Факторы искусства и совпадений обложка - http://s017.radikal.ru/i428/1412/95/f1d7c303fee1.jpg
____________
- Мисс Бромлей? - растерянно сказал Маррей, сказал таким голосом, будто не мог понять, правда ли это она.
На одну безумную секунду Блисс даже поверила, что сможет сделать вид, будто не понимает языка, а потом, скомкано извинившись, быстро уйти.
К счастью, она быстро опомнилась. Так вести себя не следовало, хотя бы потому, что вряд ли Киллиана Маррея можно было посчитать человеком глупым.
- Мистер Маррей, - попыталась улыбнуться Блисс. - Да вы просто самая неожиданная встреча в моей жизни.
- Не могу не согласиться, - ответил Маррей, всё ещё такой же растерянный. - Вы в порядке?
Блисс кивнула, и только потом поняла, почему Маррей спросил её об этом. Она, потеряв равновесие, всё ещё держалась за него, а он же по-прежнему поддерживал её.
Блисс всё же скованно улыбнулась и уже было хотела отойти, но попытка закончилась провалом. Вновь заскользив на льду, она едва не упала, но Маррей вовремя
подхватил её за спину.
- А я и забыл, какая вы неуклюжая, - улыбнулся он.
- Вряд ли вам приходилось видеть мою неуклюжесть, - удивилась Блисс. - Мы виделись с вами только за завтраками.
- И именно во время одного из них вы, увлеченная рассказом вашего друга, задели локтем бокал, который чуть не выбил глаз вашему отцу. Насколько я помню, Филипп
даже близко с вами не сидел.
Блисс рассмеялась, вспомнив этот случай. Боги, это же было совсем недавно. Это было так давно.
Сколько всего с ней успело случиться за это время, сколько всего на успела узнать или сделать, сколько смогла понять, сколько дорог сумела пройти. Одна из них
привела её в Копенгаген, и, так получилось, именно на этой дороге она стоит с человеком, который без зазрения совести может аппарировать её в Англию, сдать на руки родителям и рассказать, где именно нашёл их дочь. И разве можно будет сказать ему, что он не прав?
Блисс мучительно старалась придумать хоть что-то, что могло бы помочь ей выбраться из этой ситуации.
- Что вы делаете здесь?
- Конкретно на этом мосту - просто решил остановиться и полюбоваться видом, - ответил Киллиан. - А если глобально - то из-за аукциона.
- Аукцион? Вы коллекционируете маггловские вещи?
- Не совсем, - покачал головой Маррей. - Слышали о зеркале Еиналеж?
- Зеркало, посмотрев которое, можно увидеть свое самое заветное желание? - подняла бровь Блисс. - Мне кажется, многие о нем слышали. Но это очень редкая вещь.
Неужели вы хотите найти её на аукционе, пусть и на, несомненно, магическом, и, что тоже несомненно, закрытом и тайном?
- Иронизируете вы чудесно, но вот с интуицией у вас явные проблемы, - засмеялся Маррей, весело смотря на Блисс. - Аукцион самый обычный, маггловский и купить там
понравившуюся вещь может любой человек. Конечно, если у него есть минимум двадцать тысяч крон, которые можно истратить на обычную безделушку.
- Вы правы, самый обычный аукцион, - закатила глаза Блисс. - Но при чем тут зеркало?
- А вот это и есть самое интересное, - продолжил Маррей. - Если верить источникам, зеркало на протяжение полувека принадлежало магглу. Какому-то баснословно
богатому англичанину, который отрекся от своей семьи и переехал в Данию. Две недели назад он скончался и, согласно завещанию, все вещи в его особняке должны быть
выставлены на аукцион. Вы же в курсе, что вещи, выставляемые на продажу, тщательно проверяют и реставрируют?
- Я знаю об этом, - кивнула Блисс. - Но я так же знаю о том, что магглы не могут увидеть в зеркале Еиналеж то, что могут видеть волшебники.
- Видеть - не могут, но чувствовать - очень даже. Странное ощущение, мурашки, чувство, будто ты видишь что-то в уголке глаза, а когда резко оборачиваешься, там
ничего нет. Я бы ещё списал это на обычную паранойю, если бы не одно «но». Зеркало не поддается реставрации. Все выровненные царапины, вновь нанесенная позолота,
попытка убрать потемневшие пятна - всё заканчивалось провалом.
