Глава 3Первая ночевка по ту сторону железной дороги легко может оказаться последней. Так говорил отец. Он расставлял на столе солонки, изображающие горы, делал железную дорогу из сосиски, замок из сахарницы и заброшенную деревню из тарелки с беконом, и объяснял:
- Рельсы идут с юга на север и вот тут, за мостом, сворачивают к северо-западу. Слева, если смотреть отсюда… нет, не ешь пока сосиску! Так вот, слева только скалы на десяток миль. Голый гранит. Справа по насыпи можно спуститься, но Лес там опасен.
- Кентавры?
- Хоть что-то ты запомнил. Так что до озера лучше всего идти прямо по железной дороге. И ты помнишь, о чем я тебе говорил в прошлый раз?
- Не ходить дальше станции.
- Молодец, сын.
- Пап, можно я все же съем сосиску?
Том отчетливо понимал, что после того, как они сошли с рельсов, легкая часть пути осталась позади. Но железная дорога дальше была разбита. Насыпь пересекал огромный овраг. Отец ничего не говорил о нем, наверное, он появился совсем недавно, когда насыпь размыло осенними дождями.
Никакие призрачные поезда не были и вполовину так опасны, как Лес по ту сторону рельсов. Даже настоящий поезд – ну что он с тобой сделает? В худшем случае, размажет твои мозги по колесам.
В отличие от поездов, кентавры были довольно изобретательны.
Он надеялся, что они сумеют проскочить. Если все пойдет, как надо, завтра к вечеру они будут на станции. Там их путь окончится.
Туристов нельзя водить дальше станции, так говорил отец. Там тоже небезопасно, но дальше – дальше еще хуже. Рядом с Замком твой разум начинает вытворять странные штуки. Замок может сделать так, что остаток жизни ты проведешь, погрузившись в пруд по самые ноздри и считая себя лягушкой.
Том знал, что отец нарушил собственный запрет. Одноглазый уходил в лес один – он ходил к Замку, и Том должен будет повторить его путь, чтобы понять, что же случилось с отцом в тот день, когда он забыл свое имя.
- Первое дежурство – мое, - сказала Дороти, когда они закончили ужинать. – И вполне возможно, что второе тоже. Все равно мне сейчас не уснуть.
- Бедная девочка, - сочувственно пробормотал Форд, старательно выскребая из банки остатки соуса. – Хочешь, я посижу с тобой?
- Мне вовсе не надо утирать сопли, - огрызнулась она. Форд обиженно замолчал. Странная штука возраст, подумал Том. Форду под сорок, но он ведет себя как пятнадцатилетний. А ему самому девятнадцать, но он чувствует себя на все шестьдесят. Должно быть, все дело в ответственности.
Не надо было брать туристов. Это было… глупо. Нечестно. Сначала он должен был сам пойти в лес и узнать, что же случилось с отцом. А этим ребятам нужно было сказать, что поход отменяется.
Но на лечение отца будут нужны деньги. А он не знал иного способа их заработать.
Том отошел от палатки, встал лицом к дереву и расстегнул ширинку.
Хоть бы все обошлось, беззвучно прошептал он в темноту, глядя, как струя мочи впитывается в мох. Хоть бы все было нормально. Боже, пожалуйста.
Темнота безмолвствовала.
Джон Доу знал о физической боли больше, чем любому нормальному человеку хотелось бы знать. Он был охотником. Он убивал животных. Далеко не все они умирали безропотно.
Существует некий предел, за которым ты превращаешься в безмозглый страдающий кусок мяса. Но пока ты сохраняешь разум, боль – это всего лишь боль.
Доу осторожно, стараясь не делать резких движений, выбрался из палатки. Он был привычен к неудобствам походной жизни, но находиться в одной палатке с человеком, который на ужин ел фасоль, было выше его сил.
К тому же, он предпочитал страдать в одиночестве.
