Глава 3. Хей-хо, перфессор!Прошло несколько дней, а Хогвартс всё стоял на ушах:
«Слыхали? Здесь у нас — Гарри Поттер!»
«Тот самый мальчишка?»
«Да у него шрам во весь лоб! Я видел!»
«Ну и дела!»
Такое теперь доносилось из каждого школьного класса, на переменах — из коридоров, о таком говорили в учительской и в кабинете директора. Даже на главной картине замка (там, где распивали всё время чай) нарисованные люди толковали об этом.
Маленький Гарри не привык к такому вниманию и очень его стеснялся, хотя Дамблдор давно ему объяснил, что в этом мире он — знаменитая личность.
— А директор сказал, почему? — перебил Макаронина, продолжая восхищённо на Гарри таращиться.
Это была их первая после происшествия встреча, и Неслабоки, вместо того, чтобы снова обидеться, расцеловали и переобнимали Гарри по очереди, словно старого доброго друга, которого уж и не чаяли увидать.
— Нет, не сказал, — помотал головой мальчишка, всё ещё немного смущённый.
— Так ты ведь убил Того-Кого-Нельзя-Называть!
— Кого?
— Того самого!
— Гарри, ты что, не знаешь? — догадалась быстрее всех Анна. И машинально вынула из рук Гарри надкусанное печенье, чтобы заесть своё удивление. — Надо же… а про войну слышал?
Мартышка удручённо покачала головой и вздохнула.
— Во дела… — протянул румяный Малина.
И как по команде, большинство Неслабок стали скрести затылки, не зная, с чего же начать. Может быть, потому что они и сами-то немногое помнили: так — одни сказки.
— Мать говорила, что Гарри Поттера спрятали в мире магглов, — вставила вдруг Зверь невпопад.
— Так я кого-то убил? — не выдержал, наконец, мальчишка, а глаза у него почему-то округлились и заблестели.
Но все были слишком заняты, чтобы беспокоиться о мелочах.
— Ты убил Того-Кого-Нельзя-Называть, — с нажимом повторил Макаронина.
— Если нельзя называть, то как мне узнать, кого?..
— Ну и имечко, правда, — кто-то неуместно хихикнул в толпе.
А затем кто-то другой громко и яростно шикнул, третий — вмешался, четвёртый — пошёл разнимать, и таким образом за ширмой началась невообразимая давка и толкотня. Анна прикрыла Гарри спиной, а сама стала остервенело колотить рукой по столу, но Неслабоки в тот день были склонны к непослушанию. Оно и понятно — столько вестей, одни впечатления!
В общем, пока в пуффендуйской гостиной воцарился бардак, Гарри выскользнул в коридор и побрёл вверх по лестницам, уныло повесив нос. Если бы он знал точно, то хотя бы пошёл извиниться, а так: Тот-Кого-Нельзя-Называть. Это что: имя, фамилия?..
Даже волшебная палочка заботливо грела Гарри бочок, словно ласковый кот: магия тоже чувствует, когда что-то болит. Понимает.
Ноги сами принесли его в знакомое место. Тут было уютно и очень тепло, свет из окна падал косо и грел раму нужной картины. Гарри смотрел на неё, остановившись на предпоследней ступени, и переживал, что девочке там, внутри, очень жарко. А еще потому, что нагрубил в прошлый раз.
Робко, сцепив за спиной руки и глядя лишь под ноги, он подошёл к портрету. Оттуда кто-то по-доброму хмыкнул, но промолчал, так что мальчишке пришлось разбираться со всем самому — и он боязливо начал.
— Вы меня извините, — произнёс он, ковыряя ботинком пол. — Ладно?
На этот раз кто-то хихикнул, и Гарри не удержался и посмотрел, а увидев — залился краской. Бабуля сидела спиной и чесала седые волосы, а девочка любопытно хлопала глазами и в открытую забавлялась. Вид у неё был хулиганистый, бойкий, а на губах выступала ухмылочка.
— Он на нас смотрит, — сообщила она своей соседке по раме, не упуская Гарри из вида.
— На что похож?
— Очевидно, раскаивается.
— О! — одобрила бабуля и продолжила пропускать через гребень жидкие локоны.
Ухмылочка доросла до улыбки.
— Ладно? — сконфуженно повторил Гарри, которому было ужасно стыдно.
— Ладно? — обратилась девочка ко старушке.
— Ладно? — спросила та в свою очередь.
Только вот на картине были они вдвоём, а перед — один только Гарри.
