Тривиум

Глава 35

ІНКВІЗИТОР:
«Не для суперечки
І не для диспуту спустився я сюди.
Учора гордо мовив ти, що ми
Із страхом більшим вирок прочитали,
Ніж ти його прослухав…»

ДЖОРДАНО:
«Так і є!
Бо знаєш ти, що істина – за мною!»

Олесь Бердник «Остання ніч»

~~~~~~

Город поглотила тьма. В ней растворились дома и деревья, улицы и каналы, площади и соборы… Всё заснуло. Ни звука, ни огонька. В безграничном чёрном океане светилось одинокое окно. Там, на кухне маленького особняка в квартале аптекарей, в этот поздний час сидели двое. Мужчина и девушка. Чародей и магла. И, казалось, сама Ночь, окутав мир своими крыльями, с интересом вслушивается в разговор необычной пары.

- Как ты думаешь, сколько мне лет? – неожиданный вопрос Билла заставил Летицию удивлённо распахнуть глаза. О таком обычно спрашивали женщины… или расфранчённые молодящиеся щёголи. А было совсем непохоже, что англичанин беспокоится о своей внешности.

- Не знаю… тридцать? Тридцать три?

- Да, - кивнул волшебник, - На столько я выгляжу. Черты моего лица остаются неизменными уже очень долго. На самом же деле, я гораздо старше, Летиция. Во много раз. Иногда мне становится страшно, когда я оглядываюсь назад и понимаю, как далеко заплыл в бесконечном потоке Времени… магия помогает нам в этом, колдуны и ведьмы старятся медленнее обычных людей, сохраняя телесную красоту и здоровье. И чем могущественнее маг – тем дольше он живёт. Понимаешь, Летиция, магия – это, если отбросить всё лишнее, взаимодействие с Природой. Чтобы совершить какое-либо деяние, мы соприкасаемся с Силами… их ещё называют Стихиями. Если всё происходит правильно – колдовство совершается – и всё существо мага резонирует в этот миг в унисон с великой музыкой Космоса, как называли его древние греки, то есть, всего Мира. Но не буду лгать – одно лишь занятие волшебством не сохранило бы мою плоть так надолго. Существуют специальные средства, которые помогают телу угнаться за вечно молодым духом. У нас, в Европе, многие чародеи веками пытаются создать «эликсир жизни» - или философский камень, как его ещё называют. Пока это удалось лишь одному прославленному французскому алхимику. Но есть и другие способы… в своих путешествиях я посетил немало дивных стран. Среди них было и Срединное Государство – Царство Хань – или Китай, как пишут на европейских картах. Там живут мудрецы, называющие своё учение очень просто – Путь(1). За этой кажущейся простотой скрывается великое знание. У них я научился многому. Я не выплавил «пилюлю бессмертия», но овладел иными способами поддержания телесной оболочки в нужной мне форме. Но не буду забегать вперёд, а расскажу всё по порядку…

- Я родился в маленькой деревушке на морском побережье Англии более трёхсот лет тому назад [Летиция недоверчиво ахнула] Да, триста лет, даже самому не верится… моя мать была ведьмой. Чистокровной колдуньей из старинной, но небогатой магической фамилии. У её семьи не было денег, чтобы послать девочку в Хогвартс (так называется британская школа волшебства, Летиция, одно из тех мест, о которых я тебе говорил, где обучаются отпрыски магических кланов. По крайней мере, те из них, у кого есть золото либо богатые покровители). Поэтому Аннабель, моя мама, училась всему дома, у своей матери. В их семье дар волшебства передавался, в основном, по женской линии. Когда она выросла, то вышла замуж за магла… то есть, за обычного человека. Впрочем, в данном случае, не совсем обычного – мой отец, Джозеф, был кузнецом, а кузнецы с давних пор считаются простым людом кудесниками, связанными с духом Огня и эльфами. Не знаю, водил ли мой отец дружбу с «народом из холмов»(2), но мастером он был непревзойдённым, что давало его завистникам лишний повод посудачить, о том, как «кузнец Джо связался с нечистой силой». Брак с моей мамой добавил пищи для разговоров этим досужим сплетникам. Аннабель была превосходной знахаркой и повитухой – знания о женском здоровье собирались по крупицам многими поколениями её рода. Крестьяне с радостью принимали её помощь, но, как это вообще свойственно людям, недолго помнили добро, при первой возможности обвиняя мать в порче их скота и посевов… к этому же их всячески подстрекал местный священник. В конечном итоге, наша семья отдалилась от жителей деревеньки. Мы жили на отшибе, можно сказать, отдельным хутором. Аннабель родила трёх дочерей, но ни одна из девочек не унаследовала её дара. К тому времени, когда на свет появился её последний ребёнок – сын, которого так хотел Джозеф (и это был, разумеется, я) – мама смирилась с тем, что муж – магл закрыл её детям путь волшебства. Но она любила отца, обожала трёх своих дочурок и, можешь себе представить, какой любовью и заботой она окружила своего младшенького, своего единственного сына. Мой отец радовался наследнику и с малых лет учил меня тайнам кузнечного ремесла, а мои сёстры… Люси, Кэт и Эллис – самые светлые воспоминания моего детства. Деревенские дети не хотели с нами водиться, дразнили нас и швырялись камнями… но они и не были нам нужны. Нам никто не был нужен. Вчетвером мы убегали на морской берег и играли там среди шума волн и крика чаек. Меловые утёсы, давшие имя нашему острову(3), представлялись нам сказочными замками, девочки, конечно же, были принцессами, а я… я был их маленьким рыцарем, королём Артуром, который убивал чудовищ и злых волшебников и вызволял прекрасных дам из заточения… только сейчас, думая о тех временах, я понимаю, насколько я был счастлив… ну а дети… дети не задумываются о счастье. Они им живут.

