Глава 36. Логические размышления и прочие мозгошмыгиГлава 36. Логические размышления и прочие мозгошмыги.
Гарри давно уже смирился с мыслью, что Дамблдор выбрал его своим оружием для победы над Волан-де-Мортом и терпеливо оттачивал, как оттачивают клинок или саблю. Но никогда еще до этого не кидало его с такой силой из огня в ледяную воду, как за последнюю неделю, когда, казалось бы, все уже закончилось. Долгожданная победа пришла. Что еще нужно?
И вот вместо того, чтобы ночью отсыпаться по очереди в палатке, а днем греться на солнышке и, вообще, отдыхать, они с Гермионой который день играют в мистера Шерлока Хомса и доктора Ватсона. А Сэрра у них вместо той пожилой леди, хозяйки квартиры, которая готовила двум детективам ужин после удачного завершения очередной главы.
Ну, не может же такого быть, чтобы Дамблдор специально допустил возрождение Волан-де-Морта. Но это же нечестно, в конце-то концов!
Рассуждения Гермионы о "кости, плоти и крови" просто добили. Перед глазами упорно вырисовывался один и тот же вопрос: знал или не знал Дамблдор о том, что ждет Гарри и... Седрика в точке приземления портала? И, как ни старался Гарри найти оправдания своему учителю, ничего не помогало. Хоть с правой ноги, хоть с левой, а все равно получалось, что знал.
Потому что глаза его торжествующе сверкнули, когда Гарри дошел в своем рассказе до "крови врага" и показал порез на своей руке. Правильно, сверкнули! Дамблдор ведь хотел, чтобы его мальчик выжил и во второй раз. Волан-де-Морт мог легко взять кровь любого другого волшебника, которого считал своим врагом, и, если бы это кровопускание было сделано насильно, то и кровь Невилла тоже вполне бы сгодилась. Недаром они с Невиллом дети одного пророчества.
С плотью слуги гораздо сложнее. Представить себе, что скользкий друг Люциус отдаст на отсечение свою руку так же добровольно, как и жалкий Хвост, было невозможно. Хотя фанат своего повелителя Крауч-младший, не задумываясь, собственноручно отрезал бы себе голову и положил бы в котел, лишь бы бульон от этого стал понаваристее. Это ж надо до такого додуматься: целый год пить полиморфное зелье!
А почему Гермиона решила, что Волан-де-Морту нужен был именно прах отца? Может быть, ему сгодился бы прах любого родственника, или даже прах просто любого человека?
- Гермиона, - нетерпеливо воскликнул Гарри, радуясь тому, что все-таки нашел в жизни справедливость, - А если Ты-Знаешь-Кто просто перестраховался? Может быть, для возрождения ему просто нужна была кость ближайшего родственника, а он использовал кость отца, как прах самого близкого человека. Мою кровь он взял, конечно, не от большого ума, но именно меня он считал своим главным врагом. А Хвост даже почел за честь оттяпать себе руку...
Смешливая улыбка мгновенно расцвела на лице Гермионы. Она несколько раз кивнула головой в такт оправдательным словам ученика Дамблдора и, наконец, сказала с восхищением:
- Гарри, ты можешь себя поздравить: с логикой у тебя полный порядок! Ты рассуждаешь точь-в-точь так же, как и я! И теперь ты, надеюсь, понимаешь, почему мне очень хотелось бы услышать от тебя слова заклинания, которое произносил Хвост?
Юноше Гарри Поттеру только и оставалось, что молча хватать ртом холодный ночной воздух.
Проводив взглядом честно признавшуюся ему Гермиону, что она невероятно устала за последние дни, и сейчас ей просто жизненно необходимо как следует выспаться, Гарри остался наедине со своими раздумьями.
Его предположение о родственных костях для ритуала возрождения Волан-де-Морта в корне меняло дело. Ну, не мог же, в самом деле, Дамблдор опустошать все могилы подряд. Тем более что все волшебники, так или иначе в родстве между собой.
Хотя, с другой стороны, отец Волан-де-Морта был магл. Но, может быть, прах матери ему не подошел, потому что она женщина, а он, как-никак, мужчина, хоть и змей? Или, может быть похоронили Меропу за счет государства где-нибудь в общей могиле.
И потом, что это они с Гермионой вообразили вдруг себя самыми умными! Там еще были другие, вполне взрослые люди: профессор Люпин, профессор Макгонагалл, профессор Снейп, Кингсли и Грюм. Артур Уизли и Молли, вполне возможно, никогда не слышали о крестражах, но Снейп, который с головой погряз в изучении Темных Искусств - он-то должен был что-нибудь знать! Темный Лорд там, на кладбище, целую речь толкнул перед своими прихлебателями.