- Мне бы показалось это подозрительным.
- О, я уверен, им это тоже кажется подозрительным. Но, согласитесь, в большинстве случаев люди просто стараются не замечать сверхъестественное или пугающее.
- Хорошо, - покладисто сказала Блисс. - Допустим, это действительно зеркало Еиналеж. Но что будет, если вы не сможете посмотреть в него до самой покупки? Что будет тогда?
- Тогда у меня будет обычное старинное зеркало для гостиной, - пожал плечами Маррей.
Блисс всё же рассмеялась, почти не чувствуя давящий комок страха в груди.
- Я, пожалуй, всё же хотел бы вас отпустить, - задумчиво протянул Киллиан. - Но без страха, что вы тут же упадете на обледенелую мостовую.
Только сейчас Блисс поняла, что Маррей всё ещё поддерживал её за спину, рассказывая о зеркале Еиналеж. Она покраснела, но отходить всё же не стала - лёд под ногами чувствовался даже сейчас.
Задумчиво окинув Блисс взглядом, Маррей подхватил её за талию и прежде, чем Блисс успела понять, что происходит, быстро переставил её на относительно безопасный
асфальт.
- Я бы возмутилась, будь вы младше на пару десятков лет, и не спаси вы только что мой череп, - наконец сказала Блисс.
- А я бы возмутился, что вы, несовершеннолетняя девушка, находитесь одна, в незнакомом городе, хотя, если мне не изменяет память, должны проводить каникулы в доме
моей племянницы.
Маррей замолчал, беззаботно пожав плечами:
- Но это не моё дело.
Блисс неверяще посмотрела на Маррея, пытаясь разгадать его. Неужели он говорил серьёзно?
- Прошу, не смотрите на меня так, - усмехнулся Маррей. - Да, вы несовершеннолетняя, вы обманули свою семью и заручились помощью Кэтрин, чтобы сбежать в другую
страну. Но, видите ли, я не самый хороший человек.
- И что дает вам повод так думать о себе?
- То, что пока люди не связаны с моими финансами и личным счастьем, мне на них плевать. Насколько я знаю, вы на эти два пункта не покушаетесь, так что делайте, что хотите, можете даже не возвращаться домой. Опять же, всё это - совершенно не моё дело.
Блисс рассмеялась, почувствовав, как тяжелый комок в желудке рассасывается. Она не могла полностью доверять словам Маррея, но у неё не было выбора. Ей придется
просто поверить и надеяться, что он не лжет ей.
- Так где проходит ваш аукцион? - спросила Блисс, стараясь одновременно сменить тему и при этом не показывать, что общество Маррея доставляет какие-то неудобства.
- Рядом с Копенгагенской ратушей находится отель, в котором будут проходить мероприятия.
- Мероприятия? - переспросила Блисс. - Там будет проходить что-то ещё, кроме аукциона?
- Выставка картин и фотографий современных художников, - ответил Маррей. - Обычно я стараюсь обходить такие вещи стороной, потому что понятие «современное» в
искусстве для меня слишком непонятно. Но моя хорошая подруга находила в таких выставках свою прелесть, объясняя её и мне.
Маррей замолчал на несколько секунд, после чего спросил:
- Не хотите составить мне компанию?
Блисс едва не споткнулась, хотя можно ли споткнуться, когда стоишь вот уже час? Что ей нужно было ответить? Зачем Маррей пригласил её - из-за обычной дани
вежливости? Или, не смотря на все свои слова, он всё же хотел узнать, зачем ей понадобилась эта поездка?
- Не ищите в моем предложении скрытый смысл, - Маррей словно угадал её мысли. - И, бога ради, перестаньте бояться, что я расскажу кому-нибудь о вашем секрете. Если хотите посмотреть на картины и фотографии, и посмеяться над толстосумами, которые отдают по пятьдесят тысяч крон за пепельницу, то ваша компания будет мне приятна. Если нет - я вас не держу, и мы попрощаемся прямо здесь.
Мысль, пришедшая ей в голову, показалось дикой.
«Почему бы и нет?»
С одной стороны она понимала, что полностью доверять нельзя никому, особенно сейчас. Но если посмотреть под другим углом, то что она имела на данный момент?
Неясные предположения о рунах, свой собственный портрет, на котором была и не она вовсе, а девушка, по имени Мара Меффлер, какое-то безысходное осознание, что с
ней происходит реинкарнация или ещё какая-то чертовщина.
