Тайна женщины со шрамомМягкий солнечный свет проливался расплавленным золотом на каменный пол. Лежащий на парте перед Питером пергамент был почти весь исписан, оставалось совсем немного свободного места, но Хвост упорно продолжал переписывать давно переставшие запоминаться строчки. Он не мог припомнить такого случая, когда бы он проявлял такое усердие на отработках и, наверное, никогда бы и не проявил, если бы не...
Тишину нарушил негромкий смешок. Питер повернул голову вправо, и лицо его сделалось ни то напряжённым, ни то расстроенным. Он с каким-то гнетущим недовольством наблюдал, как Элизабет украдкой хихикает, опуская голову или отворачиваясь к стене, пока сидящий за ней семикурсник с Когтеврана что-то с энтузиазмом шептал ей, весело улыбаясь. Макензи, вскинув глаза, посмотрела на профессора Салисберри, чтобы убедиться, что она не замечает неподобающего поведения и неуместного веселья провинившихся. Профессор и, правда, ничего не замечала: поглощённая чтением какой-то книги, на полях которой она делала пометки карандашём, волшебница не обращала ни на что внимания. Элизабет чуть улыбнулась уголком губ и, повернувшись к своему собеседнику, стала что-то ему рассказывать; парень слушал внимательно, и улыбка не сходила с его лица.
Он был красив. Тёмные глаза смотрели весело и как-то чуть-чуть насмешливо, что, впрочем, не придавало ему высокомерный вид; каштановые густые волосы, чуть растрепавшиеся, ниспадали на невысокий лоб, иногда лезли в глаза, из-за чего он порой встряхивал головой, отбрасывая мешающуюся чёлку назад. Слушая Элизабет, он иногда кивал или вставлял свои комментарии, из-за чего они оба тихонько смеялись и всё не сводили глаз друг с друга.
Питер неприязненно покосился на собеседника Элизабет. Он никак не мог понять, почему Макензи смеётся над каждой его вероятно абсолютно несмешной шуткой, почему с таким интересом слушает его и почему они, только что познакомившись, теперь болтали без умолку, точно знали друг друга много лет.
Когтевранец наклонился к Элизабет и что-то быстро ей зашептал. Он был так непозволительно близко к ней... Как она могла подпускать его к себе?..
Питер почувствовал волну обжигающей ревности, окатившей его. Он смотрел на этих двух, поглощённых друг другом, и губы у него непроизвольно сжимались в тонкую обиженную полоску, а руки подрагивали от злости, небеспричинной, но всё же неоправданно сильной. Хвост никак не мог взять в толк, чем этот наглый и явно напрочь лишённый чувства самосохранения, а, может, просто такта (он опоздал на отработку почти на десять минут и совсем этого не стыдился) семикурсник, имя которого Петтигрю не знал, так зацепил Элизабет, что теперь она, забыв о том, что должна восемь раз переписать параграф о тёмных артефактах, разговаривала с когтевранцем, смеялась, улыбалась, и только ему одному.
Питер обиженно засопел и, бросив тщетные попытки поймать взгляд Элизабет, который всё равно был адресован не ему, отвернулся.
Весна наступила как-то неожиданно, без предупреждения и объявления войны холодам и вьюгам, а просто так: пришла, невозмутимо и спокойно, как приходит нежданный и бесцеремонный гость, которого вовсе не интересует, что хозяин дома не может или не хочет его принять. Мир сдался этой неожиданной, но желанной гостье без боя, рассыпавшись перед ней цветами, по которым она легко и неслышно ступала своими босыми ногами, вдыхая в замёрзшие и застывшие, словно в оцепенении, деревья дыхание жизни, возвращавшее им их буйную густую зелень. Она шла, такая красивая и такая непреклонная, она везде ждала лишь повиновения своей силе красоты и молодости, перед которой никто не мог устоять, даже если бы и хотел, и перед которой каждый безоговорочно и с радостью капитулировал. Она возбуждала в людях неутолимую жажду жизни, радостное чувство пока ещё непонятного и необъяснимого, но неотвратимого приближения чего-то прекрасного, появление которого с сладким замиранием сердца ждал почти каждый. В середине марта это ощущается ещё не так сильно и явственно, как, скажем, в конце апреля, но весна уже пришла и, отвоевав и зимы законные права на возрождение жизни, шествовала по истосковавшейся по солнцу земле гордой и прекрасной победетильницей, улыбаясь величественно и великодушно, даруя всем свои тепло, и ласку, и любовь.
Это был тёплый солнечный мартовский день. Весело звенели капели, пели птицы. В «Трёх мётлах» было многолюдно. Мадам Розмерта могла смело рассчитывать на хорошую прибыль. К потолку битком набитого паба поднимался гомон; студенты громко разговаривали, шутили, смеялись, иные иногда что-то весело кричали. Казалось, самые стены пропитались атмосферой всеобщего веселья и радости.
Мародёры устроились за столом в углу, откуда хорошо было видно весь паб. Сириус громко перессказывал друзьям какой-то забавный случай. Джеймс и Питер хохотали от души. Только Римус не смеялся над историей Бродяги, даже слабая улыбка не озарила его лицо, задумчивый и тоскливый взгляд его был устремлён на парочку переговаривающихся о чём-то студентов за столиком в другом конце зала, Элизабет и Грэма. Питер не далее как пять минут назад рассказал о том, как Макензи познакомилась с когтевранцем. Нельзя сказать, чтобы это значительно улучшило настроение Римуса.
