11 ноября, вторник
"В этой колонне есть
Отверстие. Взгляни,
Ты видишь королеву мертвых?"
Джордж Сефрис.
Рассвет полыхал багровым где-то за дальними небоскребами, окружая их верхушки мерцающим ореолом. В свете восходящего солнца широкая лента Темзы казалась рекой крови. Отсюда был виден лишь ее небольшой отрезок, остальное пространство заполняло небо и крыши, крыши, крыши... Плоские, покатые, черепичные, железные, цветные и просто серые, грозно ощетинившиеся трубами и антенами в скучное равнодушие ноябрьских небес. Все виделось иначе этой осенью две тысячи третьего года от Рождества Христова.
- Оставайся.
Она не обернулась на звук его голоса, продолжая вглядываться в поразительно четкий утренний город за огромным, в пол-стены окном.
- Не могу. Я и так задержалась. Все остальные прибыли в Малфой-мэнор еще вчера.
Он со стоном перевернулся на спину, разметав руки на смятых простынях. Сдвинув голову к плечу, он искоса скользнул взглядом по ее обнаженной фигуре.
- Ты спишь с ним?
- С кем?
Он усмехнулся.
- С Малфоем.
Она немного помолчала прежде чем равнодушно ответить:
- Иногда.
- Он же твой кузен.
- Мы аристократы, дорогой. Для нас это достаточно дальнее родство.
Одним гибким движением он встал, подошел к ней, обнял сзади, накрывая ладонями, словно чашами, полные груди. Она томно прикрыла глаза, откидывая голову ему на плечо.
- Останься.
- Ты знаешь, что сделают со мной наши, если узнают, что я трахаюсь с грязнокровным? Да еще с таким, как ты?
Кончиками горячих пальцев он стал выводить затейливые узоры на ее бархатистой коже.
- Ты свободный человек.
- Я перестала быть свободной, как только появилась на свет.
- Это абсурдно!
- Вовсе нет. Всего лишь плата за безупречную чистоту крови. Мы все за что-то платим. Я – за свое генеалогическое древо, ты – за преступления своего брата.
- Забавно. - Он зарылся лицом в ее пахнущие душистым жасмином волосы. Голос его звучал теперь приглушенно. - Значит, когда-нибудь ты выйдешь замуж за Драко Малфоя?
- Не за него. Он птица не моего полета. Может, за Эйвери. Или за брата Милисенты.
- Но почему? Твои родители давно мертвы, они не могут заставить тебя выходить замуж за какого-то чистокровного индюка!
Она резко обернулась к нему, ловя в ладони его лицо.
- Как ты не понимаешь? Факт смерти наших родителей дал всем нам лишь незначительную отсрочку. На самом деле любой из нас прекрасно знает, что вовсе не по их велению вступает в нежеланный брак, а просто потому что это наш долг. Закон сохранения рода.
Он смотрел на нее с нескрываемой тоской.
- Почему мы не можем так? - Его голос прозвучал почти жалобно. Она даже улыбнулась, нежно проведя большими пальцами по его скулам.
- Мы с тобой, милый, – два противоположных вида. Мы не соединяемся. Как кошка с собакой, как вампир с оборотнем. Мы можем только бороться или совокупляться. Чудесный выбор, не правда ли?.. И мой вид вырождается. Твой – захватывает власть. Времена меняются, любимый.
Это простое слово, "любимый", послало сладостную дрожь вдоль его позвоночника. Хотя он и знал, что в ее устах это просто ничего не значащий оборот речи.
- Все так несправедливо... - прошептал он, прижимая ее совершенное тело к себе. Она тихо рассмеялась.
- Мой маленький гриффиндорец... Неужели ты все еще веришь в справедливость? Ее ведь не существует в природе. Она – искуствена, как и все принесенное homo sapiens, человеком разумным. И столь же необязательна. Но подумай, дорогой: если б ты не был столь запретен для меня, взглянула бы я вообще лишний раз в твою сторону?..
