе Лонгботтому.
Грубым движением он сгреб девушку за шиворот и поставил на ноги. Резная чаша покатилась по полу, и согревающее пламя магии, пульсировавшее в ней, погасло.
— Используй против нас хоть одно заклинание, — выдохнул Блейз в лицо Луне, — и ты закончишь свою жизнь на цепи в подземельях. Думаю, не надо объяснять, что это значит.
Луна все понимала и так. Когда Кэрроу совсем уж распалялись, они заковывали нарушителей дисциплины в кандалы в самых глубоких и холодных подземельях Хогвартса и истязали несколько дней подряд. Один из второкурсников, проведший там три дня, ко всему прочему подхватил простуду, и мадам Помфри буквально вытащила его с того света.
На лице девушки ничего не отразилось, и слизеринец, разъяренный этим, принялся ее обыскивать, не стесняясь присутствия Паркинсон, которая даже взвизгнула от удовольствия, когда ее соратник нашел палочку Луны, швырнул ее Панси и продолжил «исследовать добычу». Луна никогда еще не испытывала такого страха, смешанного с отвращением, и ей казалось, что ее мир, уже казавшийся стеклянным и призрачным, сейчас рухнет прямо на нее и взорвется, превратившись в тысячу обугленных осколков.
Рука слизеринца была у нее под одеждой, когда он внезапно издал торжествующий вскрик. Луна попыталась вырваться, но он прижал ее к стене и с трудом извлек на свет фальшивый галеон — средство связи между членами Отряда Дамблдора. Панси подошла поближе, чтобы посмотреть.
— О, потайные карманы? — с интересом спросила она. — Складываешь туда доходы с ночного бизнеса?
Забини оглушительно расхохотался, а Луна не сводила глаз с золотой монеты, взывая к небу, чтобы ее не забрали. Возможно, она смогла бы наложить Протеевы Чары на другой галеон и без помощи Гермионы, но что, если секрет монет откроется? Тогда слизеринцы, а значит, Пожиратели Смерти будут знать о передвижениях повстанцев. Она машинально протянула руку к галеону, и Забини ударил ее наотмашь по лицу.
— Считай, что заплатила мне за то, что я прикоснулся к тебе, мразь! — прорычал он, направляя на нее палочку. — Не бойся, я не собираюсь пока стирать твою память, просто лень самому снимать с тебя барахло.
Луна закрыла глаза, чтобы не видеть гнусной ухмылки Забини, и перед ее закрытыми веками пронеслась лишь ослепительная вспышка, а потом она услышала звук от падения тела. Открыв глаза, она сразу перевела их вниз и отшатнулась: Забини распростерся у ее ног, по его виску текла алая струйка, фальшивый галеон был крепко зажат в застывшей ладони.
— Как ты смеешь, кретин? ОСТОЛБЕНЕЙ! — прокричала Паркинсон, но в ответ ей полетели новые заклятья, и вскоре она присоединилась к своему однокурснику, такая же неподвижная.
— Луна! — знакомый голос вывел ее из оцепенения. Из-за поворота выскочил Невилл с палочкой в руке, за ним по пятам следовала Джинни.
— Невилл… — прошептала Луна и стала медленно сползать по стене.
— Ты не ранена? Что они тебе сделали? Луна, ответь мне!
— Не шуми, Невилл, привлечешь Филча, — слабо попросила Луна, восстанавливая сбившееся дыхание. Перед глазами все еще вспыхивали разноцветные искры, ей казалось, что она проваливается в темноту и летит все быстрее, угасая во мгле, как сгоревшая лучина.
— Она права, — послышался голос Джинни. — Невилл, я займусь этой парочкой, а ты отведи Луну в безопасное место, слышишь?
— Ты уверена? Может, мы пойдем все вместе?
— Не глупи, она ведь на другом факультете, а их гостиная в противоположном конце Хогвартса. Мы не можем долго шляться в количестве трех, помнишь очередной декрет его величества Директора?
— Плевать я на него хотел! — вскипел Невилл, но, посмотрев на Луну, спорить не стал. Он только наклонился к Забини и высвободил из его цепких пальцев галеон. — Вот ублюдок! Мало я его шарахнул…
— В самый раз, — мрачно возразила Джинни. — Хорошо, если мне удастся устранить все последствия. Идите, чего вы ждете?
