Глава 31Привет) хочу в очередной раз извиниться за ошибки и опечатки, а так же пообещать, что за август постараюсь полностью вычитать фанфик.
А пока - новая глава.
Глава 16.
Он зашел домой уже глубокой ночью, хотя некоторые могли бы назвать половину четвертого и ранним утром. Привычным жестом снял мантию, бросил ее в сторону вешалки и, как всегда, безошибочно попал на два крючка сразу. Запихнул ботинки под полку для обуви, положил на нее кобуру для ставшей бесполезной и ненужной волшебной палочки, провел рукой по влажным от снега волосам, когда его накрыло.
Пошатнувшись, Гарри почти свалился на удачно стоявший стул. Не будь его там, он, боевой аврор и опытный солдат, упал бы прямо на пол, и в этом не было никаких сомнений.
Домой.
Сколько дней, вернее, недель он здесь не был? Ночевал в Министерстве, засыпая над картами и планами, ночевал, неудобно пристроившись на стуле, вскакивая от сигнальных звуков сирены. Вообще не смыкал глаз, поддерживая свою работоспособность зельями и стимуляторами (узнают Гермиона или Джинни – убьют).
Тело двигалось по выработанной годами привычке, а уставший разум не поспевал за ним, а когда, наконец, догнал, Гарри и рухнул на стул – ошарашенный, сбитый с толку, едва ли не сошедший с ума.
Осознание накрывало его медленными, тягучими волнами, и каждая утягивала с собой все дальше на глубину: к убитым детям, к погибшим студентам, к его собственным людям – раненным, покалеченным.
О своих сыновьях и дочери Гарри старался не думать вообще. Он, конечно, не забывал о них не на секунду, но не находил пока в себе сил, чтобы принять и осознать все произошедшее с ними.
С Лили, которая пережила войну в осажденном Хогвартсе, которая видела все нападения, жизнь которой подвергалась опасности бесчисленное количество раз. С его девочкой, на руках которой умирали авроры и добровольцы, которая спасала жизни, видела тяжелейшие ранения.
С Альбусом, которого призвали на фронт, который воевал, сражался, в свои семнадцать каждый день видел смерть и насилие, спас девочку от ублюдка-румына, у которого навсегда останутся проблемы с нервическими реакциями, и еще неизвестно, как это отразится на его дальнейшей жизни.
С Джеймсом, прошедшим всю войну в Румынии, от которого не было вестей несколько последних недель, и больше всего Гарри боялся, что его найдут и схватят, что будут использовать для давления и поставят его перед выбором: жизнь сына или благополучие страны.
И это были только его дети, их проблемы, давившие на него с огромной силой. А еще был Скорпиус – такой же подросток, как и Альбус, потерявший отца, оставшийся один на один с собой.
И Драко Малфой, умерший, чтобы жил Гарри Поттер, чтобы была выиграна война.
Еще одна жертва в его личном кладбище отдавших за него жизнь.
И он сам, ставший сквибом.
Спаситель Магического мира, глава Аврората, герой Второй войны – и беспомощный человек, практически младенец, у которого исчезла магия.
Завтра это появится во всех газетах и репортажах, если не в Англии, то на континенте уж точно.
Из мрачного оцепенения, полного самообвинения и бичевания, Гарри вырвал звук всхлипов. Опираясь рукой о стену, он с усилием поднялся и быстро, но тихо прошел по коридору, остановившись в тени дверного проема, ведущего в гостиную.
Там на ковре возле потухшего камина, буквально захлебываясь рыданиями, сидела его жена.
- Джинни, - сказал он, и она моментально дернулась, вскидывая на него взгляд заплаканных, покрасневших глаз.
Гарри вздохнул и шагнул к ней, осторожно присел рядом, не зная, что делать дальше. Дожив до своих лет, он все еще не имел понятия, как вести себя с плачущими женщинами.
Одной из прочих замечательных черт Джинни было еще и то, что она почти никогда не плакала, а если и плакала, то от злости или усталости, или, гораздо реже, от счастья.
Но еще никогда Гарри не слышал в ее слезах столько безысходного горя и тоски. Рыжие волосы Джинни выбились из хвоста и растрепались по ее плечам и вздрагивающей спине. Она была в одета в джинсы и кардиган, и он понял, что жена была дома уже давно.
- Гарри, - Джинни повернулась к нему и вцепилась руками в воротник рубашки, и Поттер, словно очнувшись окончательно от странного оцепенения, завладевшего им еще в прихожей, крепко обнял свою жену, целуя то в лоб, то в макушку и позволяя ей выплакаться.
Джинни начала успокаиваться почти сразу и вскоре уже перестала судорожно всхлипывать и даже смогла наколдовать стакан с водой, и рассмеяться, когда Гарри принялся поить ее. Правда, ее смех напоминал собой скорее истерику.
- Как ты? – тихо спросила она, когда зубы перестали стучать о стекло.
- Ужасно, - честно ответил он и неприятно усмехнулся в сторону.
Джинни вздохнула и ближе подвинулась к нему, платком вытирая глаза.
- Я люблю тебя, - прошептала она. – И хочу, чтобы ты помнил. Всегда, - она настойчиво и даже чуточку строго посмотрела на него, и в ее взгляде Гарри впервые уловил привычный боевой блеск.
- Я тебя тоже, - вздохнул он и снял очки. – Что случилось? Ну, помимо войны и всего прочего, - нервно хмыкнул он.