Рюкзак лежал возле входа в палатку, там, где он его и бросил. Когда Доу нагнулся нему, сердце закололо еще сильнее. Он неуклюже опустился на колени, одну руку прижав к груди, как будто готовился сделать предложение воображаемой красавице. Ладонью он чувствовал собственное сердцебиение. В какой-то момент ему показалось, что сердце сбивается с ритма, и он замер, дыша быстро и поверхностно – от слишком глубоких вздохов распирающая боль в груди становилась невыносимой.
Доу медленно расстегнул один из внешних карманов рюкзака и извлек из него упаковку таблеток. Он понятия не имел, помогает ли ему лекарство, или же приступ проходит сам. Обычно проходило не меньше получаса, прежде чем боль исчезала. Ему казалось, что таблетки должны действовать быстрее.
Он поднялся на ноги и осмотрелся. Все было тихо. Удивительно. Учитывая, сколько пугающих слухов ходит про это место, тут под каждым кустом должен сидеть монстр. Но уже вторую ночь все тихо и спокойно. Доу взглянул на часы. Циферблат слабо фосфоресцировал в темноте, стрелки указывали на пять минут седьмого. Он не сразу понял, что часы остановились.
Здесь не действует электроника, вспомнил он. Нужно было купить механические часы. Интересно, сейчас еще делают такие? Есть же всякие долбанутые любители старины…
Часы остановились вчера вечером. Наверное, в этот момент они пересекли некую незримую границу, за которой начиналась Страна Оз.
Страна Оз. Дороти.
Дороти.
Он только сейчас понял, что ее не видно. Она должна была дежурить, как и вчера в то же время.
Доу тихо, но злобно выругался. Потом подхватил карабин, с которым не расставался, и обошел лагерь по периметру. Куда могло понести безмозглую девчонку? Пошла по нужде и заблудилась?
Первой мыслью было дать выстрел в воздух, но что-то его остановило. Том твердил, что нельзя привлекать внимание, и в его словах было что-то, что заставляло к ним прислушиваться. Он, конечно, молокосос, но про Лес знает куда больше, чем все они вместе взятые. Доу осмотрелся внимательней. В двух шагах от пенька, возле которого лежало брошенное девчонкой одеяло, рос густой кустарник. Некоторые ветки его были сломаны, как будто кто-то шел через чащу.
Доу раздвинул кусты и полез напролом, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть в слабом свете молодой луны. Может, он сумеет увидеть еще какие-нибудь следы…
Что-то липкое и невесомое коснулось его губ. Доу отпрянул, автоматически прикрыв лицо выставленным вперед локтем. Для человека, который полжизни провел в лесах, он до смешного пугался всякий раз, вляпавшись в паутину. Он не боялся пауков, даже ядовитых, но в прикосновении паутины было что-то, заставлявшее его содрогаться от острого, пароксизмального отвращения.
Дорожка из сломанных веток вела его на запад. В какой-то момент ему показалось, что ветки обломаны специально, как будто Дороти таким способом помечала свой путь. На одном сучке он нашел клок серебристо-белых ниток, или, может, шерсти. Дороти зацепилась рукавом свитера, или тут прошло какое-то животное?
А потом кусты расступились, и Доу оказался на небольшой поляне, залитой бледным лунным светом. Дороти сидела, прислонившись спиной к дереву, и, увидев охотника, прижала палец к губам.
А перед ней, уместив голову у нее на коленях, лежал единорог. Его белая шкура отливала серебром. Отличная мишень.
Медленно, бесшумно Доу поднял ружье и прицелился. Если он будет достаточно аккуратен, выстрел не заденет девушку…
Дороти отчаянно замотала головой и наклонилась вперед, обняв единорога за шею. Его бока с резко выступающими ребрами мерно поднимались и опускались в такт шумному дыханию.
- Отойди, - одними губами шепнул Доу.
- Нет, - ответила она.
Единорог поднял увенчанную длинным витым рогом голову. Когда лунный свет упал на его морду, Доу увидел, что его глаза затянуты белесыми пленками. Он очень стар, вдруг понял Доу. Стар и слеп.
Единорог с трудом поднялся на ноги и замер, прядая ушами и втягивая воздух вывернутыми ноздрями. Потом повернулся к Доу и нагнул шею, наставив на него рог.
