Интерлюдия 1— Я смог! Я это сделал! — ликуя, кричал я во тьму. Переполняющие меня эмоции требовали какого-либо выхода, поэтому сейчас я кричал, выплескивая их, и совершенно игнорируя тот факт, что мой крик был беззвучным.
Накричавшись вдоволь, я с легкостью отмахнулся от тут же возникшей неприятной мысли. Не хочу напрягаться из-за того, что я очнулся не в теле, как хотел, а — не пойми, как и где. Как-либо изменить это я не могу, потому и не напрягаюсь, вернее не хочу напрягаться. Только кто меня будет спрашивать.
Не сейчас, только не сейчас — жестко сказал сам себе, тем самым в зародыше подавляя возникший было животный ужас. Подумаю об этом позже. В данный момент я намерен радоваться своей маленькой победе, и ничто не должно портить мне настроение.
— Что ты смог? — спросите вы. — Кого ты победил?
— Что я смог? Все очень просто! Мне нужна была возможность спокойно подумать, чтобы, при этом, меня ничто не отвлекало. А вот подумать есть над чем, у меня накопилось столько вопросов, на которые я хотел бы получить ответы:
Почему у меня не получилось очнуться в теле? По какой такой причине мне так настойчиво показывают эти воспоминания? Что, собственно, со мной происходит? И почему воспоминания именно этого чел… или, правильнее будет сказать, мага? А маг — это человек? Или правильней будет спросить: а человек может быть магом? Наверное, может. Так, все, отставить! Не о том думаешь.
Так о чем это я? Вот, вспомнил! Также я хотел разобраться, если получится, с проявившейся у меня двойственностью. Потому что меня пугает то, что у меня к одной и той же ситуации одновременно проявляется, с одной стороны, реакция молодого придурка, а с другой — взрослого, умудренного опытом, человека.
Если источник происхождения реакций взрослого человека я хоть как-то могу понять, исходя из предположения, что воспоминания Гарри являются моими, то вопрос: откуда берется реакция молодого организма — определенно ставит меня в тупик.
— Вы спрашивали: кого я победил? Мой ответ: я не знаю. Просто, до этого было так: мое сознание против моей воли резко отключалось, и я погружался во тьму. А после, только вынырнув из тьмы, не успевая прийти в себя, как у меня начинался очередной просмотр воспоминаний Гарри Поттера. И тогда я был вынужден все силы бросать лишь на то, чтобы как можно больше информации собрать и запомнить.
Кажется, я немного успокоился, отвечая на ваши вопросы. Эйфория ушла, так что теперь можно смело приступать к мозговой деятельности. Пусть и невозможно сразу разобраться во всем, в чем я хочу, но надеюсь, хоть в чем-то да получится.
За это время о Гарри я узнал много интересного.
После отбытия сына, Гарри начал приводить дела и бумаги в порядок. Глядя на него, можно было подумать, что он не тайну сыну хочет открыть, а на войну собирается.
Работу с бумагами Гарри чередовал с работой в своей мастерской над каким-то там артефактом, а в перерывах между этим совершал визиты к знакомым и немногочисленным соседям, чтобы предупредить их о том, что снова собирается погрузиться в исследования. Поэтому, они не должны его терять, ведь он закроется у себя в лаборатории с сыном и ни на что постороннее отвлекаться не будет.
Тяжелее всего мне далось разобраться в том, почему почти для всех знакомых и соседей Гарри был не Гаррисоном Джеймсом Поттером, а Гербертом Джерри Паркером. По отрывочным сведениям стало ясно, что это магически закреплённый за ним псевдоним, под которым он живет уже довольно давно, а вот причин, заставивших его так поступить, я выяснить не смог.
Чем больше воспоминаний я смотрел, тем больше склонялся к тому, что высказанное в минуту отчаяния предположение верно. Гарри Поттер — это мое прошлое воплощение.
— С чего это ты взял? — спросите вы.
На это указывают, пусть и косвенно, некоторые детали. Вот, например, одна из них: если бы эти воспоминания не были моей прошлой жизнью, то зачем мне, в таком случае, показывают настолько личные воспоминания Гарри, такие, как принятие пищи или душа… ну и другие еще более… личные.