"Только вот профессора Снейпа в этот момент на кладбище не было", - упорно шептал неудовлетворенный внутренний голос, науськиваемый случайным мозгошмыгом, залетевшим в лохматую голову Избранного из умной головки Гермионы.
"Ну и что? Профессор Снейп разве не общался с тем же Люциусом? - дружно возражали свои собственные, доморощенные мозгошмыги. - С его женой друг другу непреложный обет давали, а с Люциусом не общались? М-да..."
Да ну их, этих Малфоев, Снейпов... Кто их там разберет, какие у них между собой отношения?
Не может же такого быть, чтобы экземпляр книги "Тайны наитемнейшего искусства" был один-единственный на весь магомир! Да в этом магазинчике "Горбин и Бэрк", или в каком-нибудь другом из расположенных в Лютом переулке, или в хорошей библиотеке хороших чистокровных волшебников при желании можно и не то найти.
Если они с Гермионой задумались о прахе в могиле Тома Реддла-старшего, то ведь и все остальные должны были сделать то же самое. Он, Гарри, к сожалению, не мог тогда найти в себе силы, чтобы еще раз кому бы то ни было рассказывать обо всем случившимся на кладбище. Из-за Седрика... Но ведь Сириус все слышал, весь рассказ Гарри от начала до конца! И он, несомненно, все рассказал Ремусу Люпину, когда Дамблдор отправил крестного собирать старую гвардию. И, если уж у профессора Люпина и Сириуса не возникло вопросов к Дамблдору, то, какое они с Гермионой имеют право сомневаться в действиях руководителя Ордена? Дамблдор сделал все, что мог...
"Не все! - снова нашептывал коварный мозгошмыг с верхней правой извилины около самого уха, куда он так неожиданно-негаданно залетел. - Дамблдор мог бы как-нибудь позаботиться о безопасности Седрика..."
Гарри невольно почесал правое ухо, чтобы прогнать надоедливое насекомое из головы. Что Дамблдор мог предвидеть? Что он, Гарри, как последний балбес, предложит Седрику взяться за кубок вместе? Действительно, прав был Волан-де-Морт: у Мальчика-Который-Выжил врожденный дефект, пунктик такой... Дамблдор просто был уверен, что спасаясь от гигантского паука, Седрик пошлет в воздух красные искры. Или даже еще раньше, спасаясь от заклятий Виктора Крама, который был под "Империусом". Не мог же Дамблдор в самом деле предвидеть, что Гарри поможет Седрику и с Крамом, и с пауком, и предложит взяться за кубок... Дурак, потому что!
Да и блеск в глазах Дамблдора ему мог только почудиться...
Но ведь мог же Дамблдор хотя бы шепнуть пару слов на ухо Фаджу, и министр, без всяких вопросов, прислал бы на кладбище мракоборцев. А после таинственного исчезновения Крауча-старшего смог же Дамблдор узнать, что все время скрывала Винки, и отчего она весь год была сама не своя. Дамблдор - он же ведь легилимент или как? И таинственное попадание имени Гарри Поттера в Кубок Огня, и проявляющаяся Черная Метка на руке у профессора Снейпа, и вещий сон Гарри, и боль в шраме, и исчезновение садовника Фрэнка... И Дамблдор знал об этом, потому что читал магловские газеты и был "умнее большинства людей".
"Ага! А Лже-Грюма под оборотным зельем распознать не смог!" - снова самодовольно хмыкнул мозгошмыг, сидя на извилине у самой макушки и лениво покачивая ногой.
Макушку пришлось почесать. М-да... То, что Дамблдор за год не распознал, кто скрывался в облике его старого друга под оборотным зельем, было более чем странно.
Нет, разумеется, Крауч-младший постарался на славу и выведал у настоящего Грюма под "Империусом" все, что мог. И тогда ему, четырнадцатилетнему подростку Поттеру, вполне хватило этого объяснения Крауча. Но с тех пор утекло слишком много воды, и слишком часто приходилось им задавать вопросы друг другу, чтобы удостовериться, что перед тобой именно тот человек, которого ты знаешь, а не кто-то другой под оборотным зельем. Невозможно выведать все. Нельзя, например, сказать, что именно нечаянно уронила Тонкс в прихожей дома на площади Гриммо, что за животное сидело в клетке, когда он вошел в кабинет профессора Люпина, что именно служило порталом для Гермионы и Кингсли. Да вся жизнь по своей сути состоит из таких мелких подробностей, выудить которые из Грюма Краучу не хватило бы и вечности!