Между тем, Сириус закончил свой рассказ. Заметив, что не все оценили историю: а, именно, никак не отреагировал Лунатик, Блэк внимательно посмотрел на друга и тотчас заметил его взгляд, устремлённый куда-то за его спину. Сириус обернулся и, стоило Элизабет и Грэму попасть в его поле зрения, как он сразу же всё понял.
-Лунатик, ну ты бы хоть для приличия сделал вид, что слушаешь... - протянул Бродяга.
Римус быстро посмотрел на Сириуса и попытался улыбнуться. Получилось какое-то жалкое подобие полусмущённой улыбки.
Блэк усмехнулся и покачал головой, потом снова обернулся на Элизабет и её спутника.
-Эх, ну что за жизнь, - почти обречённо сказал Сириус с тяжким вздохом, повернувшись к друзьям. - Два моих друга — влюблённые идиоты...хорошо хоть ты меня не подводишь, Хвост, - обратился он к Питеру. - Или, может, ты от нас что-то скрываешь? - Блэк подозрительно воззрился на Петтигрю, который выпучив глаза, уставился на него. - Ай, ладно... - Бродяга махнул рукой и отвернулся.
Джеймс с недовольным видом покосился на Сириуса, но тот, хотя и заметил этот взгляд, проигнорировал его.
-Нет, Лунатик, ты если захочешь, мы всегда к твоим услугам, - заговорщицки произнёс Блэк, ухмыляясь. - У нас с Сохатым и Хвостом в этой области большо-ой опыт, - добавил он, намекая на испорченное ими свидание Лили и Джека.
Римус укоризненно посмотрел на Сириуса.
-Нет уж, спасибо.
-Ну, как хочешь, - Бродяга пожал плечами. - Но ты, всё равно, подумай...
Лунатик только покачал головой, чуть улыбнувшись.
-Ладно, господа, очень жаль покидать вашу чудную компанию, но меня ждёт одна прелестная и, вероятно, уже заскучавшая без меня особа, - Сириус поднялся со стула.
-У тебя новая девушка? - спросил Джеймс, которого, в общем-то, не особо интересовали постоянно меняющиеся пассии друга: подумаешь, одной меньше, одной больше.
Сириус кивнул и тут же украдкой подмигнул Римусу и Питеру. На самом деле, его никто не ждал и новой девушкой он не обзавёлся. Дело было в том, что у Джеймса на следующей неделе должно было быть День рождения, в честь которого друзья решили устроить грандиозный фейрверк, но, чтобы Сохатый ни о чём не догадался, Бродяга под прикрытием того, что идёт на свидание, собирался отправиться в «Зонко» за волшебными фейрверками и петардами.
Был уже вечер, когда Сириус вышел из «Зонко» с большим покетом покупок. Прохожие всё реже попадались ему на встречу. Было очень скользко, и Бродяга шёл осторожно, стараясь не растянуться на льду. Когда на улицу, по которой он шёл, вывернул из переулка человек в длинной чёрной мантии с надвинутым на глаза капюшоном, он не обратил на него никакого внимания. Но когда человек остановился метрах в десяти от него и, повернув голову, стал смотреть в его сторону, Бродяга невольно взглянул на него, потом обернулся, но сзади никто не шел, из чего Блэк сделал вывод, что наблюдают за ним.
Сириус продолжал путь, не обращая внимания на волшебника. Когда он не дошёл до него пару шагов, тот снял капюшон, и Блэку представилось молодое красивое и — что самое главное — хорошо знакомое лицо. Хмурое выражение пробежала по лицу Бродяги.
-Здравствуй, Сириус, - на удивление мягко прошелестел голос Сильвии, которая пошла рядом с ним, потому что Бродяга и не думал останавливаться. - Ты, должно быть, слышал, что со мной случилось неделю назад. Как странно, ты ненаходишь? Два раза подряд у нас с тобой никак не получалось встретиться, будто нам кто-то мешал...
На этих словах Сириус немного напрягся. Неужели Сэймур знает про Мию? Хотя откуда ей знать? Нет, разумеется, ей ничего не известно...
-Но мы, всё равно, с тобой повстречались... - Сильвия попыталась заглянуть Сириусу в лицо, но он шёл, глядя себе под ноги, и не поднимал на неё глаза. - Объясни, ну куда ты так спешишь? Что, опять дела?..
Сириус резко остановился и взглянул на Сильвию из-под нахмуренных бровей.
-А тебе не приходили в голову, что я просто хочу побыстрей свалить куда-нибудь подальше от тебя? - раздражённо произнёс он, не сводя с Сильвии глаз.
Вместо того, чтобы обидеться, как предполагал Сириус, Сильвия улыбнулась своей обольстительной, как будто слегка пошлой улыбкой.
-Может, и так... - медленно произнесла слизеринка и взгляд её опустился на рот Сириуса. - Но это всё от того, что ты меня совсем не знаешь... Я помогу тебе узнать...
И Сильвия вдруг резко схватила Сириуса одной рукой за шарф, притягивая к себе, и поцеловала.
Её губы были со вкусом яда. Жгучего, горько-сладкого, восхитетельного, томительно-прекрасного.
И, всё равно, яда.
Сириус ощутил волну отвращения, когда почувствовал её язык у себя во рту.