- Не надо, - попросила Дороти.
Доу выстрелил.
Серебристая кровь, похожая на ртуть, брызнула в лицо сидящей девушки. Единорог захрапел и неуклюже повалился на землю. Его копыта в агонии скребли землю, вырывая из нее кустики брусники.
Охотник опустил ружье, подошел к мертвому единорогу и коснулся оставленной пулей раны. Его пальцы тут же окрасились серебристой кровью – как будто он окунул их в жидкий металл. Под пристальным взглядом Дороти он сунул их в рот и облизал. На вкус кровь единорога была вязкой, как грех, и горькой, как предчувствие смерти.
Дороти встала и вытерла лицо рукавом куртки.
- Теперь ты проклят, - сказала она.
Где-то невдалеке раздались голоса. Том и журналист выкрикивали их имена.
Доу достал из кармана сигареты и закурил. Даже сквозь табачный дым он продолжал чувствовать горечь единорожьей крови. Он сделал то, за чем пришел сюда, но почему-то его не оставляло ощущение, что он совершил чудовищную ошибку.
- Я знаю, - ответил он, наконец, доставая свежевальный нож. – Знаю.
Увидев мертвого единорога, Том не сказал ничего. Только бросил быстрый взгляд на охотника и отвернулся, как будто ему было неприятно на него смотреть. Форд бегал вокруг и квохтал, как курица, пока Доу самым недвусмысленным образом не наставил ружье в его сторону.
Брошенный лагерь был не дальше, чем в полумиле. Доу знал это точно. Обратный путь не должен был занять дольше двадцати минут.
Через полтора часа они окончательно поняли, что заблудились.
Ночь становилась все чернее. Луна и звезды скрылись за низкими облаками, и теперь они не могли определить стороны света. Доу пытался найти дорогу назад по сломанным веткам, которые и привели его на поляну, но все метки исчезли. Как будто сам лес мстил им за смерть единорога.
Судя по тому, что про этот лес рассказывали, это было возможным.
Они шли в угрюмом молчании. С того самого момента, когда Том признал, что они заблудились, никто не сказал ни слова. Лес становился все гуще, сосны и березы сменились дряхлым ельником. Огромные еловые лапы цеплялись за одежду и волосы, как когти злобных животных, и на них было полно паутины – порой ее было так много, что она окутывала ветки полупрозрачным саваном. Он ее постоянных липких прикосновений людей передергивало.
- Мы должны вернуться! – заявил Форд, остановившись на какой-то прогалине и утирая со лба пот и паутину. – Все. Хватит. Послушайте, это же бессмысленно! Мы сейчас зайдем в чащу и… и никогда оттуда не выберемся!
- Прекратите истерику, - поморщился Доу.
- А вы вообще заткнитесь! – рявкнул вдруг Форд. – Это из-за вас! Это вы рассердили лес!
- Рассердил? Лес? – Доу ухмыльнулся. – Ну и чушь.
- Это так, - подтвердил Том. – Но мы не сумеем вернуться. Я… я не знаю, где мы. И куда мы идем. Сейчас лес сам ведет нас.
- Тогда останемся здесь! Подождем рассвета!
Дороти сделала шаг вперед.
- А вы уверены, - сказала она, - вы уверены, что рассвет наступит?
- Но разве возможно иное?!
Она кивнула.
- Здесь – да.
Том внимательно посмотрел на нее. Отец рассказывал ему, что со временем в лесу творятся странные вещи. Там послезавтра может наступить позавчера, а за четвергом сразу идет суббота. Хуже всего – это вернуться из леса за несколько дней до того, как ты туда вошел.
Но откуда про это могла знать городская девчонка?
- Она права – сказал он. – Нам нельзя останавливаться.
- Тогда мы должны разделиться! – упорствовал Форд. – Это все он виноват! - он ткнул пальцем в сторону охотника. – Из-за того, что один кретин палит во все, что шевелится, мы все погибнем!
- Вы думаете, лес нас различает? – хмыкнула Дороти. – Мы все в одной лодке.
