Table–spoon– Гарри? Гарри, ты здесь?
Гарри чуть не выронил из рук ложку. На пороге мастерской, вглядываясь в полумрак, стояла Джинни.
– Джинни, я тут. Иди сюда.
– Что ты тут делаешь? Только не говори мне, что папа заразил тебя своими чудачествами!
Гарри положил ложку в гнёздышко, прикрыл коробку и поспешил навстречу жене, пока она в темноте не налетела на одно из чудачеств. Джинни по-прежнему стояла в проёме, не решаясь вступить внутрь.
– Так ты мне объяснишь? Что у вас с папой за секреты?
– Объясню. Но чуть позже.
Грех было не воспользоваться такой возможностью – схватить Джинни в охапку, прижать к себе и поцеловать, вдыхая родной запах её волос.
– Ты пахнешь корицей… – Гарри зарылся носом в копну рыжих локонов, целуя Джинни в ямочку на ключице.
– Гарри…
Судя по всему, Джинни была совсем не против отложить объяснения на потом. Больше того, когда они спустя энное количество времени оказались вновь на пороге сарая, Джинни и вовсе забыла о цели своего появления здесь. Они сидели на ступеньке, смотрели на звёзды и улыбались.
– Гарри, смотри, вон Большая Медведица.
– Ага, я вижу.
– Знаешь, когда тебя нет рядом, когда ты уезжаешь надолго, я иногда смотрю на неё и думаю, что ты тоже сейчас её видишь. Тогда мне кажется, что она посылает тебе от меня полный ковшик любви и тепла. Я люблю тебя.
– И я тебя люблю…
Гарри теснее прижал Джинни к себе. Они ещё немного посидели, с сожалением понимая, что надо вставать, идти в дом. Дети обычно крепко спали, но кто знает. Вот будет переполох, если Лили в своей длинной ночнушке начнёт искать родителей по всему дому.
– Гарри, у тебя футболка наизнанку одета.
Гарри исправил оплошность и уже поднялся, но тут Джинни вспомнила, наконец, что искала его.
– Да, Гарри, всё же почему ты оказался здесь так поздно? Хотя, если я так буду тебя всегда находить, я согласна – иногда пропадай.
Гарри взял Джинни за руку и потянул совсем не в сторону дома, а вглубь мастерской.
– Иди сюда. Я тебе кое-что покажу. Не думаю, что мистер Уизли рассердится. Я просто не могу скрывать от тебя это чудо.
Гарри подвёл заинтригованную Джинни к стеллажам, отметив, что средняя полка так и струится мягким светом. Снял сервиз, положил его на верстак, где мистер Уизли освободил достаточно места, и раскрыл.
Он рассказал Джинни всё то, что поведал ему Артур о чудесном наборе «Soul spoon», поделился своими впечатлениями о погружении в сознание дяди Вернона и тёти Петуньи. Джинни выглядела одновременно испуганной, ошарашенной и взволнованной.
– Господи, Гарри, и эта вещь столько лет лежит у папы в мастерской? Я видела эту коробку раньше, но даже и не подозревала о её содержимом! Думала, папа прячет там свои любимые отвёртки.
Джинни провела рукой по шёлковой поверхности, которая была прохладной на ощупь.
– Странно. Почему сервиз показывает разным людям не одни и те же видения? Что это значит?
– Не знаю. Мистер Уизли предполагает, что ложки показывают душевную сущность человека, так или иначе связанного с тем, кто берёт их в руки. Он увидел завхоза, которого, насколько я знаю, просто презирал. Твой отец очень лояльный человек и мягкий. Таких, как Прингл, кто стойко вызывает у него неприязнь, не так и много, я думаю. А я увидел дядю Вернона. Не знаю, есть ли тут связь. По мне так её нет.
– Но выглядит всё это очень заманчиво. Представляю, каково это – оказаться в личине тётушки Мюриэль. Брр... – Джинни даже передёрнулась.
– Хочешь попробовать?
– Я… Я боюсь. А вдруг я увижу что-то такое, о чём потом пожалею?