Посомневавшись, Мелочь не выдержала:
— А вы кого спрашиваете?
— Тебя, конечно, — не усомнилась бабуля.
— Меня?
— Ты сам себя извиняешь?
Гарри задумался. Это было немного странно: едва ли он вообще на себя обижался, но вслух решился сказать другое:
— Да, — ведь Гарри мог и не заметить, когда себя извинил, как и не заметил, когда обидел.
— Тогда — ладно!
— Ладно, слышишь? Мы извиняем тебя! — воскликнула девочка и звонко расхохоталась. — Ну какой интересный! — добавила она погодя.
Вот в этом Гарри больше не сомневался — он стал таким популярным и значимым, что просто не мог оказаться скучным.
Потоптавшись возле портрета, поковыряв ножкой пол, но не испытывая желания уходить, Гарри всё же придумал тему для разговора.
— Какое у вас зеркало странное, — кивнул он, неловко засунув руки в карманы.
Старушка отложила расчёску на полку, и мальчишка даже подумал: не собирается ли обернуться?
— Волшебное, дорогой, — поправила она и осталась сидеть спиной. — Одно из самых волшебных в Хогвартсе!
И Гарри мог поклясться, что в голосе у неё — восхищение.
— Видишь ли, маленький Гарри, — вмешалась девчонка, — я смотрюсь в это зеркало и вижу себя молодой.
Мелочь ничего толком не поняла.
— Но ведь это бабуля смотрится в зеркало, — высказал он очевидное.
— Но бабуля — это же я!
— Бабуля — это бабуля, а ты — это ты.
Раздался смешок — так старушка попыталась не хохотать. Её обвислые щёки вмиг зарумянились и округлились, точно сушёные яблочки.
Вот тебе и раз! Гарри пришёл повиниться, стоит тут как дурачок — распинается, беседы заводит, а этим двоим лишь бы на смех поднять, небылицы всякие порассказывать. Издеваются! Будто мало проблем на свете.
Как-то разом Мартышке вспомнилось, что у неё сегодня прескверное настроение, что она подневольный преступник, практически, хотя и не знает ни имени своей жертвы и ни фамилии.
В общем, Гарри снова повесил нос и снова зашаркал ножкой.
Ненадолго всё стихло. Где-то разговаривали привидения, и до Гарри доносился невнятный гул, за окном пела одинокая птица, но от портрета не исходило ни звука, пару раз лишь слегка показалось — что это, робкое перешептывание?
И всё же старушка громко откашлялась, привлекая к себе внимание. Её молоденькое отражение тем временем хмуро перевязывало бант. Ах, красивое!
— Знаешь, — сказала старушка, — чтобы отвлечься от грустных мыслей, надо заняться чем-то приятным.
Девчонка хлопнула в ладоши и тут же повеселела:
— Точно! — а затем обратилась к Гарри, наклонившись так глубоко, что на миг показалось — сейчас выпадет из-за рамы. — Что тебе приятно делать, мальчишка?
И косичка у неё совсем распустилась.
— Исследовать, — вспомнил тот умное слово, чтобы немного покрасоваться, а затем опять стушевался: — но тётя Петуния называла это по-другому.
— Как же?
— Хулиганить.
У старушки по новой раздулись щёки, а девочка прикрыла ладошками рот. В этот раз, очень робко, но улыбнулся и маленький Гарри.
— Да уж, ну и дела! — погрозила бабуля пальцем, однако же, не обидно. — Это забавное дело (я сама люблю пошутить, знаешь ли), но сегодня оно тебе не поможет.
— А мне нужна помощь, миссис?
— Мисс.
— Мисс?
— Малыш Гарри, но ты ведь грустишь! — перебила их девочка.
Тон её был беспокойный, и почему-то — приятно подобное слышать.
— Ни капельки, — соврала Мартышка.
— Так что же с тобой приключилось? — совсем не отставала она. Вот ведь упрямица!
И Гарри пришлось рассказать. Не всё — только лишь половинку, ту самую, где он кого-то убил и за которую теперь очень совестно. Он даже перестал смотреть себе под ноги, подаваясь к портрету вперёд, выговаривая ему и немножечко жалуясь.
— И я вообще ничего не помню! — закончил он опечаленно.
— Вообще-привообще?
Мальчик неохотно кивнул, будто кивком этим вконец признавая все свои преступления.
— Ох и бедняжка!
