Разговор Третий. РадугаСириус Блэк пощёлкал выключателем и выругался. В этом проклятом месте всё и всегда выходило из строя. То проводка выгорает, то вода вдруг становится бурой и начинает пахнуть цвелью вперемежку с болотными испарениями, а ведь он так старался следовать советам Дамблдора. Нет, совсем не пользоваться магией никак не выходило. Раз за разом приходилась нарушать данное самому себе обещание, потому что ни одна магловская технология не могла долго существовать в доме номер двенадцать на площади Гриммо.
Последнее время Блэк стал всё чаще выходить из себя. Каждый день в этих стенах давался с огромным трудом. Оказывается, стать заложником друзей ещё хуже, чем быть пленником врагов. В Азкабане у него хотя бы была надежда, а здесь только чувство безысходного ожидания.
Лишь одна радость, похожая на ту самую узкую полоску света, проникавшую порой в его тюрьму, согревала – редкие визиты членов Ордена Феникса. Любой из них теперь был желанным гостем, даже тот, кто когда-то считался непримиримым врагом. Но сегодня совсем иной день, один из тех, которых Сириус ждал с особым чувством. Всего через четверть часа его старый, мрачный дом будет с наслаждением впитывать свет единственного человека, что способен наполнить выжженную душу бродяги трепетными, полузабытыми чувствами.
Блэк взмахнул палочкой, и медный чайник с вмятиной от собачьих зубов на ручке засвистел, выпуская белёсые струйки пара из-под плохо прижатой крышки. Пятнадцать минут. Сириус улыбнулся сам себе, погружаясь в воспоминания.
Радуга. Весёлое чудо с самой искренней улыбкой на свете.
— Дядя Сириус, а правда, что ты можешь превращаться в собачку? — маленькая девочка сверлит его любопытным взглядом больших глаз, которые от волнения становятся то синими, то тёмно-зелёными, а то и вовсе чёрными, точно угольки.
— Кто тебе сказал? — он приседает на корточки, чтобы оказаться примерно одного роста с ней.
Какой он «дядя»? Ему всего-навсего двадцать лет. Она обвивает его шею тонкими ручками и шепчет:
— Я видела вчера за домом.
— Ах ты разбойница, — он хватает её и щекочет, а она, пытаясь вырваться, смеётся звонко, будто десятки маленьких колокольчиков луговых фей.
Смех маленькой племянницы ужасно заразителен, невозможно удержаться, чтобы не расхохотаться вместе с ней.
— Только не говори никому, хорошо? — отсмеявшись, он заговорщицки подмигивает. – Пусть это будет нашей большой тайной.
— Хорошо, — она кивает, восхищённо глядя ему в глаза.
Внезапно какая-то мысль полностью меняет выражение её лица, а вместе с ним и цвет волос из ярко-розового в тёмно-лиловый. Она хмурится и очень серьёзным шёпотом выдаёт:
— А если я всё-таки проговорюсь?
— Тогда, — он поднимается и, делая страшное лицо, нависает над ней, — в отместку я женюсь на тебе.
— А вот и нет. Я ещё маленькая, — она корчит смешную рожицу.
— Ничего, я подожду.
Протягивая к ней руки, он издаёт похожий на рычание звук. Весело взвизгнув, она бежит к дому. Уже у дверей останавливается, показывает ему язык и кричит:
— Теперь, я точно всем расскажу!
Насыпая крупные чайные листья в заварник, Сириус покачал головой. Она изменилась, превратилась в красивую молодую женщину, но не потеряла ничего из того, что ему всегда нравилось в ней. Она была словно маленький дикий огонёк, который в любую секунду мог зажечь всё вокруг себя, а мог и приласкать. Он даже не заметил, как она стала значить для него гораздо больше, чем просто дочка любимой кузины.
— Дадя Сириус?
— Радуга! – он метнулся к ней, но вдруг замер.
С ней что-то произошло, что-то очень плохое. Она выглядела совершенно разбитой, под глазами тёмные, почти чёрные круги, тусклые серые волосы уже не топорщились во все стороны и глаза, тёмные, как мёртвое озеро.
— Радуга, что произошло? – обеспокоенно спросил он, осторожно касаясь её плеча.
Она тряхнула головой.
— У тебя есть что-нибудь горячее?
— Конечно, чай, будешь? – он засуетился.
— Да, — она села за стол и уронила голову на руки.
