Глава 35Оценить степень подставы я смог только через несколько месяцев после трагических событий, в тот день, когда лорд сделал меня директором Хогвардса. И я понял, что влип. Не в первый раз, конечно, и, скорее всего, не в последний. Мало мне было обвинений в убийстве Дамблдора, теперь все будут думать, что я это сделал, чтобы занять его должность. Но даже не это самое страшное. Сейчас, когда нет Альбуса, и Поттер не явился в школу, я потерял всякую ценность для лорда. Хоть я у него на хорошем счету, и мое положение лучше, чем у Люци, но вряд ли это спасет, если лорд решит, что я больше не нужен. Я еще в прошлом году, ни минуты не сомневался, что они меня разменяют в своей игре. Нет, я не боялся смерти. Меня пугало ожидание. Когда постоянно находишься в предчувствии чего-то плохого, начинают сдавать нервы. В каждом темном углу видится враг, в каждом бокале – яд, в каждом человеке – потенциальный убийца. И вот тогда приходит паранойя.
Дамблдор даже в нарисованном виде не оставлял меня в покое. Приходилось вытаскивать всех этих дурацких детей из передряг, гриффиндорцы вообще решили побить все рекорды по слабоумию. Еще я следил за Поттером и его перемещениями по лесу. Портрет Дамблдора любезно мне об этом напоминал.
После нескольких месяцев нравоучений я в приступе ярости попытался сжечь портрет. Только мне удалось отодрать его от стены, как тут же появился Дож. Долго и забористо ругался, половину слов я так и не понял, но по тому, как краснел и кашлял Альбус на портрете, общий смысл примерно уловил. Прекратив кричать, Дож велел вернуть портрет на место и больше к нему не прикасаться, после чего прочно обосновался в директорских комнатах, проигнорировав мое возмущение. Днем он изводил меня своими ироничными замечаниями, а по вечерам надирался виски и орал песни сомнительного содержания. Выгнать его не представлялось возможным, поэтому приходилось накладывать чары невидимости и звукоизоляции. Когда малфоевский виски наконец закончился, Дож развернул бурную деятельность: что-то искал, много чертил, кому-то писал. Книги, свитки, какие-то непонятные предметы, письма – все свалено в огромную кучу, одним словом, полный разгром. Альбус хоть и радовался, но не вмешивался. Не вмешивался он ровно до того момента, когда Дож обозвал его безмозглым олухом. После чего они продолжили меня изводить с удвоенными силами.
Я с «умилением» постоянно наблюдал, как переругиваются два маразматика. Но все это терпел, так как надеялся, что их деятельность поможет вернуть Альбуса. Иногда я приходил к его гробнице и молился, чтобы у них все получилось. Хоть и не знал, чем именно они занимаются. Я пытался спросить, но понял, что они все равно ничего не расскажут. Последняя попытка что-либо узнать успешно провалилась.
– Альбус, куда вы ходили перед тем, как я вас убил? – спросил я.
– Не помню. Вроде в Кабанью Голову.
– Вот он сказал, что вы не умерли, – указал я на Эльфиаса, который в этот момент сделал вид, что его очень интересует чернильница. – И вас можно вернуть. Даже если забыть про аваду, там была такая высота… Что-то мне слабо верится.
– Я-то тут причем. Раз Эльфи так сказал, может быть, ты у него спросишь?
– Эльфиас! Может, просветите?
– А что я? Мое дело маленькое – видение передать. Это ты у Альби спрашивай, когда он вернуться собирается. Только он с утра в маразм окончательно впал, – пробурчал Дож.
– Но-но, – возмутился Альбус, – кто бы говорил. Третий месяц не можешь рассчитать, сколько мне тут еще висеть.
– Не я тебя туда повесил, не мне и снимать, – огрызнулся Дож. – И вообще, сам во всем виноват.
– Вечно я у тебя во всем виноват.
– Нет, конечно, ты у нас белый и пушистый, – съязвил Дож.
Альбус поджал губы и отвел взгляд куда-то в сторону.
– Если бы не ты, он бы уже давно все узнал, – тихо произнес он.
– Что, совесть мучает? Раньше надо было думать.
– Совесть? Причем тут совесть? И как ты смеешь говорить о совести!
– Действительно, как я могу говорить о том, чего у тебя нет по определению, – перебивает его Дож. – Прости, если обидел.
– Ты невыносим.
– Извините, – вклинился я их милую беседу, – а вы о ком говорили?
– Не твое дело! – заорали они в один голос.
А я что – я ничего. Лишь бы только Альбус вернулся.