- Лили проснулась от кошмара, и я дала ей Сон без сновидений, и сидела рядом с ней, пока она не заснула опять. И она рассказала немного. О том, что было в Хогвартсе, что было с ней, - голос Джинни вновь задрожал помимо воли, и Гарри кивнул.
Он должен был догадаться сразу: едва ли в сложившейся ситуации нашлось бы что-то, помимо семьи и детей, что могло заставить его жену заплакать.
- И это было так страшно, гораздо хуже, чем то, что пережили мы тогда в Хогвартсе. А ведь ей всего шестнадцать, а когда все началось, было и того меньше. И для меня она все еще маленькая девочка, - Джинни рассказывала быстро и отрывисто, не глядя на него, а неподвижно смотря на едва тлевшие угли, и голос ее делался почти неживым, металлическим. – И я подумала: за что и почему они? Наши дети, племянники, их такие же по возрасту друзья. Что с ними теперь будет, Гарри? Как они справятся со всем этим? И что будет с нами? – Джинни все же посмотрела на него, и в ее взгляде боль плескалась пополам с отчаянием.
- Я не знаю, - честно ответил он. – Я знаю только, что выбираться из всего этого мы будем намного дольше, чем воевали, и последствия будут преследовать нас и через год, и через два.
Возможно, это было жестоко с его стороны, да так оно и было. И, наверное, Джинни ожидала услышать совсем не этим слова, но Гарри ничего не мог с собой поделать.
Не мог врать себе и потому не смог соврать и жене. Сказать, что все будет хорошо, что все наладится.
Нет, не будет, и нет, не наладится. Жестокая, тяжелая правда, но хоть какой-то намек на определенность посреди хаоса только что закончившейся войны.
Гарри старался быть спокойным и даже слегка отстраненным, хотя у него у самого сжималось сердце, когда Джинни говорила об их дочери. О его девочке, которую он ночами носил на руках, когда она болела, которую он учил защищать себя, которая прибегала к нему со своими первыми детскими влюбленностями...
- Давай я сварю кофе? – Гарри вопросительно посмотрел на жену и первым встал с ковра, потянув ее за собой.
Они прошли на кухню, и Джинни села за высокий стол на барный стул, а Гарри встал у плиты: благо, для варки кофе они никогда не использовали магию.
- Ты был у Альбуса? – спросила она спустя несколько минут молчания.
- Я пришел, когда он уже спал, - Поттер ответил, и в его голосе звучала вина. – Схожу еще раз сегодня рано утром.
- Его завтра уже выпишут, - резче, чем хотелось, сказала Джинни. – В Мунго не хватает мест, хотя задействованы все помещения: и коридоры, и каморки, и даже операционные. Ал почти поправился, остались только судороги, и я не смогла сказать, что они останутся с ним на всю жизнь.
- Я понял, - Гарри устало вздохнул, мешая жидкость в джезве. – Я поговорю с ним завтра.
Джинни в ответ послала ему теплый, полный благодарности взгляд.
Они умышленно не говорили обо всем прочем: о тяжелейшей ситуации в Министерстве, о Совете Европы, члены и войска которого наполнили Англию не хуже румын. О разрушенной, разоренной стране, с подорванной экономикой, о десятках погибших...
Этого было достаточно и вне стен их дома: Джинни в Мунго, а Гарри на работе.
- Когда сможет вернуться Джеймс?
- Завтра, - его пальцы сжались до боли на рукояти джезвы. – Галенкаф обещал помочь с этим.
Джинни порывисто кивнула и упрямо стиснула зубы.
- Несколько раз мне казалось, что я вот-вот сойду с ума.
- Я не уверен, что не сошел, - Гарри нервно усмехнулся и разлил кофе по двум чашечкам. Привычно потянулся за волшебной палочкой и осекся, замер с поднятой рукой. Резко опустил ее, пытаясь сгладить собственную неловкость.
- Лидер страны. Герой войны, - в его голосе слышались ненависть и горечь, когда он говорил. – Что я теперь могу? – он сел за стол напротив Джинни и спрятал лицо в сгибе локтя.
Она протянула к нему руку и крепко стиснула пальцы.
- Не смей так говорить. Слышишь, не смей! – прошептала с отчаянной яростью.
- Мне почти сорок три года, а я чувствую себя дряхлым и разбитым стариком. Я смертельно устал, Джинни. Выиграть войну – совсем не сложно, если сравнивать с тем, что стоит восстановить страну после такой победы.
- Мы нужны нашим детям. Не забывай об этом, Гарри.
- Мы не смогли уберечь наших детей от войны. Я не смог, - прошептал он, смотря в пустоту. – Я никогда не забуду.
Он знал, что со временем многое забудется, сотрется из памяти, оставив за собой тягостное, гнетущее ощущение. Воспоминания будут с ним лишь в кошмарных снах, после которых невозможно заснуть – так глубоко заползает липкий, казалось бы позабытый давно страх. Он будет нервно ходить по комнате, распахивать тяжелые шторы, стремясь вдохнуть как можно больше свежего ночного воздуха.
Он забудет многое, почти все: нападения на Хогвартс, людей, убитых на его глазах, сражения, пытки и свои ранения. Насилие, боль, сладкий до мерзости запах смерти, взрывы и разрушения, развалины Хогвартса и Косого переулка.