Конечно, Дамблдор мог не подозревать ни в чем своего старого друга... Ха-а! В том-то и дело, что СТАРОГО друга. Разве можно, например, представить Гермиону дурой или то, что она будет спокойно смотреть на унижение эльфов? Или то, что она ни разу не заплачет от несправедливости или от горя? Или то, что она не даст втык ему, лохматому балбесу, за самовольную отлучку со своего поста перед дверями магазина? Да будь под оборотным зельем какая-нибудь Лаванда, Гарри раскусил бы ее максимум за день, особенно если она бы еще прихлебывала из бутылки. Да хоть кто! Хоть Лаванда, хоть Ромильда, хоть Демельза или Джинни. Кто из них сравниться по уму и уровню этого самого, логического мышления, с Гермионой?
Гарри вдруг невольно поежился. Что это он, в самом-то деле? Он ведь только что поставил в один ряд с Демельзой свою Джинни!
Демельза - она что? Просто симпатичная девочка и хорошо играет в квиддич. А Джинни - совсем другое дело! Джинни красивая и хорошо играет в квиддич не только за охотника, но и за ловца. И еще она... И тут мысли Гарри в ужасе остановились. Он хотел сказать самому себе, что Джинни замечательно целуется, представил перед глазами ее лицо - вновь увидел перед собой раздвоенный змеиный язычок! Нет, о поцелуях лучше не думать. Потом надо будет просто вытащить это воспоминание из головы, если, конечно, можно очистить голову от кошмаров, связанных с Волан-де-Мортом.
Когда он сегодня утром очень осторожно спросил Гермиону, разумеется, ни слова не говоря про идиотский сон, можно ли избавиться от неприятных воспоминаний, просто вытащив их из головы, она ответила, что лучше постараться перебороть себя. Потому что человеческий мозг - не кладовка с воспоминаниями. Там все так перемешано между собой, что все равно неприятные ощущения остануться на уровне подсознания. И в этом случае ты даже не будешь отдавать себе отчет в том, откуда это взялось. Так примерно произошло с Роном, когда близнецы случайно превратили его любимого мишку в паука, и он на всю оставшуюся жизнь просто не может находиться рядом с этими членистоногими.
Лучше просто подумать о том, какая Джинни веселая, и как она замечательно умеет всех развеселить! Она так талантливо передразнивала Рона и Маклаггена, и все игроки в команде ржали, как... дураки... И он, Гарри, туда же! Конечно, Рон слишком беспокойно подскакивает вверх-вниз перед шестами, но ведь он всегда так волнуется! Проблемы с нервами.
Джинни, она, конечно, слишком прямолинейная. Гриффиндорка. Это он сам не мог спокойно смотреть на страдания Рона. Гарри даже сейчас, спустя почти два года, с упавшим сердцем вспоминал обмякшего Рона на своем, отчаянно выпрошенном у матери "Чистомете", и его слова: "Я сам уйду. Я бездарный вратарь".
Прямота и честность не всегда самое лучшее. Чего бы он добился, вслед за Джинни обзывая Рона придурком? Еще немного, и Рон ушел бы из команды, команда потеряла бы вратаря, а он - друга. Нет! Никогда он, Гарри, не пожалеет, что внушил Рону мысль о якобы подлитом в его сок зелье удачи. Даже несмотря на все протесты Гермионы... Гермиона, она замечательная, но она ведь никогда не понимала, что квиддич - это серьезно.
Хотя, почему не понимала? Очень даже понимала. Она ведь заколдовала "Конфундусом" Маклаггена, чтобы обеспечить Рону членство в команде. Рон, правда, об этом никогда не узнает, но Гарри тогда был благодарен Гермионе. Потому что благодаря ее «Конфундусу» он, как капитан команды, мог с чистым сердцем отказать этому самодовольному придурку Маклаггену, и пусть бы он краснел от злости, как свекла. А Маклаггена команде Гриффиндора в одном матче хватило за глаза.
А еще Гермиона знала про телесную память снитча. То, о чем не знали ни Рон, ни Джинни, ни сам Гарри. Господи, она и про квиддич книги читает! Играет, правда, ужасно, но ведь должны же быть у человека какие-то недостатки. Зато они с Гермионой играли в одной команде против Рона и Джинни!