Попытки узнать что-то большее? Но что? У неё не было больше информации, ровным счетом никакой.
А картины и фотографии... что же, в одном Блисс была уверена точно. Она любила искусство и ненавидела состояние беспомощности.
- Знаете что, мистер Маррей? - улыбнулась Блисс. - Я с удовольствием составлю вам компанию. Что может быть лучше старинных зеркал и современных картин?
Маррей улыбнулся, и невероятным образом помолодел лет на пять, не меньше. Он подошел к Блисс, и она спокойно взяла его под руку. На миг ей показалось, что рядом
стоит отец.
- Я полагаю, мистер Маррей, над вами смеяться мне запрещается?
- Я не вправе что-то запрещать вам, мисс Бромлей. Но не забывайте, что у вашего отца отменный виски, а под алкоголем любой человек становится крайне разговорчивым.
Блисс уже хотела ответить что-то притворно-возмущенное, но неожиданный легкий зуд в затылке заставил её обернуться.
С минуту Блисс растерянно озиралась, но ничего подозрительного так и не заметила.
Наверное, ей показалось. Скорее всего, кого-то привлекла их пара, и о них были сделаны неправильные выводы.
Да. Блисс тряхнула головой, пытаясь вслушаться в непринужденную болтовню Киллиана Маррея, а когда поняла, о чем он говорит, снова рассмеялась. И не скажешь, что
этот человек - ровесник её отца.
- ... и, пожалуйста, зовите меня просто Маррей. Я, конечно, стар, но к чему лишнее напоминания?
- Насколько сильно вы настаиваете, мистер Маррей?
- Кажется, у вашего отца есть ещё и отменный коньяк.
- Ох, Киллиан, вы не устаете меня удивлять.
***
Во время очередной ссоры с Блисс, Малфой сказал ей, что у него запланирована поездка. Впрочем, легальность этой поездки была палкой о двух концах.
Малфой не смог сдержать усмешки, вспоминая тот случай, и то, как он предложил Блисс встретиться. Тогда он сказал это, чтобы больше задеть и уколоть. Теперь бы он
сделал всё, лишь бы была хотя бы призрачная возможность увидеться с ней до окончания каникул.
Увидеться со своей девушкой.
Малфой всегда считал эту фразу и её определение странной, похожей на патоку или мармелад, в котором застряли кусочки разбитых леденцов. Звучит отвратительно, а на
вкус ещё хуже.
Когда это успело поменяться? Когда обыкновенное слово "девушка" перестало ассоциироваться с дешевыми сладостями?
Всё стало иначе. Волосы с золотистыми бликами, улыбка, способность говорить сто слов в секунду во время волнений, тоскливые взгляды, мужские часы, снег на голых
плечах и множество загадок.
Блисс Бромлей не была тем человеком, которого можно было подогнать под одну ассоциацию или рамку.
Блисс была той, кем она являлась, и только благодаря этому Малфой мог с уверенностью сказать, что чувствует что-то, очень похожее на счастье.
И сейчас он старательно поддерживал её призрачный образ в своей голове. Ведь сейчас Блисс была единственным, что заставляло его испытывать нечто хорошее.
- Если сможешь купить зеркало, то делай это незамедлительно, - инструктировал сына Люциус. - Но если его цена поднимется за двести тысяч крон, немедленно прекращай
торговаться. Твоя первостепенная цель - статуя Сивиллы. Изначально на неё будет невысокая ставка, но даже если их будут поднимать, перебивай цену столько, сколько
потребуется.
- Зеркало - второе место, статуя Сивиллы - первое, - ответил Малфой. - Я понял это ещё в сентябре, когда Лорд самолично объяснил мне все детали. А потом в ноябре,
когда ты повторил его слова ещё раз. А потом...
Малфою не составило труда перехватить трость, которая нацелилась на его плечо.
- Медленно, - скучающе проинформировал отца Малфой.
Обратный конец трости вдавился Люциусу в голень. Малфой знал, что в голове серебряной змеи был скрытый механизм, который активировал острый наконечник. Он мог бы с
легкостью проткнуть ногу своему отцу, но пока что в этом не было смысла.
Когда то Люциус сказал ему: «Когда дерзишь человеку, будь уверен, физические способности развиты так же хорошо, как и магические. Оскорблять других можно лишь в том случае, если знаешь, что сможешь отразить реальную атаку».