Переломным моментом в пользу этой версии стало воспоминание о встречи Гарри с женщиной по имени Гермиона.
«… — Не знаю, Гарри. — проговорила Гермиона, склонив голову набок, разглядывая Гарри сквозь прищуренные глаза.
— Мне отчего-то кажется, что ты что-то не договариваешь. И очень многое. Я понимаю, что делаешь ты это из лучших побуждений, чтобы я не переживала понапрасну. Так?
На что Гарри промолчал, опустив взгляд.
— Значит, я права. — подытожила она с грустной усмешкой. — Но, Гарри, в этот раз — произнесла она, подаваясь вперед — от вашей затеи так и веет опасностью.
— Гермиона, когда ты стала настолько проницательной? — глядя на неё с уважением, спросил он.
— Когда позволила себе связаться с тобой во второй раз… — на что они дружно рассмеялись.
Отсмеявшись, Гермиона снова стала серьезной, и сложив руки на груди, заявила:
— У тебя не получится задурить мне голову, Гаррисон Джеймс Поттер.
— Даже не пытался, поверь!
'Она у меня вызывает чувство узнавания. Кажется, что надо ещё чуть-чуть напрячься, и я ее вспомню.'
'Ну не верю, что они вместе. Между ними нет искры, скорее всего, они только друзья.'
'Ты это к чему?'
'А к тому, что только женщина, к которой имеется страсть, могла вызвать в тебе чувство узнавания.'
'Не думаю! Мне кажется, что их объединяют более сложные отношения, чем плотские утехи.'
'Он, идиот, вместо того, чтобы разговоры разговаривать, лучше бы…'
'Хватит!'
'Да ладно тебе! Пошутить, что ли, нельзя?'
'Заткнись, придурок!'
'Ладно! Ладно! Не кипятись, дедушка, а то инфаркт схватит. Хи-хи.'
'Ррр…'
'Хи-хи. Все, уже молчу.'
— Хорошо, Гермиона, если ты просишь — произнес Гарри, сдаваясь после небольшой паузы, в течение которой Гермиона демонстрировала свою непоколебимость в достижении истины — то я могу и тебе раскрыть тайну. Только вот есть одно условие: перед этим ты подпишешь со мной магический контракт о неразглашении.
— Я могу подумать? — с беспокойством спросила она, тут же сдавая позиции. Условие, при котором ей нужно будет подписать контракт о неразглашении, ей совершенно не понравилось.
— Да, до тех пор, пока Альрус не вернётся, уладив все свои дела. Сейчас ты должна дать мне клятву о том, что никогда никому никаким иным способом не сообщишь о том, что у меня есть тайна.
— Даже так? — изумилась она и покачала головой. — В таком случае, я не хочу знать эту тайну, слишком уж от неё как-то не по себе становится.
— Это правильный выбор, Гермиона! — поддержал ее Гарри. — Я бы не хотел, чтобы твоя жизнь подвергалась даже иллюзорной опасности из-за простого любопытства.
Она снова покачала головой и потом, подумав, произнесла:
— Ты не представляешь, как мне хочется узнать твою тайну. И все из-за предчувствия, что знание этой тайны откроет для меня возможность получить много новых книг и знаний.
Гарри, как мог, после ее слов, старался оставаться спокойным. Она была полностью права, стоит ей только поддаться соблазну, книги и знания других миров будут в ее полном распоряжении. Гермиона не заметила, как напрягся Гарри или сделала вид, не важно, и погрузилась в себя. Как же она изменилась за эти годы, между тем, думал он. Она стала мягче, развила интуицию и, что самое невероятное, стала прислушиваться к своим чувствам. Но вот она вышла из задумчивости, и твёрдым голосом продолжила:
— Но так уж получилось, что за прожитые годы я научилась доверять своим чувствам и интуиции, а они мне кричат, что не стоит связываться с твоей тайной, даже если после этого я получу новые книги и знания. И потому я послушаю их. Но я отказываюсь от тайны не только потому, что чувства и интуиция против, а еще и потому, что за прожитые годы я также поняла, что такая одержимость знаниями, какая у меня была, очень опасна. — и без перехода — Я, Гермиона…
'Слабачка, она мне больше не нравится!'
'Кретин!'
'От кретина слышу!'