Но старушка вдруг, напротив, очень приободрилась. Её сутулая, заросшая горбом спина выпрямилась до скрипа, и бабуля произнесла:
— Ну, раз ты смог кого-то убить, то сможешь и оживить.
Кажется, она была той ещё оптимисткой!
Между тем, Мартышка заинтересовалась, навострила свои красные уши:
— Оживи-ить? — протянула она.
И бабуля на это явно рассчитывала.
— Что ж, малыш Гарри, будет тебе приключение! — пообещала она, потрясая своим кулаком — угрожая всем печалям на этом свете.
И вот — заговорила, а девочка, прелестная девочка (теперь только с одною косой), смотрела на неё с восхищением.
Впрочем, совсем как и маленький Гарри.
* * *
Для того чтобы их разбудить требовалась вода. И не капелька — много!
Так сказала старушка в портрете.
Гарри решил начать с одной кружки, хотя не очень-то верил, что затея вообще удастся: возможно, его просто накормили новыми сказками.
Опасливо озираясь, мальчишка встал на цыпочки, сунул в раковину котёл и вывернул кран: если не сработает кружка, то он обязательно попробует кое-чего побольше! Ха-ха!
И вот, торопливо, слегка запыхавшись, Гарри выбежал из кабинета зельеварения — навстречу своим приключениям (и новым знакомым!).
А уже через пять минут неживые доспехи со скрипом подняли голову и… обняли Гарри.
— Хей-хо, мальчик! — пританцовывали они на месте, гремя на весь коридор, вытираясь гобеленом с ближайшей стены. — Хей-хо! Ты меня спас — вот отрада!
— Но кто вы такой? — отмер Гарри.
Он смотрел на доспехи во все глаза и боялся поверить, что всё получилось — да как легко!
— Рыцарь!
— И всё?
— А этого уже недостаточно? — удивились они, переставая сотрясать стены и нависая над мальчиком, словно фонарный столб. Внутри пустых глазниц даже что-то светилось. — Раньше никто не жаловался. Но кто же ты, мой юный друг?
И наклонился так низко, что скрипнула ржавая поясница.
Гарри испуганно отшатнулся, но всё-таки не убежал:
— Вы не знаете?
— Должен?
— Не помню, чтобы вы занимали, сэр.
— Хей-хо! — присвистнул Рыцарь тогда. Кажется, Гарри ему понравился. — Весельчаки — хороший народ! Что же ты хочешь мне поручить, маленький сэр?
— А я правда вас спас?
— Безусловно!
— Откуда же?
— Хочешь взглянуть? — обрадовались доспехи, кажется, засияв ещё больше в факельном свете.
И не дождавшись ответа, обхватили ребёнка руками, осторожничая, словно с невылупившимся птенцом. Когда его приподняли, Гарри восторженно пискнул, заболтал ногами и разулыбался от удовольствия. Теперь, когда забрало доспехов находилось у носа, было вовсе не страшно. Честное слово: если смотришь снизу, то вечно преувеличиваешь!
— Будь так любезен, сними-ка мне голову, — попросил Рыцарь, посверкивая точками вместо глаз.
— Это — ничего?
— Всю жизнь только так и жил! — утешил он Гарри.
Тот поверил и аккуратно снял с него шлем. Тяжёлый и гладкий, он вовсе не оказался холодным — даже напротив.
— А теперь: загляни-ка!
И всё стало ясно. Нырнув внутрь доспеха, мальчик увидел горсть светлячков, горящих на самом дне, мигающих ему будто бы с озорством, но приветливо. От них исходил жар (такой, что лицо разукрасил румянец!), да и в общем — походили они на запаленный кем-то костёр. Может быть, и в глазах — только искры?..
Гарри заворожено смотрел внутрь нового друга, на эти то вспышки, то звёзды посреди темноты, и впервые за этот день ему стало уютно. Он был счастлив, что не один, что чувствует такого живого и огромного человека, который (он — первый!) позволил залезть ему внутрь. И он не станет ругать Гарри за это.
Рыцарь вообще Гарри не знает, ни имени его, ни фамилии.
— Как хорошо! — произнёс он благоговейным полушепотом, так, что даже никто не услышал. А после чуть громче: — зачем же спасать от такой пустоты?..
— Когда она внутри тебя, друг мой, это не так уж приятно, — и Гарри вдруг ощутил, как Рыцарь ослабил хватку. — Хей-хо! — вскрикнул он. — Кто-то сюда идёт!
И совершенно случайно выпустил ребёнка из рук.
