Глава №1 ГостьЗелье одновременно может быть и ядом, и панацеей. Разница между этими двумя полюсами состоит в одном неверном движении руки зельевара. Иногда мы можем увидеть ошибку в изменении цвета или консистенции зелья, но иногда она сокрыта. Не стоит безоговорочно верить тому, что мы видим — глаза могут лгать. Последствия же нашей оплошности порой бывают необратимы.
«Искусство зельеварения», Эврин Марк
***
— Один, два, — отсчитывала я капли сока полыни, — три, четыре…
— Гермиона, — шепотом позвал меня Невилл, — у меня зелье стало синего оттенка. Что делать?
— Пять, шесть… Добавь две унции измельченного корня аконита, — подсказала я.
На последней стадии приготовления зелье
памяти было неустойчивым. Малейшая ошибка — и два часа работы коту под хвост.
— Добавил. Не помогает! — Голос друга звучал потерянно и почти отчаянно.
— Девять, десять… Наложи на котел стазис, чтобы он не взорвался, — посоветовала, стараясь не отвлекаться.
Ужасно хотелось чихнуть из-за непривычной смеси запахов дягиля и аконита. Испарения были неядовитыми, но голова все равно кружилась. Дышала я ртом, вдыхая глубоко и редко — помогало плохо, но лучше уж так, чем потерять сознание на уроке профессора Снейпа.
— Гермиона! — еще раз окликнул меня Невилл, легонько дернув за рукав мантии.
Пипетка в моей руке дрогнула, и вместо двух капель в котле оказалось все.
— Чтоб его! — воскликнула я, напряженно глядя на то, как зелье медленно меняет цвет.
Из бледно-голубого оно стало прозрачным, а потом — цвета спелой сливы. Я облегченно вздохнула — все получилось именно так, как описано в рецепте!
— Неплохо, — заметил Снейп, склонившись над моим котлом, а потом вдруг спросил: — Сколько капель сока полыни вы добавили в зелье?
— Четырнадцать, сэр.
— Врете. — Он скривил губы в презрительной усмешке.
— Вовсе нет! — поспешно возразила я. — В рецепте…
— Я прекрасно знаю, что там в рецепте, — нетерпеливо перебил меня профессор. Он взял длинную ложку и, зачерпнув немного зелья, протянул мне.
— Пейте, мисс Грейнджер.
Спорить бессмысленно — еще больше разозлю Снейпа. Но и пить зелье мне тоже не хотелось. Я-то знала, что добавила больше четырнадцати капель сока, но цвет и запах — едва уловимый, горький — соответствовали описанию. Можно было рискнуть.
Я взяла протянутую ложку и поднесла ко рту. Аромат усилился, стал навязчивее, резче. Вздохнув, я залпом выпила зелье. На вкус оно оказалось вполне терпимым. Теплая жидкость согревала, и я с удовольствием зажмурилась, пытаясь сосредоточиться на воспоминании, которое хотелось бы воспроизвести.
Зелье
памяти помогало вспомнить в мельчайших подробностях любое событие, даже если в сознании остался лишь смутный образ.
Сначала мне захотелось вызвать в памяти мой одиннадцатый день рождения. Счастливый семейный праздник, сладко пахший имбирным печеньем и ванилью. Родителей, молодых и беззаботных. Торт со сливочным кремом, украшенный кусочками фруктов и смешными полосатыми свечами. Хотелось нырнуть с головой в беспечный океан счастья, такой по-детски бездонный и ласковый. Бесконечный...
Не получилось.
Вместо семейного праздника я увидела в своем сознании лес, мрачный и подозрительно тихий. Ни пения птиц, ни шороха ветвей, ни озорного ветра, который так любит играть с листьями на деревьях. Лишь воздух, пропитанный угрозой — душной, влажной, сжимающей грудь железными тисками.