Все же некоторую информацию я получил, причем совсем не ту, которую хотел узнать. Минерва одолжила мне, вернее, я случайно нашел в учительской его биографию, написанную Скиттер. Открыл – и не смог остановиться, пока не дочитал до конца. Такую бурю эмоций во мне не вызывала ни одна книга.
– Альбус, как это понимать? – спросил я с порога.
Эльфиас напрягся, заметив сие издание у меня в руках, и приложил палец к губам. Я взглянул на портрет: Альбус дремал.
– Он спит, – прошептал я. – Вы видели эту гадость?
– Видел, – ответил он так же тихо.
– А читали?
– Половину, остальное случайно сгорело. Альби не говори о книге, он и так не в духе последнее время.
– Вы знали, что они с Гриндевальдом дружили?
Эльфиас постучал костяшками пальцев по своему лбу.
– «Вонючка» Дож – это же я. Конечно, знал.
– Эту Скиттер надо было убить еще два года назад за ту статью. Вот послушайте: «Какой удар для тех, кто всегда считал Дамблдора великим победителем. Какими пустыми кажутся речи в поддержку маглов в свете этого нового свидетельства. Каким презренным предстает перед нами Альбус Дамблдор, который, вместо того чтобы оплакивать мать и беспокоиться о сестре, строил планы по захвату власти». Эльфиас, что это? Она же просто поливает грязью его имя.
– У людей есть два варианта приблизится к великому: либо пробиться самим, либо перемывать кости тем, кто уже там. Ничего не поделаешь, – печально вздохнул Дож.
– Я не понимаю, за что его так...
– Ты не понимаешь, почему Скиттер вытащила на свет неприглядные подробности Альбусовой биографии? – поинтересовался Дож со странным выражением на лице.
– Да причем тут биография! У нее же что ни слово, то намек на какую-нибудь гадость. И все приправлено отборной ненавистью. Для чего все это?
– Ты в плену эмоций, – мягко заметил Дож.
– Еще бы! Вы представляете, какой поднимется шум? Вот это будут читать следующие поколения. И что они узнают – что Альбус жестокий, беспринципный мерзавец, готовый на все ради достижения цели? А как она смакует факт его дружбы с Гриндевальдом… И везде, везде гнусные намеки! – возмутился я.
– Тише ты, – зашипел на меня Дож. – Ох уж эта молодежь, лишь бы только по пустякам возмущаться.
– Тогда объясните мне, почему вы так спокойны? Вы же его друг, там и про вас гадостей хватает.
– Неужели ты не понимаешь, что во всем этом замешана политика. Волдеморт вновь набирает силу, Министерство бездействует, погрязнув в коррупции и междоусобицах, а Поттер вообще отказался сотрудничать с министром. Неудивительно, что за Альби теперь взялись. И главное – как точно угадан момент, чтобы, как ты выразился, «полить грязью» его имя. Ведь многие поддерживали идеи Дамблдора и верили ему. А тут раз – и эта книжонка с ее грязными намеками, ловкий ход, надо сказать. И где теперь его сторонники?
Он замолчал и отвернулся к окну. А я пытался осмыслить сказанное. Получалось плохо, но кое-что я понял: Альбус не захочет вернуться, если узнает о книге. Я бы точно не вернулся.
– Эльфиас, а у Альбуса действительно была сестра?
– Я не собираюсь обсуждать с тобой факты его биографии! – раздраженно бросил Дож, повернувшись ко мне.
– Была, – произнес знакомый голос.
– Альби, только не говори, что притворялся спящим все это время! – рявкнул Дож так, что я даже вздрогнул от неожиданности.
– Может быть, – мрачно ответил Альбус. – А как бы я еще узнал о книге?
– А спрашивать не пробовал? – съязвил Эльфиас.
– Северус, скажи мне, что ты имел ввиду, говоря о гнусных намеках?
– Я не думаю, что вы захотите это услышать.
– Почему? Это же моя биография, а я, как видишь, немного недееспособен. Ты же не можешь отказать старику в его просьбе?
– Может, – хмыкнул Дож, – еще как может. Так что придется тебе, Альби, вернуться к нам, чтобы выведать все подробности.
– Обойдешься, – пробурчал Альбус, – и вообще я не с тобой разговариваю. Северус, пожалуйста, я должен знать.
– А зачем? – насмешливо поинтересовался Дож. – Скучно висеть без дела? Захотелось новых впечатлений? Или просто нечем заняться? Ты бы определился уже, а то торчишь тут, глаза только мозолишь.
Сейчас они опять разругаются, а я останусь виноватым. Наверное, я даже буду скучать по этим перебранкам, когда сбегу отсюда.