С громким лязгом шлем Рыцаря шлёпнулся на пол и откатился к стене, а Гарри — вот это история! — утонул внутри доспехов, как в озере. Остались одни только ноги, которыми тот засучил, будто ведя невидимый велосипед.
Но помощь подоспела с неожиданной стороны.
— Т-с-с, дружок, — напоследок шепнул ему Рыцарь, — никто не должен узнать…
* * *
— Поттер, — обратился Северус к дрыгающимся ногам, — вылезайте сейчас же.
Ноги сиюминутно остановились, и глухой голос, словно из-под толщи воды, озвучил предельно честно:
— Я занят.
Зельевар побледнел и, не раздумывая, левитировал Гарри наружу. Тот тихо ойкнул, схватился за рыцарские доспехи и повис вверх ногами, весь красный и взмокший.
«От возмущения», — догадался профессор (ведь он не знал, каковы внутри чудеса!).
Гарри сделал несколько безуспешных попыток нырнуть обратно, но только зарумянился ярче.
— Что же вас так занимает, позвольте узнать? — процедил Снейп, всё ещё придерживая его заклинанием.
— Я вылезаю.
Да уж, ничего не поделаешь: отвратительный грубиян!
— Не смею вам мешать, — вдруг заключил профессор и безо всякой деликатности всунул Гарри обратно в доспех, да так, что тот утонул в нём по самые щиколотки.
— Ай-ай! — едва не ошпарилась Мартышка о светлячков. Сильно зажмурившись, она отчаянно закричала: — перфессор, сэр! Я сейчас упаду!
— С удовольствием понаблюдаю за этим, Поттер.
Но в противовес своим же словам, Снейп снова вытащил Гарри и на этот раз поставил ногами на пол. Ребёнок поглядел на него с благодарностью, совсем не боясь.
— Спасибо, перфессор, — произнёс он искренно, косясь на доспехи.
Северус на это ничего не сказал. Укутавшись в свою мантию, рассматривая Гарри своими глазами-туннелями (вот где не хватало живых светлячков, всполохов иль искорки!) он с нажимом заметил:
— Профессор, Поттер.
— Я? — вытаращился мальчишка.
— Да не вы, идиот! Произнесите: профессор.
Гарри совсем не обиделся. Набрав воздуха, он молвил:
— Перфессор.
— Профессор!
— Перфессор!
— Про-фес-сор, — по слогам отчеканил Снейп.
— Пер-фес-сор, — довольно повторил Гарри.
Северус скривился и несдержанно постучал мыском ботинка о пол. На самом деле, он уже давно выходил из себя.
— Вы просто невыносимы, Поттер. Как ваш папаш…
— Куда?
— Что — куда? — не понял учитель.
— Куда невыносим?
Честное слово, Снейп почти растерялся, потому что не ожидал, но затем взмахнул палочкой, усаживая шлем на плечи Рыцаря, и ей же ткнул Гарри в раскрасневшийся нос:
— Ещё хоть одно слово, и вы пожалеете, — гаркнул он, как обычно гаркал на гриффиндорцев, взрывающих на уроках котлы: — живо — за мной!
И направился в сторону выхода из подземелий.
И — увы! — мимо своего класса, конечно.
Как только к ногам Гарри, как к пирсу, пристала чья-то контрольная, он понял: вот они, настоящие приключения!
И судя по побелевшему лицу зельевара — не ошибался.
— Ну я пошёл, — на всякий случай уточнил Гарри, шлёпая поперёк лужи, пробираясь бочком. — До свидания.
Таки не успел: Северус схватил его за шкирку молниеносно, как коршун. Это удивительно, но зельевар выглядел абсолютно спокойным. Возможно, потому что рассвирепел.
— Это что? — со странной мягкостью поинтересовался он у Гарри.
Ну что можно было на такое придумать? Тем более, если тебе только шесть с половиной, а от земли — одна треть этого чёрного человека.
— Море, — признался Гарри.
И на его лице выступила робкая, счастливая улыбка.
«Да ведь и контрольные похожи на корабли!»
Отбросив мальчишку, Северус распахнул дверь в кабинет и на мгновение замер, не веря своим глазам. Тем временем рот Гарри изогнулся в безмолвном: «Ух!»
А всё потому, что…
Вода спадала с раковины, как водопад, и небольшой котелок вертелся в нём, словно китёнок; от чудовищного напора прорвалась труба, и прямо в рабочий стол и кафедру бил фонтан, да такой живой, энергичной струёй, что сносил даже тяжёлые книги.