Невилл кивнул, перекинул руку Луны через плечо и потащил подругу прочь, в сторону башни Когтеврана.
— Мы зря оставили ее одну, — запротестовала Луна, когда они прошли один коридор. — Мы должны за ней вернуться.
— Она знает, что делает, — отрезал Невилл, хотя в его глазах сквозила тревога. — Моя задача доставить тебя в вашу гостиную. Угораздило же тебя забраться так далеко!
— Прости, — вздохнула Луна, впервые за последние несколько лет чувствуя себя такой опустошенной и никчемной. В глазах у нее щипало, и она сдерживалась из последних сил, чтобы не проявить слабость и не расплакаться.
— Ты молодец, — прошептал Невилл, словно услышав ее мысли, — тебе нечего стыдиться. Я жутко рад тому, что у меня есть такие друзья, как ты и Джинни, правда! Без вас я бы давно уже проиграл это дело и подвел бы Гарри. Ему уж точно надо продержаться подольше, а узнай он, что нас тут накрыло… я бы на его месте…
Он не договорил и покрепче обнял Луну одной рукой, другой же в этот момент он освещал им путь.
— Ты слышишь? — внезапно Невилл встал как вкопанный.
— Филч? — одними губами спросила Луна.
— Не знаю. Идет на нас. — Невилл поискал глазами укрытие, тихо выругался и погасил палочку. — Луна, мы рядом с лестницей на восьмой этаж. Если повезет, и мы успеем добраться…
— Давай, я в порядке, — с готовностью ответила девушка, и оба они начали быстро подниматься по ступенькам. Шаги, которые услышал Невилл, теперь гулко отдавались эхом по всему замку.
Луна боялась оглянуться назад, карабкаясь за Невиллом. В темноте было легко провалиться в какую-нибудь дыру в ступеньке или же не заметить, как лестница изменила направление и рухнуть вниз на несколько десятков метров. И все же они преодолели расстояние, отделявшее их от Выручай-комнаты, и Невилл, отдышавшись, ненадолго погрузился в раздумья. Шаги теперь слышались на лестнице, и в коридоре за ними, и в тесных нишах — повсюду, точно какие-то невидимые твари, выстроившись в ряд, отбивали такт зловещего марша. Луна по-прежнему не оглядывалась и смотрела только на напряженную спину Невилла, во мраке казавшуюся размытой.
И вдруг перед ними появилась крошечная дверца, через которую можно было пройти, лишь согнувшись в три погибели. Так они и сделали и через минуту оказались в маленькой комнатке, где горело всего два светильника, было совсем немного мебели и одно небольшое решетчатое окно. Звук преследовавших их шагов исчез.
— Что это за заклинание такое? — дрожащим голосом спросила Луна.
— Наверное, Кэрроу взяли у кого-нибудь взаймы мозги и придумали его для устрашения тех, кто бодрствует по ночам, — пожал плечами Невилл, впрочем, не будучи в силах скрыть смертельную бледность, проступившую на его теперь впалых щеках. — Впечатляет, если честно.
— Джинни там осталась, — повторила Луна, глядя на закрывшуюся за ними дверцу.
— Теперь мы вряд ли сможем за ней вернуться.
— Если Кэрроу ее найдут…
— Не найдут, — твердо сказал Невилл. — Надо подождать хотя бы пару часов, потом я схожу за ней. Ты должна успокоиться, Луна.
Она некоторое время пристально глядела на него, потом подошла к окну и взялась за решетки.
— Наши игры зашли слишком далеко, — прошептала Луна пару минут спустя. — Я не отказываюсь от идеи сопротивления, но, может быть, стоит… подумать о безопасности?