Не совсем соображая, что делает, Бродяга оттолкнул от себя Сильвию. Она, поскользнувшись на льду, едва не упала, и её самообладанию пришёл конец.
-Что ты себе позволяешь, Блэк? - резко спросила она и свела брови к переносице, из-за чего её лицо выразило сначала гнев, а потом какую-то странную, жестокую иронию. - Или тебя мама с папой не научили манерам?.. А, совсем забыла, ты же ушёл из дома: мол, ты другой, не такой, как они, ты будто бы лучше...
-Закрой свой рот!!!
Сириус впечатал Сильвию в стену дома, больно сжимая её плечи.
-Убери руки, Блэк, - низким, грудным шёпотом произнесла Сильвия, и глаза её недобро потемнели.
Сириус этого не сделал. Он смотрел на слизеринку со смесью ненависти и презрения. Он теперь только до конца понял её сущность, мерзкую, подлую и жестокую.
-Знаешь, открою тебе секрет, - негромко сказала Сильвия, и глаза её вспыхнули мстительным огнём. - Ты ничем не лучше своей семьи. Ты такой же.
Такой же, как
все мы.
Сириус отпустил Сильвию. Не потому, что не хотел больше причинять ей боль, и не потому, что она этого просила. Он сделал это потому, что ему было противно прикасаться к ней.
Бродяга сделал шаг назад. Вдруг страшно захотелось вымыть руки с мылом. Сильвия отступила от стены и зло сузила глаза. Она о чём-то серьёзно думала.
-Я уверена, Блэк, настанет время, и нам всем придётся выбирать. Но знай, если ты выберешь друзей — это будет неправильный выбор.
***
Лили подошла к витражному окну и окинула ни на чём не останавливающимся, блуждающим взглядом территорию Хогвартса, на которую медленно опускался тихий вечер. Последние отблески заката догорали на западе, но неминуемая тьма уже начинала окутывать восточную часть.
Сегодня Лили не пошла с Джеком в Хогсмид, сославшись на гору домашнего задания, которое необходимо было выполнить к понедельнику. Эванс ничуть не приврала: всевозможных эссе и докладов у неё было, действительно, очень много, и всё же она отчего-то чувствовала уколы совести.
Лили не пыталась отрицать, что что-то странное и необъяснимое будто бы совершается в ней в эти последние недели. Она даже не спорила, что всё началось с разговора с Элизабет о Джеке и ещё более усугибилось после признания Поттера.
Да, Поттер.
Поттер так нагло и бесцеремонно ворвался в её жизнь со своей вечно лохматой головой, самодовольной улыбкой, со своими дурацкими (теперь для Лили они стали дурацкими) стихами и красивыми, особенными и не похожими больше ни на чьи глазами.
Зачем он это сделал? Лили не позволяла ему этого, но разве он нуждался в её позволении? Поттер всегда делал только то, чего сам хотел, не учитывая больше ничьего мнения. Вот и теперь он поступил так же, как и обычно, и, пожалуй, не стоило бы этому удивляться, но...
Лили не удивлялась. Она возмущалась. Какое он право имел присылать ей эти стихи? Кто разрешил ему вынуждать её создавать ореол романтичности, нежности и искренности вокруг него? Разумеется, Лили не знала тогда, что это был он, но, если бы знала...
И ещё: в тот вечер, открывая ей правду, Поттер был не похож на себя. Он казался взрослым и серьёзным. Нет, не казался. Он был таким. Лили, против своей воли, симпатизировала этой перемене, хотя и не признавалась себе в этом.
Лили отвернулась от окна и медленно и бесцельно побрела по коридорам, почти никого не встречая на своём пути. Она заметила, что часто в последнее время ходит одна, много думая. Теперь она тоже была занята раздумьями, пока её мысли не прервали возбуждённые голоса двух парней в конце длинного коридора, куда, не поднимая глаз от каменного пола, свернула Лили. Парни о чём-то жарко спорили, и их спор вот-вот готов был перейти в серьёзную ссору. Лили рассеянно подняла глаза и в двух спорщиках узнала Сириуса и его брата, Регулуса. Не желая быть свидетельницей семейных передряг, Лили хотела было уйти, но её словно пригвоздило к месту. Она молча, не отрываясь глядела на братьев Блэк и невольно прислушивалась к их словам.
-Хватит, Сириус! - раздался громкий голос Регулуса, заглушивший слова брата, которых Лили не услышала. - Прекрати строить из себя заботливого старшего братца. Потому что в действительности тебе нет до меня никакого дела. И никогда не было. Катись к своим дружкам!.. Раз уж они заменили тебе семью...
-Замолчи, Рег! - осадил его Сириус. - Что за бред ты несёшь? Мне не всё равно. Думаешь, я хочу, чтобы мой брат стал убийцей?
-Да ты так говоришь только потому, что...
Сириус перебил брата и начал что-то быстро ему говорить, но Лили не разобрала его слов. Потом Сириус сделал шаг к Регулусу, но тот отшатнулся от него, как от прокажённого, лицо его вдруг побледнело, и он выпалил:
-Перестань! Перестань, слышишь?! Потому что...ведь это ты нас предал! Меня, маму, отца... Нас всех! Всю нашу семью! Ты сбежал из дома! Ты этим разбил нашей матери сердце, задел её чувства...