Он впился поцелуем в идеальный изгиб ее шеи, там где она переходила в белоснежное плечо.
- Уверяю тебя, что не только бы взглянула...
Она чуть хрипловато рассмеялась, откидывая голову назад. Затем шепнула в его губы:
- Люби меня еще раз перед наступлением этой дерьмовой реальности. Люби меня, как будто это наша последняя ночь вместе.
И оба не знали, что это действительно так.
***
Обычно мрачный и безмолвный замок Малфоев с приездом многочисленных высокопоставленных гостей чудесным образом преобразился. Жизнь била из него ключем, рассыпаясь огненными бликами по округе, исступление натянутой до предела струной звенело в воздухе. Спиртное лилось рекой, сладковатый дым курящейся в кальянах дурман-травы плавал под потолками, лица были блаженны, а губы растягивались в бессмысленной улыбке. В башнях хохотали, в подземельях играли в покер, - по-крупному, разумеется, проигрывая замки, тысячи акров владений и даже собственных сестер, - в темных, душных, словно именно для этого созданных неведомым зодчим нишах на ушко шептали страстные слова, целовали, кусали и обнимали до синяков. Надменные портреты, развешенные в каждом коридоре с целью продемонстрировать и так никем не оспариваемую древность малфоевского рода, осуждающе качали головами и ворчали что-то неразборчивое, правда, тихо – ведь прекрасно знали, что крылось за собственными величественными фасадами.
А чистокровные волшебники веселились, как будто это их последний день на нашей бренной земле.
Впрочем, так они проводили большинство этих самых дней.
И среди них уже не осталось идеалистов, думал Драко Малфой, с вежливой улыбкой желая доброго утра гостям, они выросли из этого. Вернее, их заставили вырасти. Не осталось даже надежды, хотя раньше она жгла душу каленым железом и казалось немыслимым забыть о ней хоть на миг. Но со временем она истончилась, истерлась, как старый пергамент, сменившись показным равнодушием, ленивой пресыщенностью... А вера в Идею, - да, да, именно так, с большой буквы, иначе и не скажешь, - вера в Идею, все те принципы и идеалы отступили, скрывшись в розовом тумане детства. Их заслонила чернильная ненависть, игольчатая, как морской еж и такая же ядовитая. Ненависть к победителям. К убийцам.
И только благодаря этой ненависти они выжили пять лет назад, когда окончилась Война и охваченные кровавой эйфорией победители, алкая публичных судов и казней, ринулись искать виновных, участвовавших и просто сочуствовавших. И они, виновные, лгали, предавали, лжесвидетельствовали, доносили на друзей, сокурсников, родственников и возлюбленных, доносили на врагов и друг на друга, долгими и горькими, как швейцарский шоколад, ночами запирались в своих холодеющих замках, в лихорадочной спешке сжигая в пылающих каминах компрометирующие бумаги, колдографии, толстые фолианты в обложках из человечьей кожи, разбивали склянки в тайных алхимических лабораториях, подкупали всех и вся, а кого не удавалось подкупить – уничтожали, благо ненависти на всех хватало. И каждый бился за себя на своей собственной страшной войне, но кое-что их объединяло: они
знали, что должны выжить. Выжить, чтобы когда-нибудь на какой-то другой, очень далекой войне, их дети и внуки сами стали победителями. И тогда настанет их черед.
А потом все как-то разом закончилось. Закончились аресты и казни, закончились бесконечные выматывающие допросы, когда ты и эта красно-золотая сволочь по разные стороны стола, глаза в глаза, и ты знаешь, что это – самый настоящий смертный поединок, где или ты, или он, а третьего не дано. Закончилась сыворотка правды, плата за преодоление которой – просверливающая твой мозг насквозь ледяная боль. Все закончилось. Кто выжил – тот выжил, другие же – необходимая жертва. Даже господин Бог сказал, что лес рубят – щепки летят, так им ли оспаривать? И они стали учиться жить в новом, тошнотворно красивом и правильном мире победителей, не справляя панихид по тем, кто не смог. Только ветер зло выл в опустевших коридорах опустевших особняков, будя дребезжащее эхо.
