Глава 3. День-точка.Доктор пришёл незамедлительно и, нервно поводя плечами, стал давать Базарову лекарства, в то время как я, обняв себя за плечи, стояла, прислонившись спиной к маленькому окошку, еле дающему проход лучам солнца в комнату Базарова, и размышляла. Дав лекарства больному, доктор жестом поманил меня выйти.
- Анна Сергеевна, если ночью ему не станет лучше, лекарство давать бессмысленно, так как оно просто оттягивает время смерти на пару дней, - категорично произнёс немец.
Сердцем я содрогнулась от этих слов, но холодно и вежливо отвечала:
- На всё воля ваша. Ночь покажет.
- Вам надо выйти в сад, - сказал доктор. – Я переживаю, как бы вы не заразились от Базарова.
Я не стала спорить с доктором. Молча ступала я по мокрым от вечерней росы дорожкам. Цветы хмуро и невзрачно поглядывали на меня из-под опустившихся головок. Меня не радовала эта картина, мне хотелось вернуться в хмурую тёмную комнатку с низким потолком и прикоснуться к руке Базарова, почувствовать жизнь в этом сильном, могучем человеке, находящимся сейчас на грани смерти.
Платье зацепилось за шип большой алой розы, злобно вскинувшей к небу красные лепестки. Приторный аромат её отталкивал, и я, быстро отцепив платье, поспешила обратно в дом.
Не встретив никого в прихожей, я прошла в комнату к Базарову, села в своё уже родное кресло у кровати Евгения, который, по-видимому, заснул, крепко сжав в руке край простыни, и незаметно для себя погрузилась в сон, тревожный и полный каких-то неясных образов.
Проснулась я от чувства, что на меня кто-то смотрит. Это, конечно, был, Евгений. Я улыбнулась его изучающему взгляду зелёных глаз, на дне которых плескалось что-то ещё… я не могла понять, что.
- Ну и сколько это будет продолжаться? – хрипло спросил он.
- Ночь покажет, - ответила я. – Как ваше самочувствие?
Базаров проигнорировал мой вопрос.
- А знаете, Анна Сергеевна, это же всё равно мои последние часы. Я как медик знаю. И я не хочу провести их здесь. Сейчас я чувствую себя более менее сносно; так почему бы нам не выйти в сад? Там мамаша выращивала замечательные алые розы. Вы не составите мне компанию?
- Что вы, Евгений Васильевич! Вам нельзя вставать, иначе…
- Я не больной, Анна Сергеевна. Я умирающий. Хуже не будет.
По взгляду Базарова я поняла, что всё равно его не отговорю. Поджимаю губы и выхожу, чтобы дать ему привести себя в порядок и одеться. Базаров выходит спустя пару минут, тяжело ступая, бледный и с каким-то неестественным блеском в глазах. Молча протягивает мне руку, которую я так же бессловесно принимаю.
Мы идём по саду и останавливаемся у скамейки. Садимся. Базаров молчит, вглядываясь в горизонт и не выпуская мою ладонь из рук.
- Анна Сергеевна, зачем?
Я понимаю смысл его вопроса. Зачем я здесь… Ночью ответ казался таким естественным и правильным, но вряд ли я смогу произнести его вслух. Я тянусь к его губам. Базаров замирает в нерешительности, чувствуя моё прикосновение, а потом мягко отталкивает.
- Не надо актов милосердия устраивать, хотя бы сейчас, - цедит он сквозь зубы.
- Это не милосердие, - отвечаю я с неким вызовом, смотря ему прямо в глаза.
- А что тогда? – я вижу, как белеет его лицо.
- Я ошибалась, Евгений Васильевич, тогда, в моём имении. Ошибалась в своих чувствах, представлениях о мире. И только теперь я осознала, как сильно я не хочу вас терять, как я вас… Я вас люблю.
Базаров притягивает мои руки к лицу, целует запястья, а потом прислоняется к костяшкам, прикрывая глаза.
- Почему именно теперь, когда я…
- Вы выживете, всё будет хорошо, вот увидите, врач так сказал, - шепчу я.
- От тифа не вылечиваются.
- А вы вылечитесь, - твёрдо говорю я.
Мы ещё долго сидели на скамейке. Ночью Базаров спал спокойно, без жара и бреда. Он шёл на поправку. Спустя неделю врач объявит его полностью выздоровевшим.
Что же помогло ему, какая неведомая сила? Я уверена, что это любовь. Моя любовь. Его любовь. В тот третий день у него появилась цель, ради которой стоит жить и бороться. «Любовь не лекарство, это всё романтизм», - позже отмахивался Базаров. Но я верю, что только любовь может победить смерть и что только ею движется жизнь.
