Глава 3По возвращении домой мне стало довольно тоскливо: Грейнджер все-таки приняла мое предложение «расслабиться» и напилась за мой счет. Конечно, зрелище было потрясающим, да и вообще, кто мог представить себе Золотую Девочку хотя бы выпившей? Только вот самостоятельно она не могла добраться домой, а я, будучи настоящим джентльменом, остался с ней и протащил ее через добрую половину волшебного Лондона. Как ни прискорбно, Грейнджер не смогла внятно произнести свой адрес, чтобы мы аппарировали, максимально облегчив задачу нам обоим. В конце концов, устав нести на себе с виду легкое тельце девушки, я посадил ее на лавочку, что находилась в ближайшем парке, отыскал в карманах мантии кусок пергамента и автоперо и попытался заставить виновницу сложившейся ситуации написать свой адрес. Но, как несложно догадаться, еле стоящий на ногах человек в принципе не способен разборчиво написать свой адрес, отчего моя попытка с треском провалилась. Так я, отчаявшийся и немного замерзший, вместе с Грейнджер, раскрасневшейся и постоянно хихикающей, сидел на той мерзкой лавочке до тех пор, пока меня не осенило: в документах на квартиру обязательно будет указан ее адрес. Я достал из своего кейса папку с бумагами Грейнджер, отыскал нужный документ, и, увидев адрес, схватил Грейнджер в охапку, мысленно аплодируя своему гению, после чего мы, наконец, аппарировали. Приземлившись у порога девичьего жилища, я первым делом отнял у Грейнджер ее маленькую сумочку, особо не церемонясь, призвал ключи с помощью Акцио и открыл дверь.
Квартира гриффиндорки была немного не такой, как я себе представлял: скромная мебель, светлые обои, новый, судя по виду, паркет и совершенно никаких признаков роскоши.
– Ну, Грейнджер, признаться, я слегка разочарован, – сказал я, усаживая ее за стол в маленькой кухоньке. – С релаксацией ты, конечно, перестаралась. Однако теперь ты дома, и я вынужден оставить тебя.
– Малфой, не уходи, – несвязно, все еще по-идиотски улыбаясь, пролепетала Грейнджер.
– Извини, мы договаривались только на оказание юридической помощи, поэтому ни психологом, ни дружком-фляжником я для тебя не стану. Теперь отрезвляйся, приходи в себя, утро начнешь с раскаяния ввиду всего, что вспомнишь, а как отойдешь – жду сову, – сказал я и аппарировал в родовое поместье, не чувствуя угрызений совести.
Теперь я сидел за столом в одной из своих комнат и откровенно бездельничал, постукивая пальцами по идеальной поверхности дерева. Мне стоило думать насчет Грейнджер и ее ненаглядного Уизли, но в голову лезли лишь воспоминания об учебе с Коулманом, который постоянно крал или портил мои работы. В общем, заниматься документами совсем не хотелось, но я, пересилив свою лень, нехотя достал из кейса папку Грейнджер и стопку своих записей, в которых делал пометки для удобства. Для начала я решил еще раз пересмотреть оформленное Коулманом и Уизли заявление о расторжении брака, надеясь, что в этот раз мне удастся найти изъян, как иногда случалось в академии. Брайан Коулман, может, и хороший стратег, но даже он может просчитаться – иной надежды у меня не было. Да, я был вынужден успокоить Грейнджер, сказав, что адвокат ее бывшего не лучший профессионал, но себя не обманешь – в этом мире невысоко ценятся таланты адвокатов, нужны неоспоримые аргументы, документальные подтверждения, иначе никто и не вспомнит о справедливости или честности. Итак, пытаясь отогнать пессимистический настрой, обычно не присущий мне, я решил облегчить себе задачу: вспомнить, как мне удавалось раньше выигрывать дела.
Помню свое первое дело: мужчину по имени Генри Симмонс собирались отправить в Азкабан на десять лет за убийство жены, которое он якобы совершил, находясь в состоянии аффекта, увидев ее, Пенелопу, с любовником. Жаль, что суд не брал во внимание тяжелую болезнь женщины – на тот момент она, можно сказать, была уже приговорена и доживала свои последние недели, а кроме того, поместье Симмонсов было ненаносимо, а единственным человеком, посещавшим их жилище, был личный врач семьи. Этот лекарь, как выяснилось, вколол Пенелопе слишком большую дозу обезболивающего, совершив роковую ошибку, следствием которого и стала смерть пациентки. Но сам он, врач, дал ложные показания, засвидетельствовав против Генри, надеясь спасти свою шкуру, чем, сам того не ведая, усугубил свое наказание, когда его удалось вычислить.
