Продавец кукол

Глава №3 Проклятие

Мастер зелий должен не только оттачивать свои навыки, но и научится чувствовать процесс варки зелья. Магию, которая впитывается в основу поэтапно, невозможно измерить, но каждая ее капля важна для итога. Научившись чувствовать, мастер сможет исправить допущенную ошибку. Но стоит помнить, что нет единственно верного решения. Их десятки. И только от зельевара зависит, какое он выберет.
«Искусство зельеварения», Эврин Марк

***
— Зелье памяти не могло вызвать таких последствий, — произнес Снейп, листая книгу.
Мы были в его кабинете. Профессор сидел в массивном кресле с резными подлокотниками, я — на жестком стуле. Было ужасно неудобно, и я то и дело ерзала.
— Но ведь вызвал!
— Мисс Грейнджер, побочный эффект неправильно сваренного зелья — сыпь. Конечно, она бы мерзко выглядела и жутко чесалась, но зато вы отучились бы лгать.
Профессор недобро усмехнулся, а потом положил книгу на стол и ткнул длинным пальцем в сноску.
— Читайте! — приказал он.
— «Правильно сваренное зелье усиливает проклятия, связанные с кровью волшебника. В семнадцатом веке сочетание зелья и чар часто использовали для того, чтобы уничтожить предателей крови в древних и благородных родах. Такая комбинация была чрезвычайно удобной, так как проклятие могло проявить себя только после того, как жертва выпивала зелье…»
— Другими словами, — перебил меня Снейп, — вас сначала прокляли. Зелье же сработало по принципу ключа к замку и пробудило спящие чары.
— Но кто? Когда? — рассеянно спросила я.
Ощущения были мерзкими. Получалось, если бы я не настояла на том, что правильно сварила зелье и тем самым не разозлила Снейпа, — ничего бы не произошло.
— Но ведь зелье-то сварено неправильно! — озвучила я пришедшую на ум мысль, вполне логичную и безобидную, но дарящую крохотный лучик надежды.
Снейп откинулся на спинку стула и смерил меня задумчивым взглядом.
— Возможно, неправильно, но тем не менее последствия очевидны. У вас галлюцинации, вы теряете сознание без причины, синяки на запястьях, — перечислил он. — Конечно, вы, мисс Грейнджер, магглорожденная, поэтому использование на вас таких комбинаций зелья и чар маловероятно. — Снейп кивком указал на книгу. — Скорее всего, чары чувствительны к магии. Чем больше вы колдуете, тем более явными станут галлюцинации.
— Я ведьма. Я не могу отказаться от магии, — вздернула я подбородок.
Слова профессора вызвали у меня негодование. Слишком часто за годы учебы я слышала, что чужая в этом мире, что у меня дурная кровь, не то воспитание, не та компания. Это злило меня, вызывало желание доказать, что я ничем не хуже других.
— Хотите — колдуйте. Только потом не прибегайте жаловаться, что галлюцинации попытались вас убить. — Снейп равнодушно пожал плечами и придвинул книгу к себе.
— Так вы поможете мне? — Я с надеждой посмотрела на него.
— А что я, по-вашему, сейчас делаю? Или вы думаете, что у меня нет других забот?
Голос профессора прозвучал сердито. Встав, он взмахнул волшебной палочкой и перекрасил стену в белый цвет.
— Встаньте здесь. Надо определить, к какой категории относится проклятие.
Я послушалась. Профессор Снейп провел вдоль тела палочкой, бормоча слова на латыни. Сначала ничего не происходило, но потом вдруг стало щекотно, словно кто-то провел холодными пальцами по затылку, взъерошив волосы. Сердце испугано замерло на миг, а потом пустилось в пляс в ритме стаккато.
— Горчичный, — задумчиво произнес Снейп.
— Что?
— Цвет проклятия — горчичный, — пояснил он, а затем добавил: — Это цвет безумия.
— Беллатрикс, — прошептала я, горько усмехнувшись.
Что же, правду говорил Гарри: миссис Лестрейндж, даже горя в аду, продолжала уничтожать врагов своего господина.