-Да плевать я хотел на её чувства! - вскинулся Сириус, тоже побледневший после слов Регулуса. - Да и какие у неё могут быть чувства?.. Она же чокнутая, Рег! Как ты не понимаешь?..
Глаза Регулуса полыхнули яростью, губы задрожали от гнева.
-Не смей так говорить о ней!.. - закричал он и бросился на страшего брата с кулаками.
Сириус, который был на полголовы выше и чуть ли не вдвое сильнее, легко перехватил и заломал правую руку Регулуса, потом развернул брата спиной к себе, так, чтобы он не мог пошевелиться, а только морщился от боли, беспомощности и обиды.
-Я смотрю, тебе уже здорово промыли мозги, - негромко сказал Сириус на ухо брату. - Что ж, я предупреждал тебе, Регулус. Но если ты уже сделал выбор...- в голосе Сириуса неожиданно прозвучала боль и сожаление о невозможности что-либо изменить. - Надеюсь,
твоя мамаша будет биться в истерике от восторга, когда ты станешь Пожирателем смерти и впервые убьёшь беззащитного, безоружного магла!..
С этими словами Сириус оттолкнул от себя брата и, сжав зубы, молча посмотрел на него.
Регулус, потирая руку, бросил на Сириуса последний, полный обиды и злости взгляд и скрылся за поворотом.
Стоило младшему брату исчезнуть из вида, резкая перемена произошла в Сириусе, во всём его облике, выражении лица, взгляде.
Он больше не был рассержен и зол.
Он был подавлен.
Сириус подошёл к окну, чуть опустил голову. Лили видела, как он хмурится и едва заметно качает головой.
Лили знала о его сложных отношениях в семье, и о его побеге из дома тоже кое-что слышала. А теперь ещё и младший брат собирался стать Пожирателем...
Лили вдруг стало очень жалко Сириуса. Захотелось помочь ему, правда, Лили не знала, как.
Может, просто подойти и обнять?..
Но какая-то неведомая сила заставила гриффиндорку остаться на месте. Где-то в глубине души она понимала, что ничего не может сделать. Да и потом, она ему чужой человек; может, он и вовсе рассердиться, если узнает, что Лили слышала его разговор с братом. Что-то подсказывало ей, что Сириусу лучше побыть одному, а она только сделает хуже. И пусть она, возможно, будет корить себя за то, что не попыталась помочь, но нарушить его одиночество Лили отчего-то не могла.
Бросив последний грустный взгляд на неподвижную фигуру Сириуса, Лили с тяжёлым сердцем отвернулась и пошла в гостиную Гриффиндора другим путём.
Магазин готовых зелий Вэйланда Гая находился в Косом переулке, примыкая к Лютному. Несмотря на то, что в ассортименте господина Гая не было тёмномагических зелий, магазин производил неприятное впечатление. Это было небольшое помещение с низким потолком, с которого свисали связанные в пучки травы, источающие неприятный, удушающий, густой запах. Два узкие грязные окошки едва пропускали свет, поэтому в магазине царил полумрак. Деревянные половицы, начинающие прогнивать, скрипели под ногами, пока посетитель проходил вдоль застеклённых шкафов, выбирая нужное зелье. На стойке, за которой стоял мистер Гай, горела свеча в медном искривлённом подсвечнике, освещая своим тусклым светом грязную поверхность стойки, пока хозяин лавки скрупулёзно и недоверчиво пересчитывал деньги, заплаченные ему покупателем.
Вэйланд Гай был высокий, под два метра, волшебник лет тридцати пяти. Его некрасивое лицо, начиная с узкого, островатого подбородка, как бы расширялось кверху. Тёмные, волнистые волосы доходили до плеч. Большие, полузакрытые воспалёнными веками глаза были разного цвета: один глаз у него был зелёный, другой — серый. Хмурым, тяжёлым взглядом он наблюдал за своими посетителями во всё время, пока они находились в его лавке. Многим от этого взгляда становилось не по себе. Здоровался и прощался, соглашался или не соглашался мистер Гай исключительно кивком или покачиванием головы, прикрывая покрасневшие от плохого освещения глаза. Говорил этот человек крайне редко.
Трудно представить, что могло понадобиться лучшей ученице курса, старосте Гриффиндора Лили Эванс в этой мрачной лавочке. И всё же она была здесь.
Дело в том, что Лили и Элизабет, совсем недавно научившись трансгрессировать и успешно сдав экзамен, захотели встретиться на Пасхальных каникулах в Косом переулке, где провели почти целый день. Часов в шесть девушки решили отправиться по домам. Попрощавшись с подругой, Элизабет незамедлительно трансгрессировала, а вот Лили решила остаться. Её внимание привлёк магазинчик готовых зелий мистера Гая. Лили никогда не была там. А, поскольку гриффиндорка интересовалась зельеварением, то решила, что ничего страшного не случится, если она на пару минут зайдёт поглазеть, а потом отправится домой.
Ассортимент магазина был довольно большой. Лили около пяти минут с интересом изучала представленные вниманию покупателей зелья и всё это время чувствовала на себе взгляд хозяина лавки, что ей не очень-то нравилось. В магазине никого, кроме неё и мистера Гая, не было. Вдоволь насмотревшись и, естественно, ничего не купив, Лили вышла на улицу.
Серое хмурое небо нависло над землёй. Лили почувствовала себя неуютно. Пройдя несколько шагов в сторону Гринготтса, собираясь оттуда трансгрессировать, она зачем-то ещё раз обернулась на магазин господина Гая...