Малфой хорошо запомнил этот урок.
- Быстро учишься, - оценивающе сказал Люциус.
Трость они отпустили одновременно, позволив ей упасть на пол с глухим металлическим звуком.
- Как только закончишь с делами, сразу же возвращайся в Мэнор, - продолжил Люциус так, будто и не было этих напряженных минут.
- Я помню об этом, - спокойно ответил Малфой.
Малфой уже хотел выйти за ограду Мэнора, чтобы аппарировать, когда почувствовал руку отца на своём плече.
- Правильно ли я понимаю, что в твоих ближайших планах нет намерений помириться с Асторией и её семьей?
- А её семья простит меня после того письма, что я им отправил? - искренне удивился Малфой. - Тогда гордости у них даже меньше, чем у Астории. Вряд ли такое возможно.
Рука Люциуса дрогнула, но хватки не ослабила.
- Надеюсь, ты понимаешь, что единственное положительное качество девчонки Бромлей - это состояние её семьи? В остальном же, она не подобает тебе, и явно не
подобает тому, чтобы войти в нашу семью. Она не умеет вовремя смолчать, излишне вызывающа и слишком упряма.
Малфой сбросил руку отца со своего плеча и повернулся к нему. Люциус смотрел на него с какой-то понимающей жалостью.
- Я могу понять, почему она тебе нравится. Есть прелесть в её сопротивлении, в её вере в то, что можно быть тем, кем хочется, не смотря на определенные правила в
наших кругах. Но уверен ли ты, что сможешь её сломить?
Малфой рассмеялся. Он смеялся громко, долго, и на секунду ему показалось, что он не сможет остановиться.
Когда он успокоился, то всё же смог ответить:
- Сломить Блисс? Я не знаю такого человека, который мог бы её сломить, подогнать под себя. Если её и сломит что-то, то оно будет выходить за рамки не только её
мира, но и мира большинства людей. Более того, отец, твои выражения крайне вульгарны. Ты считаешь, что можешь подчинять, но действительно ли это так? Тебя
слушается Нарцисса - но лишь потому, что она жертва устоев и старомодного воспитания. Тебя слушаются пешки Лорда - но прежде он отдает им приказы. Раньше тебя
слушался я - но не ты ли когда-то говорил мне, что людям умным свойственна способность развиваться?
Малфой замолчал, усмехнувшись самому себе. Как он мог бояться этого человека? Что с ним было не так?
- Я не буду с тобой спорить, сын, - Люциус всё же сумел совладать с собой. - Совсем скоро ты и сам поймешь, что детская влюбленность только мешает чистому
рассудку.
Малфою было всё равно, что Люциус оставил за собой последнее слово. Внутренним чутьем он понимал, что в этом раунде победа была за ним.
В Копенгаген он аппарировал в прекрасном настроении.
***
Вот уже двадцать минут Блисс не могла оторвать взгляд от серии огромных фотографий, расположенных едва ли не вовсю стену. На девяти фотографиях были изображены
красные всполохи фейерверков.
- Вижу, вас просто поразила эта работа.
Блисс вздрогнула. Пока она стояла, не в силах отойти от фотографий, Маррей успел ненадолго исчезнуть, и Блисс не винила его за это. Откуда ему знать, что она
чувствует, когда видит нечто, похожее на пыль или рубины? А эти фотографии были квинтэссенцией её раздумий.
- Здесь написано, что художник фотографировал салют всего лишь на протяжении двадцати секунд, - сказала Блисс. - А ещё это макросъемка. Только она может передать
вид вещей в совершенно неожиданном свете.
- Вот эта фотография похожа на стену средневекового замка, - заметил Маррей, кивая на один из снимков.
- А вон тот, крайний, на огромный глаз. А ведь это - лишь салют, который длился меньше минуты.
Блисс тряхнула головой, и улыбнулась, посмотрев на Маррея.
- Так что да, эта работа представилась мне весьма интересной. А вы? Вам приглянулось что-нибудь?
- Не приглянулось, а скорее удивило, - задумавшись, ответил Маррей. - Воистину, мне не дано понять современное искусство.
- Покажете, что вас так удивило? - невольно заинтересовалась Блисс.
- Уверены? Боюсь, вас это шокирует.
