Глава 3. Голубая. Трансгрессия - довольно сложный процесс, требующий внутренней сосредоточенности и большого выброса магии. Сначала воздух сгущается и начинает немножко рябить, словно в сильную жару. Рябь постепенно усиливается, затем проскальзывает почти невидимая искра и…
Драко Малфой покачнулся, с трудом удержавшись на ногах. Он стоял в каком-то тупике. По правую сторону тянулась глухая стена. Слева вся жизненная активность сосредоточилась во влюблённой парочке, воркующей у дверей закусочной, в ленивой официантке - за дверями, и в пожилой даме, которая маленьким веничком обмахивала снег с балконных перильцев. Эта четверка была настолько поглощена своими делами, что не обратила внимания на пятого и на более чем странный способ его перемещения.
Драко огляделся, пытаясь понять, куда он попал. На его лице всё отчётливее проступала кислая гримаса.
- Теперь я понимаю, почему Лавгуд просила меня надевать НЕ мантию…
Драко и сам не смог бы толком объяснить, как получилось, что он стоит в заснеженном проулке и ждет Луну Лавгуд. В двух словах: они встречались. Ни много, ни мало. Вообще, всё было очень запутанно.
Слово «встреча» в данном случае означало именно встречу, а не галантный эвфемизм для слова «свидание». О нет! Драко неприязненно относился к подобным вещам. Они казались ему пошлой и неэффективной растратой душевных сил. Наверное, Малфою досталось излишне много здравого смысла. Или, наоборот, природа обделила его какими-нибудь железами.
Девушки его никогда не любили. Восхищались, но не любили. Вызвать восхищение совсем не так сложно, как кажется. Создай видимость закоренелой порочности, облачись в тайну, будь резок и нетерпим – в пределах разумного, держись на благородном расстоянии от остальных, чтобы они ощутили разницу между собой и тобой - и дело сделано. С любовью все сложнее. Великая женская интуиция ощущала в Драко сердце, жесткое, как подошва, и убийственное равнодушие, в соприкосновении с которым увядали самые нежные чувства. Впрочем, его это не особо расстраивало. Его теплохладный темперамент не требовал ни слезоточивых признаний, ни гормональных буйств. В общем, точно ухватила когда-то Панси: «Ты, Малфой, чувствительный, как наковальня».
Славная она девчонка. Что же такое с ней случилось, что она предпочла тюрьму свободной жизни? Не справилась, не вынесла. Не смогла сделать вид, будто ничего не произошло. Сам Драко предпочитал думать именно так, показывался на людях, выбирался туда, куда раньше частенько наведывался – в Хогсмид, например. Но скоро бросил попытки вернуть прошлогодний снег. Приходилось изображать твердокаменного Ахиллеса, закованного в броню гордости и гипсовую посмертную маску. Однако стоило Драко услышать за спиной ядовитый шепот, заметить косые, неприязненные взоры, как на лбу вздувались вены, а вместе с ними – швы его защитной амуниции. Подмывало закричать, броситься на землю или ударить кого-нибудь. С таких прогулок он возвращался мрачным и полубольным.
Именно в это нелегкое время Луна Лавгуд ухватилась за его ботинки. Драко отчаянно нуждался хоть в каком-то обществе и, за неимением более достойных кандидатов, в свою очередь ухватился за неё. Луна была доброй, сумасшедшей, совершенно незнакомой и чужой, поэтому Малфой её не стыдился, и сверхъестественное внутреннее напряжение, успевшее стать его второй натурой, потихоньку отпускало. То единственное, что ему требовалось.
И кому какое дело, с кем он общается, если от этих встреч ему становится чуть-чуть легче!
Нет, конечно, Малфой старательно внушал себе, что ему безразлично, что о нем подумают, но, на самом деле, окружил свои встречи с Луной непроницаемой завесой тайны. В письме, в котором он предлагал ей увидеться – первый предлагал! - Драко сразу оговорил условие: «Запомни, это никому не должно стать известно, надо выбрать такое место, где ни я, ни ты не столкнёмся со знакомыми».