– Что там говорится о моей сестре? – настойчиво интересовался Альбус, не обращая внимания на ехидные реплики Дожа.
– Да так, ничего особенного, – сказал я, лихорадочно соображая, чем бы его таким отвлечь. – Так, пара фактов из вашей биографии…
– Действительно, – оборвал меня Дож, – Скиттер всего лишь упомянула, что ты плохой сын и брат, что ты виновен в смерти своей сестры, что ты дружил с Геллертом, и что, возможно, ваша дуэль – это фикция, и на самом деле вы договорились. В общем, Альби, там много грязи, и я согласен с Северусом в том, что лучше тебе всего этого не знать.
Я замер в ожидании бури. Что-то Эльфиас не то делает.
– Я так понимаю, что на самом деле все гораздо хуже. Если вы мне сейчас же не перескажете эту книгу, я с вами обоими что-нибудь сделаю, – пообещал Альбус.
– И что? – спросил Дож. – Выпрыгнешь из портрета и надаешь нам по шее?
– Эльфиас, прекратите. Альбус прав, как бы мы не были против, он должен узнать.
– Как хочешь, – бросил он, – я умываю руки.
С этими словами Дож растворился в воздухе. Честное слово – именно так: просто, без хлопка, исчез, как легкий туман. Я бы предположил, что он так аппарирует, если бы в Хогвардсе это было возможно.
– Как это у него получилось? – спросил я.
– О, – улыбнулся Альбус, – он и не такое умеет.
– Странно, я о нем почти ничего не знаю, разве только то, что он работал главным колдомедиком в Мунго. И имея такие возможности, он нигде не публиковался? Мне как-то ни разу не попадалась фамилия Дож.
– Неудивительно. Когда-то Эльфи был молод и наивен, как все мы. Его поистине гениальные открытия ставили под сомнение принятые за основу законы магии. Его статьи вызывали негодование в магическом обществе, и лишь немногие признали его правоту. Тогда у него была другая фамилия. Но так получилось, что Эльфи стал жертвой сердечной привязанности к одной особе. Кто бы знал, что мне стоило тогда вернуть его к жизни. Правда он замкнулся, сменил фамилию и больше не печатался, но научную деятельность не прекратил и, как видишь, почти доволен жизнью. А теперь, Северус, вернемся к книге.
Я пересказал ему содержание в более сдержанных выражениях. Но Альбус все равно невероятно расстроился. Он хоть и старался это скрыть, но я же не первый год его знал.
– Да уж, иногда стоит умереть, чтобы узнать о себе всю правду, – грустно пошутил Альбус.
– Эльфиас сказал, что это пустяки. Я с ним, пожалуй, согласен – не думаю, что кто-нибудь поверит этой писанине.
– Неважно, – оборвал меня он. – Поверят или не поверят – неважно. Скажи мне, что думаешь по этому поводу ты?
– А что я? Я всегда вас уважал и буду уважать, и мне плевать, что там пишет Скиттер.
– Но я ведь действительно дружил с Геллертом и…
– И что? В конце концов, Гриндевальд тогда еще не был самым темным магом современности, а вы – опорой и надеждой магического общества.
– Ты пытаешься меня оправдать, – улыбнулся Альбус, – а значит все же…
– Ничего это не значит, – возмутился я. – И я не хочу знать, что у вас там было с Гриндевальдом. Что бы ни было, это явно не то, на что намекает Скиттер.
– А на что она намекает? – удивленно спросил Альбус.
– Ну на то, что вы… Что вы… Альбус, вы в самом деле не поняли?
– Что я должен был понять?
– Как бы вам сказать… – протянул я. – В общем, Скиттер мягко так намекает, что у вас с Гриндевальдом были любовные отношения.
– Мерлин… – простонал Альбус и прикрыл глаза рукой. – Какой бред…
– Я тоже так подумал.
– Нет, ну какой бред. Я еще понимаю, если бы она намекала на Эльфи или хотя бы Ники. Но Геллерт и я…
– Вас смущает объект намека, а не сам намек? – удивился я. – Альбус, вас действительно привлекают мужчины?
– Вот видишь, а говорил – не поверят, – улыбнулся он загадочно.
– Я совсем запутался. Вы можете ответить на мой вопрос?
– Могу, но не хочу. В конце концов, мне уже за сотню перевалило, и я почти умер. Так какая теперь разница? Вот ты же трепетно относишься к слухам о своей персоне. Так дай и мне насладится сомнительной славой.
– Значит, все же привлекают.
– Чушь какая! – воскликнул Альбус и исчез с портрета.
Обиделся, что ли? Странный он. И юмор у него странный. Хотя, что для меня ненормально, для него в порядке вещей.