Блисс с горечью подумала, что теперь картины - последняя вещь, которая может её шокировать.
- Это... поразительно, - наконец смогла сказать Блисс, завороженно рассматривая картину.
Картина была выполнена в ярких, едва ли не кислотных оттенках, больно бьющих по глазам. Череп, обтянутый розовыми мышцами, роза в неестественно открытом рте,
черные волосы, раскинутые вокруг ореолом, на которых возвышались переплетенные ноги и женская грудь. Вокруг композиции распускались цветы и тернии сорняков, а в
небольших просветах можно было рассмотреть яркие пятна солнца.
Маррей был прав - картина шокировала. Но вместе с тем в ней сквозила неуемная, бешеная энергия.
- Поразительно? - недоверчиво переспросил Маррей. - Хотите сказать, что вам нравится?
- Я не стала бы подбирать такое слово, - покачала головой Блисс, не в силах отвести взгляд. - Это в самом деле поразительно. Что из себя представляет эта картина?
Просто яркий сон от пережитого стресса, насилие над личностью, или алтарь? Она... доскональная, понимаете? Я бы посчитала её пошлой, если бы художник выбрал темный
фон, но он этого не сделал. Здесь видно, что светит яркое солнце, а оттого композиция кажется ещё более детализированной. Эта картина - совершенство красивого
насилия в живописи, а данный фактор именно в ней - вещь всегда настолько интересная.
- Вы бы хотели купить эту картину?
- Я бы хотела на неё смотреть, время от времени. Живые существа не могут без насилия. Но кто-то предпочитает его в жизни, а кто-то - в искусстве. И последнее может быть действительно прекрасным.
Наконец Блисс посмотрела на Маррея. Он смотрел на неё взглядом бесконечно удивленным.
- На некоторое время я даже забыл, что вам всего шестнадцать.
Блисс даже не смогла рассмеяться.
- Хотела бы я сказать, что слышу это впервые.
***
Копенгаген не вызывал ничего, кроме равнодушия и неприятной тоски. Белый снег, падающий с неба, обледенелые мостовые и скользкие дороги, спешащие, суетливые люди и множество новогодних украшений, по большей части нелепые в светлое время суток.
Но Малфой был уверен, что Блисс бы здесь понравилось. Она умела находить красоту во всём, а в этом городе ей не составило бы этого труда.
Малфой сцепил зубы. Сейчас первостепенной целью было задание, и нечего бредить себя неосуществимыми надеждами.
Совсем скоро он выяснил, что аппарировал чуть дальше, чем нужно. Но это его не расстроило - здание, рядом с которым он оказался, заставляло обратить на себя внимание. Огромное, похожее на ограненный черный камень, оно манило и притягивало своим матовым блеском. Малфой несколько минут смотрел на него, лениво пытаясь вспомнить, что именно в нём находилось. Если память его не подводила, то это какой-то большой книжный магазин или библиотека.
К его удивлению, первый же прохожий владел сносным английским и охотно объяснил ему, как дойти до Копенгагенской ратуши. Сухо поблагодарив, Малфой отошел от него на несколько шагов и рассеяно окинул взглядом мост, который находился напротив стеклянного здания.
Тоска, успевшая притупиться, уйти в дальний уголок сознания, вырвалась с новой силой. Перед глазами заплясали хаотичные картины последних дней - золотистое платье
и распушенные волосы, растерянный, полный страха взгляд, быстрые слова, поцелуи до нехватки дыхания и снег, снова этот снег на голых плечах.
Незнакомая девушка, стоявшая на мосту, со спины казалась копией Блисс, причем копией невероятной.
То же черное пальто, те же волосы, в беспорядке разбросанные по спине, даже гордая осанка.
А затем она повернула голову, давая возможность рассмотреть лицо в профиль.
На секунду Малфою показалось, что его прошибло током. Эта девушка не была копией Блисс, это была она сама. Это было невероятно и немыслимо, но вот же она, стоит на мосту, на землях Копенгагена, и не подозревает о нем.
Он уже хотел перебежать дорогу, но поток машин помешал ему. Раздраженно чертыхнувшись, Малфой подождал, пока они проедут, и уже едва не кинулся к мосту.
Картина, представшая перед его глазами, заставила его остановиться.
Теперь он видел лицо Блисс яснее и четче, ведь она немного сместилась. Вместе с человеком, в объятиях которого находилась.