Крупный, с кулак размером, паук упал с ветки прямо между ними.
- Это плохо кончится, - мрачно пообещал Форд. – Плохо, плохо кончится.
Вместо ответа Доу демонстративно погладил приклад ружья.
Когда полгода назад ему сказали, что он умирает, он только пожал плечами и закурил.
- Здесь нельзя курить, - заметил врач. – А вам – нельзя курить вообще.
Доу пустил дым ему в лицо.
Не то чтобы он не догадывался, к чему все идет. Резкие боли в груди донимали его уже давно. После смерти его освежуют, как свинью на бойне, и будут показывать студентам. Какой-нибудь умник в белом халате достанет его сердце из грудной клетки и скажет:
- Вот что бывает, если слишком много курить.
Он снял деньги со своего счета в банке, поехал в Таиланд и вернулся через месяц – похудевший, с красной и шелушащейся от солнца рожей, с триппером, подцепленным от какой-то шлюшки, и с планом дальнейших действий.
Он никогда не верил россказням про Запретный Лес. Всего лишь очередная байка из тех, что рассказывают у костра – когда все пьяны достаточно, чтобы верить во всякую чушь, но еще в состоянии внятно произносить слова. По кабельному таких историй пруд пруди – то про инопланетян, то про ведьм. Доу не верил в НЛО, единорогов и прочую хрень. И уж тем более в то, что кровь единорога способна вылечить все болезни и продлить жизнь.
Чушь несусветная, подумал он.
А потом подумал – а что я теряю?
Терять было нечего.
Но он невольно подставил своих спутников, и теперь чувствовал что-то вроде вины. Это было несвойственное ему переживание – и он бы предпочел, чтобы оно оставалось таковым.
Чувство вины было горьким и тягучим, как кровь единорога.
Я всего лишь хотел жить, сказал он мысленно, обращаясь к лесу. Разве один дряхлый единорог – это так важно? Да я перебил кучу зверья! Такова уж природа. Слабый погибает. Я, можно сказать, оказал этому единорогу последнюю милость.
В лесу было тихо, но в верхушках елок еле слышно шелестел ветер. Начался мелкий несильный дождь, как будто лес оплакивал кого-то – то ли мертвого единорога – последнего единорога, как вдруг понял охотник, как будто эту мысль кто-то вложил ему в голову – то ли его самого.
Мы все убиваем для того, чтобы продлить себе жизнь, хотел сказать охотник. Так или иначе. Для того, чтобы кто-то мог иметь белый коттедж с гаражом на две машины, кому-то придется умереть от голода. Даже цветы – и те растут на могилах. Я всего лишь хотел жить.
Холодные дождевые капли одна за другой скатывались по еловым лапам.
Доу сделал еще шаг вперед и едва не наткнулся на Тома. Юноша стоял, не шевелясь, как будто превратившись в соляной столп.
- Не двигаться, - прошипел он сквозь зубы. – А теперь отходите назад. Медленно.
Доу осторожно протянул руку вперед. Его пальцы наткнулись на что-то липкое, и он содрогнулся от отвращения.
- Паутина? – спросил он.
- Паутина, - подтвердил Том. – Очень много паутины.
- В чем дело? – раздался резкий голос Форда. – Что происхо…
- Тссс, - зашипел проводник.
- Вы уж определитесь, юноша, - сказал Форд язвительно. – То мы идем, то стоим. Что там такое? Паутина? Вы не хотите же сказать, что боитесь пауков?
Он оттолкнул Тома плечом и решительно шагнул вперед. Потом вдруг остановился и закричал:
- Уберите! Уберите это от меня!
Он отскочил обратно, лихорадочно хлопая себя по бокам и животу. В кромешной тьме ночного леса не было видно ни пауков, ни паутины, и казалось, что Форд пляшет какой-то пьяный танец.
- Убедились? – зашипел на него Том. – А теперь мы идем обратно. Очень быстро и очень тихо, и молитесь, чтобы ваши вопли не всполошили всех здешних обитателей.
За его спиной Дороти судорожно вздохнула.