Гарри ткнул пальцем в лодочку с гордым именем: «Вы болван, мистер Олдфрид!», проплывающую мимо них:
— Смотрите, перфессор! Убегает!
"Да так быстро, будто катамаран!"
Северус втащил Чудовище в кабинет и с силой захлопнул дверь.
Уж сегодня он с ним разберётся!
* * *
Гарри залез на стул, затем, подумав, взобрался на парту, и вот — расселся, поглядывая на колдовство Снейпа (вода забиралась обратно в трубу, словно зельевар перематывал время) и почёсывая коленку. Единственным утешением для Снейпа было лишь то, что мимо проплыло письмо от Виндтакера, затягиваясь в трубу. И Северус, безусловно, не собирался ему мешать.
Внезапно у Гарри вырвалось:
— Перфессор, а вы убивали?
Почему-то хотелось, чтобы преподаватель не знал о таких прегрешениях, но ещё больше хотелось, чтобы он знал — и простил.
Северус напрягся, хотя было видно, что не от гнева, а от удивления: он обернулся уже с каким-то другим лицом, и оно Гарри совсем не пугало.
— Откуда такие вопросы, Поттер? — глянул он своими чернющими глазами, не мигая.
— А я убивал.
— Не сомневаюсь, — поморщился зельевар, оглядывая бедлам. — Вы мастерски умеете приносить людям проблемы. Особенно мне.
Учитель не воспринял слова мальчишки всерьёз, хотя и насторожился.
— И я даже не знаю его имени, перфессор, сэр.
— Профессор.
— Сэр.
Северус резко взмахнул палочкой, как дирижёр: и все контрольные взлетели стопкой на стол, словно новенькие, только написанные, и книги заняли свои места, а мокрые ботинки у Гарри вдруг стали сухими и тёплыми.
Зельевар догадался:
— Вам и не нужно знать его имени, — заметил он, пряча палочку в рукаве.
Но Чудовище не отстало. Постукивая ногами (одну о другую), оно продолжило давить на жалость:
— Если я кого-то убил, то меня заберут полицейские.
— Хотел бы я, чтобы вас забрали, — колко вставил Снейп, в общем-то, не лукавя.
— Значит, я попаду в тюрьму, а в тюрьме живут только плохие люди, — тут Гарри во всей красе представил, как его уводят в комнатушку с решёткой на единственном окне, где полно крыс и, может быть, с ремнём в руке стоит дядя Вернон. — Значит, и я плохой. Как мне все говорили!..
И глаза у Мартышки заблестели, будто мелкие камушки под набегавшей волной.
— Поттер! — тут же окликнул его Снейп, предчувствуя катастрофу. — Никакой воды в моём кабинете! Будете пускать сопли — я сварю из вас зелье!
— Како-ое? — шмыгнул Гарри слегка любопытно.
— Самое невкусное из существующих, уж поверьте.
— Значит, я плохой и невкусны-ы-ый!
И вот, наконец, Мелочь раскрыла рот и расплакалась.
Ревел Гарри недолго, но горько. Северус молча облокотился на край одного из столов, наблюдая, запахнувшись в мантию по самое горло.
— Что же вы за ребёнок? — и голос прозвучал как-то устало. — Почему вы липните ко мне, Поттер?
Мальчишка, конечно, не мог ответить — он громко шмыгал.
— В Хогвартсе куча взрослых, а вы выбрали мой кабинет, чтобы устроить потоп… Всё, хватит! Умолкните! Если в этой комнате и есть убийца, то это не вы!
Это и вправду подействовало, в отличие от угроз.
— Значит, я хороший? — спросил тогда Гарри, быстренько успокаиваясь.
«Симулянт проклятый», — подумал при этом Снейп.
— То, что вы не плохой ещё не делает вас хорошим, — неохотно добавил он вслух. — Мой кабинет — тому подтверждение.
— Извините, сэр.
— Что?
— Извините меня, пожалуйста, — и Гарри насухо вытер себе лицо рукавом. — Я больше не буду делать здесь море. Теперь я хороший?
— Теперь вы идиот, такой же, как и всегда, — но увидев в глазах мальчишки недоумение, пояснил: — теперь вы нормальный.
— Здорово!
— Быть нормальным для вас уже достижение, — едко заметил преподаватель, отталкиваясь от стола, выпрямляясь — снова становясь очень высоким. — А теперь, Поттер, подойдите сюда. Живее.