Ответ Лавгуд уместился в одну строчку:
«Тебе стыдно показаться со мной?»
Малфой приписал ниже на том же листке:
«А тебе не стыдно показаться со мной?»
Луна поняла.
Их свидания проходили по устоявшейся и вполне деловой схеме. Когда Драко вконец надоедало быть «мистером Малфоем, владельцем усадьбы "Фортуна" с прилегающими территориями», он извещал Лавгуд запиской и назначал время встречи. Луна присылала ему клочок карты, по всей видимости, отхваченной от своего первоисточника маникюрными ножницами. На клочке красным карандашом была отмечена жирная точка. До неё следовало дотронуться кончиком волшебной палочки, чтобы переместиться в отмеченное место.
Каждый раз Драко долго вертел бумажку в руках и вглядывался в уцелевшие куски топографических названий. Лавгуд всё время подбирала что-нибудь новенькое, и всё время приходилось гадать, что окажется по ту сторону карты: побережье моря, полное ветра и текучего плеска, или трактирчик с широкими деревянными скамьями за широкими деревянными столами, где хлебные крошки влипли в засохшую лужицу пива, зато трактирщик не задает лишних вопросов.
Хоть в трактире, хоть на берегу, Драко и Луна усаживались на скамейку (на песок, на бревно, и дальше, с вариантами), и Лавгуд задавала вопрос, который задавала всегда:
- О чём будем беседовать?
Малфой, как всегда, отвечал:
- Всё равно. О чём хочешь.
Луна поджимала под себя ноги, наматывала жесткую прядь волос на палец для вдохновения и начинала болтать первое, что взойдет на язык. Например, о том, как она сегодня разбирала ящик со старыми игрушками и как досадно, что клоун расколдовался и не жонглирует больше мячиками, а починить его не получается. Или: чему будет посвящен следующий номер "Придиры" и почему Драко обязательно должен прочитать его.
«Подсказка: там есть кое-что, что тебя особенно заинтересует»
Как будто его хоть что-то могло заинтересовать в "Придире"!
Или: что она, Луна, ела сегодня за обедом. А что ел Драко? А что он пил? Чай? С чабрецом? Без чабреца? А почему он пьет чай без чабреца, когда это превосходное отхаркивающее средство? Драко нужно заботиться о здоровье и не забывать о своем хроническом бронхите. У него нет бронхита? Неужели? Она слышала, что Драко Малфой болен хроническим бронхитом. Хотя возможно речь шла не о Драко, а о ком-то другом, чьё имя тоже начинается на «Д».
Разговор очень походил на одну из тех игр, убивающих своей абсурдностью, в которые очень любят играть подростки и в которых процесс важнее – и смешнее – результата. Незаметно Малфой втягивался в нее. Порой он увлекался настолько, что начинал улыбаться. Тогда Луна прерывалась и, просияв, комментировала:
- Ты улыбаешься, Драко! Ты улыбаешься!
И чертила мизинцем в воздухе маленькую дугу. Сама Луна улыбалась почти постоянно. Говорят, это один из симптомов психического отклонения. Может быть…
Но рано или поздно приходилось, бросив взгляд на часы, подвести итог:
- Пора.
Они вставали. Драко тщательно отряхивал брюки. Луна разматывала прядь с пальца. Прощались. Исчезали. Вот и все свидание. Куда уж невиннее?
- Здравствуй, Драко Малфой!
Он вздрогнул, очнувшись, словно ото сна. В тупике появился шестой персонаж. Девушка, которая наклонилась ближе к парню, чтобы прикурить, так и замерла с незажжённой сигаретой в зубах, напрасно расходуя газ в зажигалке своего кавалера. Она была готова поклясться, что ещё секунду назад поблизости не наблюдалось никого похожего на эксцентричную молодую особу в вязаной шапке с кисточками и необъятном пуховике. Да и откуда бы ей взяться? Ведь она идет бодрым шагом со стороны высокого каменного забора, в который упирался переулок. Не из воздуха же она соткалась!