Когда мне было примерно столько же лет, сколько Гансу сейчас, моя жизнь круто изменилась. Во мне проснулся дар магии. Мама сразу же это поняла. Она очень удивилась – и ещё больше обрадовалась. Не знаю, быть может, она и жалела, что её талант унаследовал я, а не девочки – но никогда этого не показывала. Аннабель старалась научить меня всему, что знала сама. Целительство, травы, зелья, заговоры – она была моей первой наставницей на пути колдовства. Как я уже говорил, мама была опытной повитухой… в те времена, да и сейчас тоже, в деревне едва ли кто-нибудь позволил бы мужчине принимать роды… но Аннабель учила меня и этому. Она не хотела, чтобы знания и опыт её семьи пропали впустую. Так прошёл ещё год… я учился, открывал в себе всё новые силы и умения. Строил планы… мама собиралась послать меня в Йорк в помощники к знакомому колдуну, который держал там мастерскую магических артефактов… но всё изменила засуха…

Билл на мгновение умолк, устало смежив веки. В этот момент его лицо было похоже на скорбную гипсовую маску. Летиция затаила дыхание, боясь отвлечь волшебника неосторожным словом. Но вот англичанин глубоко вздохнул и продолжил свой рассказ, не открывая глаз, погружаясь внутренним взором в своё далёкое прошлое.

- Да, засуха… погибли почти все посевы. Начался голод. Народ роптал, а правители думали только о своей шкуре. Им было нужно найти виноватых, выплеснуть на кого-то гнев голодных отчаявшихся людей. И тут на помощь пришла Церковь. Молебны о даровании дождя, которые справлялись в епархиях по всех стране, не принесли результатов, вера пошатнулась… и архиепископ Кентерберийский придумал «замечательное» решение проблемы. Ведьмы и колдуны. Злобные порождения дьявола. Конечно же, это они во всём виноваты! Это они наслали на страну бедствие! Народ погряз в грехе, несмотря на папские буллы, люди отмечают Бельтайн и Хэллоуин(4), выставляют угощение эльфам и обращаются за помощью к знахарям и повитухам, которые чтят Старый Порядок! Поэтому молебны остались неуслышанными – бог отказывается помогать язычникам и карает неверных! Так было провозглашено с главной церковной кафедры Британии… и по всей стране запылали костры. В нашей глуши мы не знали всего этого. Деревня жила в основном рыбным промыслом, а у отца всегда было много заказов – так что мы не голодали. Всё было мирно. Пока в селение не приехал коронный судья. Потом я выяснил, что донос написал всё тот же приходской священник. Вначале он пытался поднять против нас местных, но, как я уже говорил, в рыбацком посёлке голода не было… нас недолюбливали, но женщины по-прежнему приходили к маме за лекарствами, а мужчины к отцу – подковать лошадей. Так что сперва затея попа пошла прахом. И тогда он обратился прямиком к епископу, утверждая, что семья колдунов сатанинскими чарами обольстила всю округу, отвратив людей от света «истинной веры».

Епископа не пришлось долго уговаривать. Он поручил дело инквизиторам, а те обратились за содействием к светской власти. Судья, двое монахов-доминиканцев, пристав и десяток стражников прибыли в деревню ночью, как воры. Как убийцы. Священник показал им наш хутор. Всё было решено заранее. Сжечь «дьявольское гнездо» дотла. Преподнести «строптивой деревенщине» урок. Показать, что бывает с теми, кто непокорен Церкви, а значит – и Королю.

Лицо Билла покрылось бисеринками пота. На лбу пульсировала голубая жилка, но голос был размеренным и спокойным.