Он молча достал из шкафа пару тонких фарфоровых чашек и, поставив на стол, налил в них горячего, чёрного чаю. Сладковатый аромат с примесью бергамота разлился в воздухе, наполняя мрачную комнату неожиданным уютом. Крепко обхватив ладонями одну из чашек, девушка медленно, будто раздумывая о чём-то, придвинула её к себе.
— Я так рада, что ты теперь здесь, — начала она, глядя куда-то в сторону.
Сириус затаил дыхание.
— Только ты один всегда понимал меня, — она печально улыбнулась. – И ты всё ещё зовёшь меня «Радуга», как в детстве.
— А ты зовёшь меня «дядей», — не выдержал Блэк, — хотя я много раз говорил, что это стариковское звание мне не идёт.
Её глаза чуть-чуть посветлели.
– Не буду. Но ты продолжай, так даже лучше. «Нимфа», «Дора» и даже «Нимфадора», — всё это ужасно глупо звучит.
Она помолчала.
— Хотя, знаешь, порой я думаю, что как раз самое глупое из возможных имён и будет мне как нельзя кстати.
— С чего вдруг такие мысли? – Сириус сел напротив и внимательно посмотрел на племянницу.
Оставив его вопрос без ответа, она поковыряла ногтем столешницу и тихо спросила.
— Ты когда-нибудь любил?
Блэк поспешно убрал руки под стол, чтобы она не заметила, как дрогнули его пальцы.
— Почему ты спрашиваешь?
— Просто ответь.
— Да.
— И ты был счастлив?
— Конечно. Разве можно быть несчастливым, зная, что ты не бесчувственный чурбан?
Нимфадора прищурилась и недоверчиво взглянула на Блэка. Её волосы приобрели рыжеватый оттенок.
— Мне кажется, что ты сейчас немного лукавишь.
— Почему? – Сириус расплылся в кошечьей ухмылке, ему очень хотелось чуть-чуть подразнить её, чтобы встряхнуть, привести в чувство.
— Я никогда не видела тебя в обществе женщины, а значит, не так уж тебе и посчастливилось.
— Да ну, неправда, — Блэк откинулся в кресле и, заложив руки за голову, поглядел в потолок. – Женщины. Такого добра у меня всегда было в избытке.
Нимфадора покачала головой.
— Это всё не то, я говорю о настоящей любви.
— А я о какой? Об игрушечной? Такое только ты любишь, насколько мне помнится, я никогда не соглашался играть в твои куклы, как ты не упрашивала.
Сириус с наслаждением смотрел, как волосы девушки в один миг вспыхнули огненно-рыжим.
— Я никогда не играла в куклы!
— Да уж, — ехидно протянул Блэк.
Теперь и её глаза стали ярко-зелёными. Она вскочила.
— Наверное, я зря сюда пришла!
— Вот такой ты мне нравишься больше, — усмехнулся Блэк. – Теперь ты перестала походить на стенающую банши, и я готов слушать.
Опустившись обратно в кресло, Нимфадора снова немного сникла, но, на этот раз яркие краски её не покинули.
— Я просто не понимаю, что мне делать, — проговорила она. – Не могу ни на чём сосредоточиться. Даже магия больше не слушается меня. Я долго не решалась, но потом всё же отважилась поговорить с тобой.
Блэк почувствовал, как что-то горячее поднялось из самой глубины его сердца и ударило в голову фонтаном разноцветных искр. Она пришла сама. Невероятно! Он изо всех сил пытался удержать маску абсолютного спокойствия, которую так умело надел при её появлении. Только бы она не передумала и не оборвала разговор.
— Дядя… — она осеклась.
Блэк, чуть-чуть придвинулся. Нимфадора закрыла глаза и выдохнула, словно набиралась смелости.
— Я люблю человека, который гораздо старше меня.
Вонзив ногти в ладони, Сириус внутренне убеждал себя держаться. А что если она испугается его чувств? Даже сейчас, когда сама так открыто говорит о них.
— Насколько старше? – его голос дрогнул, и он поспешно закашлялся, изображая, что поперхнулся чаем.
— На четырнадцать лет.
— Я не считаю это такой уж огромной разницей, — Блэк наклонился ближе.
— Да! – её глаза засияли. - И я не считаю. Значит, ты думаешь, разница в возрасте не препятствие?
— Конечно, — он встал.
— А почему же тогда он не смотрит на меня, как на женщину? – она тоже поднялась.
Сириус подошёл к ней и приобнял за плечи, стараясь вложить в это объятие всю нежность, на которую только был способен.