Все это.
Кроме тех первых дней после конца войны, дней после победы. Иногда Скорпиусу казалось, что они были ужаснее всех месяцев, пока они сражались.
Из Хогвартса он с Лили отправился в Мунго к Альбусу. Поттер уже все знал и метался по палате, ожидая, пока к нему придет хоть кто-нибудь из семьи. Позже Лили с пылающими от стыда щеками призналась ему, что, оглушенная победой, совсем забыла о брате. Скорпиус даже не удивился: наверное, будь жив отец, он тоже не сразу бы вспомнил. Или будь у него такая же большая семья. Но когда из родных в живых осталась только мать, каждый близкий человек воспринимается куда острее.
Альбус едва не задушил их в объятиях: вначале Лили, потом Малфоя, а потом обоих вместе. Он был счастлив, но радовался не победе, а тому, что они просто остались в живых.
В Мунго царил хаос: спустя час после окончания битвы (Скорпиус пока даже в мыслях не говорил «окончания войны») сюда все еще поступали раненые из Хогвартса. Колдомедики стремительно носились по коридорам, по громкой связи постоянно кого-то вызывали в операционную, летали из одной комнаты в другую капельницы с кровью и другими магическими растворами. В коридорах было не протолкнуться, они были переполнены, не говоря уже о палатах. С Алом лежало еще шесть человек, хотя должно было всего двое.
Больные с жадным интересом набросились на Малфоя и Лили, и Скорпиус отвечал им, давая сестре немного поговорить с братом. Он рассказывал о битве и о том, как все закончилось, когда увидел, как один мужчина отвернулся и заплакал, накрывшись одеялом. Позже Ал сказал, что у него в нападении в Манчестере погибла жена и младшая дочь, а старшая была в Хогвартсе, и он не знал, увидятся ли они снова.
Было жутко. Скорпиус говорил, и его голос звучал сухо, совсем безэмоционально. Он рассказывал так, словно обсуждал прочитанную книгу, словно все не происходило с ним самим каких-то пару часов назад.
Он тогда не догадывался, что у него начался откат. У некоторых, как у того мужчины, он выражался в слезах, у некоторых – в алкоголе и наркотиках, а у него – вот так. Малфой понял, что все закончилось, лишь годы спустя, когда держал на руках своего первого ребенка.
У Ала им удалось пробыть совсем недолго: во-первых, их начали выгонять из палаты, тем более что его пообещали выписать на следующее утро, и времени наговориться у них теперь впереди очень много – целая жизнь.
Ну а во-вторых, пришла Сэм. Хотя это определенно следовало поставить на первое место, и тогда все остальные причины можно было не перечислять. Саманта держалась скованно и напряженно, не смогла улыбнуться в ответ на улыбку Лили, но, по меньшей мере, искренне попыталась выдавить из себя хотя бы усмешку. Скорпиусу только кивнула и поежилась, скользнув поближе к Альбусу.
Малфой закатил глаза, подмигнул Поттеру и, взяв Лили за руку, вышел из палаты. У самых дверей он обернулся: Ал и Сэм неподвижно стояли у окна, наклонив к стеклу две головы с одинаково обрезанными короткими черными волосами.
Потом Лили убежала искать мать, и Скорпиус, пообещав, что они скоро увидятся, отправился домой в Мэнор. Он решил пройтись, и именно вид Косого переулка в тот день навсегда отпечатался в его памяти. Ясно и четко, как ничто ни до, ни после войны.
Разрушенные Бомбардой здания: обгоревшие остатки стен неровно торчали, словно выбитые в драке зубы. Посреди круга, который они составляли, всегда была магическая черная воронка – румыны преуспели в заклинания, и их Бомбарда чаще напоминала взрыв маггловской бомбы. По крайней мере, оставляла за собой очень похожие разрушения.
Те дома, которые не были взорваны, подверглись разграблению: скрипели, одиноко пошатываясь, выбитые ставни, зияли темной пустотой оконные проемы, под ногами хрустело и жалобно крошилось стекло.
Вывески магазинов в лучшем случае были сильно попорчены, в худшем – их не было вообще. Как и самих магазинов, и их владельцев.
«Это в сердце магического Лондона. Что тогда происходит на окраинах страны?» - с трудом сглотнув, подумал тогда Скорпиус.
А люди вокруг праздновали, возвращались в свои дома, горестно вздыхали, но все равно – улыбались, улыбались, улыбались.
Прямо над головой в воздухе появлялись совсем незамысловатые, но яркие гирлянды. Где-то играла музыка, слышался смех, отовсюду доносились громкие, взбудораженные разговоры. Незнакомцы бросались обнимать друг друга, и улыбки смешивались со слезами – но это были радостные слезы. И у всех на устах было одно слово – победа, победа, победа!
Скорпиус тенью скользил посреди общего безумия, испытывая совершенно иррациональную ярость и злость.
Казалось бы, они действительно выиграли. Все! Больше не будет убийств, ранений, страха и пыток. Можно не волноваться за жизнь матери, Лили и Ала. Не нужно никого убивать и спасать. Все было позади.
Но Мерлин, почему ему тогда было так хреново? Почему он был лишним в Косом переулке, почему ему была чужда радость этих людей?!
Они тоже теряли близких, тоже видели смерть. Дома многих были разрушены и больше не пригодны для житья. Некоторые вообще были беженцами из других частей страны. Но они радовались, они танцевали и пели, кричали «победа!», растягивали гирлянды и высыпали в воздух конфетти.