Несколько долгих минут она выглядела растерянной, даже смущенной. Затем она улыбнулась ему, и в какой-то момент даже рассмеялась.
Малфой отстранено подумал, что не помнит, как звучит её смех. Улыбалась Блисс часто, но её смех он услышал от силы пять раз за всё время знакомства.
Он не знал, не мог понять, что ему делать. Какая-то часть него рушилась, а он просто стоял и смотрел. Смотрел, как этот человек, годящийся Блисс в отцы, поднимает
её за талию, зачем-то переставив с одного места на другое. На её лице сразу же проступила краска.
Внезапно его прошибло потоком воспоминаний. Он вспомнил приём, вспомнил и этого человека. Киллиан Маррей, дядя её подруги, Кэтрин.
«...Ему чуть больше, чем за сорок».
«... О, я упомянула его потрясающие голубые глаза? Они сказочные».
Вспомнился и подслушанный разговор, в котором смущенная Блисс просила Кэтрин прикрыть её. Неужели она не притворялась? Неужели это смущение было вызвано тем, что
она состоит в отношениях с родственником своей подруги?
Всё сходилось. И голубые глаза, и разница в возрасте, даже то, что после всех разговоров она ни разу не опровергла свои слова.
Выходит, что они познакомились на том приеме, и за две недели пришли... к этому? Или они встретились раньше? Малфой помнил, что практически до окончания каникул
Блисс ещё не уехала из Франции, а значит, и была вероятность, что они познакомились там.
Когда они собрались уходить, Блисс дотронулась до затылка, и Малфой сразу же наложил на себя дезиллюминационные чары. Именно в тот момент Блисс обернулась, и начала озираться по сторонам. Потом, успокоившись, она снова повернулась к Киллиану Маррею.
Малфой пошел за ними, словно находясь в какой-то призрачной дымке. Он так сильно надеялся, что всё это - просто нелепая ошибка.
***
- Лот номер тридцать семь, брошь, принадлежащая одной из фрейлин Анны Болейн...
Пожилого мужчину, сидевшего за спиной Блисс, скрутило в жутком приступе кашля.
- С вами всё хорошо? - заволновалась Блисс, оборачиваясь к нему. - Дать салфетку? Или воды? Может быть, выйдем на свежий воздух?
- Вам только осталось вскочить с места и поинтересоваться, есть ли среди присутствующих врач, - усмехнулся мужчина.
Блисс нахмурилась и поспешила отвернуться.
- Мисс, - окликнул её мужчина.
- Да?
- Прошу извинить за моё поведение, - вздохнув, сказал он. - Уверен, это на нервной почве, даже и вспомнить не могу, когда болел последний раз.
- Ничего страшного, - улыбнулась Блисс. - Но если станет хуже, всё же, выпейте хотя бы воды.
- Обязательно воспользуюсь вашим советом.
Блисс вновь обратила взгляд к сцене, и поняла, что за время их разговора успели сменить два лота.
- Расстроились, что не смогли посмотреть на брошь? - прошептал Маррей, наклонившись к Блисс.
- Нет, нисколько, - покачала головой Блисс. - История Анны Болейн мало меня интересует.
- Вот как? Меня это удивляет.
Блисс удивленно на него посмотрела.
- И почему же?
- Насколько я понял, кровавая романтика очень вам по душе. А где ещё вы найдете столько крови и романтики, как не в отношениях Генриха и Анны?
- Вы снова забываетесь, что любую жестокость я приемлю лишь в искусстве, - покачала головой Блисс. - А трагедия Болейн, увы, настоящая история. Пусть, в какой-то
степени, и стала искусством.
Маррей посмотрел на Блисс с живейшем интересом.
- Боюсь, не совсем вас понял.
- Всё, что проходит сквозь долгое время, так или иначе становится искусством. Анна Болейн и Генрих, семейные отношения Екатерины Медичи с её дочерью,
Маргаритой де Валуа, вся жизнь Елизаветы Баварской. Так или иначе, сейчас все они стали своего рода литературой и картинами, захватывающими историями. Искусством для душ других.
- Вы не находите, что осознавать это крайне печально?
Теперь настал черед Блисс удивленно смотреть на Маррея.
- А вот теперь я не понимаю вас.