– Не думаю. Когда я увидел мир глазами тёти Петунии, мне её стало жалко. Я не знал, что она настолько несчастлива. Думаю, если бы ей попался кто-то другой, не дядя Вернон, возможно, она и могла бы себе признаться, что она гораздо лучше, чем хочет показаться окружающим. Это не стыдно – делать порой глупости, мечтать и по-детски верить. Родители её очень любили. Это она сама стойко вбила себе в голову, что является вторым сортом.
– Ты думаешь, мне попробовать? Ты не уйдёшь?
– Нет, конечно. Я не знаю, сколько по времени длится погружение, но надеюсь, незначительного слюнотечения у тебя наблюдаться не будет. Я посижу вот здесь, – Гарри повернулся в сторону табуретки, получив чувствительный шлепок пониже спины.
– Это тебе за слюнотечение! И всё равно немного страшно. А что, если этот сервиз не случайно подбирает свои картинки?
– По-твоему у него есть ещё какая-то скрытая функция? Для одного магического предмета чудес и так предостаточно. Сейчас сама убедишься. Какую ложку ты возьмёшь?
– Столовую. Чайную и десертную ты уже брал, надо быть последовательными.
Гарри ободряюще махнул Джинни, сел на табурет и стал наблюдать, как она погружается в мир «Soul». Джинни взяла столовую ложку.
Table–spoon
Они оба делали вид, что ничего не произошло. Словно этот поцелуй был минутным помешательством. Последствия стрессовой ситуации, когда все чувства были скручены в тугую пружину и вдруг вырвались наружу. Смерть Фреда, похороны в Норе отодвинули все размышлизмы на задворки сознания, но каждый вечер, подолгу ворочаясь в кровати, Рон снова и снова вспоминал этот их поцелуй с Гермионой. Что это было? Она по-прежнему находилась рядом, и вроде всё оставалось, как раньше, но, но… Он не мог поговорить об этом с Гарри, да и себе самому не позволял до конца признаться. Зачем себя обманывать? Он знал, как это называется, но извёлся напрочь от сомнений и дум. Он безумно хотел повторить этот поцелуй. Он любит Гермиону, и это пришло не вчера. Но когда настраивался на серьёзный разговор, язык прилипал к нёбу. Он должен ей сказать. Три слова, которые так много значат, которые зачастую бездушно употребляют без повода, которые так трудно произнести. А что, если она посмотрит на него с сочувствием? Кто он такой для неё? Друг, шагающий все эти годы рядом и только. Внезапно нахлынувшее озарение распирало, не давало спокойно дышать.
Гермиона должна была уехать в Австралию, чтобы отыскать родителей и вернуть им память. Рон почему-то прочно связал её отъезд со своим последним шансом признаться. Если он не сможет сказать сейчас, то потом это будет, возможно, и не нужно. Гермиона встретит кого-нибудь, а он, как последний дурак, будет корить себя за то, что не сказал. Всего три слова.
Эта идея стала настоящей пыткой, наваждением. Он настраивался, собирался с духом, но в подходящий момент всё время что-то мешало. То Гарри встрянет, то Джинни утащит Гермиону куда-нибудь по хозяйственным делам. Да и, вообще, в Норе остаться наедине с человеком – практически без вариантов. Рон с тоской отсчитывал дни, оставшиеся до отъезда. Они много говорили – они же были друзья, а он украдкой наблюдал за ней. Иногда казалось, что Гермиона ждёт от него шага, несколько раз он ловил на себе её особенный взгляд, от которого пробирали мурашки. Гермиона, заметив, что Рон на неё смотрит, отводила глаза, краснела и начинала полемизировать о всякой ерунде, безусловно важной, но совсем далёкой от того, что помогло бы Рону подсказать, что тот поцелуй не был случайным.
В последний вечер перед её отъездом он так и не нашёл подходящего момента поговорить. Вместо этого просидел в своей комнате весь вечер, взобравшись с ногами на подоконник, лениво отгоняя палочкой мух с окна. Хорошо хоть домочадцы не приставали со своими вопросами. Мама ходила по дому как тень, и вряд ли она вообще понимала, кого видит, и кто чем занят. Джинни старалась ей помочь, взвалив на свои плечи практически всё хозяйство Норы. Гарри тактично не лез, считая, что Рон, как и все, переживает смерть брата. Конечно он переживал! А ещё только Фред знал, что Рону нравится Гермиона. Проговорился как-то. Брат не стал смеяться и подтрунивать, а посоветовал Рону быть поувереннее. А как он может быть уверен, если он совсем не уверен? Чёрт.