А ненависть осталась. И вот уже пять лет она сжигала жалкие останки их душ, не находя себе другой пищи.
- Все ли готово для предстоящей охоты? - неохотно очнувшись от воспоминаний, спросил Драко у незаметно появившегося эльфа.
- Да, милорд. - Закивал домовик. - Но к вам пришли.
- Шейла? Ей давно уже пора быть здесь.
- Нет, милорд, - понизив голос до шепота, сказал эльф. - Это мистер Грюм. Он ожидает вас в Приемном зале.
Глаза Малфоя сузились, взгляд из холодного и равнодушного стал острым, как дамасский клинок.
- Сообщи Паркинсон. Немедленно! - прошипел он и перепуганный домовик тут же умчался.
- Что-то случилось, Драко? - Подошедшие Крэбб и Гойл выглядели настороженными. Он мысленно улыбнулся. Они все еще считали себя его телохранителями, не замечая, что теперь он в таковых не особо нуждался.
Впрочем, их преданность, столь редкая в этом кругу, еще могла пригодиться.
- Авроры пожаловали к нам с утренним визитом. - Усмехнулся Малфой. - Как невежливо с их стороны!
На грубых лицах Винсента и Грегори расцвели одинаково кровожадные улыбки.
- Позлим их?
- Пока нет, - отмахнулся он. - Нам невыгодно привлекать к себе внимание в нынешних обстоятельствах. Но будьте наготове.
Он кивнул им и быстрым шагом направился сквозь анфиладу роскошных комнат в Приемный зал.
На очередной бой.
Как всегда.
Аластор Грюм был в великолепном настроении. Побег Блейза Забини оказался для старой гончей настоящим подарком, живительным запахом крови, и теперь ничто не могло остановить его в погоне за раненным зверем. Пять лет вынужденного бездействия и скуки в идеальном мире, и вот, наконец! Отвратительно спокойная жизнь нарушилась сразу несколькими ужасными событиями – побег из Азкабана, это загадочное убийство... Натренированное чутье Грюма вопило от восторга: между этими двумя преступлениями просто не могло не быть связи. Аластор хищно усмехнулся, предчувствуя нешуточную схватку.
Украшенные изумительной резьбой по дереву двери неожиданно распахнулись и в зал стремительно вошел Драко Малфой. Грюм подавил невольно вспыхнувшее раздражение, охватывавшее его каждый раз при виде этого холодного человека с жестоким лицом. Все дело было в том, сказал он себе мысленно, что рядом с Драко Малфоем любой чувствовал себя ущербным. Никто не любит совершенство.
- Чему обязан, господа, вашим... несвоевременным визитом? - поинтересовался хозяин дома, останавливаясь перед аврорами. Чувствовалось, что едва заметная пауза в вопросе сделана намеренно, давая понять, что имелось в виду куда более... нелицеприятное слово.
- Мы не займем вас надолго, мистер Малфой, - снова проглотив злость, вежливо ответил Грюм. Атаковать он еще успеет. Сначала надо подобраться поближе... а потом вцепиться клыками в глотку. Чтоб не вырвался раньше времени.
Сдержанным жестом Малфой пригласил его садиться. Сам опустился в кресло, изящно закинув ногу на ногу, взял из портсигара на столике длинную черную сигарету (им не предложил, дворянский ублюдок!), закурил. От дыма, слабо отдающего ванилью, першило в горле. Еще не время, успокаивая себя, подумал глава авроров. Еще не время. Сейчас он потерпит. Будет безукоризненно вежлив и корректен, не позволит себе никаких язвительных замечаний, переступит через себя, потому что это совсем не в его характере. Но зато потом, когда придет час сворачивать голову этой гадюке... О да. Он слишком долго ждал возможности добить чистокровных тварей, сумевших ускользнуть от него пять лет назад, и теперь, когда такая возможность появилась, он не позволит рыбке сорваться с крючка. Даже если рыбка шипастая да ядовитая.