— То есть? — нахмурился Невилл. — По-твоему, хоть один студент в Хогвартсе может чувствовать себя вне опасности, когда рядом Кэрроу? Ты, я и Джинни — чистокровные, поэтому нас еще относительно терпят, а что ты скажешь, например, о Дине Томасе? Ни я, ни Симус, его лучший друг, не знаем о нем ничего с начала октября, и я лично устал питать надежды. А преподавательница маггловедения — помнишь? Она исчезла еще летом, и я сомневаюсь, что мы когда-нибудь еще ее увидим. Дальше — Деннис Криви. С тех пор как Алекто Кэрроу застукала его замазывающим декреты, вывешенные в Большом Зале, он так и не появился, хотя в больничном крыле я видел ширму, которая стоит там уже больше месяца. Мне продолжать?
— Я просто считаю, что нам нужно более тщательно планировать наши действия. Это необходимо, в первую очередь, для того, чтобы не было больше потерь в наших рядах. Сам факт, что враг внутри Хогвартса, сильно ослабляет наши позиции. Стало быть, мы должны как-то укрепить их, расширить способы связи друг с другом. Сегодня я едва не лишилась своего галеона.
— Это, конечно, мысль, — согласился Невилл, все еще хмурясь, — но нам нужен кто-то, сильно продвинутый в сложных заклинаниях. Кроме Гермионы мне никто не приходит в голову, а она сейчас недоступна.
— Я могла бы этим заняться, — нерешительно предложила Луна, поворачиваясь к нему. — Надеюсь, народ одобрит мои идеи…
— У тебя получится, — Невилл дружески улыбнулся ей и устремил взгляд на стену. — Мне не терпится проверить, все ли в порядке с Джинни. Наверное, пойду сейчас.
— Невилл…
— Что?
— Ты полностью уверен в том, что все это не напрасно?
Невилл помедлил перед ответом.
— Это не напрасно до тех пор, пока мы верим в возвращение Гарри и в то, что он победит.
— А что, если…
Невыносимо тяжело произносить это вслух, но она себя пересилила:
— Вдруг он погибнет?
Невилл сначала дернул головой, словно хотел выразить протест против такого предположения, но потом замер на несколько секунд, поглощенный внезапной мыслью.
— Тогда мы сами доведем его дело до конца! И неважно, сколько нас к тому времени останется в живых. Мы однажды были скреплены печатью верности Дамблдору и остались его последователями после его смерти. Гарри — наша надежда и опора, но он также может умереть. Значит ли это, что мы в этом случае должны бросить все и отойти в сторону? А может, тогда уж сразу присоединиться к убийцам и предателям? Нет, Луна. Я буду бороться, пока могу держать в руках оружие.
— Пока мы вообще дееспособны, — кивнула Луна. — Можно сражаться по-разному.
— Конечно! И не думай больше об этом, особенно пока меня не будет! — он весело подмигнул ей, прежде чем решительно расправить плечи и покинуть Выручай-комнату.
Теперь Луна была одна.
* * *
Ласковый летний ветерок взъерошил длинные светлые волосы и принес с собой запах цветущего жасмина и поздней сирени. Облака медленно плыли по небу — однообразные, лишенные привычных фантастических форм, но вместе с тем спокойные и неторопливые, а потому — надежные. Такой мир мог существовать вечно, и маленькая Луна Лавгуд, резвящаяся на лужайке перед домом, ни на секунду в этом не сомневалась. Все так и будет — небо, трава, речка вдоль пологого берега, ароматные цветы на лугу, а она навсегда останется ребенком, играющим с солнечными бликами, верящим в бесчисленные, недоступные обычному, «скучному» глазу миры.
Она никогда не забудет этот день, то и дело приходивший во снах, преследовавший ее в минуты сильного беспокойства или грусти. Она как раз выпускала прямо из ладони стайку щебечущих птиц, устремившуюся ввысь, когда прогремел оглушительный взрыв — и земля и небо поменялись местами.
— Луна! Луна, девочка моя!
Голос папы. Как странно: никогда еще папа не кричал так надрывно, точно он испытывал огромную муку. Он звал и звал, а она все никак не могла понять, почему тело не слушается ее.
Наконец он подхватил ее на руки, и на месте темноты опять возник мир, но в нем что-то изменилось. Лицо папы было покрыто копотью и кровью, в глазах читался смертельный ужас. Луна неуверенно улыбнулась, глядя прямо на него.
— Папочка, в чем дело? Я играла, я никуда не делась.