Кажется, я опять отвлекся, так о чем это я? А, вспомнил! Нужно собраться с мыслями и еще раз подвергнуть анализу имеющиеся у меня данные.
— Ну надо же, вот засада! — возмутился я через какое-то время. — Вот почему со мной все так происходит? — задал я риторический вопрос в пустоту.
Столько сил потратить на преодоление трудностей для того, чтобы подумать в тишине, а в итоге думать-то не о чем. Вернее, думать есть о чем, просто о том, о чем хотел, не получается из-за банального отсутствия достаточного объема информации. И самое неприятное в этом то, что я только что это понял.
— И что делать-то? Что же делать? — в исступлении начал повторять один и тот же вопрос, постепенно зверея от того, что мои мысли, словно вспугнутые зайцы, метались в моей голове. Остановило все это безобразие, пришедшее из глубин памяти, воспоминание.
«… было очень плохо, глаза никак не хотели открываться. Превозмогая себя, я снова и снова пытался их открыть, потому что чувствовал, что это важно, и что я должен увидеть что-то своими глазами. Не помню с какой попытки, но все же у меня это получилось.
Сначала ничего не было видно, потому что глаза застилала пелена, но затем, с трудом проморгавшись, со все возрастающим ужасом я смотрел на окружающую меня обстановку. То, что я увидел, помогло резко прийти в себя, и даже в голове как-то сразу прояснилось.
Моему застывшему взору открывалась потрясающая картина бескрайнего Космоса. Тщетно надеясь, что все это мне только кажется, я начал усиленно моргать глазами. Но моя отдающая наивностью попытка с треском провалилась. Окружающий меня со всех сторон Космос никуда, к моему огромному сожалению, не пропал.
Космос завораживал своей первозданной красотой. Я залюбовался им, совсем позабыв о насущных проблемах и том, что это не нормально болтаться вот так, где-то в просторах Космоса.
Не знаю, как долго бы я так провисел, погрузившись в созерцание, но произошло страшное. Меня вдруг резко накрыла истерика, к которой я, естественно, был совершенно не готов. Неизвестно, как долго бы она у меня длилась, если бы я, дергаясь, как припадочный, случайно не увидел распростертое на каталке тело.
Вот ведь странность, на которую я не обратил тогда внимания. Тело было одновременно где-то там далеко внизу, и в то же время я мог его хорошенько рассмотреть, словно оно лежало на расстоянии вытянутой руки.
— Стоп! — мысленно воскликнул я, потому как уловил что-то на периферии сознания.
К моему вящему удивлению, картинка тут же замерла. Боясь спугнуть удачу, я, как мог, вежливо попросил, не знаю кого, прокрутить воспоминание немного в начало, и о, чудо, это тут же произошло. Только потом до меня дошло, и я вынужден был покрутить пальцем у виска: это же мое воспоминание, и поэтому я могу им управлять! Вот жжёшь, б… дальше было много слов, в основном нецензурных.
Кое-как успокоившись, я приступил к поиску того, что привлекло мое внимание, прокручивая воспоминание сначала в одну сторону, а затем, внимательно просматривая его, в другую. Делал это я до тех пор, пока не нашел того, что меня зацепило.
Это были мысли, но явно не мои. Во-первых, я совершенно не помнил когда их произнес, во-вторых, я еле-еле смог их услышать, в третьих, они возникли только тогда, когда я увидел тело на каталке и принялся его внимательно рассматривать.
Я замер. Сказать, что я затаил дыхание, невозможно за отсутствием этого самого дыхания. Так что, я замер, как мог старательно вслушиваясь в едва слышные слова, напрягая все, что мог, в моем положении, напрячь.
— Это что, мое тело? — следующее чуть громче и с паникой в голосе — Я, что умер? — истерично — Как и когда это произошло? Нет, нет, нет! — потом уже с отчаяньем и обреченностью — Ведь так не должно быть! Я еще так молод, мне недавно исполнилось семнадцать лет.
Прокрутив для надежности воспоминание еще несколько раз, чтобы убедиться в том, что все правильно расслышал, я задался вопросом: а чьи это, собственно, мысли?