Он уничтожит их одного за другим, этих уцелевших отпрысков столь же порочных, сколь и знатных семей.
- Я слушаю вас, - напомнил о себе сидящий перед ним человек.
Слушай, гад. Слушай.
- Полагаю, вы знаете о побеге Блейза Забини из Азкабана, - произнес Аластор, пытаясь устроиться поудобнее на жестком стуле с прямой спинкой.
- Наслышан. - Коротко ответил Малфой.
- К нам поступили сообщения, что его видели на подступах к вашему поместью.
- Увы, он не заходил поздороваться.
- Не издевайтесь.
- Издеваюсь? Я? Что вы, Грюм. В этом вы стараетесь за нас обоих.
На этот раз старый аврор не стал гасить вспышку кипящего гнева.
- Хватит юлить, Малфой! - гаркнул он, резко вставая. - Я прекрасно знаю, что Забини скрывается здесь, может быть, на расстоянии нескольких комнат отсюда!
Драко рывком поднялся на ноги. Его холеное лицо не выражало абсолютно никаких эмоций. Человек-камень. А вместо глаз, внезапно показалось Аластору, пепелища.
- Если вы так уверены в этом, Грюм, отчего же вы тратите время на бесполезные разговоры, а не обыскиваете замок?
Не дождавшись ответа от своего противника, Малфой насмешливо поинтересовался:
- У вас ведь нет ордера, не так ли? Не трудитесь отвечать, это был риторический вопрос. Разумеется, у вас его нет, иначе бы мы с вами здесь не стояли. Мой вам совет, Грюм: сначала достаньте весомые доказательства моей вины в укрывательстве преступника, и лишь потом потрясайте передо мной своими санкциями.
- Ордер на обыск я еще достану, Малфой, - хрипло пообещал Грозный Глаз. - А пока у меня есть ордер на наблюдение. Мои люди будут день и ночь следить за вами, слышите,
день и ночь, и я достану эти доказательства. Потому что в своей невиновности вы меня не убедите.
- Я и не старался. Всегда рад помочь Министерству занять себя более интересным делом, чем соплевытерательством законопослушным гражданам. А следить за мной – чрезвычайно интересно! - Он сухо рассмеялся. - Обещаю, вы узнаете много нового.
Он насмехался, ошарашенно подумалось Грюму. Открыто насмехался над ними, над Министерством, над их раз и навсегда установленным
правильным порядком, издевался, не боясь последствий. Он вообще ничего не боялся, этот странный человек. И старому аврору вдруг вспомнилось, как он убивал его отца. Отчетливо вспомнилось, до последней детали. Ярко-алая кровь (не голубая все-таки, а обычная, человеческая!), хлещущая из тонкогубого рта. Набухшие до предела синие вены. Пустые глаза, расширенные в предверии смерти. Желтоватая кожа, обтягивающая лицо еще-не-трупа, но стоящего на пороге Ада. Скрюченные в судороге пальцы... Страшно умирал Люциус Малфой. Так же страшно, как и жил.
И глядя на Драко Малфоя, Аластор Грозный Глаз Грюм спрашивал себя, как будет умирать его сын. Тоже – так же, как жил?..
- Я еще увижу твою смерть, последний из Малфоев, - шепотом произнес он, зная, что тот услышит. Уже в дверях его настиг ровный голос Малфоя:
- Как бы ты не увидел ее за миг до собственной смерти, аврор.
Не ответив, Грюм вышел. Малфой затянулся в последний раз и бросил окурок прямо на роскошный персидский ковер.