- Я говорю о осознании того, что всех настигнет время, сотрет в пыль. Но нас, в отличие от принцесс и королей, не статут считать искусством. Не думаю, что через
определенный промежуток времени о нас вообще кто-то вспомнит. Получается, что если мы не станем искусством, то останемся лишь историями, причем кратковременными.
Блисс посмотрела на статую, которую выносили на сцену. Прекрасная скульптура женщины, полностью покрытая вуалью, настолько реалистичной, что сначала можно было и не поверить, что вся она сделана из мрамора.
- Пожалуй, я могу смириться с этим. В конечном счете, все мы – всего лишь истории. И если нас суждено забыть, то есть те, кого не забудут. Если вы не нуждаетесь в
славе, давайте оставим её другим.
- А вот тут я поддержу вас полностью, - согласился Маррей.
- Лот номер сорок два - зеркало Надежды или зеркало Проклятий. Принадлежало Эйбрахаму Суэнавентура на протяжении пятидесяти лет, но своё начало берёт с первой
половины семнадцатого века. Своё название приобрело из-за двух поразительных фактов - человек, посмотревший в него, будет чувствовать себя или очень счастливым,
или глубоко несчастным. Неизвестно, сколько действует Надежда или Проклятье зеркала. Может быть, пять минут, а может быть, всю жизнь. Первоначальная ставка - сто
пятьдесят тысяч крон.
Маррей молниеносно вскинул руку со своим номером.
- Второй номер согласен купить зеркало. Кто даст сто шестьдесят тысяч? Номер пятнадцать, вы явно не пожалеете о своей покупке!
Маррей снова поднял свой номер
- Второй номер поднимает ставку до ста семидесяти тысяч! Кто даст сто восемьдесят? И снова пятнадцатый номер! - лицитатор прищурился, а потом едва ли не захлопал в ладоши. - Номер пятнадцать поднял номер два раза подряд, а это уже сто девяносто тысяч! Номер восемь поднимает цену до двухсот!
Маррей поднял свой номер, после чего повторил это движение два раза.
- Номер два предлагает за зеркало двести тридцать тысяч крон! Кто даст двести сорок? Двести тридцать тысяч раз... о, номер пятнадцать снова в игре! Кто даст двести пятьдесят?
- Триста десять тысяч, - четко выговорил Маррей.
- Ставки повышаются до трехсот десяти тысяч, - излишне громко крикнул лицитатор. - Кто даст больше? И снова номер пятнадцать! Никто не желает вступить в противостояние?
Блисс почувствовала пот, стекавший по шее. Она и не ожидала, что борьба за зеркало будет настолько напряженной и азартной. Кто бы мог подумать, что обычная дань вежливости обернется для неё интересным времяпровождением.
- Пятьсот тысяч, - громко сказал Маррей.
В зале воцарилась тишина. Если до этого были слышны перешептывания и тихий, едва слышный смех, то сейчас, пролети в этом зале даже самое мелкое насекомое, его
непременно бы услышали.
Раскрасневшийся лицитатор выглядел настолько довольным, что Блисс невольно задалась вопросом, имеет ли он какой-то процент от проходящего аукциона.
- Пятьсот тысяч крон, дамы и господа! Никто не желает повысить ставки? О, снова номер...
Следующее, что сделала Блисс, было полнейшей неожиданностью и для неё самой: она просто подняла свой номер, который взяла исключительно потому, что того требовали
правила, и подняла его:
- Пятьсот семьдесят тысяч.
Лицитатор, уже не скрываясь, достал платок и промокнул лоб.
- Номер три поднимает ставку! Кто же даст больше? Может быть, номер восемь снова опробует свои силы? Или номер пятнадцать?
Маррей снова поднял свой номер.
- Номер два снова поднимает ставку!
На секунду Блисс показалось, что в зале наступила абсолютная неподвижность.
- Пятьсот восемьдесят тысяч раз. Пятьсот восемьдесят тысяч два. Пятьсот восемьдесят тысяч три! Продано!
От непонятного, внезапного облегчения Блисс захлопала в ладоши, а вскоре с удивлением заметила, что лишь подхватила аплодисменты других. Видимо, не только она
чувствовала напряжение, а теперь, когда всё закончилась, волна странной радости окутала весь зал.
- Киллиан, мы купили зеркало! - взвизгнула Блисс, и тут же в ужасе зажала себе рот.
Он посмотрел на неё сияющим взглядом.