А в следующее мгновение раздался чудовищный взрыв. Магазин взлетел на воздух. Во все стороны полетели обломки серого кирпича и досок, щепки, осколки битого стекла. То, что осталось от разрушенного магазина, полыхало ярким, бушующим пламенем.
В первую секунду взрывной волной Лили отбросило назад. Ударившись спиной о шершавую стену дома, Эванс грохнулась на землю лицом вниз и инстинктивно закрыла голову руками. Очевидно, она стукнулась затылком о стену, потому что перед глазами вспыхнули разноцветные огоньки, голова закружилась.
Эванс почувствовала, что вот-вот потеряет сознание.
С трудом приподняв голову, Лили посмотрела сначала на свои исцарапанные и окровавленные руки, порезанные осколками стекла, потом на горящий магазин...
Последний отблеск незатуманненного сознания выхватил из всеобщего хаоса медленно приближающуюся к девушке фигуру в чёрной мантии с наброшенным на голову капюшоном, так что нельзя было рассмотреть лица.
А потом Лили провалилась в темноту.
***
Веки Лили задрожали, и она медленно открыла глаза. Огляделась, но не увидела ни разрушенного магазина, ни Гринготтса... Она вообще была не в Косом переулке.
Эванс лежала в полутёмной комнате на односпальной кровати, укрытая колючим, бежевым пледом.
Лили почти рассмеялась, решив, что всё ей просто приснилось, и теперь она лежит в своей комнате. Но была одна маленькая проблема.
Это была не её комната.
Лили вообще первый раз здесь находилась.
Неприятный холодок пробежал по спине.
Лили осторожно приподнялась на локтях и тут же поморщилась от сильной боли: голова почти раскалывалась. Преодолевая боль, Эванс села на кровати и осмотрела помещение, в котором она находилась.
Это была маленькая комната, оклеенная тёмно-зелёными обоями, уже изрядно посеревшими от старости. В углу стоял письменный стол и рядом простой деревянный стул. Небольшое окно было занавешано жёлтыми занавесками с розовыми цветочками. С другой стороны, напротив кровати, стоял большой платяной шкаф. Больше ничего в комнате не было.
С правой стороны от шкафа с трудом угадывалась в полумраке закрытая дверь.
Лили встала с кровати. На полу у изголовья заметила свои туфельки и плащ, которые сразу же надела. Однако кто-то ведь снял их с неё...
Тревога, и без того не покидавшая Лили, усилилась. Этот кто-то, кто снял с неё обувь и куртку, очевидно, принёс её сюда. И он мог быть кем угодно...
Внезапно вспомнилась фигура в чёрном плаще, которую Эванс видела перед тем, как потеряла сознание. Может, в доме этого человека она сейчас и находится?.. Вот только кто это?..
Сколько бы вопросов сейчас ни роилось в её голове, одно гриффиндорка знала наверняка: нужно отсюда выбираться.
Протиснувшись между кроватью и столом к окну, Лили отодвинула рукой занавески.
За окном была совершенно незнакомая улица. Вдоль грязной дороги нестройными рядами тянулись серые дома. Пожилой мужчина взошёл на крыльцо дома напротив и, отперев дверь ключом, скрылся внутри. Серое небо давило на землю своим безразличием. Накрапывал дождь.
Лили отошла от окна, сделала несколько шагов к двери и, ощупав в кармане джинс волшебную палочку, почувствовала некоторое облегчение.
Медленно, шаг за шагом Эванс приближалась к двери. Повернула ручку...
Дверь открылась. Лили оказалась на крохотной лестничной площадке. Эванс стала осторожно спускаться по лестнице, сжимая в руке волшебную палочку. Ступени неприятно скрипели под ногами.
Лили спустилась в небольшую комнату, судя по всему, гостиную. Меблировка здесь была такая же бедная, как и в спальне наверху. В углу напротив лестницы стояли друг против друга два старые кресла с потёртой тканевой обивкой, между которыми располагался небольшой деревянный столик. На нём стояла стеклянная пепельница и лежала какая-то книжка в кожаном коричневом переплёте. Вдоль другой стены тянулся книжный шкаф с множеством пыльных книг. Напротив стоял диван.
Лили подошла к столику и взяла в руки книжку, оказавшуюся альбомом для фотографий. Ей отчего-то вдруг стало очень интересно взглянуть на него, и каким бы глупым и безрассудным это не показалось, но чувство любопытства пересилило страх.
Эванс стала листать альбом. На всех фотографиях ей переодически встречался весёлый, начинающий седеть мужчина с бледным, худым лицом, рядом с ним часто оказывалась примерно одного возраста с ним, некрасивая смуглая женщина. На одной из фотографий была запечатлена семья из трёх человек: высокий, молодой мужчина, смешной, улыбающийся мальчик у него на плечах и женщина...
Лили сразу узнала её. Это была профессор Донолдина Салисберри. Она была много моложе и веселей той, какую знала Эванс. Она смеялась, обнимая мужа и теребя волосы сына. Они все казались такими счастливыми, но Лили знала, что из всех, кто был запечатлён на этой фотографии, в живых осталась только Донолдина.
Лили продолжала листать альбом. На каждой фотографии ей попадались всё те же лица. И вдруг из альбома выпало фото, очевидно не вставленное в него, и упало на стол обратной стороной вверх.