Эта схватка окончилась ничьей. Как и большинство подобных ей в последние пять лет. В Приемном зале сегодня сошлись два поколения, старое победительское и молодое проигравшее. И между ними не могло быть никакого другого исхода, кроме боя. Войны. Возможно, если бы к нему прислали, например, Гарри Поттера, что-нибудь бы изменилось. Драко Малфой усмехнулся странной мысли. Враг – это всегда враг. Неважно, какого поколения.
Ненависть в нем улыбнулась, растянувшись в зверином оскале.
Ей наконец-то нашлась пища.
***
- Значит, Беккера убили во время первого акта "Паяцев", - подытожила Гермиона, покусывая кончик пера. - От этого и будем плясать.
- Плясать? - невесело усмехнулся Гарри. - Интересно, каким же образом? Мы даже не знаем, заходил ли он вообще в тот вечер в театр.
- Вряд ли, - пожала плечами Гермиона. - Убийство произошло на мосту, тело не переносили после смерти. Скорее он направлялся в Ковент-Гарден, слегка опаздывая, и остановился посмотреть на реку. Темза красива в свете вечерних огней города.
- Да, когда не видно загрязненной отходами воды.
Они сидели в своем маленьком кабинете, обсуждая дальнейший ход расследования. Время поджимало, Грюм требовал результатов, они недосыпали ночами, но ответ не становился ближе. Не было следа, черт его возьми.
- Почему же никто ничего не заметил? Вечерами в округе полно гуляющих маглов.
- Какая-то разновидность заклинания Невидимости или Ненасимости?
- Анализ Криви не обнаружил остаточных эффектов применения магии. Только отпечаток агрессивной ауры атамэ.
- Колин мог что-то упустить.
Мог. Но верилось в это слабо.
- Мы в тупике?
- Мы – победители, - с горькой иронией сказал Гарри. - Мы не можем быть в тупике. Особенно, когда против нас не Вольдеморт и не Пожиратели Смерти, а всего лишь один человек.
Секретарша постучалась и вошла, не ожидая разрешения.
- Мне кажется, вам стоит на это посмотреть, - хмуро произнесла она, протягивая Гермионе газету. Та мельком взглянула, тут же ее лицо изменилось, став не по-женски жестким и злым.
- Можешь идти, Одри.
- В чем дело? - тревожно спросил Гарри, как только дверь за секретаршей закрылась.
- Рита Скитер! - гневно прошипела Гермиона. Будто выплюнула. - Почему ты не сказал мне, что встречался с ней?
- Я не хотел тебя волновать.
- Волновать? Волновать?! - Женщина разозлилась до такой степени, что Поттер почти не узнавал ее. Скомкав газету, она кинула ее в угол комнаты. И это всегда аккуратная до абсурда Гермиона! - Она поливает нас и Министерство грязью, Гарри. Строит домыслы о проделках Пожирателей и выдает их за факты. Обвиняет нас в несостоятельности и бессилии раскрыть преступление. Дьявол ее возьми!
- Не трать силы на злость, - спокойно произнес Гарри. - Ее статья не возымеет никакого действия. Весь волшебный мир все-так же будет смотреть нам в рот и соглашаться с каждым словом.
- Но почему? - Она действительно не понимала. Старая добрая Гермиона, единственная из них, сохранившая хоть какое-то подобие детской невинности!
- Потому что мы – победители, Гермиона, - тихо ответил он, и слова падали, как тяжеленные камни. - А победителей не судят.
Ей оставалось только согласиться.
***
Победителей не судят, думала Панси Паркинсон, трясясь в неудобном женском седле. Победителей боятся, нейтральных презирают, проигравших казнят. А вот они, проигравшие, но уцелевшие, не укладывались в рамки. Отверженные всеми, они сплотились как никогда ранее. Когда весь мир против тебя, не остается ничего другого, кроме как объединиться. Напоминало школьные времена, когда они, истинные дети своих родителей, - против всего Хогвартса. Как в сказках, где герой в одиночку или с несколькими друзьями побеждает тысячу врагов.