А потом — сумасшедшая гонка, призом в которой была жизнь. Тяжелое дыхание, когда бежишь на одном лишь упрямстве. Несешься сломя голову вперед, а ветки хлещут по лицу, цепляются колючками за одежду, норовят сбить с ног. И понимаешь, что ты уже проиграла. Не скрыться, не спрятаться, не спастись.
Капкан захлопнулся, а впереди лишь неизвестность, которая пугала сильнее смерти.
Я ненавидела это воспоминание. Оно было пропитано беспомощностью и покорностью, усилено пытками Беллатрикс и унизительным словом, вырезанным на моей руке. Оно имело терпкий запах табака и пота, приправленного похотью. Оно звучало громко и насмешливо, до сих пор отдаваясь эхом в моих кошмарах.
«Привет, красавица!»
Я вздрогнула и распахнула глаза. Передо мной все еще стоял профессор Снейп. Хмурился, нетерпеливо постукивая пальцами по столу, но молчал. Ни одного язвительного замечания в свой адрес я от него так и не услышала. Его губы были сжаты в тонкую линию, глаза холодные и нечитаемые. Но я чувствовала напряжение, волнами исходящее от Снейпа: идея напоить меня зельем больше не казалась ему привлекательной.
— Какое воспоминание вы видели, мисс Грейнджер? — требовательно спросил он.
Мне не хотелось рассказывать о том, что пугало меня, всем присутствующим в классе, поэтому я решила соврать. Еще раз.
— Мой день рождения, сэр.
— Вот как, — протянул профессор, — тогда почему вы плачете?
Невольно прижав ладонь к щеке, я ощутила влагу. Мерлин, как не вовремя! Вытерев слезы, я шмыгнула носом и сказала:
— От счастья, профессор.
— Врете.
Снейп достал волшебную палочку и, взмахнув ею, очистил мой котел.
— Зелье сварено неправильно, — пояснил он и, чуть помедлив, добавил: — Минус двадцать баллов за ложь. Вы, мисс Грейнджер, хоть и героиня войны, но по-прежнему остаетесь ученицей. Не стоит об этом забывать.
Сзади послышались смешки, но я не стала оглядываться, потому что все еще находилась в своем так не вовремя ожившем воспоминании. И понимание этого ранило меня гораздо сильнее, чем насмешки и жалостливые взгляды. Ведь прошлое не отпускало, упрямо цеплялось паучьими лапками и тянуло назад. А я ему позволяла.
***
Поднимаясь по лестнице в комнату девочек, я искренне надеялась, что смогу провести несколько часов перед ужином в одиночестве. После гибели Лаванды Парвати стала молчаливой, меньше улыбалась и старалась не оставаться в одиночестве надолго. Гораздо легче пережить утрату, если рядом друзья, поэтому Патил тянулась к чужому теплу, пытаясь отогреться сама. У нее получалось, у меня — нет.
В комнате никого не было. Невыносимо пахло приторными духами и я, поморщившись, открыла окно. Глубоко вдохнула свежий воздух, ощутив, как осенняя прохлада наполняла каждую клеточку моего тела — словно пузырьки минералки щекотала кожу, заставив поежиться и в то же время улыбнуться.
Сняв мантию, я небрежно бросила ее на кровать. Затем подошла к зеркалу, большому, в массивной деревянной раме. Отражение не радовало. Усталость, которая копилась месяцами, оставила свой след в виде тревожной морщинки между бровями. Темные тени, залегшие под глазами, появились от бессонницы. Зелья не помогали, а маггловскими препаратами я злоупотреблять не хотела. Все же зависимость — это отвратительно.
Волосы, выбившиеся из пучка, от слишком влажного воздуха в кабинете зельеварения завились в мелкие кудряшки. Я нахмурилась, поняв, чего стоит привести прическу в порядок.