Над тем делом мне пришлось несколько месяцев работать без устали, следуя ложным показаниям медика, а именно непоследовательности и нелогичности рассказанных им обстоятельств убийства, как я неожиданно для себя и совершенно случайно нашел разгадку, встретив его сильно выпившим. Усадив доктора за столиком в дешевом, отвратительно грязном пабе, я впервые стал невольным свидетелем пьяной исповеди преступника. К счастью, в Высшей Академии Юриспруденции меня научили одному почти жизненно важному и невероятно полезному для адвоката заклинанию. Его принцип работы похож на чары, выуживающие мысли для Омута Памяти, только здесь нужно было вытягивать из человека не мысли, а фразы. Насколько же были удивлены прокурор и судья, когда на заседании я вынул колбу с признанием доктора, снимающими все подозрения с моего подзащитного! Поэтому можно без преувеличений сказать, что свое первое дело, увенчавшееся блестящим успехом, я выиграл совершенно случайно, поймав за хвост саму Удачу.
Последующие судебные заседания проходили для меня уже безо всякого волнения: мои уверенные речи удивляли даже чопорных государственных работников, а главное, судей –
вооружившись доказательствами правоты моих клиентов, я уверенным шагом выстраивал себе славу и становился уважаемым юристом. Главным оружием против настойчивых конкурентов была моя порой излишняя самоуверенность, которая, я уверен, прямо-таки бросалась в глаза всем членам судейской коллегии и, конечно, юристам, выступающим против моего подзащитного, выгодно для меня нервируя их.
Но сейчас, когда прошел почти год со времени моего последнего дела, к несчастью, законченного поражением, приобрести былую уверенность я не мог, учитывая «белые пятна» в деле Грейнджер и буквально из воздуха взятые доводы Коулмана на то, что ему все-таки удастся содрать с девушки деньги. А больше всего не давало мне покоя то, что я, опытный специалист, да что там – настоящий профессионал, никак не мог разобрать, где в документах Уизли и Грейнджер есть неоговоренные нюансы, дающие Коулману шанс на победу, и есть ли таковые вообще.
День за днем, с раннего утра до поздней ночи я копался в этом чертовом деле о разводе, полностью исписав свои бумаги для пометок и окончательно запутавшись в выстроенных мной отнюдь не логических цепочках. И одним вечером, устав от уже привычной вычитки текста на предоставленных мне бумагах, я пришел, наконец, к выводу, что продолжать поиск – дело бесполезное, и единственным верным решением сейчас стало бы уйти на заслуженный отдых, что я и решил сделать. Вернее, обязательно сделал бы, если не сова от Грейнджер, должно быть, уже вдоволь покорившей себя – почти неделя прошла, и я очень сомневаюсь, что алкоголь атрофировал ей все клетки памяти, запечатлевшие времяпрепровождение в моей компании.
«Малфой, хочу поинтересоваться твоими успехами: удалось ли тебе найти что-то, что поможет нам? И еще, днем пришла сова из Министерства – дело почему-то хотят рассмотреть уже в следующий четверг, поэтому советую тщательно подготовиться: известно, что председателем судейской коллегии будет мистер Джонсон, а по наведенным мной справкам я выяснила, что тебе придется очень постараться. Надеюсь, у тебя нет для меня дурных новостей или вопросов, потому что встречаться с тобой нет желания, учитывая прошлую встречу, подробности которой я совсем не помню, что, кстати, по твоей вине.
Жду сову с ответом,
Гермиона»
Двойственные чувства я испытал, читая письмо Грейнджер: во-первых, я не уверен, хорошо или плохо, что дело будут рассматривать так скоро: с одной стороны, ожидание жутко изматывает, но с другой, я должен найти что-то обеспечивающее победу в кратчайшие сроки – ведь не проигрывать мне, в конце-то концов! К тому же, теперь появилась еще одна проблема, носящее имя Джонсон, которого я отлично помню: полный такой человечек в неизменно заляпанном соусом пиджаке, который виднелся из-под накинутой на широкие плечи мантии. Но грязная одежда – ерунда по сравнению с его жутким нравом и бесстрашием перед законом: Джонсон никогда не брезговал брать взятки, за что не единожды был пойман, однако до сих пор не уволен, что ставит огромный знак вопроса над его персоной. Я оказался, можно сказать, на распутье: либо буду и дальше изнемогать себя, выискивая счастливый билет к победе в бумагах, либо пущу ситуацию на самотек, положась на мою верную спутницу Удачу, которая, надеюсь, не оставит меня в следующий четверг в зале суда.
«Грейнджер, можешь дышать спокойно, ибо у меня все под контролем. Не стоит опасаться Джонсона. В любом случае, это не твоя работа – забота о судье, так уж сложилось исторически, является прямой обязанностью адвоката. Точное время заседания, будь добра, пришли с совой, как только тебе станет известно.
P.S. О последствиях попойки тебе, как подобает всякой умнице, следовало подумать заблаговременно, дабы избежать нежелательных последствий. В свое оправдание скажу, что реакция твоего организма на алкоголь оставалась для меня загадкой до самого момента ее проявления.
Твой искренний друг,
Малфой»