Гарри всё понял, но не стушевался и не сплоховал, а решительно спрыгнул с парты: что ж, наказание он заслужил, хотя Неслабоки за это явно его похвалят. Видимо, так положено: для кого-то преступление — это подвиг, а для кого-то и наоборот.
Снейп взмахом палочки призвал с полки большую банку, и та приземлилась на край стола — прямо перед носом у бедного Гарри.
Мальчишка даже отпрыгнул.
— Видите эту банку, Поттер?
— Фу, — подтвердил Гарри.
Там внутри плавал какой-то противный сгусток, похожий на человечка, он был весь склизкий и зеленоватый. Мартышка прильнула к стеклу, хорошенько разглядывая.
— Так вот, Поттер, — и Снейп навис над Гарри, как грозовая туча, — ещё одна подобная выходка, и с вами случится тоже самое.
— Ух ты!
— Это понятно?
Только Гарри очень обрадовался, а не испугался: вечно профессор обещает что-нибудь интересное!
Снейп прекрасно обо всём догадался, но предпочёл выставить Гарри из кабинета прежде, чем тот устроит новую сцену:
— Вон! И чтобы я вас не видел, Поттер.
И на этом маленький Гарри юркнул за дверь, чувствуя себя намного легче, чем раньше. Если профессор говорит, что он всё же нормальный, то и думать не нужно: Тот-Кого-Нельзя-Называть на самом деле — Тот-Кто-Сам-Виноват.
И не нужны Гарри ни имя его, ни фамилия.
Таковы чудеса!
* * *
Стоило Гарри покинуть кабинет, как он сразу же наткнулся на Рыцаря: тот ждал его у порога, почти не таясь — лишь слегка прикрыв себя гобеленом.
— Ой! — шепнул Гарри полуиспуганно. — Вы ко мне?
— Хей-хо, мальчик! — отмерли тут же доспехи и со скрежетом оттолкнулись от холодной стены. — Я тут подумал: я знаю, кто тебя подослал!
— Т-ш-ш! — попросила Мартышка, приставив палец. — Или меня закроют, словно варенье.
— Ух ты!
— Да-да!
Тогда Рыцарь протянул ему свою железную руку, и Гарри с радостью её обхватил; они тихо начали красться по коридору, и только Рыцарь всё время поскрипывал, а в его груди словно разогревался оркестр: едва слышно там клокотало и распевалось.
Гарри понял, что не ошибся, стоило только солнечному свету упасть на забрало.
Что уж тут началось!
Не раскрывая рта, Рыцарь громко запел:
Не уйдешь ты легкой ланью:
Все пути ведут к свида-а-анью!
За окнами защебетали ласточки, испугавшись, гулкое эхо разнеслось по коридору, и Гарри задёргал Рыцаря, как сумасшедший:
— Что вы, что вы!
— Нельзя?
— Не сейчас, сэр!
Но они уже наступили в свет от следующего окна.
Плод не нужен перезрелый —
Плод срывают, если спе-е-елый!
— Прошу вас! Прошу вас, сэр!
И тут Гарри услышал, как открывается дверь какого-то класса. Он невежливо толкнул Рыцаря к ближайшей стене:
— Замрите! — а сам спрятался за него и даже втянул живот.
В ту же секунду из кабинета маггловедения показалось несколько любопытных голов, в том числе, белобрысая голова Зверя. Они все покрутились, прислушиваясь, и затем кто-то из детей закричал в глубину класса:
— Наверное, это Пивз, сэр!
— П-п-пожалуй, — с трудом, но расслышал Гарри. — Тогда з-закройте дверь, мисс Остин, мы п-продолжим.
Зверь немного порозовела от удовольствия и исчезла вслед за остальными учениками.
В коридоре восстановилась тишина, и вот только тогда Мартышка выдохнула от облегчения.
— Приспичило же вам петь, сэр! — возмутился он, строго поглядывая на Рыцаря снизу вверх. — Если нас отловят, то мы никогда не поможем им!
— Хей-хо, — огорчились доспехи. — Тогда не выводи меня на солнце, мальчишка, — я от него разгораюсь! Сразу хочется петь, да плясать, да влюбляться…
— Бе.
— Ты любишь загорать, маленький сэр?
— Не очень, — Гарри помнил, что это такое — ползать по клумбам тёти Петунии, рассаживая цветы, пока кожа не почернеет, и симпатией к занятию он до сих пор не проникся.