Интересно, а сохранилась ли в "Норе" его Молния? Боже, в чем он сомневается? Разумеется, сохранилась. Гарри вдруг так захотелось оседлать любимую метлу и взлететь высоко-высоко, и чтобы ветер летел навстречу и свистел в ушах, и чтобы можно было забыть обо всем: о войне, о Волан-де-Морте и о Дамблдоре до кучи. Эх, надо было вместе с делюминатором и Молнию умыкнуть. Не догадались. А так можно было бы посадить впереди себя Гермиону, просто, по-дружески, прижать к себе покрепче... Как СЕСТРУ!
Гермиона не согласится на метле. Она - правильная и рассудительная. Она сегодня даже палатку не разрешила ставить при помощи магии. Так и сказала: "Гарри, постарайся забыть на время, что ты волшебник, и не доставай палочку". Министерство, к сожалению, слишком хорошо улавливает магические всплески. Если не пользоваться магией, то можно остаться на этой сморчковой поляне на несколько дней.
Гарри принес из палатки несколько угольков и спички. Потом притащил к дверям палатки еще днем замеченную корягу и разломал ее на более мелкие куски. Через некоторое время у дверей палатки дымился костерок, и парень с наслаждением протягивал руки к играющим в темноте языкам пламени. От рук тепло медленно разливалось по всему телу. За полгода скитаний Гермиона научила и его, и Рона быстро разводить костер.
И ставить маскировочные заклинания. И внимательно читать сказки Барда Бидля. И уничтожать крестражи. И даже сейчас она не оставила его, Гарри, наедине со своими страхами и мыслями о смерти. Как не оставила его одного в то страшное Рождество на пятом курсе, когда он всерьез думал, что одержим Волан-де-Мортом. И никому ведь дела не было до него почти два дня. И миссис Молли, и крестный, и Рон, и даже... Джинни - все они боялись оставаться наедине с ним. А что бы с ним было, если бы не появилась Гермиона? Представить страшно. Почему Джинни тогда сама не нашла его и не объяснила, что когда человеком овладевает Волан-де-Морт, он теряет на время память? Боялась...
Гермиона даже слышать не хочет ни про какое ограничение эмоциональных контактов между ними. Она наотрез отказывается верить, что в душе Гарри живет "подарок" от Волан-де-Морта. И пусть даже она сто раз ошибается, сейчас Гарри был ей благодарен, как никогда, за это ее упрямое неверие и твердую убежденность в своей правоте. Потому что... что бы с ним было, если бы Гермиона шарахалась от него, как тогда все... перед тем ужасным Рождеством!
За все время учебы в школе Гарри встречал Рождество вне Хогвартса только два раза: на пятом и на шестом курсах. Холодное Рождество на шестом вспоминать не хотелось. Такой тоскливой "Нора", как в те одинокие дни, не была никогда. Уродливый ангел на вершине елки... Кто же это тогда додумался заколдовать садового гнома и нарядить в оберточную бумагу? Не иначе, близнецы. Хотя, в шуршащую бумагу всех и вся в тот год заворачивала Джинни. Никому, кроме миссис Молли, не нужный концерт Селестины Уорлок. Косые взгляды миссис Молли и Джинни в сторону Флер и Билла. И его собственные, украдкой, беглые взгляды на Джинни.
А чего, спрашивается, боялся? Поговорить-то можно было, не обязательно же было целоваться. Поговорить им даже Рон не смог бы запретить. Зато узнали бы друг друга получше. А так получалось, что как парень и девушка они были парой, а ведь почти и не разговаривали друг с другом. Господи, да он с Чжоу общался в общей сложности больше, чем с Джинни! С рыженькой при встречах они едва успевали перекинуться парой фраз, типа "Как дела?", "Как подготовка к экзаменам?" или "Как там продвигается отработка у Снейпа?". Еще были вопросы: "Придурок Рон от тебя, наконец, отстал?" и "А не слишком ли много Гермиона озабочена моими СОВами?". Это Гермиона злилась, что Гарри слишком много отвлекал Джинни от подготовки к экзаменам. Но тогда Гарри было не до Снейпа, не до Рона, и даже не до Гермионы. Они прятались вместе с Джинни под ближайший куст и, собственно, все разговоры на этом кончались. Начинались страстные поцелуи, которые, и это была чистая правда, даже сравнить нельзя было с "мокрым" поцелуем с Чжоу под омелой накануне предыдущего Рождества. Или он просто тогда не умел целоваться?