А он кривился, словно от зубной боли, и почти бежал, чтобы добраться до Министерства и уже быстрее аппарировать домой.
Пару раз Скорпиус слышал, как его кто-то окликал, но он делал вид, что не слышал. Не хотелось никого видеть, ни с кем говорить.
Он не мог радоваться. Просто не мог. И от этого чувствовал себя еще паршивее.
«Веду себя как четырнадцатилетний сопляк, - с отвращением думал он. – Осталось только распустить сопли перед Гарри Поттером, или Мидом, или кем-нибудь еще из знакомых авроров. Чтобы меня пожалели, погладили по голове и успокоили. Видел бы отец – изгнал бы, верно, из рода».
Скорпиусу было противно от самого себя, но во второй или третий раз в жизни он ничего не мог поделать. Не мог справиться с эмоциями или, по меньшей мере, запихнуть их поглубже.
Едва попав в здание Министерства, он вытащил палочку и аппарировал во двор Мэнора. Особняк радостно приветствовал его, как нового хозяина, а родовая магия обдала теплом. Скорпиус взглянул на дом и даже чуть улыбнулся: младшекурсники не смогли разгромить его снаружи. Мерлин знает, что там было внутри.
Скорпиус поежился под ледяным мартовским ветром и широким быстрым шагом пошел в сторону фамильного склепа.
Он любил бывать в нем раньше, еще до Хогвартса и потом на первых курсах. В детстве отец часто приводил его сюда и, крепко держа за руку, рассказывал о тех, кто был похоронен, показывал их могилы и огромные надгробные плиты.
Постепенно даже сама мысль о смерти перестала внушать Скорпиусу ужас, и, тем более, он не видел ничего плохого, чтобы прийти в склеп, когда хотел побыть в одиночестве или спрятаться от наказания отца...
Мама такие прогулки не одобряла, но вслух ничего не говорила. По крайней мере, при нем. Потом он подрос, и к третьему курсу появились куда более захватывающие и интересные места – бар отца, например – чем какой-то фамильный склеп.
И вот теперь Скорпиус снова здесь.
Драко Малфоя похоронили вместе с родителями, но рядом с Нарциссой, которая лежала теперь между сыном и своим мужем. Скорпиусу почему-то казалось, что отцу так было бы приятнее.
Идиотская мысль, если вглядываться в ее суть.
Он остановился под широкой и высокой каменной аркой, заменявшей дверь. Никаких крыс, паутины, мерзкого смрада – так, кажется, обычно описывают склепы в книгах?
Над каждой гробницей горела специальная свеча – нужно было только иногда обновлять заклинание, а рядом с каменной плитой Драко лежала огромная куча тюльпанов всех оттенков – от бархатно-черных до светло-светло голубых.
«Мама», - подумал Скорпиус без улыбки. Астория разводила в теплицах цветы – не из особой любви к ним, а потому, что так делала еще Нарцисса, а самому Драко нравились тюльпаны, особенно зимние.
Скорпиус подошел к гробнице и положил руку на холодный камень, потом наколдовал Согревающее и опустился на корточки, прислонившись к нему спиной. Он закрыл глаза и слегка откинул голову.
- Здравствуй, отец.
Скорпиус не знал, сколько просидел так. Он очнулся от странного, почти гипнотического оцепенения только тогда, когда услышал скрип снега и чьи-то быстрые шаги. Сквозь ветер и толстые стены донеслась чья-то ругань, и Малфой не поверил своим ушам. Но через минуту перед ним действительно появился Альбус Поттер – с ног до головы заметенный снегом.
- Сбежал из Мунго, - коротко пояснил Ал. – А твоя мама сказала, что ты в поместье уже больше часа, но, раз до сих пор не в доме, то, скорее всего, пошел сюда.
- Чудесно, - Скорпиус был удивлен, что вместо десятка непечатных слов, крутившихся на языке, он сказал это. – И когда мне ждать облавы на поместье? Группы авроров, пришедших по твоему магическому следу?
- Ты тут себе голову случайно не отморозил? – деловито поинтересовался Альбус, вытаскивая из-за пазухи странный сверток. – Какие, к драклу, авроры? Какая облава?
- Шуточки еще остались довоенными, - Скорпиус пожал плечами, уже сумев взять себя в руки. – Не было времени придумать новые, подогнать под все произошедшее.
- Так ты шутки заранее выдумываешь? – Поттер взглянул на него с живейшим интересом и сочувствием. – Вот беда-то, а?
- Да уж, - нервно хмыкнул Малфой, дернул плечом и замолчал.
- Я тут, кстати, кое-что принес, - якобы смущенно начал Альбус, доставая из свертка бутылку Огневиски, хлеб и осенние яблоки.
- Поттер, ты свихнулся, - это было все, что ошалевший Скорпиус мог из себя выдавить. – Где ты достал?
- В папином кабинете, - скромно признался Ал. – Сейчас такая неразбериха со Щитами и заклинаниями, над нашим домом даже Антиаппарационное не висит. И Считывающее – тоже. Отец и не заметит.
- Ага, - оторопело протянул Скорпиус и на всякий случай потер глаза.
- Тем более, ты сам сказал: чокнулся. Все знают, что с нервами у меня теперь неладно, так что... мне все с рук сойдет.