Неизвестно какие еще подозрения могли возникнуть у случайной свидетельницы, но, по счастью, для девушки интерес к ее собственной личной жизни с отрывом опережал интерес к чужой. А кавалер стоял спиной к забору и вообще ничего не заметил.
Луна подошла к Драко.
- Извини, я немного опоздала. Искала варежки, пока не вспомнила, что надела их вчера на столбик у калитки, когда доставала ключи…
Он перебил ее:
- Где мы?
Луна полезла в сумку, пропустив его вопрос мимо ушей и продолжая бормотать:
- Но похоже, сегодня варежки я взяла, а ключи оставила в замке…
- Лавгуд!
- Да? Я слушаю тебя.
- Где мы?
- В Лондоне. Вернее, на его окраине. А вот где ключи?
Она извлекла из сумки скомканную тряпицу, с удивлением уставилась на нее, встряхнула. На снег выпала куколка бабочки. Луна подумала и убрала ее обратно.
- Это не магический Лондон, так? Лавгуд! Ты слышишь меня? – наседал на нее Драко.
- Нет, не магический, - призналась она.
Ну что за нахалка! И это лицемерное простодушие в голосе!
- Ты притащила меня в мир магглов! – возопил Малфой с экспрессией человека в белых брюках, сидящего посреди огромной лужи.
Пожилая дама на балконе уронила веничек в сугроб. Официантка засуетилась за стойкой, пытаясь получше разглядеть, что там творится на улице. С бесплатным цирком пора заканчивать.
Драко подхватил Луну под локоть и поволок к видневшемуся в противоположном конце тупика просвету, в котором время от времени проскальзывали глянцевые бока машин.
- Почему из тысячи прекрасных мест на Земле ты выбрала маггловское захолустье? – зашипел он.
- В твоей тысяче нет того, что я хочу тебе показать.
- И что же ты хочешь мне показать? Тап… там-пьютер? – этим словом Малфой обтекаемо называл всё, порождённое мыслью неволшебников.
- Такого я еще не встречала. Магглы мне нравятся своей фантазией. Трудно, наверное, жить без волшебной палочки, потому они и вынуждены изобретать разные штуковины.
- Прекрати! – Драко поморщился.
«Малфои известны своей ненавистью к магглам, и пришествие к власти Волдеморта развязало им руки на многочисленные преступления», как писал автор книги, просеянной Драко сквозь мелкое сито и уже вышедшей широким тиражом. К «ненависти» господин редактор присовокупил эпитет «лютая».
Луна шла немного впереди. Малфой пробовал запоминать ориентиры и повороты, но ландшафт был пугающе однообразным.
- Не проще ли сразу переместиться, куда нужно?
- Мы прогуляемся пешком. Здесь интересно, правда?
Он с тоской закатил глаза. Не хотелось признаваться, но в маггловском мире Драко чувствовал себя ужасно незащищенным. Магглы, конечно, жалкие создания, но тут их территория, их вещи, их правила, которых Малфой не знал. Поэтому одну-две вылазки, предпринятые им сюда за всю свою жизнь, Драко приравнивал к некому экстремальному виду спорта. Причем вылазки он совершал в более цивилизованные и привлекательные кварталы.
А тут… На горизонте высились заводские трубы, по улицам катили неуклюжие грузовые фуры. Сферу обслуживания представляли, в основном, автомастерские, заправки и дешевые магазинчики. В серых оштукатуренных домах, на вид как будто сделанных из обувных коробок, жили люди, по несколько семей на этаж. Улицы, машины, строения, их обитатели – всё носило особое клеймо, весьма мало похожее на ту печать, которой Малфои заверяли важные документы.
- Ну и дыра! – в сердцах бросил Драко, споткнувшись о какую-то полузарытую в снег ржавую железку, брошенную прямо на тротуаре. – Нашли, где погулять!
Луна полуобернулась, не останавливаясь.