Остаток аукциона прошел в какой-то радостной лихорадке. Стоило им только перехватить взгляды друг друга, как одновременно уголки губ тянулись вверх и появлялось
дикое желание рассмеяться.
Как же ей хотелось обсудить всё, каждую деталь, каждую мелочь аукциона. И, что хотелось особенно, посмотреть на загадочный пятнадцатый номер, который сдался сразу
же, как Блисс озвучила цену.
У неё имелись соображения на этот счет, но прежде, чем обсуждать их, нужно было переждать продажу ещё семи лотов.
- Это было...
- Невероятно? Волнительно? Азартно?
- Всё вместе! - воскликнула Блисс, наконец дав волю громкому смеху.
Как только Маррей уладил дела с покупкой зеркала, они сразу же вышли на улицу, почему-то не в силах сдержать улыбки. Блисс не могла понять этого почти
истерического состояния. Что произошло такого веселого? От чего так сильно хотелось смеяться?
Вероятнее всего, на ней просто сказался азарт, новые впечатления и радость от того, что именно Маррей получил зеркало.
Блисс искренне надеялась, что так оно и было. Искать во всём скрытый подтекст она не хотела. Не сегодня.
- Киллиан, - спохватилась Блисс. - Вы случайно не рассмотрели, у кого был пятнадцатый номер?
- Рассмотрел, - кивнул он. - Это был Алджернон Фрипп. Честно сказать, я не удивлен, что он всеми силами пытался отнять именно тот лот, за который боролся я.
- Как интересно. Должно быть, за этим кроется весьма драматическая история?
Маррей усмехнулся, неопределенно качнув головой.
- Не драматическая, да и настоящей историей это вряд ли назовешь. Если хотите, я расскажу вам позже, но сначала, объясните мне, что сподвигло вас на ту выходку?
- Я... не знаю, - честно ответила Блисс. - Это было какое-то минутное чутье. Я подумала, что если перебью цену, то человек под номером пятнадцать успокоиться.
Впрочем, извините меня. Не знаю, зачем я подняла цену на семьдесят тысяч.
- Вы извиняетесь? - поднял брови Маррей. - За что? Вы и представить себе не можете, как я благодарен.
Блисс прикусила губу, бросив взгляд на дверь отеля. Только сейчас она поняла, что да, именно это чутье заставило её поднять свой номер. Но в чем было дело? Почему она считала, что если вступит в борьбу за лот, то Маррей непременно получит его?
Она едва заметно покачала головой. Слишком много было всего, что не поддавалось понимаю. Слишком.
- В любом случае, вряд ли у Фриппа были такие деньги, - пожал плечами Маррей. - Уверен, он поднимал цену лишь на чистом упрямстве. Если хотите, могу рассказать о нем по дороге.
- Мы куда-то идём? - удивилась Блисс. - Разве вы не должны забрать зеркало прямо сейчас?
- А что с ним может случиться за тот час, что мы потратит на ужин? - искренне удивился Маррей. - Охрана, конечно, не обладает магическими способностями, но доброе
слово и пистолет в их распоряжении точно есть.
Блисс снова рассмеялась, не в силах совладать с собой.
- Впрочем, если вы устали составлять мне компанию, я вас пойму. Право же, мисс Бромлей, я вас не держу.
- Блисс, называйте меня Блисс. Мне, конечно, шантажировать вас нечем, но всё равно, как-то это неравноценно, - она рассеяно отряхнула пальто от множества снежинок. - И что за глупости? Сейчас я зверски голодна, так что ужину буду только рада.
Кафе, куда привел её Киллиан, было одним из тех мест, которые Блисс называла атмосферными. С большими окнами, пропускающими свет уходящего солнца, минимум людей и запахом кофе вперемешку с жареным миндалем.
Разглядывая меню, Блисс нахмурилась и поднесла руку ко рту. Ещё десять минут назад она была готова съесть что-то, размером со слона, а сейчас её едва ли выворачивало от написанного.
- Блисс? С вами всё хорошо? - встревоженно спросил Маррей.
Блисс подняла на него болезненный взгляд. Она смотрела на лицо Маррея, но ей словно что-то мешало.
Она посмотрела ему в глаза, пытаясь понять, в чем дело.
- У вас что-то в глазах.
- Соринка?
Как завороженная, Блисс наклонилась через стол и взяла его лицо в свои руки.
- Нет. Река.