- Откуда ты…?
- Да уж догадался, - теперь настала очередь Альбуса хмыкать, - не сопливый пацан. Мама забавная такая: забыла, наверное, что я всю войну на полигонах проскакал. Думала, я не догадаюсь и не пойму. Да у нее на лбу все написано было, даже применять ничего не нужно.
- Поттер, ты хочешь сказать, что использовал на собственной матери легилименцию?!
- Специально – нет, - Альбус нахмурился. – Сам пока не разобрался, но после того желтого заклинания... мне иногда даже напрягаться не нужно, чтобы уловить, что люди думают. Не мысли читаю, конечно же, но обрывок, ускользающий хвост – это запросто.
- Охренеть.
Скорпиус замолчал, все еще затылком касаясь холодной поверхности камня. Наверное, он молчал довольно долго, и на лице его было что-то такое... потому что когда он открыл глаза, Альбус стоял перед ним и протягивал криво трансфигурированный стакан, полный Огневиски.
- Ну-ну. Круцио уже научились, а сотворить мало-мальски приличный стакан – нет.
- Не знал, что твоя фамилия Вольфганг и... – начал Альбус и резко осекся, словно подавился воздухом.
Изнутри хлестнула резкая боль, и они молча выпили, а последний глоток – вылили в землю, расчистив на улице пятифунтовый слой снега.
Когда они вернулись обратно, и Скорпиус вновь сел рядом с отцом, Альбус поднял голову и внезапно попросил.
- Расскажи... расскажи о нем.
Малфой поперхнулся яблоком, недоуменно посмотрел на Поттера и открыл рот, собираясь сказать все, что он думает о его бестактности и идиотизме...
Но вместо этого произнес:
- Мне чертовски сильно его не хватает.
Несмотря на все, Драко Малфой был хорошим отцом. Его характер после Азкабана и нескольких лет унизительных ограничений, бесконечных обысков и допросов стал жестким, неуступчивым, но жену и своего сына он любил.
Вначале с огромным трудом, а позже все легче и легче Скорпиус рассказывал об отце: как он брал его совсем маленьким на охоту в лес и потом тайком от матери залечивал синяки и ссадины. Как учил обращаться с волшебной палочкой и заставлял заниматься с многочисленными наставниками. Как вечерами, сидя на веранде Мэнора, рассказывал о Лорде, войне и том, что было после. Как учил быть самостоятельным и сдержанным, отвечать за свои поступки, а не прятаться за отца.
Скорпиус говорил и пил Огневсики прямо из бутылки, но голова оставалась трезвой, а разум – ясным.
Наверное, они просидели так довольно долго, но оба потеряли счет времени. Альбус почти не шевелился, боясь сбить друга с нужного настроя, а Скорпиус, казалось, напрочь забыл об окружающем мире. Он говорил быстро, глотая слова и целые фразы, почти без пауз и остановок, словно боялся не успеть, боялся, что его прервут, и он уже не сможет закончить, дорассказать...
Когда он замолчал, на землю вокруг склепа уже опустились сумерки. Пустая бутылка Огневиски валялась недалеко на полу, но когда Скорпиус встал, у него даже не кружилась голова.
- Пора возвращаться, - сказал он. – Я и без того свинья, ведь мама, наверное, не находит себе места. Я даже не зашел к ней, когда вернулся.
- Ну вообще-то я предупредил ее, - Альбус улыбнулся и хлопнул друга по плечу. Он стоял в стороне и разминал затекшие ноги, по которым теперь бегали неприятные, колючие мурашки.
- Как ты догадался? – спросил Скорпиус.
- Не знаю. Теперь я начинаю понимать, что и раньше так мог, но на интуитивном уровне – чувствовать людей. Даже вот дружба с тобой...
Малфой хмыкнул сквозь зубы и, проведя рукой по гробнице, вышел вслед за Поттером наружу.
Холодный ветер стих, но перед тем намел сугробы выше колена.
- Через пять дней начинается апрель, - недовольно буркнул Ал и поежился: он, как и Скорпиус, был в брюках и свитере без мантии и других теплых вещей.
«Мне уже месяц, как восемнадцать», - Малфой даже вздрогнул едва заметно: настолько неожиданной была мысль. Пока воевали, он совсем забыл и о своем дне рождении, и о смерти отца, и о многом другом.
Теперь все эти воспоминания возвращались резкими, болезненными толчками.
- Ты останешься? – они медленно шли в сторону особняка.
- Нет, лучше вернусь. Завтра утром все равно выпишут, - Альбус качнул головой и крепко пожал протянутую Скорпиусом руку.
- Тогда подожди, - на пальцах Малфоя сверкнул родовой перстень, и он что-то пробормотал на латыни. – Обеспечил тебе полный доступ, можешь теперь аппарировать прямо в особняк, а не до барьера.
- Мне теперь называть тебя «милорд»? - хмыкнул Альбус, выразительно косясь на перстень.
- «Сэр» будет достаточно, - Скорпиус дернул краешком губ, и Поттер, шутливо отсалютовав ему, аппарировал.
- Рон, это... это... – у Гермионы едва ли не в первый раз в жизни не нашлось слов. Она растерянно стояла посреди разрушенного Большого зала, озиралась по сторонам и сокрушенно качала головой. – Мы сможем его восстановить? Восстановить наш Хогвартс? – в голосе звучала такая непривычная для нее беспомощность.