Только они не победили.
Наверное, в этой сказке они – злодеи?
Панси тихо рассмеялась. Самые что ни на есть злодеи. Чем не смешно?..
Надо бы высказать мысль на вечернем собрании. Пусть посмеются. Заодно и над Шейлой с ее безумными идеями воскрешения Лорда. Драко зря опасается. Вряд ли кто-то воспримет его кузину всерьез, учитывая ее нездоровую страсть к дурман-траве.
Вдалеке слышались крики, вроде "Вот она! Не упусти, не упусти! Где собаки?!" То бесновались фанаты охоты на лис. Она специально отстала от них, не желая смотреть, как озверевшие псы буквально разрывают на куски несчастных животных. Ну вот не понимала она, зачем это нужно и какое вообще это доставляет удовольствие. Лучше бы осталась с Блейзом, но тот сам не захотел. Пришлось ехать и вяло восторгаться вместе с остальными. Глупо убивать животных, они ведь все равно не могут защититься. Вот люди – другое дело.
Их иногда можно убивать.
Даже нужно.
И в этот момент Панси увидела распростертое на зеленой траве тело Шейлы Лейстрандж.
Никогда еще дочь гордой Беллатрикс не казалась столь красивой, как сейчас, за порогом смерти. А Панси сразу поняла, что она мертва. На своем веку ей пришлось увидеть много трупов и это выражение она не могла спутать ни с чем. Абсолютный покой... и блаженство.
Блаженство.
И кровь.
Много крови.
И тогда Панси Паркинсон, некогда не испугавшаяся обезумевшего от действия сыворотки правды отца, закричала.
Птицы с ближних деревьев, потревоженные ее воплем, испуганно взметнулись в небо.
Трепетал под порывами ветра приколотый к груди Шейлы тетрадный листок.
***
Вместо неба – тьма. Стены – на ощупь. Все – на ощупь. Мир – просто осязаемая тьма. Больше ничего. Ей уже никогда не увидеть чуда. Даже не ощутить – разве чудеса можно пощупать? А вокруг тьма. Бездонная, не ночная, а какая-то опасная, населенная чудовищами из смешных детских страхов. Только чудовища не смешные. Потому что их не видно. Во тьме – все остальное тоже тьма. Где окно? Где дверь? Она знает, потому что выучила свою комнату наизусть. Но это обманчивое знание. Оно как будто трогает ее, тянет за рукав и тут же пропадает. Куда? Откуда же ей знать? Ведь вокруг – тьма. Тьма. Глубокая. Бесцветная, потому что цвета больше нет. Есть только тьма, как эталон, как мера всего остального.
Черт. А ведь всегда любила оранжевый.
И окна. Большие, французские окна, из которых, казалось.ю можно было выйти, как через дверь. Прямо туда, в пустоту, в небо. В чудеса.
Понимаете?
Нет. Вы никогда не поймете.
От всего бы отказалась. От оранжевого. От ромашек на стенах. От окон и зеркал. Даже от неба, наверное. Но никогда больше не видеть его глаз?
Небо, за что караешь?!
Нет его, неба этого. Не у кого спрашивать и некому в бессилии грозить кулаком. Есть только тьма. Всепонимающая, всепрощающая. Так и манит забыться. Но нельзя.
Луна Лавгуд знает, что нельзя. Иначе она тоже станет тьмой. И больше никем.
Луна Лавгуд, помнишь ли как выглядит капля росы на кленовом листке? Нет? А если нет – можешь ли ты вообще продолжать считать себя кем-то?!
Можешь. Потому что душа – зрячая или слепая – все равно душа.
Только Луна Лавгуд не верит. Сама себе – не верит.