- Они окружили наш дом, обложили его вязанками хвороста и подожгли со всех сторон. Двери подпёрли брёвнами. До сих пор помню это, как детский кошмар: треск пламени, едкий дым. Испуганный плач сестёр. Мама пытается их успокоить. Мне так страшно, что я даже не могу кричать. А вокруг – Они. Тёмные тени без лиц за стеной огня. И два жутких голоса, читающих экзорцизм на латыни. Отцу удаётся вышибить заднюю дверь, он выскакивает на крыльцо с топором в руках – но его встречают стрелами – и он падает. Весь первый этаж в огне, мы бежим вверх по лестнице, но там слишком узкие окна… нам не вылезти… мы в ловушке! Девочки плачут, кашляют от дыма, пытаются найти выход… и тут мама хватает меня за руки! На миг я вижу её лицо, её глаза, переполненные отчаянием и какой-то сумасшедшей надеждой. Борясь с рёвом огня, она кричит мне: «Прыгай, сынок! Прыгай! Прыгай в пустоту!» Я не понимаю, о чём она? Какая пустота? Мы ведь заперты! Неужели её рассудок помутился от горя? Но тут она хватает меня за плечи и словно вливает в меня что-то, не знаю, как выразиться яснее… и я вдруг чувствую эту пустоту… прямо перед собой… вокруг себя, хотя по- прежнему, перед глазами – языки огня. И я прыгаю в эту незримую пропасть, сильно оттолкнувшись обеими ногами! В ужасе зажмуриваюсь, ожидая удара о брёвна стены – но вместо этого меня затягивает некий бешеный вихрь, моё тело бросает, как щепку в бурлящем водовороте, это длится одно биение сердца – и вместе с тем – целую вечность. И вдруг – всё! Вместо треска умирающего в огне дерева и слепящего света – тьма и тишина. И я падаю. И кричу в смертном страхе, не понимая, на каком я свете. И ударяюсь обо что-то твёрдое так, что моя левая нога с хрустом ломается, подобно тонкой ветви. Я вновь кричу, но уже от боли. И теряю сознание.

- Но как?! – не выдержала Летиция, - Как ты это сделал?

Билл смотрит на Летицию и, видя на лице девушки неподдельный страх и изумление, грустно улыбается уголками губ.

- О, дорогая Летиция… тогда это было загадкой для меня самого. Я был так напуган. Так одинок. Так мал в этом огромном мире. Прошло много лет, прежде чем я встретил своего Учителя, который объяснил мне, что случилось в ту страшную ночь. Постой, я покажу тебе!

Волшебник поднялся из-за стола и подошёл к окну. Девушка следила за ним во все глаза… Что, прямо сейчас, вот здесь, перед ней случится это таинственное колдовство?!

Между тем, англичанин не шептал заклинаний и не взмахивал своей волшебной палочкой. Он просто стоял, словно о чём-то задумавшись. Внезапно Билл крутанулся на месте, да так, что длинные полы его одежды взметнулись, как крылья чёрной птицы и… исчез! От неожиданности Летиция вскрикнула, прижав ладони к щекам. И тут же перепугалась ещё больше, когда маг появился из неоткуда, но уже возле самой двери, в противоположном углу комнаты. Если бы ей кто-то рассказал о подобном – она бы ни в жизнь не поверила!

Билл, как ни в чём не бывало, вернулся на своё место.

- Вот так. Мы называем это «дисаппарировать» - на латыни. А попросту – «разъявляться». Ты исчезаешь в одном месте – и в мановение ока возникаешь в другом. Без палочки и амулетов, без заклинаний и зелий. Своей волей. Чистая магия. Беда в том, Летиция, что это – волшебство высшего порядка. Не все ведьмы и чародеи способны дисаппарировать. Правда, с каждым годом нас, магов владеющих этим искусством, становится всё больше и больше. Я рассчитал, что, если так пойдёт и дальше, спустя несколько столетий перемещаться подобным образом смогут практически все колдуны, даже дети. Дети с волшебным даром, разумеется. Чем больше магов дисаппарирует в пространстве Земли – тем податливее становится это пространство… открыл же этот путь к мгновенным путешествиям на любые расстояния великий мудрец и чародей древности Аполлоний
Тианский(5). Это был необыкновенный человек… говорят, перед его рождением родителям Аполлония явился сам многоликий бог Протей. Он предрёк мальчику великое будущее. С детства Аполлоний начал постигать тайные науки. Юношей он провёл в пустыне пять лет, соблюдая обеты молчания и одиночества, открывая сердце всему миру… потом путешествовал, объездил полмира, припадая к источникам сокровенных знаний в Египте и Вавилоне, Персии и Индии. Но даже достигнув совершенства в мастерстве и прославившись на всю Ойкумену он не замкнулся в башне из слоновой кости, подобно многим нынешним «мудрецам», о нет… он странствовал по родной земле, ходил от одного селения к другому среди простых людей, чуждаясь дворцов земных владык. Он лечил больных и изгонял злых ламий(6), в одном городе он остановил эпидемию чумы, а в другом – вызвал дух Ахиллеса, чтобы тот поведал гражданам о событиях Троянской войны, ускользнувших от историков и аэдов(7). За всё это его любили простолюдины – и ненавидели вельможи. Правители боялись его власти, они опасались, что маг обратит свою силу против них. Они просто не могли понять, что Аполлонию не нужны их престолы и золото. В конце концов, жестокий тиран Домициан(8) приказал бросить его в тюрьму. Мудрец не пытался бежать, не оказал никакого сопротивления страже и призвал собравшийся народ о нём не тревожиться. К удивлению диктатора, когда Аполлония привели к нему в кандалах, тот выглядел беззаботно и весело. «Как же тебе удаётся брать верх над всеми этими призраками и демонами?» - ехидно спросил император у старца, наслаждаясь его беспомощностью (так, по крайней мере, думал Домициан и его придворные). «Так же, как я беру верх над вами, злодеями и супостатами» - невозмутимо ответствовал философ. И не успел тиран открыть рот, чтобы приказать преторианцам разрубить дерзкого на куски – как Аполлоний растворился в воздухе, и лишь тяжёлые кандалы звякнули о мрамор дворцового пола. Так маг впервые продемонстрировал изобретённое им искусство мгновенного перемещения, которое позднее назовут дисаппарированием. А жестокого императора вскоре убили собственные приближённые, как это ему и предсказывал великий волшебник…

Билл умолк, помрачнев лицом, лелея в сердце своём некую мрачную думу. Потом тихо повторил, словно напоминая себе о чём-то: «Так же, как я беру верх над вами, злодеями и супостатами». И продолжил свой рассказ.