Она никогда не отступалась от поставленных целей и шла до конца, но именно сейчас больше всего хотела опустить руки. Чем больше она бродила по замку, составляя в голове примерный план восстановления, чем больше видела разрушений, тем меньше верила в то, что все получится.
- Сможем, - уверенно сказал ей муж, отвлекаясь на секунду от разговора с аврорами. Они работали здесь остаток вчерашнего дня, всю ночь и наступившее утро. С короткими перерывами, в несколько смен – катастрофически не хватало людей. Они были нужны и здесь, и в Министерстве, и в Совете, и в Косом переулке.
Но отчего-то Хогвартс волновал Гермиону больше всего. За войну он потерял своего Директора, его заместителей и часть преподавательского состава: Минерва МакГонагалл все еще находилась в глубокой коме, а декан Вольфганг погиб, и они никак не могли найти профессора Флитвика и Форестер.
Никого из опытных преподавателей, только министерские служащие, авроры и новобранцы. Гермиона не представляла, как они будут восстанавливать все здесь.
- Нужен Директор, - слегка охрипшим голосом сказала она. – Нужно, чтобы его выбрал Хогвартс. Тогда будет легче.
- Скоро будет Невилл, - не оглядываясь, буркнул Рон, - и Перси пришлет своих министерских бульдогов, - он скривился, словно у него резко заболел зуб. – Отсиживались всю войну в безопасности, теперь вылезли... – только присутствие жены удержало его от ругательства и брезгливого плевка.
- Как будто в первый раз, - Гермиона подошла к нему и сжала запястье. – Мог бы уже и привыкнуть за двадцать лет.
Рон неопределенно дернул плечом:
- Джонсон, проследите, чтобы в семьи всех учеников были отправлены совы. И передайте в аналитический отдел, что нужны карты с нанесением всех действующих баз и дислокацией военных отрядов.
- Да, сэр, - аврор, слегка кивнув, быстро ушел, а Рон тяжело вздохнул.
- Как Хью? – спросил он, потому что не ночевал сегодня дома.
- Кажется, с ним все в порядке, - Гермиона даже смогла улыбнуться. – Их почти всех заперли в классе, поэтому они мало что видели. Я утром проводила его к Джинни.
- И слава Мерлину, - пробормотал Рон. – Джордж вроде своих ребят тоже к ней отправил.
- А Билл?
- Они пока во Франции. И Роуз вместе с ними.
- Все равно не успокоюсь, пока не обниму ее, - натянуто усмехнулась Гермиона. – Ты или я к Гарри в Министерство? У него сегодня встреча с Галенкафом и членами Совета.
- Лучше ты. У меня от формализма зубы сводит, кучу времени занимают эти дипломатические изыски, а пользы почти никакой. Здесь я буду полезнее.
- Хорошо, - кивнула Гермиона. – Береги себя.
- И ты, - Рон поцеловал ее. – И Гарри тоже.
Когда жена аппарировала в Министерство, Рон устало зевнул и направился ко временному штабу, который был развернут прямо в Хогвартсе. Там дежурили колдомедики и авроры, там же отдыхали в перерывах между сменами, обедали, и туда стекалась вся последняя информация.
Он выпил кофе и сжевал бутерброд из черствого хлеба, пока просматривал донесения: Грингтосс отказал в очередном кредите, стабилизационный фонд пуст, галлеон падает еще стремительнее, чем во время войны, золотовалютные резервы почти истощены. Им нужно было восстанавливать страну, но Рон не знал, откуда взять деньги. Они говорили об этом с Гермионой и министерскими аналитиками еще вчера вечером, и единственный вариант, до которого они додумались, был заем у Совета магов.
Но все прекрасно понимали, что это – наихудший способ решения проблемы. Оставались еще контрибуции от Ирландии, но правительство отнюдь не спешило с выплатами, а Англия была слишком разрознена и слаба, чтобы требовать их силой.
«Гермиона рассказывала о том, как магглы выигрывали все битвы, но в итоге проигрывали войну. А было ли такое, когда выигрывали войну, но в результате теряли страну» - Рон поморщился: от кофе и Бодрящего зелья на него накатывала тошнота. Он знал, что через пару часов его срубит усталость – обратный эффект зелья, и потому собирался успеть как можно больше в оставшееся время.
- Рон! Рон! – к нему через весь зал от аппарационного барьера Невилл. Они крепко пожали друг другу и обнялись, хлопнув пару раз по плечу.
- Как ты? – спросил его Уизли, вглядываясь в лицо. На рождественских каникулах Лонгботтом уехал на юг страны, исследовать какое-то растение в естественной среде обитания. Потом грянула война, по всей Англии натянули сетку Щитов и барьеров, и у Невилла не получилось вернуться ни в Хогвартс, ни домой, хотя и Гарри, и Рон пытались выбить для него портал или разрешение на аппарацию.
- Все хорошо, девчонки тоже в порядке. Алекс очень Лили хвалила, если бы не она, младшие курсы не оказались бы в Малфой-мэноре в безопасности.
- Гены, - хмыкнул Рон, но сразу же посерьезнел. – Твоя помощь очень нужна в Хогвартсе. Сам знаешь, он остался без Директора и многих профессоров.
Невилл коротко кивнул, стискивая зубы: ему было нелегко осознавать, что люди, с которыми он провел бок о бок последние несколько лет, или мертвы, или исчезли, и шансы на то, что они живы, уменьшаются с каждой минутой.