Посмотрев еще раз на распростертое тело, лежащее на каталке, я пришёл к выводу, что это мысли того юноши, чье тело лежит там внизу, и которому, как выяснилось, исполнилось всего семнадцать лет. Это то тело, которое, похоже, занял я. Хотя как посмотреть, я тут в Космосе, а оно там, внизу. Хм…
Получается так. Пока его хозяин пребывал в обмороке, меня к нему подселили. А после того, как из его памяти вырвали его личные воспоминания, он немножко умер. И только его эмоциональная реакция на некоторые вещи еще о себе напоминает. Теперь понятно откуда вдруг брались и все эти юношеские реакции, и эта возникшая вдруг истерика там, среди звезд.
Если предположить то, что я занял место пацана, то получается, что однозначно он был уже не жилец. Ну так легче будет принять произошедшее со мной. Мысль, что мое появление в нем его убило, невыносима.
Теперь идём дальше и побыстрее, побыстрее, Мерлин всех задери, чтобы у меня, не допусти подобного, Мать Магия, не началась какая-нибудь неконструктивная рефлексия.
— Почему ты считаешь, что оценка происходящего с тобой будет неконструктивной? — опять-таки спросите вы.
А потому, что, если я начну задумываться об этичности того факта, что я занял чужое тело, да ещё забрал его у молодого парня, тем самым убив его окончательно, то от таких размышлений в голову тут же полезут разные нехорошие вопросы, например, такой: если бы я в него не попал, у него был бы шанс выжить или нет?
Так что рассуждения в таком духе могут привести к тому, что я впаду в неконтролируемое отчаяние, и начну есть себя поедом, испытывая неправильное в моем случае чувство вины.
— Почему ты считаешь что испытывать чувство вины в твоем случае не правильно?! — возмутитесь вы.
Отвечу так: потому что от меня, в ситуации с появлением меня в чужом теле, ничего конкретно не зависело тогда и ничего не зависит сейчас. Я не прилагал совершенно никаких усилий к тому, чтобы очутиться в чужом теле, как и не заставлял, не принуждал, и не упрашивал кого-либо, чтобы меня поместили в юношеское тело.
И даже, если рассмотреть такой вариант, в котором я стремлюсь к восстановлению справедливости, то и тут полный облом. Я не представляю, что можно сделать и кому выразить свой протест, если я плаваю в какой-то серой хмари и занимаюсь не пойми чем, разговаривая не пойми с кем.
Сейчас я даже самоубиться не могу, потому что для того, чтобы иметь возможность это сделать, нужно хотя бы очнуться в теле.
Все, с чувством вины надо срочно заканчивать, а то неизвестно до чего договорюсь с невидимым собеседником. Надеюсь, я еще умом не тронулся. А может — уже? Ладно, не будем о грустном. Так, все, не думаем о плохом и постороннем, а переходим к более насущному. В данный момент этим для меня являются воспоминания Гарри.
Просмотрев свое воспоминание до конца, я с изумлением узнал о такой маленькой детали, как-то, что воспоминания Гарри Поттера прилетели ко мне откуда-то извне, явившись через портал. И что это даёт? Только то, что сделанное мной ранее предположение о том, что эти воспоминания являются памятью моего прошлого воплощения, не подтвердилось.
И не только. Также, это дает возможность смело сделать вывод о том, что раз воспоминания покинули своего хозяина, то он однозначно умер. Здорово получается, пацан умер, оставив мне своё тело, Гарри Поттер тоже где-то там умер, оставив мне свои воспоминания, а я тут, живее всех живых, в чужом теле с чужими воспоминаниями. Оригинальненько так получилось.
От отчаяния меня спас вопрос, возникший в моей голове: а с чего это вдруг воспоминания умершего где-то там человека пытаются всучить мне? С телом все прозрачно, пацан умер, тело освободилось, я для чего-то нужен и потому должен жить. Вот и сошлись два одиночества, и кто-то под шумок меня в него и засунул. Тут все понятно, как ни крути. Но вот зачем мне всучили воспоминания левого человека, вообще без понятия.
Да, неувязочка получается с этими воспоминаниями. Сколько ни думай, ни ломай голову, вывод один: мне катастрофически не хватает информации для того, чтобы строить хоть какие-то предположения.