- Я вижу руку Судьбы в том, что после моих долгих скитаний и бедствий Учителем для меня стал маг из числа учеников Великого Аполлония. Да, мой Наставник беседовал с самим Аполлонием! А это значит, что до нашей встречи он прожил в этом мире более тысячи трёхсот лет! Невероятно звучит, я знаю… Теперь таких, как он, не осталось… последний из великих магов прошлого, той эпохи, когда жестокая власть церкви ещё не охватила всю Европу. Он не умер, нет, - плечи Билла печально поникли, - Он ушёл. Ушёл вслед за своим Учителем. Когда Наставник узнал о подробностях моего спасения из пылающего здания, он рассказал мне о дисаппарировании и научил это чудесному способу перемещения. Научил – потому что со времени бегства из огня я так ни разу и не смог повторить это исчезновение. И не удивительно… моя мама знала об дисаппарировании, но не владела этим искусством. Мне она ничего не успела о нём поведать. И только в последний момент, перед лицом неминуемой гибели, она каким-то образом сумела пробудить во мне этот дар. Я долго наводил справки, искал подобные случаи – но так и не нашёл… А мой Учитель просто сказал мне, что материнская любовь способна на чудеса, которые не поддаются никакому объяснению. Вот и всё.

Англичанин вёл своё удивительное повествование дальше, но теперь его голос звучал сдавлено, а слова падали тяжко, как каменные глыбы. Летиция напряжённо вслушивалась. Сама осиротев в детстве, она прекрасно понимала, как трудно вспоминать Биллу эту часть своей жизни.

- Но тогда, повторюсь, я ничего этого не знал. Я не догадывался о том, что магия перенесла меня на две с лишним мили от дома, а поскольку мой «прыжок» был диким и неконтролируемым – я материализовался не на земле, а на высоте второго этажа… неудачно упал и сломал себе ногу. К счастью, перелом был закрытый. Когда я пришёл в себя, вокруг по-прежнему была кромешная темнота. Я ощупал себя и понял, что пострадала лишь одна нога – в остальном я был невредим. Странно, но после пережитого потрясения мне словно прибавилось сил. Кровь бурлила в моих жилах, я ощущал в себе какие-то новые неизведанные способности… позднее Учитель объяснит мне, что так часто бывает с людьми после сильного приступа страха и гнева. Вспомнив уроки своей мамы, я направил эту силу на перебитую кость, всей душой желая исцелится, чтобы встать на ноги – и у меня получилось! Но это дорого мне стоило, после этого сеанса самолечения я почувствовал себя, как выжатый лимон. Но главное – нога стала целой. Скрючившись от усталости и остаточной боли, я поднялся с земли и попытался определить, где я. Ночь была пасмурной, тучи застили Луну и звёзды – поэтому я мог полагаться лишь на своё чутьё и осязание. Нащупав какое-то дерево, я выломал себе посох, чтобы опираться, оберегая ещё не совсем окрепшую ногу, а заодно искать на пути корни и камни, которые так и норовили подвернуться на моей дороге. Но, увы, палка не особо мне помогла – я споткнулся обо что-то и упал, в кровь разбив себе лоб. Решив, что лучше не искушать Судьбу, ведь сил срастить ещё одну кость у меня вряд ли бы хватило, я сел прямо на землю, привалившись спиной к стволу дерева, и обхватил колени, чтобы хоть немного согреться. Мысли о семье терзали мою душу. Только теперь до меня стал доходить весь ужас произошедшего. Я был двенадцатилетним ребёнком, я не понимал, кто были те люди? За что они так с нами?! Что мы им сделали?! Я вспоминал смерть своего отца, и от горя у меня так сжимало горло, что становилось трудно дышать. Но в сердце моём ещё жила надежда: вдруг моей маме удалось так же спасти сестёр и убежать самой? Со мной ведь у неё получилось! Она такая умная, так много знает… они должны спастись! В детстве мы так верим в свои родителей… они кажутся нам всемогущими… так, мучаясь догадками о своих близких, оплакивая своего отца, дрожа от холода и боли, я забылся тяжёлым, полным кошмаров сном.