- Я попробую, но не уверен, что Хогвартс примет меня.
- Даже если так, твоя связь с ним все равно гораздо прочнее, чем связь с любым опытным, но посторонним ему аврором.
- Совершенно точно будут нужны специалисты из Отдела Тайн и по борьбе с темно магическими проклятьями. После того, что сделал Фридрих и этот мальчик, Скорпиус, у Хогвартса очень неустойчивый фон.
- Мальчик, - усмехнулся Рон. – Видел бы ты этого мальчика в бою. И нашего Ала тоже... Не дети они уже, - он махнул рукой.
- Как и мы после той победы, - с горечью добавил Невилл. – И знаешь, что еще, - поспешно перевел он тему, - Скорпиуса тоже стоит поверить. Такие проклятия не проходят бесследно.
- Хорошо, - Рон кивнул. – Так что, ты возьмешься?
- Прямо сейчас.
Невилл отошел в центр зала, достал волшебную палочку и поднял голову, смотря в потолок. Он что-то быстро-быстро шептал на латинском, произносил нараспев древнее заклинание. От его фигуры веяло сильной магией, Рон ощущал приятную теплоту и легкое покалывание в пальцах. Из палочки Невилла выскочил сноп ярко-синих искр, по залу пронесся порыв холодного ветра, и Лонгботтом опустил руку вниз. Встретившись взглядом с Роном, разочарованно покачал головой.
- Не принял.
- Дракл, - выругался Уизли и ударил кулаком по раскрытой ладони.
- Но я могу приказывать эльфам. И Хогвартс будет меня слушаться. Не как Директора, но все же.
- Хоть что-то, - недовольно буркнул Рон и потер слезящиеся от усталости глаза.
- Как вы вообще планируете восстанавливать замок? – спросил Невилл немного погодя, когда они сидели на ступеньках полуразрушенной лестницы, и Уизли начертил примерную схему Хогвартса, обозначив на ней места, пострадавшие сильнее всего.
- Еще не решили ничего. Гермиона предлагает использовать учеников. Сразу после окончания битвы их всех забрали по домам родители, но она говорит, что у многих может начаться посттравматический синдром и еще кучу умных слов. А в целом выходит, что за ними нужен присмотр взрослых, чтобы они дел не натворили. Да и после войны ребята только, слишком много адреналина
- Гермиона права, это блестящая идея. Помнишь, что мы вытворяли?
Рон понимающе усмехнулся, с некоторым смущением запустил руку в волосы. Тогда они искали риск и острые впечатления, забыв о безопасности и собственных жизнях. И даже Гермиона вместе с ними участвовала в подпольных боях с мантикорой и прыгала с высоток без страховки, надеясь лишь на стихийную магию.
И сейчас все они были готовы сделать что угодно, лишь бы их дети никогда не повторили бы те ошибки.
- Ты знаешь, я пока мог бы написать новые учебные планы. Чтобы студенты успели пройти всю программу.
- Они, конечно, пропустили, особенно шестые и седьмые курсы. Но по ЗОТИ и Заклинаниям уже всем можно ставить Превосходно.
- Так было с нами.
- Да. Потому, что выжили, - с нажимом произнес Рон. – Но в любом случае, детей нельзя пускать сюда раньше, чем мы убедимся, что здесь безопасно, и своды не рухнут в любой момент, и не случится стихийная вспышка заклинания из-за последствий темной магии.
- Непочатый край для работы.
- Как и по всей стране сегодня, дружище. Как и по всей стране.
Они попрощались крепким рукопожатием, и Невилл ушел наверх, в кабинет Директора, а к Рону подошел дежурный аврор, что прибыли аналитики из Министерства, их экономисты и служащие департаментов. И его брат Перси.
«Прекрасно, - он скрипнул зубами. – Обожаю наш бюрократизм и канцелярщину».
- Мистер Поттер, - Ян Галенкаф медленно поставил локти на стол и помассировал переносицу. – Я хочу, чтобы вы знали, что я глубоко уважаю лично вас и все то, что вы сделали для спасения своей страны. Дважды, - по его губам скользнула быстрая улыбка. – Но вы должны понимать, что в нашем деле нет места личным симпатиям.
- Не беспокойтесь, мистер Галенкаф, - Гарри усмехнулся. – За прошедшие годы я это понял. Что хочет Совет в ответ на свою помощь?
- Гарантий, - он тяжело вздохнул, взмахнул палочкой, и в руки Поттера опустился свиток, скрепленный печатью.
Он взял его и начал открывать, а позади него на стуле беспокойно заерзала Гермиона. Ни она, ни Гарри не ждали от Совета ничего хорошего.
К почти сорока пяти годам Поттер научился прекрасно владеть собой: это было необходимо и для его работы в Аврорате, и для политической деятельности, например, для заседаний в Совете, когда ни в коем случае нельзя было показывать ни своих истинных эмоций, ни намерений.
Но даже он не смог удержаться от возмущенного фырканья и, отвлекшись на секунду от изучения свитка, взглянул на Галенкафа, недоуменно подняв бровь. Дочитав, он молча протянул пергамент Гермионе, соединил пальцы и прикрыл глаза.