От печальных мыслей его отвлёк Живоглот, неизвестно каким образом оказавшийся на подоконнике. Наверное, ловил птичек на крыше, вот и спустился по карнизу в его комнату – благо окно открыто. Живоглот уставился на Рона. Рон отвечал ему взаимностью. Рон вспомнил, как они после финальной битвы вернулись в Нору. Гермиона в августе оставила кота на попечение Молли, не брать же его было с собой! Когда Живоглот увидел свою хозяйку, выражение его курносой морды было почти человеческим. Живоглот прыгнул Гермионе на руки, обнял её всеми четырьмя лапами и прижал уши. Отодрать его от Гермионы не было никакой возможности. Гермиона гладила своего любимца, плакала и чесала ему за ухом, а тот даже мурлыкать не мог от потрясения – не надеялся, что когда-нибудь она за ним вернётся. Рон тогда даже позавидовал Живоглоту – он совсем не против был, чтобы она почесала его за ухом с такой любовью. Блин, ну куда деться от своих мыслей и желаний? Рон даже замычал от бессилия.
Живоглот продолжал таращиться на Рона, но в его взгляде Рон углядел укор. Кот словно говорил: «Ну? Чего ты сидишь? Поднимай свою чугунную задницу, иди обними её всеми четырьмя лапами, и дело в шляпе!» Рон всегда подозревал, что Гермионин кот не совсем обычный. Сначала у них сложились весьма недружеские отношения, но с годами Рон был вынужден смириться с этой слабостью Гермионы. Может, он ревновал? Бред какой! Это всего лишь кот! А он – молодой симпатичный парень. Вот сейчас пойдёт и скажет Гермионе, что… Никуда он не пойдёт… Она Живоглота любит больше, чем его. Он неудачник. Недоразумение. Надо было маме сразу родить дочку после пятерых сыновей, и не сидел бы он сейчас, не мучился.
Рон вздохнул. Живоглот мягко спрыгнул, взобрался к Рону на колени и заурчал. Рон несмело погладил кота, удивляясь, что от Живоглота исходит спасительная энергетика. Кот урчал: «Спокойствие, Рррональд. Соберррись, тррряпка!» Рон немного успокоился, решив, что если Гермиона вернётся из Австралии сюда, он обязательно ей скажет. Тем более Живоглот тут остаётся. Молли, конечно, сейчас не до кота, но этот вопрос даже не обсуждался – Живоглот вынужденно жил здесь почти год, так что побудет ещё немного.
На улице совсем стемнело. Первые звёзды нечётко стали дырявить бескрайнее полотно сумеречного неба. Но постепенно точки становились всё ярче, словно кто-то регулировал резкость в огромном телескопе. Рон закрыл один глаз и стал смотреть на звёзды сквозь прищуренный второй, немного покачивая головой из стороны в сторону. Звёздочки при этом мерцали и превращались в неведомые яркие цветы. Рон совсем забыл о своих несчастиях, пытаясь угадать, с какого Урана ему сейчас подмигивает такой же волшебник.
Стук в дверь застал врасплох. Рон чуть не выронил Живоглота, который так и лежал на его коленях, вальяжно свесив лапы. Рон поспешил откликнуться, недоумевая, кто это такой вежливый? Обычно все спрашивали разрешение войти уже находясь в комнате. Живоглот поднял одно ухо.
На пороге, робко выглядывая из-за створки, показалась Гермиона. Все лунатики и звёзды мигом выветрились из головы хозяина комнаты.
– Рон? Рон, ты не спишь?
– Нет.
– Я тебя не отвлекаю?
– Нет.
Очень хорошо. Какой богатый словарный запас! Рон с ужасом подумал, что кроме односложных ответов Гермиона от него вряд ли чего услышит сегодня.
– Я Живоглота ищу. Завтра рано утром я трансгрессирую в Лондон, ты же знаешь. Хотела с ним попрощаться. Его нигде нет. Может, в саду за гномами гонялся весь вечер и там и остался?
Рон покрепче прижал к себе кота, лихорадочно соображая, как сделать так, чтобы Гермиона его искала подольше.
– Ну, раз у тебя его нет, я, пожалуй, пойду. Спокойной ночи, Рон.