Доу прищурился, стараясь разглядеть то, что увидела она. Сначала он не видел ничего, кроме черных стволов и черных веток, но потом начал различать, что в некоторых местах тени казались более густыми, чем они должны были быть… и они шевелились.
Размер этих черных пятен, бесшумно спускающихся к ним с деревьев, варьировался от суповой тарелки до крупной собаки.
Дороти пронзительно закричала и бросилась бежать.
- Стой! – крикнул ей вслед Том. – Не туда!
Ослепительной вспышкой в голове Доу мелькнуло понимание. Надо бежать в чащу: там, где деревья растут гуще, самые большие пауки не смогут их преследовать. Но Дороти инстинктивно направилась туда, где между деревьями виднелись просветы…
Доу рванулся следом. Черные пятна бежали за ним, перескакивая с ветки на ветку. И паутина… казалось, она была всюду. Липкая, густая, она льнула к щекам, застревала в бровях, облипала волосы. Больше всего хотелось остановиться и счистить ее чем-нибудь, хотя бы рукавом собственной куртки, но нельзя было останавливаться, нельзя было закрывать глаза.
Доу на секунду притормозил и выстрелил в один из сгустков тьмы. Ему под ноги шлепнулся здоровенный, не меньше терьера размером, паук, судорожно подергивающий волосатыми лапами.
- Матерь Божья, - прошептал он.
В спину ему уткнулось что-то мягкое. Он резко развернулся, замахиваясь прикладом, но успел остановить замах за мгновение до того, когда приклад встретился бы с головой Дороти. Она уткнулась носом в его куртку, крепко вцепившись в него обеими руками. Кажется, она плакала от страха.
Доу схватил ее за руку и потащил за собой, обратно в чащу.
Что-то большое и черное спрыгнуло с дерева прямо перед ними и издало странный шипящий звук. Доу выстрелил почти в упор. Существо покачнулось.
По лесу разнесся звук еще одного выстрела. Том тоже был вынужден применить оружие. Доу попытался определить направление. Им лучше объединиться. Если они потеряют друг друга в этой тьме, шансов не останется ни у кого…
Что-то коснулось его ноги и в следующее мгновение он почувствовал резкую боль. Он нелепо дрыгнул ногой, и с нее свалился крупный паук.
- Быстрее! – прикрикнул он на Дороти.
Раздались еще несколько выстрелов. Вряд ли Том сейчас придет им на помощь. Он, похоже, занят.
Бежать.
Еще одна тварь выросла перед ними, как из-под земли. Доу едва не влетел в нее на полном ходу, но сумел вовремя сменить курс. Дороти не была столь удачлива – ее влажная ладошка выскользнула из его руки, и девушка упала прямо в нескольких ярдах от огромного паука.
Этот паук был уже размером с лошадь.
- Не уй-ти, - проскрежетал он жутким, нечеловеческим голосом. – Не…
Доу разрядил в него последние патроны. Паук сделал несколько неверных шажков, путаясь в лапах, а потом ринулся вперед, в последней предсмертной решимости – захватить с собой на тот свет кого-нибудь еще.
Дороти выхватила из кармана какой-то тонкий прутик и, тыча им в паука, срывающимся голосом закричала:
- Авада Кедавра!
Доу опешил.
- Авада Кедавра! - повторила Дороти. С кончика ее странного оружия сорвались несколько зеленых искр. Паук издал странный скрежет. Так он смеялся.
И в этот момент Доу понял, что единственной ценой, которую Лес примет в уплату за отнятую жизнь, будет другая жизнь - или его, или…
Эта девочка ему никто. Он даже не знает ее настоящего имени.
Доу кинулся пауку наперерез, треснув его по жвалам ружьем, полезным сейчас не больше, чем какая-нибудь дубинка. Дороти завизжала.
Порыв ветра разорвал облака над их головами, и в свете выглянувшей луны он совсем близко увидел ее перекошенное ужасом лицо.
Большие пауки кусались куда больнее маленьких.
Но Джон Доу знал о физической боли больше, чем нормальному человеку было бы приятно знать.