- Сейчас мы выйдем туда, где начинается частный квартал. Он тебе больше понравится.
Они в последний раз свернули, и глазам Драко предстала совсем иная картина. Перед ними лежала широкая улица, застроенная небольшими, но симпатичными особнячками. Запорошенные снегом садики были пусты, нигде не видно ни души – похоже, обитатели этих домов, как и все смертные, ежедневно отправлялись на добычу хлеба насущного. Лишь на одном участке в летней беседке виднелась смутная фигура. Но уже второй взгляд опознавал в ней останки рождественской елки, погребению которых мешала то ли жалость, то ли лень.
Здесь заканчивался жилой массив. За особняками простирался белый квадрат земли. Если снисходительно отнестись к размерам, его можно было назвать полем. За полем, усмиренная шумоизолирующими щитами, неслась автострада.
- Оно, - палец Луны указывал туда, где заканчивалась улица и начиналось пустое пространство. На этой границе как-то обособленно росла целая купа деревьев. Точнее, купой они выглядели летом, а зимой, да еще издалека, больше напоминали айсберг или заиндевелый скалистый отрог.
Приблизившись, Драко увидел среди ветвей фигурно кованую решетку, за ней – силуэт дома, и понял, что это не клочок леса, а запущенный сад.
- Сюда? – он потянул на себя створку ворот.
- Не трудись, замок давно заржавел. Можно пролезть тут, через дырку, - Луна стояла поодаль и, прищурившись, смотрела Малфою за спину. – Давай скорее, пока полисмен прогоняет того бродягу.
Драко поспешно скользнул между двумя выгнутыми прутьями ограды.
- То, что мы делаем, незаконно? – уточнил он у Лавгуд, проникшей в сад вслед за ним.
- Почти. У этого дома есть хозяева. Во всяком случае, когда-то они были. Говорят, они до сих пор пытаются его продать, но не могут найти покупателя.
- Почему? – спросил Драко и шагнул вперед.
В следующую секунду его нога с чавканьем провалилась в снег по щиколотку, как в трясину. Малфой отшатнулся, с усилием вытянув её обратно. Осталась только впадина, которую быстро заполняла тёмная вода.
- Да здесь еще и болото!
- Обычный ручей, - сказала Луна, осторожно ступая на маленькую кочку. – Раньше он тёк в другом месте. Но там построили фабрику, ручей засыпали, и он вынырнул в этом саду. Хозяева не смогли его приручить и уехали. Но я знаю тропинку.
Она шагнула с кочки на камень. Драко последовал за ней, угрюмо хлюпая водой в ботинке.
Наконец они прыгнули на крыльцо. Его укрывал навес, уже прохудившийся, но по-прежнему украшенный литьем в одном стиле с оградой. Вообще, и ограда, и крыльцо, и каменная облицовка дома выдавала тонкий художественный вкус его бывших владельцев и их внушительные финансовые возможности. Здесь было не стыдно поселиться и чистокровному магу. Жаль, что такая красота пребывала в таком упадке.
Кое-где окна чернели провалами. Крыша цела, хотя жесть на ней порядком проржавела и слегка топорщилась. Стены плотно затянуты плющом, похожим на мотки толстой бечёвки, с которой, как с великанского ожерелья, свешивались прозрачные бусины-сосульки. Одичавшие деревья подступали вплотную к стенам. По обе стороны от крыльца, где раньше, наверное, благоухали цветочные куртины, тянулся вверх бойкий молодняк.
Тем временем Луна крепко ухватила дверное кольцо, а ногой упёрлась в косяк. Рывок, второй – и дверь подалась настолько, чтобы гости сумели протиснуться боком.
Луна протиснулась первой, предупредив Драко:
- Зажми нос.
Не успело очередное «почему» слететь с его уст, как ответ воспоследовал сам собой. Из-за двери шибануло ароматом, по сравнению с которым выгребная яма показалась бы букетиком фиалок за корсажем красавицы. Рот наполнился слюной, нос зачесался. Сквозь выступившие слезы Драко увидел, как Луна сорвала что-то, висящее на длинной нитке, привязанной к притолоке.