Мысли о Чжоу и их единственном поцелуе под омелой снова вернули Гарри к Рождеству на пятом курсе. Тогда было намного, намного лучше, чем на шестом. Там был Сириус, известия о выздоровлении мистера Уизли, шутки Фреда и Джорджа и Гермиона... А ведь она в те каникулы должна была быть с родителями и кататься на лыжах. А он, идиот, только сейчас начал понимать, что значили для нее родители!
Может быть, гораздо больше, чем для самого Гарри собственные мама и отец. Да, конечно же, больше! Что он, Избранный тугодум, знал о своих родителях? Даже у Сириуса не удосужился как следует о них распросить. А из Люпина и вовсе слова было не вытянуть. Всегда один ответ - они были замечательные люди, особенно мама. И никто, ни одна живая душа не предложила ему навестить их могилы в Годриковой Лощине.
Ведь, если разобраться, то он о своей матери от профессора Слизнорта и Хагрида узнал больше, чем от Сириуса и Люпина. А должно было бы быть наоборот. Хотя... Ремус ведь говорил, что Джеймс и Лили стали встречаться друг с другом только на седьмом курсе. А до этого вся шайка Мародеров для Лили была не более чем банда обалдуев. Вроде того, чем является для самого Гарри компания Малфой-Кребб-Гойл. А сама Лили, наверное, для них была заучкой, как частенько обидно называют Гермиону.
Неожиданно Гарри почувствовал, как кто-то прямо у него в голове громко ойкнул. Подумать только, до чего он доразмышлялся! Он поставил рядом свою маму и Гермиону. Но ведь у них и правда много общего: они обе - лучшие ученицы Хогвартса, и обе маглорожденные, и мама тоже не умела играть играть в квиддич. Но зато умела талантливо варить зелья, и у нее была природная интуиция. И она одна не побоялась сказать: "НЕТ!" известным нахалам Джеймсу и Сириусу, когда они подвесили за ногу Снейпа у озера. Так и Гермиона не раздумывала ни одной минуты, когда Фред и Джордж испытывали свои блевательные и кровопролитные изобретения на первоклашках.
А вот он бы так смог поступить со своими родителями, как поступила Гермиона? Изменить им память и отправить в Австралию! Не смог бы. И это - чистая правда. Дело даже не в том, что он, в общем-то, понятия не имеет о заклинании изменения памяти. Просто... Это же надо решиться! Кстати, а почему Гермиона так поступила? То есть, конечно, она все правильно сделала, но ведь она могла бы доверить своих родителей тому же Дедалусу. Защитил же Орден Феникса Дурслей.
Пламя маленького костра почти погасло, и лишь красновато-коричневые угли светились в темноте, как горящие глаза мифического зверя. Как голова Сириуса в камине гриффиндорской гостиной. Крестный, дом которого так и не стал своим для Гарри, и с которым он так и не успел поговорить, как с самым близким и родным человеком.
Последние угли в костре тихо растрескались и погасли. Изредка еще что-то мерцало, но тепла и света почти не было. Разжигать костер заново Гарри не стал. Пользоваться палочкой без крайней нужды Гермиона строго-настрого запретила и даже всучила ему купленный ради конспирации обычный магловский фонарик. Стало откровенно скучно. Гарри достал из чемоданчика Люпина омнинокль, чтобы посмотреть на звезды, но вскоре оставил это занятие. Небо вроде бы было ясное, но одному разыскивать в небе созвездия было не интересно. К тому же, звезда Сириус появится на небосклоне не скоро...
Небо на востоке постепенно стало светлеть. Значит, прошла еще одна ночь, и до победы над Волан-де-Мортом стало меньше на один день. Обычно в это время Гермиона уже меняла его на дежурстве и отправляла спать.
Гарри осторожно вошел в сонную темную палатку и, освещая фонариком путь, приблизился к кровати Гермионы. Девушка спала, уютно свернувшись калачиком. Как рыжий Живоглотик. Только волосы у нее были каштановые, а не рыжие, как у Лили...
Не удержавшись, Гарри очень осторожно, едва касаясь ладонью, провел по непослушной прядке волос, упавшей на лоб девушки. И на минуту захотелось, чтобы Гермиона стала чуточку больше походить на его маму, на Лили. Ну, может же быть его СЕСТРА похожа на его мать!
Он не стал будить Гермиону. Пусть поспит. Она слишком устала, ей нужно.
И еще она сегодня сказала, что с логикой у него все в порядке, и он рассуждает точь-в-точь, как она!