***
Кабинет профессора я покинула поздно вечером. Снейп считал, что сумеет найти способ снять с меня проклятие. Я ему верила. Он знал, что делал.
Следующие несколько дней прошли спокойно. Прислушавшись к совету Снейпа, я почти перестала колдовать. Чтобы не было соблазна, прятала в сумку волшебную палочку, стараясь лишний раз не прикасаться к ней. Было тяжело, и все чаще возникало ощущение, что я добровольно отказалась от части себя, словно позволила отрубить себе руку. Чувство неполноценности было таким острым и всепоглощающим, что мне не удавалось ни на чем сосредоточиться. Мысли, навязчивые, пропитанные сомнениями, все чаще возникали в моей голове и подталкивали к безумию.
Однажды вечером я не выдержала и, схватив палочку, прошептала: «Люмос». На ее кончике засиял маленький теплый огонек. Надежда, словно диковинный цветок, распустилась, наполняя меня радостью и счастьем. Я все еще могла колдовать. Все еще была волшебницей.
Чистокровные маги беспощадны к отступникам. Особенно к собственным детям. Когда я спросила у профессора Снейпа, зачем было изобретать такие жестокие методы наказания предателей крови, он ответил мне вопросом на вопрос:
— Вы знаете, какой девиз был у Блэков?
— Чисты навек.
— Нельзя оставаться чистыми, нарушая традиции, одна из которых — заключение брака только между чистокровными волшебниками.
— Но ведь это глупо! — возмутилась я.
— Для вас — да. Для них же многие века это было опорой, которая не позволяла рухнуть их миру.
— Но есть же…
— Мисс Грейнджер! — Снейп рассержено посмотрел на меня. — Вы никогда не сможете понять этого. Магия — бесценна, и ради ее сохранения всегда жертвовали кем-то.
— Сводя с ума? — Я недоверчиво посмотрела на профессора.
— Да нет же! Чем вы слушаете? — это был риторический вопрос. — Необязательно сходить с ума. Нужно добровольно отказаться от магии, тогда проклятие потеряет свою силу.
Сказал как отрезал. Я опустила голову, пытаясь совладать с противоречивыми эмоциями, охватившими меня. С одной стороны, в словах Снейпа была крупица истины, с другой — предложенное решение вызвало во мне ярость. Обжигающую, обвивающуюся тугими змеиными кольцами вокруг сердца ярость.
Мое настроение, и так в последнее время подобное коробке с петардами, вновь сделало невообразимый кульбит. Резко встав со стула, я открыла рот, чтобы высказать Снейпу все, что думаю о чистокровных волшебниках и их средневековых методах и… застыла.
На месте Снейпа сидел Скабиор и тихо хлопал в ладоши. На нем не было привычного кожаного плаща, поэтому он казался мне меньше и безобиднее, чем есть на самом деле. Зато его губы были по-прежнему искривлены в насмешливой ухмылке, словно говоря: «Я все еще здесь. Рядом. Не стоит делать глупостей».
— Да чтобы тебя оборотень покусал! — зло воскликнула я, выхватила волшебную палочку и послала в него невербально проклятие.
Но что-то пошло не так. Магия, всегда такая послушная и преданная, словно взбесившись, обожгла ледяным пламенем мою ладонь. Вскрикнув, я отшатнулась назад и упала, потеряв сознание.

***
— Очнулись, Грейнджер?
Снейп стоял рядом со мной, сидящей в его кресле, мягком, не то что это орудие пыток напротив его стола.
— Что случилось? — спросила я хрипло.
— Вы не помните?
Профессор недоверчиво щурился, пытливо глядя на меня. Глаза в глаза, словно старался прочесть мои мысли. Или выпотрошить голову, что вероятнее.
— Скабиор, — мрачно ответила я. — Он опять появился, ну и я попробовала его заколдовать. Не получилось, да?
— Отчего же? Вам удалось застать меня врасплох, — едко.
Как у такого внешне холодного человека получалось голосом передавать все разнообразие эмоций? Околдовать, приколоть шпилькой, словно букашку к картонке, запугать, убедить — все это он мог сделать, не прикладывая лишних усилий. Эта его способность смущала меня и вместе с тем вызывала восхищение. Если я когда-нибудь заведу себе коллекцию, то в ней будут голоса: волшебные, обладающие даром влиять на людей, менять их.
— Я не понимаю, — призналась я, пряча глаза. Смотреть сейчас на профессора невыносимо, ведь мне было немного стыдно за свои мысли.
— Не было никакого Скабиора, — он устало вздохнул. — В кресле сидел я. Вы на меня напали, я же успел вовремя вас оглушить.
— Извините, — только и сумела произнести я, слишком ошеломленная его словами.
Раньше, когда рядом был профессор Снейп, Скабиор не появлялся. Он предпочитал навещать меня утром или ночью, когда я оставалась одна и меньше всего ждала его. Профессор же был своеобразным барьером, защищающим меня от слишком живых галлюцинаций. А теперь барьера не стало. Более того: мой ненастоящий приятель начал вредить не только мне, но и окружающим. Мастерски выдавая вымысел за реальность, Скабиор стал ломать все, до чего мог дотянуться.
И если его не остановить, то в один замечательный день я проснусь безмозглой куклой, которая слышит голоса и послушно выполняет все их желания.
— Вам не за что извиняться, — тихо сказал Снейп и, увидев изумление на моем лице, пояснил: — Вы больны, мисс Грейнджер.
— Но я замечательно себя чувствую, — поспешно возразила я.
— Сейчас — да. Но кто даст мне гарантию, что, покинув мой кабинет, вы не пойдете прыгать с Астрономической башни? Или не убьёте кого-нибудь по дороге в свою комнату? — произнес Снейп равнодушно, ни единым жестом не показывая своих эмоций, словно он не человек, а глыба льда.
— Я не сумасшедшая.
— Пока еще нет, — он кивнул. — Вы вовремя обратились за помощью.
Знал бы Снейп, чего мне это стоило. Ведь стучать в двери, которые ото всех наглухо закрыты, страшно. Мне повезло, что профессор сжалился и приоткрыл их. Совсем чуть-чуть, на пару дюймов, но и этого хватило, чтобы я вновь обрела надежду.