- Фто это ва врянь? – простонал он в два слоя шерстяного шарфа.
- Это пахучка, - Лавгуд показала ему крупный коричневый орех, напоминающий каштан. - Можешь размотаться, она узнала меня и перестала вонять.
- Пахучка? – Драко тянуло рассердиться, но ему было слишком смешно, а сердиться и смеяться одновременно он не умел.
- Пахучка – очень редкое растение. На кустике созревает один-единственный орешек. Тот, кто его сорвет, становится его хозяином. Пахучку обязательно нужно каждый день брать в руки, иначе она начинает привлекать внимание хозяина таким вот зловонием. Поэтому её называют пахучкой верной или пахучкой тоскливой. Она у меня тут за сторожа, - Луна стянула варежки и любовно подышала на орех, катая его в ладонях.
Изнутри дом выглядел пустым и необитаемым. Словом, не как дом. Потёмки. Пустая передняя с покосившейся вешалкой. Немногочисленные предметы мебели – штук пять-шесть на весь этаж – стояли в произвольном порядке. Опознать их не удавалось, потому что очертания полностью скрывались под полотняными чехлами. Паркетный пол покрывал слой окаменевшей грязи. В углах белели кучки снега, нанесённого ветром сквозь разбитые окна. Почерневшие обои серебрились от изморози.
- Не очень уютно, правда? – голос Луны, отозвавшийся эхом в каждой комнате, слегка испугал Драко. Лавгуд приглашающим жестом обвела дом. – Я стараюсь поддерживать тут порядок…какой-никакой. Чехлы – тоже моя идея, хотя всю хорошую мебель хозяева увезли с собой, оставили только ломаную и ненужную. Но вдруг пригодится, как ты считаешь? Сколько здесь было мусора, когда я впервые сюда забрела! Пришлось долго убираться, стирать надписи. А потом я повесила у дверей пахучку, чтобы она отпугивала безобразников.
Вид этого заброшенного дома больно резал Драко сердце и напоминал о "Фортуне". Какой она была тогда, давно, когда коридоры были расчерчены вдоль цепочками темных капель и кровавых лужиц и никому бы и в голову не пришло снять ботинки, придя туда. Какой она будет, если Драко вдруг умрет во цвете лет, последний Малфой - во всяком случае, один из последних. Вот так, разом, в прошлое и в будущее. Момент, когда разбиваются песочные часы – не они ли хрустят под ногами? Анфилада комнат видна напросвет.
Луна варежкой сняла с воротника паутинку.
- Пойдем?
Драко молча кивнул, сам не зная, куда собирается идти.
Они поднялись по лестнице этажом выше. На площадке слежалась груда бурых, сухих листьев – привет из осени.
- Нам туда, - варежка указала вверх. Черная варежка с белой вышитой снежинкой.
Выше только чердак. Здесь, похоже, тоже когда-то была комната. Об этом говорит низкая кушетка со старым комковатым матрасом, покрытая пуховым одеялом пыли. Над кушеткой картина, где уже ничего не разберешь. В стене круглое окно, бугристое из-за толстого слоя наледи. Лёд показался Драко цветным.
Луна выудила из пуховика волшебную палочку и, наведя ее на окно, пробормотала пару слов. Лед покрылся сетью трещин, на пол хлынул целый водопад, замерзая снова уже там. Обнажился витраж в виде цветка с красными и синими лепестками – чистый, облитый слезами. Комнатку прорезали красно-синие пучки света, в которых плавала пыль.
Луна приблизилась к окну, стянула варежки, провела ладонью по стеклу. Оно заскрипело под ее пальцами.
- Моё любимое, - сказала она тихо. – У нас дома был такой же витраж над входной дверью. Но однажды папа прочел обидную статью о «Придире» и кинул газету прямо в окно. Я хотела потом собрать осколки, но их все растащили садовые гномы.