Когда я проснулся, Солнце было уже высоко. Сначала я не понял, где я. Потом память о прошлой ночи ударила меня кузнечным молотом, и я пожалел, что не могу спать вечно, чтобы никогда не вспоминать этого. Но жалостью к себе делу не поможешь… всё тело мое затекло, я с трудом поднялся на ноги, опираясь на свою палку. Нога довольно сильно болела, и я осторожно, перенося вес на посох, сделал несколько шагов и осмотрелся. Теперь я понял, где очутился. Поляна на опушке леса, довольно далеко от дома. Ночью всё кажется совсем другим. Тьма меняет вещи, заставляя нас бояться неизвестности… Теперь же я узнавал местность. Когда-то мы ходили сюда с мамой за грибами и лесными травами. При мысли о маме у меня на глазах выступили слёзы, но я сердито приказал самому себе не раскисать. Рядом с опушкой должна быть дорога, которая выведет меня к селу. Посреди поляны я увидел вмятину во влажной земле – место моего вчерашнего падения. По коже моей пробежал морозец, когда в двух шагах от этого углубления я заметил огромный угловатый валун, полускрытый седым мхом. Упади я на него – одной сломанной костью не обошёлся бы… Судьба хранила меня.

Когда я ковылял по обочине, навстречу мне галопом проскакала вереница всадников. Сердце моё покрылось льдом, когда я понял – это они! Те самые Они, что пришли за нашей жизнью прошлой ночью. Откуда такая уверенность? Некий отстранённый равнодушный голос прошептал это мне на ухо. Позднее этот голос не раз выручал меня. В ту ночь проснулись, после жестокой встряски, многие мои таланты, в том числе и ясновидение. Я не умёл пользоваться своими способностями, меня некому было учить – поэтому жил, как зверь: доверяя странному чутью, не задаваясь никакими вопросами. И вот я стою, запоминая эти лица, стараясь не упустить ни одного – а они проезжают мимо, скользя по мне равнодушными взглядами. Приняли меня за нищеброда – и немудрено: босой, какие-то грязные лохмотья, опирается на самодельный костыль, запёкшаяся в волосах кровь… меня бы не узнали даже односельчане. А судья, господин коронный судья, важный, в бархатном камзоле, с золотой цепью на груди, он даже кинул мне монетку. Как во сне я опустился на колени и поднял подаяние – маленький тусклый кругляш позеленевшей меди. Стражники не были так снисходительны – замыкающий в цепи низко свесился из седла набок и стегнул меня кнутом – просто так, для острастки. И вновь это новое чутьё не подвело меня - в последний момент я распластался в дорожной пыли, и кнут, который должен был располосовать мне спину, лишь окончательно разорвал пропитанную копотью и грязью рубашку. Топот копыт удалился. Я лежал ниц и сжимал монетку так сильно, что болела ладонь. Я запомнил их всех. Каждую чёрточку их лиц. И ещё – у меня на щеках высыхали слёзы. Я больше не мог плакать. Прошло долгих шесть лет, прежде чем эта простая, совсем не магическая способность ко мне вернулась.

А потом я увидел наш хутор. То место, где он стоял. Пепелище. Ветер разносил горькую гарь, от которой першило горло, а ясный день оборачивался ночью. Я не знаю, сколько так простоял, бессмысленно уставившись на обугленные остатки моей жизни. Так и не придя окончательно в себя, подчиняясь не разуму, а инстинкту, я прокрался в село и затаился в густом кустарнике, что рос у деревенского колодца – все кумушки набирали здесь воду и делились новостями. Я хотел пить, но ещё больше я хотел знать. И одновременно боялся того, что могу услышать. Долго ждать мне не пришлось. Практически всё женское население деревни собралось здесь этим утром. И я узнал всё… как тело моего отца забросили назад, в пылающий дом [Возвращайся к своим выродкам и ведьминой шлюхе, колдун!] Какие дикие крики раздавались из огня, пока не обрушились стропила, погребая под собой всё живое. Как чёрные монахи, словно падальщики, копались в ещё тёплых углях, извлекая из них останки (в этом месте я до крови закусил руку, чтобы подавить вопль, оставляя на коже красный полумесяц). И как доминиканцы нашли кости двух взрослых и несколько детских скелетов – три или четыре, точно не определишь, слишком сильным было пламя… но кто мог спастись? Вокруг дома была стража.

И я впивался зубами в свою плоть, чтобы не завыть, грыз себя, не чувствуя боли… кровь моя холодела в груди… и мир мой рушился. И я слушал дальше.