Гарри снова взял Рыцаря за его тёплый палец и повёл дальше, обходя теперь все лучи, разбросанные солнцем по замку. Это была непростая задача: день стоял весенний, светлый, приведения то и дело попадались на пути, и было непросто отстать от них, любопытных, — Рыцаря они видели в первый раз.
Да и люди на портретах то и дело окликали их, хотя с некоторыми из них доспехи дружелюбно здоровались.
— Поди сюда, каналья! — загремел какой-то всклокоченный человечек в ответ.
— С сэром Кэдоганом мы как-то встречались, — уклончиво сообщил Рыцарь на ушко Гарри. — Хо-хо, мне понравилось!
— А ему, кажется, нет, — обернулась Мартышка, видя, как сэр Кэдоган пытается сдвинуть своего жирного пони с места и пуститься в погоню.
— Он тогда потерял некоторое количество чести и панталоны. Возможно — хей-хо! — это даже одно и то же!
И внутри у Рыцаря прогромыхало, походя на отрывистый смех.
Гарри задрал голову и тоже повеселел, улыбнулся широко и лучисто, а когда его взяли на плечи — от восторга едва не лопнул. Он впервые в жизни садился кому-то на шею (хотя Дурсли не раз утверждали обратное), и это было необыкновенно, потрясающе, захватывающее весь дух: как ни старалась Мартышка, она больше не вела себя тихо.
— Как высоко! — ахала она, кажется, освещая весь коридор. — Как здорово, сэр!
И весь прожитый день вылетел из головы у мальчишки, как сон, и потерялся где-то на лестницах Хогвартса. Те, своенравные, вечно передвигались — так что едва ли маленький Гарри отыщет его, чтобы опять огорчиться.
Рыцарь шёл, специально порой подпрыгивая, чтобы Мартышка чуть-чуть повизжала. А Гарри дрыгал ногами, держась за пальцы — рулил, с любовью заглядывал в светлячки, скрытые шлемом, и чувствовал себя замечательным.
А в целом — таким и был.
* * *
— Ах, миссис! Хо-хо, мисс! Встреча влюблённых — это конец путешествиям!
Леди на портрете даже слегка раскраснелись.
— Маленький Гарри, — окликнула девочка, всё ещё полыхая, — а ведь ты не ошибся.
— Сэр, идёт пятая сотня, а вы всё поёте? — тем временем вопрошала старушка.
— Она идёт без меня, миледи.
— И как далеко?
— Главное, как надолго! — Рыцарь отвесил полупоклон, и Гарри заметил, как весело поблёскивают светлячки под забралом. — Рад видеть вас всё там же, всё теми же! Разрешите — хо-хо! — обратиться?
А затем доспехи пересказали картине, как храбр и хитёр был маленький Гарри, как он висел ботинками вверх, как спорил с профессором — и не пугался, и кажется, пару раз они даже назвали его бравым парнишкой, и юный волшебник расцвёл, словно майская веточка.
— И мой новый друг сообщил, — наконец, весело заключил Рыцарь, — что вам нужна помощь. Я весь — ваш!
От ржавых сапог до ржавых мозгов:
Знайте, что я — готов!
Но Гарри предусмотрительно потянул Рыцаря обратно в тень, чтобы тот смог разговаривать, как нормальный.
— Прелестно! — проворковала девочка так, что Гарри даже немного заревновал.
Рыцарь исполнил полупоклон, стоя поодаль, и, наконец, выпустил Мартышку из рук — та с разочарованным вздохом спрыгнула на пол.
— Не волнуйся: нам ещё ехать обратно, — напомнили ему доспехи с радушием. А может быть, дали ему обещание.
— Спасибо, сэр!
И Гарри приободрился. Наконец, он заметил, что старушка и девочка обмахиваются какими-то веерами — видимо, одолженными у соседних картин. Стоило Мелочи на них глянуть — обе заохали:
— Ну и жара! Вы уж нам помогите!
— Хо! Да ведь я за этим и здесь, так, маленький сэр?
Гарри закивал. А затем отбежал на пару шагов — к месту на стене, где не было солнца. Там висела очередная картина, но абсолютно пустая: только кресло на фоне гардин. Она подходила как нельзя кстати, и Мелочь решила:
— Вот с этой, сэр! Поменяйте вот с этой!
Рыцарь с готовностью покивал. И приступил к делу.
Гарри заметил, что он пел свою песенку даже в тени — видимо, она ему очень нравилась.