Лили отложила альбом и подняла фотографию. На обратной стороне мелким неразборчивым почерком было написано:
«Мои девочки, Донни и Джерри».
Лили повернула фото лицевой стороной. С фотографии на неё смотрели две женщины, сфотографированные довольно близко. Одной (и это была Донолдина) было около тридцати пяти, она улыбалась искренне и открыто, обнимая и притягивая к себе рукой вторую женщину, которая, кажется, не хотела фотографироваться, но её заставили. И всё же она улыбалась, украдкой и как бы не хотя.
Эта молодая женщина была примерно на десять лет младше сестры. Чёрные блестящие волосы волнами ниспадали на плечи, аристократическая бледность только подчёркивала чёрные выразительные глаза. А красивое лицо ещё не было изуродовано чудовищным шрамом...
Сзади под чьими-то ногами заскрипели половицы. Лили застыла, стараясь оттянуть момент, когда ей придётся обернуться.
Положив фотографию на стол, гриффиндорка медленно повернулась лицом к вошедшему.
В дверях, чуть склонив голову направо, стояла женщина со шрамом. Она же Джеральдина Рокфорт.
Сердце ухнуло куда-то вниз. Страх холодом сковал мышцы.
Страшная мысль промелькнула в созании Лили.
«Вот сейчас я умру. Она убьёт меня».
Две волшебницы молча смотрели в глаза друг другу. Когда установился этот странный зрительный контакт, время замедлило свой бег, а потом и вовсе остановилось.
-Здравствуй...
детка.
Лили вздрогнула от звука хриплого голоса Джеральдины, крепче сжала палочку, потом окинула женщину быстрым взглядом. Одета она была весьма прилично, не то что тогда, в Хогвартсе: на ней были чёрные, обтягивающие штаны с ремнём с массивной металлической пряжкой, чёрные невысокие сапоги из мягкой кожи, белая, свободная, хлопковая рубашка и простая, чёрная мантия, которая была не застёгнута. Чёрные волосы были расчёсаны, но где-то в глубине чёрных глаз горел безумный огонёк. В правой руке Джеральдина держала волшебную палочку.
-Я смотрю, ты тут себе уже занятие нашла...рассматриваешь фотографии моей семьи, - заметила Джеральдина, бросив взгляд на открытый альбом и чуть приподняв тонкую бровь.
Лили сглотнула. Было так странно снова встретиться с этой женщиной и к тому же находиться с ней в одной комнате. Всё это больше походило на страшный сон, чем на правду. На один из часто снившихся Лили кошмаров.
Рокфорт перевела взгляд на лицо Лили и сделал шаг в её сторону.
-Имейте в виду, я буду защищаться!.. - выпалила Лили, вскинув волшебную палочку.
Джеральдина остановилась.
-Защищаться? - негромко переспросила она. - От кого? Я здесь больше никого...- она сделала паузу, оглядевшись вокруг себя, и губы её дрогнули в насмешливой улыбке, - не вижу.
-От вас, - срывающимся шёпотом произнесла Лили.
-Детка...позволь спросить...как ты думаешь, для чего человеку дана голова? - медленно проговорила Рокфорт.
Лили не поняла, к чему она клонит.
-Если бы я хотела тебя убить, я бы сделала это в Косом переулке, а не тащила бы к себе домой и не вылечивала бы твои изрезанные руки, - Джеральдина кивнула на руки Лили.
Эванс опустила взгляд и с удивлением обнаружила, что от порезов и ссадин на руках не осталось и следа. Лили в конец растерялась.
-Вы...вы меня вылечили...зачем? - гриффиндорка недоумённо посмотрела на Джеральдину, но вдруг внезапная, страшная мысль вспыхнула в её сознании. - Вы взорвали магазин! А там был человек! Он же...с ним...
Лили похолодела от ужаса.
-А, да... От ублюдка и мокрого места не осталось, - жестокая улыбка искривила лицо Джеральдины, и глаза зловеще вспыхнули.
-Вы сумасшедшая, - прошептала Лили, и рука, в которой она сжимала палочку, предательски задрожала.
-Я...ну со мной дело решённое...- медленно произнесла Джеральдина, проходя на середину комнаты и глядя в пол. - Но вот ты-то, - она подняла глаза на Лили. - Что у тебя за талант вечно оказываться не в том месте не в то время? Какого чёрта тебя понесло в этот грёбаный магазин? - чем больше она говорила, тем громче и резче становился её голос.
Лили не отвечала. Несколько томительных секунд прошло в молчании.
-Значит, вы не будете меня убивать? - странный вопрос слетел с губ Лили.
-Разумеется, нет, - раздражённо ответила Джеральдина.
-Отпустите?..
Рокфорт кивнула.
-Не сейчас, - тут же резко осадила она обрадовавшуюся Лили. - У тебя после
такого силёнок для трансгрессии не хватит. Тебя или распополамит, или просто вывернет наизнанку.
Лили внимательно посмотрела на Джеральдину. Неужели же эта женщина, убившая не одного человека, проявляет к ней заботу?
-Зачем вы убили всех этих людей? - вдруг спросила Лили.
Джеральдина остановила на её лице тяжёлый, задумчивый взгляд.
-Ты когда-нибудь слышала о мести, детка? - пугающе тихо спросила она, и что-то странное словно бы прозвучало в её голосе.