К моему удивлению, кумушки нас жалели. В сущности, они были не злые люди… Женщины ругали судью и называли его душегубом. Но против власти не попрёшь… утром пристав собрал всё взрослое население деревеньки на площади и объявил, что так будет со всеми бунтовщиками против установленной богом власти и нашей святой матери-церкви. А ещё женщины всячески поносили священника, но вполголоса, пугливо озираясь через плечо. Так я узнал, кто написал донос и позвал смерть в гости к моей семье. Теперь я услышал всё, что было мне нужно.

Когда женщины разошлись по своим дворам, я осторожно вылез из своего укрытия и утолил давно мучающую меня жажду. Потом вернулся в заросли ракитника и приготовился ждать. Мне нужна была Тьма. И она настала.

Ночью, дождавшись пока в деревне всё стихнет, я выбрался из кустарника и пошёл к дому священника. Свой импровизированный посох я почему-то не выбросил, хотя нога у меня уже совсем не болела. Опять послушал совет своего внутреннего голоса и, как выяснилось позднее, не ошибся – немного погодя я вырезал из него некое подобие дубинки. Эта грубая деревяшка стала мне первой волшебной палочкой, если можно так сказать, зарядившись магией во время моей самоинициации. Конечно же, я не умел с ней обращаться, и все мои колдовские приёмы были дикими самоделками – но они работали, а это было всё, что меня интересовало.

Я пробирался по тёмным спящим улочкам… походя выдернул из чьёй-то поленницы топор, забытый нерадивым хозяином, вошёл в дом попа, который стоял возле маленькой поселковой церкви… дверь была не заперта, в нашей глуши тогда вообще никто не запирал дверей… я чётко знал, что собираюсь сделать. Ещё пару дней назад сама мысль об убийстве привела бы меня в ужас – теперь же во мне клокотала всепожирающая ярость – и я с радостью поддался ей, так как лишь она одна могла заполнить кровоточащую дыру в моей душе. И вот я в спальне, священник храпит на кровати, а я стою над ним с топором в руке. Это очень тяжело – первый раз убить человека… даже самого ненавистного тебе подлеца… я колебался – но тут перед моим внутренним взором возникла моя семья… отец, мама… мои сёстры – и алый туман встал перед глазами! Я замахнулся – но в последний момент остановил свою руку… Нет! Я не убью его спящим! Умереть во сне – это слишком хорошо для него! Свободной рукой я схватил со стола кружку – и выплеснул воду в лицо священника. Он сразу же вскочил, распахнул заспанные ничего непонимающие глаза, увидел меня – его лицо исказил ужас. Он узнал меня! Рот его раскрылся, он собирался закричать – но топор рухнул вниз. И ещё раз. И ещё.

Потом я вышел во двор… там стояла бочка с дождевой водой, и я окунулся в неё с головой, смывая с себя кровь и грязь, смывая себя прежнего… я словно одеревенел. Я ничего не чувствовал. Ни радости, ни страха, ни вины. Даже кипящая ярость до поры куда-то удалилась, спряталась в глубинах моего сознания. Я действовал, как заводная кукла… вымывшись, я сбросил свои никуда не годные лохмотья, обыскал дом, подбирая себе подходящую одежду – она болталась на мне как на пугале, но главное – была тёплой и чистой. Я нашёл за иконами кошелёк с серебром и медью. Набил мешок снедью из его кладовки. Вывел из конюшни поповского жеребца, на котором тот объезжал свой приход – и навсегда покинул место, в котором родился и прожил всю свою жизнь. Больше мне там делать было нечего.
Всю ночь я ехал по пустынным просёлочным дорогам. Мысли оставили меня, и я был этому только рад. Спать почему-то не хотелось, в голове звенела пустота. Я отпустил поводья и понукал коня только тогда, когда скакун замедлял шаг. Я не знал, где окончится моё путешествие… мне было некуда ехать. На всём белом свете не осталось ни одного близкого мне человека. Я был один. Передо мною расстилались все дороги. А мне было всё равно.

Впрочем, какая-то часть моего сознания, вероятнее всего отвечавшая за самосохранение, бодрствовала. Убийство попа должно всколыхнуть всю округу. Они обнаружат тело завтра, когда священник не явится на утреннюю службу. Староста зайдёт к нему в дом и… поднимет переполох. Топор я, предварительно ополоснув в бочке, вонзил в то же полено, откуда и вытащил, когда проезжал мимо. Значит с этой стороны зацепок у них не будет. Потом они заметят, что я свёл жеребца с приходской конюшни, украл деньги и одежду. Конь и одежда – вот от чего нужно избавиться в первую очередь – и у них не будет никаких шансов. Кого они будут искать? Ну, уж точно не меня! Для всего мира я погиб, сгорел вместе со своими родителями и сёстрами. Мысли маглов чаще всего текут по проторенным руслам – так учила меня мама. А значит, увидев такое кровавое месиво, они никогда не заподозрят женщину… или ребёнка. Я почти слышал их будущие разговоры (а может быть, действительно слышал, с помощью своего дара): «Какой ужас! Наверняка это был какой-то разбойник! А может быть, беглый каторжник? Должно быть, он вооружён громадным тесаком или секирой – посмотрите, что он сделал с головой отца Мэтью! Он украл лошадь и одежду!» А значит, кого будет разыскивать стража? Головореза с топором, в сером подряснике, на гнедом жеребце с белой «звёздочкой». Ну, конь – не беда, отпущу его на все четыре стороны – пусть пасётся, пока кто-нибудь не обнаружит. За ночь я отъеду достаточно далеко, лица моего никто, кроме жителей деревеньки, не знает… назваться могу любым именем. Вот подрясник… это загвоздка. Расхаживать в нём не могу… купить новую одежду? Деньги есть, но нельзя, что бы кто-то увидел меня в этих поповских тряпках! Значит, нельзя показываться людям на глаза, прежде чем не обзаведусь новым нарядом.