— Хей-хо!
Нам любовь на миг дается.
Тот, кто весел, пусть смеется:
Счастье тает, словно снег.
Можно ль будущее взвесить?
Ну, целуй — и раз, и десять:
Мы ведь молоды не век!
— Ах вы, старый повеса! — беззлобно журила старушка.
— Старый повеса — новый ухажёр!
И Рыцарь выровнял их портрет, а затем снова отошёл в тень — любуясь, поблёскивая, мигая (кажется?) Гарри.
Девочка сложила свой веер и передала бабуле: больше ей не нужно было делать вид, что ей жарко. Наконец-то всё наладилось! И Мартышка довольно подпрыгивала.
Леди горячо поблагодарили их обоих, Гарри пожал Рыцарю палец три раза (за всех), и затем девочка им напомнила, что скоро будет звенеть звонок: пора бы устраивать сэра на место.
— На этот раз не поливай его, — наказала бабуля, — а накрой голову гобеленом. Он у нас, как масло…
— Скользкий тип, одним словом! — подхватили доспехи.
— … когда поливаешь водой, то разжигаешь, а тушишь лишь тряпочкой. Той, что в цветочек.
Гарри помнил: ей рыцарь протирал макушку, а затем прикрывался. Гобелен остался у кабинета зельеварения — это как раз по пути!
— Хорошо, — пообещала Мартышка. — Я к вам ещё приду?
— Ты спрашиваешь? — ухмыльнулась девчонка.
Гарри глянул на рыцаря. Тот, вроде бы, снова мигнул.
— Не-а. Я вам это просто так — сообщаю.
И они рассмеялись — все вместе.
Рыцарь поднял Гарри на плечи и повёз, раскачиваясь, словно высокая мачта, — прямо к пересохшему морю Снейпа.
Он немного устал, и пел теперь всё тише, даже немного печальнее:
Пусть мой белый саван усыплет тис —
Вот просьба последнего дня,
Потому что мою смертную роль
Не сыграет никто за меня.
Но Гарри всё равно очень нравилось.
* * *
Когда я был совсем уж мальчишкой —
Хей-хо, ливень — всю ночь напролёт! —
Мелочь была мне только игрушкой,
А дождь (посмотрите!) всё льёт и льёт.
Когда я вступил во владения взрослых, —
Хей-хо, ливень — всю ночь напролёт! —
Повесил замки от соседей недобрых,
А дождь (посмотрите!) всё льёт и льёт.
Когда я — увы! — обзавёлся женой, —
Хей-хо, ливень — всю ночь напролёт! —
Никогда не хотел возвращаться домой,
А дождь (посмотрите!) всё льёт и льёт.
Когда жизнь меня уложила в постель, —
Хей-хо, ливень — всю ночь напролёт! —
Из головы моей так и не выдуло хмель,
А дождь (посмотрите!) всё льёт и льёт.
И пускай этот мир зародился давно, —
Хей-хо, ливень — всю ночь напролёт! —
Моя песенка спета уже всё равно,
Хей-хо, хей-хо и хо-хо-хо-хо!
— Хо-о-о-о, — протяжно исчезало в груди рыцаря эхо, и доспехи шагали обратно на постамент, — хо-хо-о-о!.. — раскатилось в последний раз и умолкло.
А рыцарь, ещё один добрый друг, замер перед Гарри с опущенными плечами. Он был похож на большую игрушку, растратившую завод, только вот он — не игрушка. Гарри знал это наверняка. Ведь Гарри водил его по замку за палец, Гарри слушал его шутливые песенки, Гарри взбирался ему на плечи и хохотал! Разве можно, чтобы так хорошо — с теми, кто без души?
— Вы живее живых, мистер, сэр! — утешил он напоследок и погладил тёплый металлический бок. — Я обязательно вас навещу!
Из-под массивного сапога выполз тускло мигающий светлячок, и Гарри спрятал его в карман. А затем поскакал вприпрыжку вдоль полутёмного коридора, напевая себе под нос, подмурлыкивая:
Этот мир зародился давно,
А я спою песенку всё равно!
Хей-хо, хей-хо и хо-хо-хо-хо!
Примечания:
1) Использованы стихотворения из пьесы Шекспира "Двенадцатая ночь, или Что угодно?". Последняя песня — мой почти дословный перевод с двумя изменёнными строчками.
2) Рыцарь поёт вот так и вот эти песни (размещены первой записью на стене): https://vk.com/kittodin