Осторожно вытаскивая шпильки из спутанных волос, я вспомнила о сегодняшней встрече с Хагридом. Вчера он позвал нас с Гарри и Роном проведать его в заново отстроенной хижине, посидеть, выпить чаю и посмотреть на его нового питомца. Зная лесничего, можно было ожидать чего угодно. Оставалось лишь надеяться, что милейшая зверушка не ядовита.
Наклонившись, я положила шпильки на столик и взяла щетку для волос. Да так и замерла, с ужасом глядя в зеркальную гладь. А оттуда на меня смотрело отражение мужчины с длинными темными волосами, собранными в неаккуратный хвост. Он стоял он за моей спиной, усмехался неприятно, хищно, а потом сказал:
— Ну что, красавица, вот мы и встретились.
Я резко развернулась к нему, совершенно не понимая, что происходит. Егерь ведь мертв! Его имя значилось во всех списках погибших Пожирателей — я это точно знала! Ошибки быть не могло.
— Вы мертвы! — я отступила.
Выхватив из кармана волшебную палочку, я нацелила ее на егеря. Уверенности, что смогу его одолеть, не было, но и сдаваться без боя я не собиралась.
— Тише, солнышко. Еще поранишься, — снисходительно заметил он, приблизился на шаг и протянул раскрытую ладонь: — Отдай ее мне.
— Не приближайтесь.
— Ну же, не упрямься.
Его голос звучал мягко, но настойчиво. Так кошка играет с мышкой, перед тем как запустить в нее свои когти, — ведь прекрасно знает, что грызун от нее никуда не денется.
Егерь приблизился еще на несколько шагов, и я, не выдержав, выкрикнула:
— Ступефай!
Луч заклинания пролетел сквозь него, не причинив вреда. Я судорожно вздохнула, не веря глазам. Так ведь не бывает!
— Ай-я-яй! Разве так приветствуют старых друзей, Пенелопа? — с издевкой спросил он.
— В-вы мне н-не друг, — заикаясь, возразила я и опустила бесполезную палочку.
— Да? Жаль. — Он, казалось, огорчился, но лишь на миг, так как широко улыбнулся и заявил: — Мы с тобой обязательно подружимся, солнышко.
— Как вы…
— О, ну зачем же так официально? Зови меня Скабиор, — перебил егерь, шутливо поклонившись. Казалось, ему доставляет удовольствие притворяться добряком. Вот только получалось плохо: ни холодными глазами, ни кожаным пальто с клетчатыми брюками, ни тем, как он принюхивался к воздуху — по-звериному, словно пытался уловить среди смеси запахов один, особенный аромат — ничего не подходило к выбранной им роли.
А затем он стремительно преодолел разделяющее нас расстояние и попытался схватить меня. Не получилось. Его руки прошли сквозь мое тело, словно Скабиор был призраком. Вот только егерь не просвечивал и потусторонним холодом от него не веяло. Он был, но в то же время его не было.
Скабиор досадливо поморщился, но потом вдруг усмехнулся. Нехорошо так, лукаво, словно знал какую-то тайну, но пока не собирался ею со мной делиться.
Он наклонился и прошептал:
— Мы обязательно познакомимся с тобой поближе, красавица. У нас будет много времени.
И исчез, растаяв в воздухе словно дым. А я так и осталась стоять на месте, рассеяно хлопая глазами и все еще ощущая на своем лице его теплое дыхание.
***
Отдохнуть мне так и не удалось. Оставаться одна в комнате я побоялась. После более чем странного визита это было неразумно.
В первую очередь я пошла в библиотеку, чтобы еще раз просмотреть списки погибших в финальной битве. Перебирая пальцами шуршащие листы пергамента, я скользила взглядом по именам. Одни были мне незнакомы, другие заставляли вздрагивать и сильнее, до побелевших костяшек, сжимать кулаки, чтобы прогнать нежеланные воспоминания. Егеря Скабиора я нашла в самом конце списка погибших Пожирателей. Не было указано ни настоящего имени, ни даты рождения. Только место, где его похоронили. Конечно, авроры могли ошибиться. Например, неправильно опознать тело. Мало ли какие заклинания можно было использовать, чтобы замести следы.