Может ему бы, человеку с зелеными глазами, она бы поверила. Но он таких слов не скажет. Ведь он и сам в них не верит.
Кто-то заходит в комнату. Она знает это по тому, как начинает вибрировать тьма. Она знает и кто это: мадам Малкин. Ее выдает тяжелое шумное дыхание. Мадам Малкин часто делает это: заходит в ее комнату и долго-долго смотрит на нее, думая, что она не замечает.
Она замечает. Тьма замечает.
Увидеть бы небо. Нежно-голубое с белыми кружевами облаков – каким оно бывает весной. Или черно-бурое в всполохах молний. Тускло серое и жутко близкое – осенью. Летнее, насквозь пропахнувшее вереском. Не-е-ебо-о-о, как легко, певуче слетает с языка.
Ей нравится слышать свой голос.
И тьма пугается. Отходит на миг, заменяемая поблекшими, выцветшими воспоминаниями.
- Луна, детка, ты в порядке? - заботливо окликает ее мадам Малкин и тьма возвращается на свое законное место. В ее глаза.
- Все в порядке, - отвечает она отрешенно. - Все в порядке.
Тьма подмигивает ромашкам на стенах.
***
Снова. Снова то же самое. Хоть на этот раз и не ночь, а полдень, и они в лесу, а не над черной Темзой, все равно то же самое. Густой запах крови, кружащиеся где-то сверху птицы, труп уже увезли, ах, нет, тело,
тело, но на траву все еще смотреть невозможно, потому что она красная, красная, как далекий свет страшной звезды Алголь... Пусть этим занимаются маги-эксперты. Ползают на коленях, берут пробы крови, собирают окурки... Пусть. А они будут думать. Это – их работа. Их жизнь. Ведь ни на что другое они уже неспособны.
Гермиона стояла, повернувшись спиной к снующим, как трудолюбивые муравьи, экспертам. Ей хотелось выть. Только луны не было.
Кажется, когда-то она писала стихи. Всем говорила, что станет профессором нумерологии, а самой жутко хотелось в поэтессы. Только она всегда была очень разумной. И знала, что это дурацкое желание.
Довольна ли ты, Гермиона Грэйнджер? Довольна ли ты теперь, когда в очередной раз поступила правильно? Не отвечай. Это ведь не имеет никакого значения. Ты уже выбрала судьбу. Или она выбрала тебя.
Кто знает?..
- Почерк тот же, - хмуро сказал Гарри, неслышно подошедший сзади. - Атамэ и все такое... Только записки почему-то в этот раз нет.
- Она знала его.
- Что?
- Она знала его. - Глухо повторила Гермиона.
- С чего ты взяла?
- Просто знаю. От руки незнакомца не умирают с таким лицом.
Гарри помолчал.
- Наверное, ты права... - наконец выдавил из себя он. - Да, наверное...
Гермиона со вздохом повернулась к нему.
- Иди, поговори с Малфоем, - попросила она устало. - А я допрошу Паркинсон.
Гарри кивнул и направился к высокой фигуре на другом конце поляны. Гермиона бросила короткий взгляд в ту сторону и тут же отвернулась.
- Паркинсон! - позвала она.
Панси казалась уже совершенно спокойной, только лицо покрывала нездоровая бледность. Отвечала она зло и агрессивно.
- Ты первой обнаружила тело?
- Я уже триста раз говорила, что да. Страдаешь ранним склерозом, Грэйнджер?
- Прибереги свои колкости для другого случая, Паркинсон. Когда в последний раз ты видела Шейлу живой?
- Аккурат перед тем, как я отстала от основной массы охотников. Она любит охоту на лис и осталась с ними.
- Малфой тоже был там?
- Да, он ехал рядом с Шейлой. А что, вы его уже подозреваете? - Она коротко и колюче рассмеялась.
- А есть причины его подозревать?
- Причины всегда найдутся. Особенно для таких, как мы, а, Грэйнджер?