Убийство семьи профессора Салисберри, причина её ухода из Министерства, её изуродованная сестра и несколько загадочных смертей, в которых обвиняли Джеральдину Рокфорт, - кусочки пазла сложились в страшную, чудовищную картину, на которой однако ещё было много белых пятен.
-Так вы...мстите за свою семью? - Лили наморщила лоб.
Джеральдина не ответила. Она остановилась у книжного шкафа и невидящим взглядом уставилась в пол. Потом вдруг нахмурилась и сузила глаза.
-У меня такое странное чувство...хочется как будто... излить душу, что ли... - Джеральдина неопределённо усмехнулась и, глядя куда-то в сторону, повернула голову в сторону Лили. - Странно... Я думала, так только перед смертью бывает.
-Всем порой нужно выговориться, - заметила Лили, напряжённо следя за волшебницей.
-Ну, допустим, - Джеральдина немного помедлила, потом убрала палочку в карман мантии.
-Можете рассказать мне...если хотите...- неожиданно даже для самой себя сказала Лили. - Раз вы всё равно не отпускаете меня...
-Тебе? - что-то презрительное мелькнуло в лице Рокфорт. - А ты уверена, детка, что хочешь нести этот груз? Любое знание — это бремя. Подумай.
-Я не боюсь, - решительно сказала Эванс.
-Я не о страхе говорю, - произнесла Рокфорт.
-Всё равно, - Лили мотнула головой. - И...вы думаете, я о вас ничего не знаю? Мне известно, что ваша семья погибла от рук Пожирателей смерти...и что выжили только вы...и ваша сестра, профессор Салисберри, потому что тогда её не было дома...а ещё моя подруга встретила одного старика, он говорил о вас... Он сказал такую странную фразу: «Пять семей за одну жизнь». Что это значит?
Рокфорт прищурилась и внимательно посмотрела в глаза гриффиндорке.
-Хочешь знать, что это значит? - спросила Джеральдина, явно не нуждаясь в ответе. - Вообще, это было бы честно...будь я на твоём месте, мне бы страшно хотелось докопаться до правды. А что до меня...так меня не сегодня, завтра прикончат...мне всё равно...
Лили нахмурила брови. Казалось, волшебница начала заговариваться.
-Садись, - Рокфорт кивнула на кресло за спиной Лили. - Ну, садись же. Не бойся, пытать не стану.
Лили села на кресло в углу. Джеральдина устроилась напротив.
Как, должно быть, странно всё выглядело со стороны. Убийца, которую разыскивали мракоборцы, собиралась рассказать историю своей жизни бледной, перепуганной девчонке, изо всех сил старающейся скрыть свой страх и отважно решившей выслушать эту странную исповедь, где нет места раскаянию.
Джеральдина сунула руку в карман мантии. Лили тотчас напряглась и крепче сжала волшебную палочку, которую не выпускала из рук. Рокфорт это заметила и на мгновение застыла, усмехнувшись.
-Ты что такая шуганая? - спросила Джеральдина и вынула из кармана обыкновенные магловские сигареты и зажигалку.
Лили молча наблюдала, как Рокфорт затянулась и выпустила облачко табачного дыма, потом затянулась ещё раз и стряхнула пепел в пепельницу.
-Ты задумывалась когда-нибудь, детка, какими нерушимыми связями связаны любые события в нашей жизни? - Рокфорт из-под лобья взглянула на Лили. - Причины, следствия...никогда не знаешь, к чему приведёт одно происшествие...и чья-нибудь случайная смерть, о которой по прошествии лет все забудут, вдруг повлечёт за собой вереницу смертей...десятки жизней будут загублены по вине всего лишь одного нелепого случая, - Джеральдина ненадолго замолчала. - Двадцать восемь лет назад одна женщина, которую босил муж, умерла при родах, но дала жизнь маленькому, беспомощному существу — своему сыну. Мальчика, наверное, отправили бы в приют, если бы не одна «счастливая» случайность, - Рокфорт скривила губы. - У этой женщины был старший брат, Даймонд Льюис Кеннингтон.
Джеральдина замолкла, давая Лили время переварить информацию. Но Эванс и так поняла, о ком идёт речь.
-У Кеннингтона к тому времени уже был двухлетний сын, которого он воспитывал один. Разумеется, благородный лорд Кеннингтон взял под опеку несчастного осиротевшего племянника и дабы подчеркнуть своё бескорыстие и самоотверженность назвал мальчика в честь...себя. Даймондом Кеннингтоном.
-Так их было двое с одинаковыми именами! - поразилась Лили, вспомнив статью в «Пророке», где говорилось, что Даймонд Кеннингтон умер в Азкабане, хотя до этого писалось, что его убила Джеральдина Рокфорт.