Отец начал учить Тома стрелять раньше, чем читать и писать. А на десятый день рождения подарил ему пневматическое ружье.
- Главное, - говорил он, - главное - это не знать, как стрелять. Главное - знать когда. И в кого.
И добавлял, усмехаясь:
- Помни - не все проблемы можно решить с помощью оружия, сынок. Но многие.
- Еще двое на тридцать градусов, - указывал Форд.
И Том стрелял.
А потом пауки отступили.
Казалось - только сейчас все деревья кишели проклятыми тварями, а воздух полнился сухим шорохом, который они издавали, пробираясь меж ветвей по канатным дорогам из паутины. В глазах рябило от шевелящихся черных пятен. Том жарил по ним наугад, не зная, стреляет ли по паукам или просто по колеблющимся ночным теням. Прерываясь на перезарядку, Том слышал, как где-то вдалеке отстреливается Джон Доу. Это было хорошо. Это значило, что они с Дороти пока живы.
Но наступил момент, когда ружье Джона Доу выстрелило в последний раз, и почти сразу за этим пауки отступили.
- Как жаль, что вы отняли у меня аккумулятор, - сказал Форд, стуча зубами. - Какие кадры пропали! Ах, какие кадры!
- Надо найти остальных, - сказал Том.
- Скорее всего, они мертвы, - равнодушно сказал журналист, вытирая лысину. - Послушайте, юноша… я могу понять ваши героические порывы… но не лучше ли будет вернуться. Смотрите - светает. Мы сможем найти дорогу…
- Если хотите - возвращайтесь.
- Ха. Ха. Как смешно. Оружие-то у вас.
Том посмотрел на Форда с презрением.
- Это ваши проблемы. Вы можете идти со мной. Или можете возвращаться.
Форд неприятно цыкнул зубом.
- Подумать только, и я заплатил за это деньги, - сказал он. - Грязь, холод… гигантские пауки. Хамство.
Том пожал плечами.
- Я не хотел хамить, - сказал он. - Послушайте, Форд, я ничего против вас не имею, но прекратите себя вести как чертова баба.
В сером предрассветном сумраке он выглядел особенно молодым и взъерошенным. Форд грустно улыбнулся. Весь запал как-то прошел. Если этому воробышку хочется строить из себя орла… что ж, пожалуйста.
- Пойдемте, найдем остальных, - сказал Том, смущаясь собственной грубости. - Если мы будем вести себя разумно, дальше будет легче. Я думаю, что знаю, где мы. Отсюда уже недалеко до озера.
Они нашли Дороти довольно быстро - просто шли в ту сторону, откуда раздался последний выстрел. Она сидела, забившись между корней огромной ели, и смотрела в пространство перед собой пустым взглядом безумной, но когда они подошли поближе, встала на ноги, отряхнулась и вышла им навстречу. На ее одежде было много красно-бурых подсыхающих пятен.
- Ты в порядке? Где Доу? - отрывисто спросил Том.
- Я в порядке. Доу мертв.
Форд открыл рот, потом снова закрыл.
- Где тело? - спросил он.
- Я не знаю, - ответила Дороти. - Наверное, акромантулы оттащили его в свое логово. Отложат в него свои яйца, или что там они обычно делают.
- Но он точно умер?
- Совершенно точно. Если вырвать у человека большую часть внутренних органов, долго он не живет.
- О, Боже, - сказал Форд. - Мы все тут умрем.
- Необязательно, - возразила Дороти. - Лес принял жертву.
- Что ж, - Форд сглотнул. - По крайней мере, теория о геомагнитной аномалии рассыпается на глазах. Лес обладает собственным разумом.
- Акромантулы… - вдруг пробормотал Том. Потом поднял глаза и встретился взглядом с Дороти. У нее был тусклый взгляд опустошенного человека, а веки припухли от слез. Она едва заметно кивнула. Том мигнул. Со стороны это был бессмысленный обмен жестами, но для Тома и Дороти это означало одно.
До этого каждый из них подозревал, что второй является магом. Теперь оба были уверены точно.