***
Скабиор пришел ко мне утром. Привычно дымя сигаретой, он сидел, прислонившись спиной к столбику кровати, и рассматривал меня. Пока что его устраивала роль наблюдателя, и это не могло не радовать.
— Не ходи к нему больше, красавица, — он как всегда первым нарушил тишину.
Смотрел тоскливо и как-то отчаянно, словно знал наперед, что я его не послушаю.
— Почему ты молчишь? Считаешь, что если представить, что меня здесь нет, то я исчезну? — Скабиор рассмеялся, мягко, снисходительно. — Не надейся, не исчезну. А вот наказать смогу.
— Опять будешь морочить голову иллюзиями? — невольно спросила я. Любопытство сегодня оказалось сильнее здравого смысла.
— Увидишь. — Скабиор многообещающе усмехнулся и исчез.
Мне на мгновение стало не по себе. Я сомневалась, что его затея так уж безобидна, но поспешила отогнать от себя мрачные мысли. Если я всему буду верить, то действительно сойду с ума. И никаких мертвых егерей не понадобится.
Повесив сумку на плечо, я открыла дверь и на миг ослепла от невыносимого яркого света. Он проникал даже сквозь плотно сомкнутые веки. Глаза слезились, и, не выдержав, я отшатнулась, закрыв лицо руками.
Благословенная темнота. Ласковая.
Но сияние исчезло так же неожиданно, как и появилось. Я медленно опустила руки и обвела взглядом комнату, в которой оказалось.
В это было невозможно поверить.
Вместо каменной лестницы, ведущей в гостиную Гриффиндора, передо мной висели полки. На них сидели куклы: фарфоровые, тряпичные, пластмассовые. Все они с интересом рассматривали меня глазами-бусинками — пристально так, не мигая, пробирая до дрожи своим показным равнодушием. Сверкали нарисованными улыбками на бледных лицах, протягивали маленькие ручки, словно говорили: «Возьми меня. Возьми!»
Вскрикнув, я отступила на шаг назад, второй, третий… А потом развернулась и побежала, не разбирая дороги. Спотыкаясь и цепляясь мантией за острые края полок, неслась вперед, ощущая, что за мной продолжают наблюдать. Не таясь, тихонько хихикая, шепча вслед тонкими детскими голосами.
Поиграй со мной!
Нет! Со мной! Со мной!
Вот еще! У меня платье из органзы.
А у меня из шелка!
Иди к нам!