- Зачем тебе осколки?
- О, видишь ли, у меня есть вырезка из журнала о том, как самому сделать калейдоскоп. Для начала нужно много разноцветных стеклышек.
Драко подошел к ней поближе.
- Я подумывала… использовать этот витраж… для калейдоскопа. Ты понимаешь? Но почувствовала, что просто не смогу. Разбить его - все равно, что совершить убийство. Теперь я, наоборот, берегу его, подрезаю ветки у деревьев поблизости, чтобы они не раскололи его, размораживаю лед. Так и не получила я красных и синих стеклышек. Было ещё зеленое…
- Но оно у меня.
Лучи, проходящие сквозь синий лепесток, освещали Луну, отбрасывая на ее лицо подвижные бирюзовые тени. Молочной голубизной сочились вьющиеся волоски, выбившиеся на лоб из-под шапки. В выпуклых, обычно светло-серых глазах отразилось по целому созвездию, искристому, жидкому, с туманными водоворотами. И Драко легко пообещал:
- Я верну.
- Не надо. Оно твоё.
Лавгуд улыбнулась. В созвездиях, вспыхнув ослепительно, родились две новые звезды.
- Знаешь, на кого мы похожи? Помнишь детскую книжку про Огонёк и Капельку, как они путешествовали вместе? Мне ее читала мама, когда была жива. Ты – вылитый Огонёк, а на макушке как будто костер горит.
Драко опустил взгляд и увидел, что руки у него алые, словно он окунул их в клюквенный сок. Он стоял рядом с красным лепестком.
- Помню. В желтой обложке, с картинками. Мне её тоже мама читала, - задумчиво сказал Малфой.
Человеческую душу можно разделить не только при помощи крестражей. Иногда она разделяется сама. Вот сейчас Драко чувствовал, как от цельного монолита его внутреннего "я" откололся маленький кусочек. На нём, словно на плавучем острове, уединилось всё самое безумное, самое странное и нелогичное, что было в Малфое. Именно эта частица порой заставляла практичного и лишённого всяческих сантиментов Драко впадать в никчёмный альтруизм, который потом обращался против него же. Именно она водила его рукой, когда он зачем-то писал ответ выжившей из ума дурёхе. Именно она заманивала его в невообразимую глушь, в закоулки цивилизованного мира ради глупой беседы в сомнительной компании. Именно этим дефектным обломком души Драко Малфой любил Луну Лавгуд и мог сколько угодно убеждать себя в обратном.
Это случилось здесь, в заброшенном доме, в разноцветных лучах света, вне времени и почти вне пространства. Мир взяли, аккуратно перевернули с ног на голову и поставили на место. То, что было сверху, осыпалось вниз, как снег.
И по-прежнему: полусодранные обои, синий и красный холод. Луна напротив. Луна, которую не полюбит ни один нормальный человек. Сейчас Драко почему-то осознавал это с удовольствием. Хорошо, что она не слишком красива и не очень умна; хорошо, что она носит пуховик, похожий на воздушный шар; хорошо, что в её карманах бренчат стёкла, а в голове варится чепуха. Значит, никому другому Лавгуд никогда не будет нужна. Только ему. Только к нему она станет приставать, заглядывать в глаза, докучать своей болтовнёй, тянуть за рукав, выводить из себя, только ему улыбаться, говорить умягчающе-ласково, заполнять пустоту, которая точила и разрушала его изнутри.
Это уже было совсем не удивительно. Ведь Драко немного сошёл с ума. А безумное тянется к безумному, так?
- Хочешь, я признаюсь тебе кое в чем?
Созвездия спрятались за ресницами и снова открылись.
- Я знаю, что ты любишь меня.
Это совсем не удивительно и очень просто. Отколовшийся кусок души не был настоящим Драко Малфоем. Поэтому мог делать что угодно. Даже любить Луну Лавгуд. Тем более, её.