Так, размышляя, я продолжал свой путь. А между тем, на востоке уже забрезжил рассвет. Когда алый лик Солнца показался из-за горизонта, я подъехал к развилке и натянул поводья. Одна дорога уходила налево, к небольшому портовому городишке. Вторая – направо. На старинном каменном указателе было высечено «Лондон».

Тривиум. Перекрёсток трёх дорог. Это слово я узнал от мамы. Аннабель научила меня читать и писать на английском (а в те времена даже дворяне были, в большинстве своём, неграмотны), мы уже собирались приступить к латыни – у мамы была старинная семейная книга – «Травник». Народные названия лекарственных растений были там записаны на нашем родном языке, а научные – на латыни. Однажды, когда во время прогулки она объясняла мне свойства коры различных пород деревьев, лесная тропинка разделилась перед нами надвое. Тут-то мама и произнесла это загадочное слово, которое сразу же мне очень понравилось…

При мысли о ней у меня опять перехватило горло. Я скорчился в седле, уткнувшись лицом в лошадиную гриву, на секунду потеряв всю свою холодную уверенность, превратившись в потерявшегося перепуганного мальчика. Я хотел заплакать, я знал, что мне станет легче – но слёз больше не было. Просто не было.

И тут моя Судьба вновь напомнила о себе. Чья-то рука ухватилась за уздечку, заставив жеребца испуганно заржать и шарахнуться в сторону. Я едва не полетел кубарем на землю, но в последний момент сумел удержаться в седле. Очередная неожиданность заставила меня отвлечься от горя, и вновь на коне сидел на беспомощный осиротевший ребёнок, а маленький каменный истукан, следующий советам неслышного для других голоса. Хотя внешне эта перемена никак не была заметна.

Оказалось, так бесцеремонно взял чужого коня под уздцы, воспользовавшись моей задумчивостью, некий плюгавый мужичонка мутной наружности. Откуда он взялся? Не иначе – сидел в придорожных кустах, высматривая вот такого одинокого и беспечного путника. Всё в его внешности было каким-то расплывчатым… плоское лицо (и возраст-то на глаз не определить… тридцать? Сорок лет?), русые сальные волосы, блекло-синие глаза, в которых мерцали искорки нехорошего веселья. Он был невысокого роста, но довольно широкоплеч – но опять-таки, ничего запоминающегося. Почему-то при взгляде на него я сразу подумал о слизняках… это впечатление только усилилось холодной, липкой от пота ладонью, которой он крепко взял меня за левую руку, отпустив, наконец, уздечку. Единственным определённым и чётким предметом во всём его облике был нож. Изогнутый, весьма острый на вид нож, который мужчина держал в другой руке. Как только его пальцы прикоснулись к моей коже, я… я почувствовал его мысли. Это довольно распространённый дар среди колдунов, тогда я об этом, разумеется, не знал, но пугаться было некогда – надо было выживать. И я просто, без лишних рефлексий, воспользовался новым талантом. Честно скажу, меня до сих пор передёргивает от омерзения, когда я вспоминаю этот эпизод – а ведь я многое повидал. Напавший на меня оказался мужеложцем. Причём из тех, кто предпочитает мальчиков. Взрослого он бы тотчас же пырнул под рёбра ножом, не дав опомниться. Но ребёнок… это заставило выродка на время отложить убийство и последующий грабёж ради забавы послаще. От картинок, промелькнувших в его прогнившей башке меня замутило, но я совладал с собой и, хотя внутри меня уже вновь царило ледяное спокойствие, скорчил рожицу пожалобней и плаксивым голосом (слёз, при всём желании, я бы выдавить не смог) загундосил (этот противный голосок я «позаимствовал» у мальчишки-поводыря слепого шарманщика, который выпрашивал милостыню, проходя со своим хозяином через нашу деревню): «Добрый господин! Вы чего? Не обижайте сироту, добрый господин! Ей-богу, не обижайте!»

Мужик довольно осклабился, очевидно решив, что намеченная жертва не собирается «брыкаться». «Что, монашек» - сказал он неожиданным тонким бабьим голосом, - «Свёл лошадку-то, поди? А? Отвечай, гадёныш!»