- Чтобы ты ни думала, Паркинсон, мы действуем всегда по закону.
- Ага. Только закон придуман вами, победителями.
- Хватит, Паркинсон. Разве ты не хочешь, чтобы убийца Шейлы получил по заслугам?
- А разве вы его поймаете? - насмешливо поинтересовалась Панси. - Убита одна из
наших, Грэйнджер. Весь волшебный мир по такому случаю распевает осанны с арфами в руках. Так неужели вы будете сильно стараться, чтобы найти преступника?
- Это наш долг.
- Долг! Не смеши меня, Грэйнджер. Какой к дьяволу долг?! Красивые слова для прекраснодушных идиотов. Прибереги их для речи перед курсантами Школы Авроров.
- Паркинсон!
Но та уже стремительно удалялась от поляны. Гермиона с трудом подавила желание выругаться в полный голос. Подозвав к себе одного из экспертов, она спросила:
- Нашли записку?
Маг только развел руками.
На этот раз она не стала сдерживаться.
Тем временем Гарри стоял перед своим заклятым школьным врагом, сжимая кулаки, и прошлое возвращалось к нему короткими болезненными рывками. Два мальчика из разных миров в магазине мадам Малкин. Протянутая рука. Взаимные оскорбления и слежки. Неизменные победы в квиддиче... И смерти, смерти, неслышно встающие за спинами обоих.
Победитель стоял напротив побежденного.
Или так: сдавшийся победитель стоял против несдавшегося побежденного?..
Кто знает.
- Давно не виделись, Поттер. - Морозный, кусачий голос.
- Жаль, что пришлось все-таки увидеться, - отвечает тот, и слова кажутся скрежетом ржавой стали. - Мне надо задать тебе несколько вопросов.
Малфой издает сухой смешок.
- Спрашивай, Поттер. Может быть, тебе повезет, и на кое-что я отвечу.
- Это в твоих же интересах, Малфой.
- Сомневаюсь.
- Когда ты в последний раз видел Шейлу в живых?
- Мы ехали вместе со всеми охотниками, потом я решил вернуться в замок. Где-то через четверть часа услышал крики и поехал обратно. К тому времени вы были уже здесь.
- Ты возвращался в поместье один?
- Да.
Гарри немного помолчал прежде чем с нескрываемым удовольствием сказать:
- Ты понимаешь, что у тебя нет алиби, Малфой?
- Зачем оно мне? - Он пожал плечами. - У меня нет причин убивать Шейлу. Она моей крови.
Гарри невольно вспомнилась старая магловская сказка о потерянном в джунглях мальчике. "Мы одной крови, ты и я." Кто говорил это? Маугли волку или волк – Маугли? И если даже зверь смог осознать это, почему они, люди, все грызутся из-за этой самой крови, хотя у всех она одного цвета – красного?..
Кто знает.
- Будь спокоен, Малфой, - произнес он. - Причины всегда найдутся.
***
А тень росла. Чей-то атамэ опускался с хрустящим смачным звуком сминаемой плоти и она росла. Мертвецы в ней множились. Мертвецы становились все больше живыми.
Тень пока не чуяла того, кто так щедро осыпал ее кровавыми дарами.
Но она была все ближе.
А в снах убийцы по дорогам Лондона струились кровавые реки. Теплые.
Он снова был удовлетворен.
И снова ненадолго.
Уже скоро, Великий! Скоро! Соперница устранена... Уже совсем скоро.
Напейся крови из моих сложенных ладоней. Пей, Великий. Мир ждет тебя.
Скоро.
Хочу поблагодарить всех, кто оставил отзывы, это очень помогает мне писать. Особая благодарность, конечно, леди Фионе, увидев отзыв от которой, я чуть не свалилась со стула от волнения. Спасибо моей бете Lavanda, которая делает отличную работу с главами. Проды ждите через неделю. Приятного вам дня!
Ваша Шантанель.