— Он смотрит, Радуга. Он просто боится, что ты отвергнешь его.
Её глаза, теперь уже цвета летнего неба распахнулись, а разметавшиеся волосы стали ярко-фиолетовыми.
— Так значит, Римус просто боится, что я скажу «нет»? – радостно спросила она.
Это было так, будто сотни кривых крючьев вонзились ему в душу и сердце и разом разорвали в клочья. Сириус отпрянул и отвернулся, но, даже не видя её, почувствовал, с каким нетерпением она ожидает ответа. Собрав волю в кулак, он холодно проговорил:
— Я не могу утверждать, это всего лишь мои догадки, но обещаю, что поговорю с ним.
— Сириус, я бы никогда не стала просить тебя об этом, — пролепетала она.
— Тебе и не нужно, — перебил он. – Это моё решение и моё право. Люпин мой друг. Единственный из оставшихся. И я, в свою очередь, единственный, кто имеет право говорить с ним об этом.
— Спасибо, — прошептала она и вдруг прижалась к его спине.
Он закрыл глаза. Запах этой женщины, тепло её кожи, еле слышное дыхание, а в особенности тот трепет, который он ощущал даже через ткань одежды, делали его слабым, безвольным и желающим только одного, схватить её, как когда-то давно и больше не отпускать.
— Радуга, тебе пора, — он мягко высвободился из её объятий и повернулся. – Я очень рад, что ты заглянула ко мне, но, думаю, тебе не следует забывать и о более важных делах, чем разговоры со старым дядюшкой.
— Ох, старый дядюшка, — Нимфадора звонко чмокнула его в щёку. – Не говори ерунды. Я уверена, любая женщина падёт к твоим ногам, стоит тебе только взглянуть в её сторону.
— Ну да, — бегло ответил он, чуть-чуть подтолкнув её к выходу.
— Нет, правда, — она так и не поняла его желания поскорее остаться в одиночестве. – Я всегда восхищалась тобой. Хотела бы я быть настолько же свободной.
Он обхватил себя руками. Начало морозить.
— Любая дворняга обладает в десятки раз большей свободой, чем я, Радуга, — он открыл перед ней дверь. – Но и они знают, что свобода не стоит ничего, когда нет того, к кому можно вернуться.
Прежде чем Нимфа успела что-то сказать, он выставил её и захлопнул дверь.
«Теперь я точно всем расскажу…» — стучало в висках.
Последние годы, это воспоминание было тем немногим, что давало силы жить. Маленькая девочка, обожавшая своего двоюродного дядю, теперь навсегда останется таковой. Мерзкое чувство дежавю. Так ведь уже было однажды. Точь-в-точь. Неужели он навсегда так и останется просто «другом семьи»?
— Нет, хватит! – Сириус со всей силы саданул кулаком в стену.
Люпин доверяет ему, а, значит, поверит всему, что он скажет. Не может оборотень стать хорошим мужем, отцом, тем более что его жалкие обрывочные фразы в присутствии Радуги никак не похожи на взаимные чувства. Больше не станет Сириус Блэк уступать своё место другим. Больше не будет покорно принимать удары. Пора ответить. Разве Люпин, узнай он подобное, отошёл бы в сторону?
Сириус закрыл лицо ладонями.
— Да, — вслух ответил он сам себе. – Римус не стал бы сомневаться.
— Сириус, ты не занят?
Знакомый голос. Блэк посмотрел в сторону звука. Перед глазами всё поплыло.
— Джеймс?
— Сириус, что-то не так? – гость приблизился.
— Римус, рад тебя видеть, — Блэк опустил плечи и виновато глянул на друга.
Тот грустно улыбнулся.
— Мне тоже часто не хватает его.
Сириус отвёл взгляд.
— Присоединишься? – спросил он, падая в кресло.
— Похоже, я не первый посетитель на сегодня, — Люпин устроился напротив и взял в руки чашку с недопитым чаем. – Дора была у тебя?
— Хм, — Сириус удивлённо посмотрел на друга.
Тот поставил чашку и поковырял ногтем стол точно так же, как делала Нимфадора несколько минут назад. Похоже, даже в том же самом месте.
— Ты забываешь кто я, — сказал он тихо. — Запахи для меня, как для тебя картины.
Сириус пристально посмотрел на друга.
— А знаешь что? – он произнёс те же слова, которые уже говорил когда-то давно и точно так же изобразил беззаботную радость. – Она была здесь, и у меня для тебя отличные новости…