Мы обязательно подружимся…
…красавица…
Последнее слово подействовало на меня словно удар кнутом. Выхватив волшебную палочку, я резко развернулась. Ведь так меня называл только Скабиор. И если он где-то здесь, то у меня есть шанс вернуться назад, в настоящий мир. Только бы магия проняла его!
Но Скабиора не было.
В комнате стали загораться свечи. Казалось, их не меньше сотни. Они вспыхивали яркими огоньками, словно мотыльки паря в воздухе. Окинув взглядом помещение, я поняла, что оказалась в кукольной лавке. Здесь невыносимо пахло благовониями. Сандал и мирра смешивались с амброй и мускусом, порождая нечто невероятное, одурманивающее, расслабляющее. Веки стали тяжелыми, и меня потянуло в сон. Зевнув, я потерла глаза. Бесполезно! В них будто песка насыпали, да еще и пудры сверху натрясли — все было нечетким, словно сквозь туман.
Пошатнувшись, я ухватилась за полку, чтобы удержаться. Кукла в красивом голубом платьице и с золотыми локонами повернула ко мне голову и понимающе улыбнулась.
— Приляг, отдохни, — сказала она. — Тебе больше не нужно никуда спешить.
А глаза — живые, человеческие. Знакомые. Как и лицо — хорошенькое, смазливое и чуть капризное. Лицо Лаванды.
Но ее ведь убили.
Я в ужасе отшатнулась назад. А кукольная мертвая Лаванда продолжала тянуть ко мне крохотные ручки и смеяться. Она упивалась моей беспомощностью, поглощала, как губка, ужас, наслаждалась моей слабостью. И на глазах оживала, становясь все больше похожей на настоящего человека, словно мои эмоции по капле вливали в нее жизнь.
Мое же тело становилось непослушным, совершенно чужим. Взглянув на свои ладони, я судорожно сглотнула: кожа стала белой, словно все краски выцвели. Пальцы гнулись плохо, и, присмотревшись, я увидела, что вместо суставов у меня появились шарниры, новенькие, блестящие, словно смазанные маслом.
Кукольная кожа. Кукольные руки. Кукольная Гермиона.
Глубоко вдохнув, я заставила себя расслабиться и успокоиться. Это все ненастоящее. Галлюцинации. Как там профессор Снейп говорил?
«Они не навредят, пока вы им не позволите».
Это болезнь. Ее можно побороть, надо только верить в свои силы, быть смелой.
Благовония по-прежнему дурманили, а ожившие куклы пугали. Я постаралась не обращать на них внимания и найти кассу, за которой должен стоять продавец. Как и во всех лавках, рядом с кассой был выход. Дверь — вот моя цель. Она приведет меня к свободе. И к Снейпу. Он обязательно что-то придумает, чтобы не дать мне окончательно заблудится в лабиринтах моего сознания.
Поэтому я упрямо шла вдоль полок. Не глядела по сторонам, не прислушивалась к голосам, не обращала внимания на то, что мне все труднее дается каждый шаг, что суставы-шарниры скрипят и не гнутся.
Подбадривая себя, я двигалась вперед, к цели. Еще немного. Главное — не сдаваться. Вот, на первый взгляд бесконечные, ряды полок исчезли, и я увидела то, что искала. Кассовый аппарат, дверь. Только продавца не было. Возможно, это и к лучшему. Сил, чтобы бороться со Скабиором, у меня сейчас не было.
Сделав последний рывок, я распахнула настежь дверь и шагнула во тьму. И будь что будет!

***
Меня снова ослепила вспышка невыносимо-яркого света. Когда же глаза обрели способность все четко видеть, мне захотелось ослепнуть. Напротив меня, на поваленном дереве, сидел альфин. Он настороженно смотрел огромными желтыми глазищами и нетерпеливо постукивал перекрученным хвостом по земле. Передние орлиные лапы с длинными когтями то и дело царапали ствол дерева. Вокруг нас же возвышался защитный купол, по стенкам которого проходила рябь, словно кто-то бросил в воду камушек.
Я судорожно вздохнула, попыталась успокоиться. Альфины, как и все представители кошачьих, чувствовали страх. И нападали. Срабатывал охотничий инстинкт. Все, что мне оставалось, — не делать резких движений и надеяться, что купол изнутри проницаем для волшебников. Очень сильно надеяться. Становиться ужином для Полосатика мне не хотелось.
Отступив, я замерла, изучая его поведение. Он по-прежнему сидел на месте, только длинный тонкий язык время от времени мелькал между зубами, как будто альфин пробовал воздух на вкус. Или облизывался.
Продолжая идти спиной вперед, я попыталась вспомнить все, что знала об этих животных, но на ум приходила всякая ерунда. А настойчивей всего — детская считалочка про гномов.
Сдавшись, я стала бормотать ее. Монотонность и ритм успокаивали. Я понимала, что чем лучше держу себя в руках, тем больше у меня шансов выбраться отсюда живой.

Под горою у реки
Живут гномы-старики,

Вибрация магии стала почти осязаемой. Покалывание в кончиках пальцев сменилось легкой щекоткой, а затем внезапно жжением.

У них колокол висит,
Позолоченный звонит:

Полосатику не понравилось, что я отошла так далеко. Подобравшись, зверь, словно пружина, прыгнул и приземлился в двух шагах от меня. Недовольно заворчав, он выгнул дугой спину и ощерил клыки — длинные, острые, смертоносные.

— Диги-диги-диги-дон —
Выходи скорее вон!

Он бросился на меня, но налетел на возникший между нами щит. Рассержено зашипев, альфин ударил по преграде когтистыми лапами. Раз, второй, третий, но щит выдержал.
Оказалось, что все это время я не дышала. Не смела. И лишь когда Полосатик, потеряв интерес, направился вновь к своему дереву, облегченно выдохнула. Я все еще жива.
— Дура! — не хуже альфина прошипели у меня за спиной.
Оглянувшись, я увидела злого, как дюжина пикси, профессора Снейпа.
«А ведь все так хорошо начиналось!» — тоскливо подумала я.