- Ты знаешь? Что ж… Тогда, наверное, надо… - Драко криво усмехнулся. Алые пальцы забегали по пуговицам мантии. – Следует, наверное… - «Почему я не могу связать двух слов?» - Что-то ответить… – наконец неуклюже завершил он.
Как хорошо, что он стоит в красной полосе, где не заметен румянец, выступивший на щеках рваными пятнами. Драко полагал, что его уже ничем не смутить, а теперь робел и запинался, как первокурсник, получивший от девочки валентинку. Похоже, он всё-таки не умеет любить правильно.
Луна посмотрела в окно, а потом опять на Малфоя.
- Мне это приятно.
- И все?
- Да. Вернее, нет. Мне приятно находиться с тобой рядом. Мне было очень приятно получить твое первое письмо. Я радовалась, когда ты предложил мне встретиться с тобой. Я и сейчас рада. Очень рада. Я так давно хотела привести тебя сюда.
- Давно?
- Да. С тех пор как ты принес нам яблоки в подвал, когда нас не кормили целую неделю. Помнишь?
Драко потер лоб:
- Не помню. А такое было?
- Да. У вас в поместье, в подвале. Я расскажу тебе потом, если ты захочешь. Я уже тогда подумала, что непременно должна подарить тебе Всевидящее стеклышко, привести тебя сюда и сказать, что я часто думаю о тебе, так часто, что мне кажется, будто ты поселился в моем доме. Я тебе даже чашку купила. На случай, если ты все-таки придешь.
Да в конце концов! Пусть она сумасшедшая! Пусть оба они буйнопомешанные. Только бы она находилась рядом, говорила умягчающе-ласково, улыбалась... И любила его, конечно. Правильно или неправильно, не имеет значения, но вот так, как она это делает. Она нужна ему до смерти, эта Луна Лавгуд, которая хочет собрать калейдоскоп, но так и не научилась нормально причёсываться! Он столько пережил, он потерял больше, чем у него было, и стал похож на бесплодную пустыню, которая забыла, что такое вода. Но всего одной доброй капле дождя стоило упасть и увлажнить потрескавшуюся землю, чтобы та все вспомнила и заметалась от жажды.
- Я тебя люблю, Луна Лавгуд, я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты любила меня.
Драко легонько шевельнул рукой и костяшками дотронулся до её варежки. Кожа ощутила шершавые убористые ряды шерстяных петель. Варежка дрогнула.
- Огонёк и Капелька не могли взяться за руки. Он погас бы, а она – испарилась. Обидно, правда?
Драко помедлил и сделал маленький шаг. Малюсенький, словно просто покачнулся. И еще один.
Голос разума строго произнес: «Драко Малфой, ты совершаешь ошибку. Остановись! Вернуться ты уже не сможешь».
«Все уже изменилось», - ответил он мысленно. – «Выпущенную стрелу не вернуть назад. Должен же я сделать хоть что-то, о чем буду жалеть всю оставшуюся жизнь».
Ещё шаг. Пар от его дыхания сменил цвет с красного на синий, загустел, смешавшись с её дыханием. Они оба купались в колышущейся голубой зыбке.
- А теперь?
От колебания ветвей за окном по стенам бежали белые волны.
Луна зубами стянула варежки и вложила прозрачные, голубые пальцы в его голубые ладони.
- Теперь ты погас, - сказала она шёпотом.
«Остановись, Драко!»
Малфой за руки притянул её к себе так, что почти коснулся лбом её лба. Спирали тумана раскрутились, заклубились вокруг расширившихся зрачков.
«Остановись!»
Два профиля чернеют в голубом аквариуме. Зажатый между ними, мечется пар.
- Я давно погас, - прошептал он и неосязаемо поцеловал ее голубые губы.
Это было так просто. Так головокружительно просто и приятно, и лучше всего на свете.
В тот день Драко Малфой умер во второй раз. Он уснул блаженным сном, синим, как небо, в котором плавали кучевые облака снега, а со дна ангельски-спокойным светом светили две яркие звезды.
Уснул и не проснулся.