Гермиона уже почти исчезла за дверью, когда Живоглот предательски мяукнул. И отнюдь не тихо, а так, словно ему прищемили хвост. Гермиона застыла на полпути.
– Гермиона, он здесь. Твой кот. Понимаешь, он, наверное, ловил птичек, заглянул ко мне в гости, вот мы и сидим, – Рон неопределённо махнул рукой, выражая этим жестом важность их посиделок с Живоглотом.
Гермиона теперь уже полностью вошла в комнату, прикрыв за собой дверь.
– Ой, как замечательно! А я и не вижу. Темно, – она очертила в воздухе полукруг.
Гермиона подошла к самому окну. Рон свесил ноги с подоконника, освобождая немного места. Гермиона села рядом, а Живоглот так и остался у Рона на коленях. Он улёгся поудобнее и завёл на своём языке песенку. Рон гладил Живоглота и паниковал. Вот он шанс! Он должен сказать Гермионе хоть что-то! Но челюсти словно склеило ириской Хагрида. Рон, соберись! Ага, сейчас она пошлёт меня куда подальше. Он так и представил, как Гермиона округлит глаза, посмотрит на него с сочувствием и скажет, что они всего лишь друзья, ему что-то померещилось. Гермиона тоже гладила Живоглота, безумолку щебеча про свой отъезд, про планы, про Молли, которой тяжело, и про кота, которого она обязательно заберёт, как только вернётся.
Рон тоскливо слушал её перескакивающие с одного на другое фразы и отсчитывал минуты до того мгновения, когда она поднимется, сгребёт своего кота в охапку и, пожелав ему доброй ночи, удалится.
– Рон? Рон, с тобой всё в порядке? В последнее время ты на себя не похож. Прости, я понимаю, что ты переживаешь смерть Фреда. Правда, прости.
Рон уже собрался кивнуть головой в знак подтверждения её догадок о своём душевном состоянии, но тут они одновременно погладили Живоглота, и их пальцы встретились. Рон вздрогнул. Ему показалось, что в комнате вспыхнул свет и раздался взрыв. На самом деле все эти фейерверки, несомненно, произошли в его голове, и он зажмурился. Прошла доля секунды, достаточная для того, чтобы случайное соприкосновение двух людей разорвалось. Ну, как вы обычно сталкиваетесь с прохожим, просите извинения и шагаете дальше. Сейчас же Рон уловил, что эта миллисекунда растянулась. Его ладонь по-прежнему накрывала пальцы Гермионы.
– Гермиона, мне надо тебе сказать.
Её пальчики дёрнулись, но руку она не убрала.
– Это очень важно. Пожалуйста, только не смейся.
Его собственная ладонь начала потеть. Боже, он идиот!
– Я хочу тебе сказать. Чёрт! Тогда, во время финальной битвы…
Он почувствовал, что её рука ускользает, и буквально вцепился в пальцы.
– Всё нормально, Рон. Я понимаю, что это произошло случайно, – Гермиона произнесла это шёпотом, и Рон не поверил своим ушам – столько боли и его собственных сомнений было в этих словах.
Он развернул её к себе, схватив теперь за плечи. Живоголот кулем свалился на пол, но они этого не заметили.
– Господи… Нет, нет, это не то, что ты подумала! Наоборот! Гермиона… Я люблю тебя!
Слова сорвались с языка в минуту отчаяния. Они уже отзвучали в тёмной комнате, рикошетом отскочив от стен с плакатами квиддичной команды, пролетев над кроватью с оранжевым покрывалом, и вернулись к окну, а Рон только сейчас запоздало сообразил, что… Он сказал. Он сделал это.
Они сидели теперь вполоборота друг к другу – Рон же развернул Гермиону, когда пытался объясниться. Звёздочки отражались в глазах Гермионы, и каждая словно подмигивала Рону, радовалась, что он смог. Гермиона же лишь тихо выдохнула:
– Правда?
И он не сдержался. Он, наконец-то, поцеловал её. Их губы и руки прекрасно справлялись без слов. Да, правда. Я люблю тебя. Так сильно, что не знаю, что с этим делать.
Живоглот поднялся, распушил свой хвост ёршиком и гордо ретировался – сегодня этим двоим он больше не понадобится.