-Да...вот ведь какое совпадение, - Рокфорт затушила сигарету. - К тому времени, как племяннику Кеннингтона исполнилось двадцать шесть, я работала в Отделе магического правопорядка, а моя сестра — в Мракоборческом центре. К нам стали поступать жалобы на этого самого племянничка, что он, преследует людей с какой-то там агитационной целью...мол, требует присоединиться к кому-то... Весьма размытая жалоба, к чему тут прикопаешься? Ничего определённого вроде... А тут моя сестрёнка, с которой мы, кстати, не очень-то ладили, вдруг возьми да и брякни, что племянник Кеннингтона связан с Пожирателями смерти, и у самого на предплечье черепок со змейкой красуется... Неожиданный поворот событий. Только Донни сказала, что доказательств у мракоборцев маловато даже для обыска, да и дядюшка у него со связями, а тут мы...я да четверо моих приятелей из моего Отдела... - Джеральдина замолчала, устремив взгляд в пустоту. - Я до сих пор понять не могу, когда это я успела стать такой правдолюбкой... Мы в пятером затеяли своё расследование, многое узнали, потом рассказали мракоборцам... Наших показаний не только для обыска хватило... - Рокфорт горько усмехнулась. - Через месяц состоялось слушанье в Визингамоте, мы выступили свидетелями обвинения, и племянника Кеннингтона, этого подонка, на совести которого были десятки невинных жизней, упекли в Азкабан на пожизненное, - Джеральдина посмотрела на Лили, которая, словно в оцепенении, сидела неподвижно и едва дышала. - Все так радовались...справедливость восторжествовала...нет справедливости, детка. Есть сила и связи. Думаешь, лорд Кеннингтон не пытался помочь племяннику? Ещё как пытался, но улик слишком много было, чтобы от них откупиться... И какой удар по чести фамилии! Старый ублюдок нам этого не простил, никому из нас. Через несколько дней семью моего друга, с которым мы вместе вели расследование убили. Над их домом была Метка... Ещё через неделю погиб другой мой приятелей с женой, потом третий... Когда нас осталось только двое, мы уже знала, что с нами будет. Донни тоже знала. Но она говорила, что её дом прекрасно защищён, и их не найдут... Она предложила переехать к ним. Я сомневалась. Мы никогда особо не ладили...да и с родителями у меня отношения были напряжённые, но дело не в этом...я не хотела, чтобы они пострадали из-за меня, - Рокфорт опустила глаза. - Единственный раз в жизни, я решила сделать что-то хорошее, чтобы быть достойной сестры и родителей... Мы с Донни нашли мне жилье в Шотландии, куда я должна была переехать. Дом окружили чарами, и всё бы ничего...но Донни уговорила меня прийти на День рождения к её сыну, сказала, что потом я уеду...
Рокфорт сглотнула. Лили с замиранием сердца ожидала того, что будет дальше. Это было неизбежно.
-Все были в сборе, но Донни срочно вызвали в Мракоборческий центр, - Джеральдина ненадолго замолчала.- Они ворвались в дом...Пожиратели смерти. Их было семеро...семеро против пяти. Притом, что моя мать не могла ходить, а сын Донни...ему исполнялось одиннадцать в тот день...но в Хогвартс ему не суждено было попасть, - Рокфорт сжала зубы. - Мы с отцом и мужем Донни сражались... Смогли прикончить двух, но... Папа погиб первым. Я помню, как зелёный луч Убивающего попал ему в грудь и он рухнул, словно тряпичная кукла, на пол. Потом один Пожиратель хлестнул меня по лицу каким-то мерзким заклятьем. Кровь залила глаза... А затем раздался кошмарный хруст: этот же Пожиратель лёгким движением руки переломал мне добрую половину костей. Я упала на пол...и потеряла сознание. Наступил болевой шок, - Джеральдина опустила голову. - Потом была больничная койка, убитая горем Донни, целитель, который вылечил меня...я могла навсегда остаться инвалидом, а он меня спас.
Джеральдина поднялась с кресла и подошла к окну.
-Эти твари убили всех. Беспомощную старуху, маленького мальчика... - боль и ненависть зазвенели в её голосе. - Как же я их ненавижу!.. Но больше ненавижу себя. Я должна была умереть, но спасти племянника. Не знаю, почему они оставили меня в живых...может, подумали, что я умерла... Донни никогда не говорит мне об этом, но я-то знаю: она хочет, чтобы на моём месте был её сын или муж, чтобы я была мертва, а они живы... Да, целитель вылечил меня, срастил все переломанные кости...только шрам остался...как напоминание о моей слабости.
Раздался всхлип. Рокфорт обернулась. Приложив ладонь ко рту, Лили плакала.
-Министерство ничего не сделало, - жёстким голосом произнесла Рокфорт. - Не нашла убийц. И тогда я решила, что сама найду ублюдков. И нашла. Кеннингтон назвал мне имена всех. Даже своего сына выдал. И я стала убивать. Всех по одному. Я их мучила, пытала, потому что это и есть справедливость. Пусть они страдают так же, как мы. Донни это, правда, не по душе. Она уговорила Дамблдора разрешить мне прийти в Хогвартс, чтобы попросить меня прекратить... - Джеральдина склонила голову вправо, глядя в окно. - Кстати, хозяин магазина, куда ты заходила сегодня, детка...ведь это он оставил мне шрам... Но теперь и он сдох.
Лили закрыла лицо руками. Страшная правда измучила её.
Эванс вдруг встала, подошла к Джеральдине и обняла её.
-Ты что...что ты делаешь? - растерялась волшебница.
-Мне так вас жаль, - выдавила Лили и крепче сжала в объятиях женщину.
Поздним вечером Джеральдина трансгрессировала вместе с Лили к её дому, решив, что гриффиндорка может сама не справиться. Выслушав выговор от родителей за позднее возвращение, Лили поднялась в свою спальню и, не раздеваясь, легла на свою кровать, укрывшись одеялом.
Знание — это бремя. В этом Джеральдина была права.
Сегодня мир для Лили перевернулся.
Хотя она не жалела об этом.