— Не делась, не делась, — забормотал Ксенофилиус Лавгуд и стал топтаться на месте, точно не решаясь, куда бежать сначала. Потом, решившись, направился в дом, который слегка покосился от сотрясшего его взрыва. Ставни в некоторых окнах вылетели и теперь покрывали своими останками некогда роскошный сад.
— Стой здесь, Луна, — ломким голосом сказал отец, поставив ее посреди коридора. — Не вздумай ходить в кабинет, хорошо? Папе надо послать сову. Он вернется через минуту.
Перед тем как уйти, Ксенофилиус дрожащей рукой коснулся макушки Луны. Она недоуменно поглядела ему вслед, потом попробовала сделать шаг, и у нее получилось, хоть и с некоторым трудом — все еще чувствовалась странная слабость. Луна всегда была послушной, но сейчас внутри нее зародилось нестерпимое желание добраться до кабинета отца, где мама обычно проводила свои исследования в области алхимии. Кстати, а почему мама не прибежала, чтобы поднять ее с земли? Раньше-то она неизменно успевала раньше папы…
Луна открыла рот, чтобы зареветь во весь голос, хотя она еще толком не поняла, что случилось. Ясно было одно: мама не пришла на помощь, как всегда, значит, что-то было не в порядке. Прикрыв рот ладошкой и впившись неокрепшими еще зубами в собственную кожу, Луна засеменила к двери кабинета, висевшей теперь на одной петле. В шаге от порога она помедлила, ощущая жжение в горле и сковывающий движения страх. Собравшись с духом, девочка заглянула в кабинет.
Она не закричала, не заплакала, несмотря на то что секунду назад была уверена в обратном. Кабинет превратился в груду мусора, из мебели уцелел лишь огромный — до потолка — шкаф, где хранились основные ингредиенты для всевозможных зелий. Под обломками стола, засыпанная пылью и осколками стекла, лежала миссис Лавгуд. Луна остановилась на полпути к ней и разрывалась между боязнью приблизиться и желанием увидеть ее лицо. До девочки донесся прерывистый, булькающий хрип, и он и пугал и притягивал одновременно.
Бросив осторожный взгляд через плечо, Луна отбросила всякие сомнения и подбежала к матери. Она не сразу увидела оторванную ногу и развороченные внутренности, отыскивая взглядом лицо. К тому же доски прикрывали часть повреждений, и Луна смогла заставить себя смотреть только в глаза миссис Лавгуд. Все тело несчастной била крупная дрожь, которая, впрочем, уже проходила, по мере того как женщина теряла кровь. Глаза дико блуждали по сторонам, она силилась приподняться, но только царапала длинными ухоженными ногтями пол. И тут она увидела дочь и затряслась сильнее.
— Мамочка, — прошептала Луна и протянула руку, чтобы погладить густые волосы пепельного цвета, в которых также темнели сгустки крови. — Не надо плакать.
Из голубых глаз миссис Лавгуд струились слезы, она хотела что-то сказать, кривила губы, но Луна ничего не могла разобрать. Она нащупала правую ладонь матери и сжала ее своими ручонками так сильно, как могла.
— Луна… я… я…
Луна наклонилась к ней, надеясь, что мама сможет закончить предложение, но вдруг заметила, что судороги прекратились. Лицо миссис Лавгуд расслабилось и застыло, на щеках все еще блестели последние слезы.
— Я тоже тебя люблю, мама…
Потом был крик папы, ворвавшегося в кабинет, точно смерч. Он оттащил Луну прочь от тела жены и все время что-то говорил, очень быстро и непонятно. Луна же, держа его окровавленными руками за шею, пребывала в ощущении нереальности, кошмарного сна и до самого конца верила, что проснется — и все будет по-прежнему.
Она с криком вскочила на кровати и горько зарыдала, охваченная болью и предчувствием новых страданий. Кто-то кинулся к ней и заключил ее в объятия. Это был не папа, да он и не мог здесь оказаться! Она же в Хогвартсе, в школе, которая стала ей вторым домом…
— Луна, это был сон, слышишь? Этого не было! Я здесь, я с тобой! — низкий и чуть хрипловатый голос Невилла заставил ее улыбнуться сквозь слезы.