Но интуиция мне подсказывала, что в бумагах нет ошибки. Скабиор-человек мертв, но… тогда кого сегодня видела я?
***
После ужина мы с друзьями пошли к Хагриду. Я не стала рассказывать им о странной встрече — не хотела пугать. Они бы не поняли и, скорее всего, решили бы, что сработало отсроченное проклятие. Например, Розье любил оставлять после себя такие подарки. Особенно ему нравилось проклятие окаменения. Через месяц-полтора эти чары активировались, и кожа жертвы становилась серой, твердой, нечувствительной. В таком полуживом состоянии человек мог провести месяцы, а то и годы, не испытывая ни голода, ни жажды, ни боли. А потом, по истечении срока действия проклятья, камень истончался, светлел, становился хрупким, как фарфор. Человек становился куклой, все еще живой, мыслящей, но обреченной на гибель. И после просто распадался на части, чаще всего превращаясь в пыль.
Медленная смерть, мерзкая. Я видела молодого аврора, пораженного таким проклятием. Жуткое зрелище. Безнадежное. Конечно, колдомедики в Мунго все еще пытались его спасти, но все прекрасно понимали, что надежды нет. Слишком поздно он обратился за помощью.
Я устроилась в кресле возле камина, обхватив ладонями огромную кружку с чаем, и внимательно слушала басню о том, как Хагрид встретил своего нового питомца. История оказалась скучной и немного банальной. Детеныша альфина* он нашел в Запретном лесу возле мертвой самки. Пожалев малыша, Хагрид решил забрать его к себе и вырастить.
Звереныш был милым и послушным, считал Хагрида своим лучшим другом и съедал пару ведер мяса каждый день. Почти не кусался и не был ядовит. Гарри облегченно вздохнул, услышав последние слова. Признаться, я прекрасно понимала его: Хагрид, конечно, замечательный, но его любовь к опасным тварям доставляла всем кучу неприятностей. Попрощавшись с Хагридом, мы пообещали чаще к нему заглядывать и в следующий раз обязательно навестить Полосатика (так он назвал своего альфина).
— Хорошо хоть Хагрид не держит его в доме, — сказал Рон, оглядываясь назад. Наверное, хотел убедиться, что Полосатик не выбрался на волю и не бежит следом.
— Чего ты жалуешься? Он же не предлагал нам его покормить или погладить, — резонно заметил Гарри, уткнувшись носом в шарф и спрятав руки в карманы, он был похож на нахохлившегося воробья.
— Еще чего! Не буду я никого кормить, — возмутился Рон, поежившись.
В его памяти все еще было свежо воспоминание о тех магических тварях, которые дрались на стороне Волдеморта. Страх перед ними проник глубоко в сознание Рона — он словно постоянно ждал нападения. После войны у всех нас появились свои кошмары.
Посидев еще немного с друзьями в гостиной Гриффиндора, я пожелала им спокойной ночи и поднялась в свою комнату. Кровать Парвати все еще была пуста. Наверное, она сейчас либо на свидании, либо опять допоздна засиделась в башне Рейвенкло вместе с сестрой.
Переодевшись, я с опаской заглянула в зеркало, но увидела там лишь собственное отражение. Никаких егерей, слава Мерлину!
Я понимала, что бессонные ночи не пройдут бесследно, но не ожидала, что мое изнеможенное сознание отомстит мне такими правдоподобными галлюцинациями. Решив дать себе хотя бы ночь полноценного отдыха, я выпила зелье
сна без сновидений. Легкое решение и, возможно, не самое правильное. Но я слишком устала плыть против течения.
________________________________
*Альфин (Alphyn) - очень похож на тигра, но с более плотным и волосатым телом, густой гривой, вытянутыми ушами, длинным тонким языком и перекрученным хвостом. Передние лапы у альфина орлиные.