Из-за подрясника он принял меня за молодого послушника, бежавшего из монастыря. Что ж… тем лучше. «Ой, дяденька! Ой, не выдавайте! У меня деньги есть, всё вам отдам!» - с этими словами я сунул руку за пазуху. Но не за кошелем, а за хорошей крепкой дубинкой, которая получилась, когда я отсёк топором примерно треть от своего «посоха».

Этот гад ничего не успел сделать. Лишь глаза его удивлённо округлились – и тут же закатились под лоб, когда моя дубинка со звоном припечатала его по белобрысой башке. Я ударил так сильно, что даже рука заболела. Он рухнул под копыта без звука, как куль с сеном. Не мешкая, я спешился и наклонился на грабителем-содомитом. Неожиданная мысль пришла мне в голову: «Вот и одежонка нашлась». Воистину, никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь. Преодолевая брезгливость, я стащил с мужичка сапоги, штаны, рубаху и куртку. Кроме ножа, другого имущества у него не оказалось – наверняка планировал разжиться чем-нибудь на этом самом перекрёстке. Оружие я тоже забрал себе в качестве трофея. Не успел я толком одеться, как тело начало подавать признаки жизни – оказывается, я его только оглушил. Пришлось накинуть ему на шею верёвку, которой я подпоясывал подрясник, и придушить. Лишь убедившись в отсутствии сердцебиения [щупать пульс меня тоже научила мама], я окончательно успокоился и немного перевёл дух. Однако, рассиживаться было некогда – в любой момент на дороге мог кто-нибудь появиться. Оттащив тело в придорожные заросли, я, повинуясь наитию, облачил труп в одежду священника. Так, эта ниточка тоже обрублена.

Вернувшись на дорогу, я взял коня под уздцы и тихонько повёл его к развилке. «Вот и всё, друг» - сказал я ему, - «Расходятся наши пути. Погуляй пока на воле. Тебя рано или поздно найдут и вернут в конюшню. Будем надеяться, что твой новый хозяин не окажется такой сволочью, как предыдущий» Легонько шлёпнул скакуна по крупу – и тот послушно потрусил по левой дороге. А я, закинув мешок с провизией за спину, пошёл направо. В Лондон.

* * *

1. (кит.) Дао. Даосы не только создали совершенную философскую систему, но и занимались всевозможными магическими практиками: алхимией, астрологией, изгнанием злых духов, гаданием и т.д. К числу наиболее известных достижений даосских магов относится так называемая «киноварная пилюля» - китайский аналог эликсира бессмертия.

2. Одно из иносказательных имён эльфов в Британии. Отдельно стоящие круглые холмы (сиды) считаются местом перехода в страну эльфов. Нередко «сидами» называют сам Скрытый Народ.

3. Береговая линия Британии изобилует белыми скалами из мела и известняка, которые ярко блестят под лучами солнца. Переправляясь через Ла-Манш, римляне заметили это и стали называть остров «Альбион» - от albus – (лат.) белый.

4. Два важнейших языческих праздника кельтов, сопоставимых разве что с Зимним и Летним Солнцеворотом. Весенний праздник жизни и плодородия и осенний праздник душ мёртвых и подземных богов есть не только у кельтов, но и у других арийских (индоевропейских) народов, в т.ч. и у славян. Бельтайн отмечается 1 мая, а Самайн (первоначальное название Хэллоуина) – 1 ноября. Как всегда, церковь, будучи не в состоянии победить народную Традицию, попыталась её «ассимилировать», объявив 1 ноября «Днём поминовения всех святых католической церкви». Схожие примеры из истории славян: Рождество бога Коляды «заменено» рождеством Иешуа из Назарета, праздник бога Купала «превращён» в поминальный день св. Ивана, славянский аналог Бельтайна – Великдень (Красная Горка) «преобразован» в христианскую Пасху. И так далее… Англы и саксы переняли у кельтов эти праздники, ведь и у германских племён существовали похожие традиции. «Официальное» название Самайна Hallowmas Eve – «Канун Дня всех святых» постепенно сократилось до Hallowe’en, а потом произошло выпадение апострофа. Но поскольку люди не обращали внимания на «христианское содержание» праздника и продолжали отмечать его по обычаям своих предков – это вызывало недовольство и репрессии со стороны церковных иерархов.

5. Здесь и далее Билл рассказывает о реально существовавшем философе и маге античности – Аполлонии из Тианы. Он жил в 1 веке н.э. – впрочем, так о нём сказать можно лишь формально: подобно Мерлину и многим другим прославленным чародеям древности, Аполлоний не умер, но «ушёл из этого мира». Куда? Точно никто не знает. Факты, излагаемые Биллом, описаны в книге древнегреческого писателя Филострата «Жизнь Аполлония Тианского».

6. Ламия – в греческой мифологии женщина-вампир, похитительница детей. В последующем, это имя стало использоваться в нарицательном смысле.

7. Аэд (др. греч.) – певец, поэт, исполнитель эпических песен и сказаний.

8. Римский император, правил в 81 – 96 гг. н.э.