— Это было, Невилл, — шумно вздохнула Луна и, отстранившись, принялась вытирать лицо. — Только давно. Старый кошмар… а ты уже?
— Да, я сходил за Джинни, но зря, — озабоченно ответил Невилл. — Не нашел ни ее, ни слизеринцев. Понятия не имею, куда они подевались, но все тихо. Если только ее обнаружили стирающей им память…
Луна вздрогнула и пролепетала:
— Нам ничего другого не остается, кроме как…
— …подождать до утра, я знаю.
— Это так тяжело — сидеть тут и гадать, что с ней произошло.
— Главное, не нужно ничего себе накручивать, Луна, у нас и так дни насыщены до предела.
— Ты прав. — Луне не хотелось разговаривать, поэтому она снова легла и свернулась калачиком.
— Может, принести тебе что-нибудь? — с беспокойством спросил Невилл. — Я могу раздобыть стакан воды или…
— Ага, вот ты сейчас уйдешь, и я останусь совсем одна, — капризным тоном ответила Луна, сомкнув руки над головой.
— Да что с тобой? Если не хочешь — хорошо, я никуда не пойду, но ты могла бы мне сказать, чего тебе не хватает. Я ведь твой друг.
— Друг… — протянула Луна, теперь глядя в потолок. На нем плясали лунные зайчики. — Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. И не воображай по этому поводу, ладно? Помнишь, ты как-то назвал меня «бесстрашной Луной»? Так вот, это глупости, таких людей не бывает. У каждого есть свои страхи, опасения, ожидания… Вы все думаете, что я сильно от вас отличаюсь. Это не так. Я не вижу розовых слонов или зеленых человечков, или что там за моей спиной утверждается?
— Ничего такого нет, Луна! — расстроено воскликнул Невилл и неловко прикоснулся к ее руке. — По крайней мере, в последнее время я подобной чуши не слышал.
— Мне не обидно, что меня считают странной, если кто-то почувствует себя при этом лучше или значительнее. Просто чем меньше ты походишь на других, тем призрачнее становится вероятность, что в случае беды тебе придут на помощь. Это так естественно — бесстрашная Лавгуд, придурочная Лавгуд, вечная Лавгуд… А когда меня не станет, никто и не заметит.
— Да что ты такое говоришь? Во-первых, не «когда», а «если», а во-вторых, не только заметит, но потеряет голову от горя и начнет громить все вокруг, — твердо сказал Невилл и отвернулся.
Луна села, придвинулась к нему чуть ближе и ощутила прилив небывалого вдохновения: ей хотелось сказать больше, в простых словах, не требуя ничего в ответ, но горло внезапно сдавило, и ей пришлось бороться с очередным приступом слез.
— Ты самое лучшее, что есть, — вдруг выпалил Невилл и, резко встав, пошел в другой конец Выручай-комнаты, где уже была наколдована для него кровать. Он лег, не раздеваясь, и тень скрыла его лицо от Луны.
Она еще долго сидела в темноте, перебирая в памяти те моменты, когда он выказывал ей знаки внимания. Кажется, это было еще на пятом курсе — просто мелочь, без повода для размышлений. Сначала они определенно друг другу не понравились, но потом… это было так неожиданно для нее самой — обнаружить, что испытывает чувства по отношению к парню, с которым почти не разговаривает и видится только во время завтрака или матча по квиддичу. Изначально симпатию у Луны продолжительное время вызывал Гарри, но она никогда не питала надежд, прекрасно зная об амбициях Джинни и не собираясь жертвовать своей с ней дружбой. А Невилл вдруг как-то оказался рядом — рассеянный, с увлечением рассказывающий о невиданных растениях, горящий желанием когда-нибудь открыто выступить против Пожирателей Смерти. Тогда никто из них не думал, что это так скоро осуществится. И когда она слушала его, то тоже заражалась энтузиазмом, постепенно погружаясь в радость ощущения собственной нужности, значимости для кого-то, кто никогда не изменял сам себе и, так или иначе, всю жизнь шел к некоей цели, ставшей такой четкой и манящей в последние годы.