«Контроль за численностью Аврорта, полная информация о всех правительственных лабораториях, контроль за научными разработками и исследованиями, поддержание искусственно заниженного курса галлеона, квоты на импорт и экспорт, отсутствие таможенных сборов и пошлин для стран-членов Совета...» – он медленно перечислял про себя условия, содержащиеся в свитки.
Такова была цена, которую Совет запросил в ответ на субсидирование Англии и помощь в восстановлении страны.
Грабительские, унизительные условия. Их принятие было равносильно политическому самоубийству: на будущих выборах люди не поддержат никого, кто приложит руку к заключению соглашения. Непринятие ввергало Англию в экономический хаос, будто мало было политического и социального. Дефолт, окончательное падение акций, срыв торгов на бирже, неконкурентоспособность на внешнем и внутренним рынках...
Гарри хотелось завыть в голос и вцепиться руками в волосы, уже изрядно побитые сединой.
- Это неприемлемо, - тихо сказала Гермиона, отбросив свиток в сторону. – Если мы примем условия, последствия будут слишком тяжелыми.
- Никак не тяжелее тех, которые могут наступить в случае вашего отказа, - Галенкаф спокойно посмотрел на нее. – Вы же превосходный аналитик, миссис Уизли. И все прекрасно понимаете.
- Патовая ситуация, так сказал бы Рон, - Гарри хмыкнул и резко встал из-за стола, отошел к окну. – Сколько времени у нас есть на обдумывание?
- Столько, сколько может продержаться ваша страна, - Галенкаф встал, пожал Поттеру руку, кивнул Гермионе и вышел из кабинета.
- Гарри, ты же понимаешь, что... – осторожно начала она, коснувшись ладонью его плеча.
- Надо созвать Визенгамот, - сказал он спустя несколько минут молчания. – Мы не компетенты, мы не можем принимать такие решения тайно, за закрытыми дверями. Законы военного времени уже не действуют. Пусть будут гласные слушания, пусть в зале присутствует пресса. Люди должны знать.
- Это может затянуться, - немного подумав, произнесла Гермиона. – Галенкаф прав: у нас очень мало дней в запасе. Вчера мы победили, сегодня все будут праздновать. Но что потом? Уже завтра придется хоронить близких, - ее голос заметно дрогнул, - думать о семьях, о разрушенных домах, о самом необходимом. А наша экономика парализована, граница закрыта, в три раза снижено производство... Мы не справимся без внешних инвестиций.
- Я все понимаю! – взорвавшись, он стукнул кулаком по подоконнику и болезненно скривился, а Гермиона отступила на пару шагов назад. – Но не желаю принимать. Разве за это мы воевали?! За это умирали авроры, мирное население, дети? Ответь мне! – он посмотрел на нее, обжигая взглядом, и в его глазах плескалась такая сильная боль, что Гермиона закусила губу, чувствуя себя омерзительно беспомощной.
- Гарри, нам уже сорок три. И давно уже следовало перестать мерить политику категориями «честно-нечестно». Это бессмысленно. Нужно смириться и...
- Ты слышишь саму себя? – горько перебил ее Гарри. – Гермиона? Смириться? Закрыть глаза на грязь и ложь, открытую манипуляцию, просто молча наблюдать?
- Ты никогда не лез в политику. Ты просто не знаешь, что это такое. Ты не видел этого изнутри, - она покачала головой.
- В любом случае, - он поднял руку, показывая, что спор окончен, - окончательное решение будет принято завтра на заседании Визенгамота. Я хочу, чтобы ты и финансовый отдел предложили альтернативный план. Внутренние займы, повышение налогов, возможные репарации от Ирландии. Все, что угодно. Предложение Совета не должно быть одобрено.
- Гарри... – Гермиона уже прокручивала в голове десяток доводов, готовых сорваться с языка, когда встретилась с ним взглядом. И мгновенно закрыла рот. И сказала тихо, чувствуя себя первокурсницей. – Хорошо, я все сделаю. Обещаю. В конце концов, солжем. Не в первый раз.
- Спасибо, - Гарри едва заметно улыбнулся. – Отложи все дела. Все равно мы не можем пока ничего предпринимать.
- А кто, - Гермиона хотела спросить: кто присмотрит за тобой, но вовремя прикусила язык, залившись румнцем.
Однако Поттер ее понял. Понял и криво усмехнулся.
- Найду уж кого-нибудь.
- Береги себя, - она поцеловала его в щеку и быстрым, твердым шагом вышла за дверь.
Гарри остался в кабинете в одиночестве.
Он вернулся к столу, взял в руки документы, погрузившись в их изучение. Описи пропавших артефактов, списки ингредиентов, которые еще оставались в лаборатории, перечень разрушенных и уничтоженных зданий, примерный подсчет убытков, исчислявшийся десятками тысяч галлеонов.
Гарри остро захотелось сжечь все бумаги уже после первого просмотренного свитка, но он упрямо погружался все дальше и дальше, лист за листом, примерно понимая, во сколько обойдется восстановление страны.
Когда в дверь постучали, он бросил беглый взгляд на часы: с того момента, как он сел за стол, прошло довольно много времени.
- Да, - коротко сказал он.
- Мистер Поттер, - незнакомый Гарри парень просунул голову в дверь. Он выглядел напуганным, а его губы подрагивали, словно он вот-вот мог заплакать. – Из Хогвартса пришли списки. С погибшими учениками.
«Мерлин, помоги нам», - подумал Гарри, поднимаясь.