Единственное, что приходит в мою уставшую голову насчет того, для чего мне всучили чужие воспоминания, это мысль, что для всего этого есть какие-то веские причины, которые, естественно, мне неизвестны.
Пока этого я и буду придерживаться, ведь достаточной для нормального анализа информации у меня нет. А решать, что делать надо уже сейчас, иначе я сойду с ума от этой раздвоенности, вернее расстроенности. Юноша — раз, я — два, Гарри — три. И как же мне поступить в таком случае?
Я пораженно замер, потому что мою голову посетила гениальная мысль. Я — это я. И никто больше, даже если не помню, кто я.
Вариант принять одну из двух личностей, для меня неприемлем. И пусть я ничего не помню о себе, это не значит, что я готов позволить эмоциональному состоянию молодого оболтуса взять над моими чувствами вверх.
Его агрессивное отношение к миру, которое он не раз мне демонстрировал, для меня неприемлемо. Я рассуждаю так: если он в свои семнадцать лет всем и вся недоволен, то что с ним было бы дальше, если бы он продолжал жить? А может он поэтому и погиб из-за такого вот негативного состояния души?! Надо на досуге над этим хорошенько подумать, чтобы не уподобиться ему, все же я, вроде как, получил его тело, вдруг это заразно.
Не отвлекаемся! Шикнул я сам на себя, потому что возникло чувство, что скоро я отключусь или меня отключат. В случае с личностью Гарри все немного сложнее. Его воспоминания у меня есть, но я не знаю какое они имеют ко мне отношение и имеют ли вообще? И поэтому его личность я не могу принять. Вот как представлю, что приму его личность, а потом, раз и его воспоминания возьмут и отберут и останусь я… Я — это я или я — это не я. Хм… во как загнул, сам запутался.
Но если, скажем так, взять и отбросить эти рассуждения, то как человек Гарри неплохой, если бы не одно, но… его сын Альрус. На его фоне Гарри сразу проигрывает как личность.
Не уверенный в себе человек, подверженный чужому влиянию, пусть и не очень сильно. Слегка меланхоличный и какой-то не совсем целостный, словно собран из нескольких частей чего, не знаю как сказать, но у меня постоянно, при наблюдении за ним, возникает такое стойкое чувство. Вот еще и по этой причине я не готов принять его личность.
Хотя моя жаба давит на меня, расписывая плюшки, которые я смогу получить в виде знаний Гарри и его опыта. Дополнительно к этому ещё такая мерзкая мыслишка проскакивает: может, приняв его личность, ко мне и его магические способности перейдут?
И все же — нет. Как бы заманчиво все ни выглядело, я выбираю себя, как новую личность в этом молодом теле. А пока, не имея возможности что-либо изменить, буду продолжать смотреть воспоминания Гарри Поттера. Возможно, смогу получить нужную мне информацию.
Как только я определился со своим выбором, меня тут же окутало серебристое сияние и через некоторое время, купаясь в нем, я понял, что таким странным способом мне дают понять, что мой выбор принят. Как только сияние потухло, я почувствовал, что из-за моего нематериального состояния мне срочно нужно выбрать имя, чтобы закрепить принятое мной решение.
Единственное, что я смог сделать сейчас, это начать перебирать имена знакомых и соседей Гарри, примеряя их к себе. Когда варианты имен закончились, я растерялся. Ни одно мне не подошло! Не знаю как так, я просто знал, что все имена мне не подходят. Моя растерянность прошла, когда я вспомнил что есть еще два имени, которые я не проверил, это Гаррисон и Джеймс.
Как ни странно звучит, но подошло мне имя Гаррисон. Ну что ж, так тому и быть, решил я, Гаррисон так Гаррисон. И я задумался над тем, что мне нужно выбрать еще и сокращённое имя.
Вот буду Ри! Поднял я прозрачный указательный палец вверх. Мне такое сокращение понравилось, при этом, прошлому Гарри оно категорически не нравилось, что меня очень обрадовало. Мне почему-то хоть как-то захотелось отделить себя от Гарри.
После этого трудного процесса выбора имени, резко навалилась усталость, и я начал медленно проваливаться во тьму, позволяя ей принять меня в свои ласковые объятия, потому что все эти размышления, принятие решений и сопровождающее это все эмоционально-психическое напряжение, изрядно меня вымотали.
