Глава 36Если ваш оппонент предложил ничью, попытайтесь понять, почему он признает свою несостоятельность.
Раннее утро субботы встретило Раймонда порывом прохладного ветра и пронизывающим взглядом кутха, который терпеливо ожидал пробуждения юноши, устроившись у раскрытого окна.
– Сгинь, – сонно буркнул Раймонд, лениво приоткрыв один глаз, и перевернулся на другой бок. Ворон его просьбе не внял, бесшумно перелетел на спинку стула, стоявшего рядом с кроватью, и вновь гипнотизирующим взглядом уставился на своего хозяина.
– Хорошо-хорошо! Уже встаю! – сдался Раймонд после провальной попытки проигнорировать настырную птицу. Юноша сел в постели и, широко зевнув, провел рукой по растрепанным волосам. – И что тебе не спится в такую рань?
– Кхе-кхе, не совсем понимаю, как это делается, ну да ладно, – сказал кутх голосом портрета Генриха Геллерта и снова откашлялся.
Сон Раймонда как рукой сняло. Сэр Геллерт еще никогда не отправлял ему сообщений с кутхом, и должно было случиться нечто по-настоящему выдающееся, чтобы он изменил своей привычке. Кайрос тем временем продолжал:
– Раймонд, я надеюсь, ваша птица предупредит вас, несмотря на ранний час, но как мне думается, дело не терпит отлагательств. Дело в том, что яйца дракона, которые вы не так давно принесли в замок, начали потрескивать. Осмелюсь предположить, что это означает скорое вылупление детенышей…
Не успел Кайрос договорить, как Раймонд вскочил с кровати и подлетел к висящей на стуле одежде. Путаясь в мантии, он не переставал носиться по комнате, как бешеный сниджет, в поисках своих ботинок. Он уже собирался плюнуть на них и отправиться на Азкабан босиком, как вдруг застыл, пораженный неожиданной мыслью.
– Скажи мне, Кайрос, – протянул Раймонд, замерев в на редкость нелепой позе, – в какой день сэр Геллерт произнес эти слова?
Кутх, насколько это возможно, изобразил задумчивость, затем склонил голову набок и произнес тоненьким голоском:
– Ты играл прекрасно, но мне надо к понедельнику прочитать всю эту книгу.
– Значит, в понедельник, – выдохнул Раймонд, повалившись на кровать и распластавшись на ней морской звездой. – Еще два дня…
Часы на стене показывали шесть утра, но после поднятой Кайросом суматохи сна не было ни в одном глазу. Раймонд бездумно лежал в постели, пялясь в потолок. Потом он перевел взгляд на кутха и залюбовался тем, как на его блестящих перьях играет восходящее солнце, прокравшееся в узкое окно. Золотые искорки быстрыми вспышками пробегали по темной фигуре птицы, будто боясь затеряться в ее абсолютной черноте. Кайрос тоже повернул голову и снова посмотрел на Раймонда такими же непроглядно-черными немигающими глазами. Была в них какая-то притягательная сила, гипнотизирующая, словно засасывающая из этого мира…
Раймонд моргнул – и ореол таинственности, окутавшей кутха, бесследно исчез. Кайрос как ни в чем не бывало смотрел в окно, напоминая обычного ворона. И если не знать его секрет, можно ли догадаться, что над этим удивительным существом не властно время? Что нельзя найти друга умнее и преданнее него?
Прикрыв глаза, Раймонд тяжело вздохнул: он так мало знает о кутхе, но ему остается лишь радоваться тому, что Кайрос питает к нему непонятную, во многом необъяснимую привязанность.
– Кайрос, – позвал Раймонд, уже не глядя на птицу, но чувствуя, что ворон внимательно его слушает. – Сегодня или завтра Гермиона попросит тебя доставить письмо Гарри Поттеру. Ты не мог бы принести это письмо мне пораньше? Скажем, двенадцатого сентября?
Сказав это, юноша вновь встретился взглядом с вороном в ожидании ответа. Птица молча кивнула.
– Спасибо, – одними губами прошептал Раймонд.
Но на спинке стула, где только что сидел Кайрос, уже никого не было.
***
Большой зал пустовал: только пара хаффлпаффцев сонно ковырялись в своих тарелках, да несколько студентов Равенкло о чем-то шептались на другом конце стола. В субботнее утро студенты предпочитали отоспаться за всю неделю, чем вставать ни свет ни заря и плестись на завтрак. И Раймонд поступил бы так же, если б не раннее послание от сэра Геллерта.
Покосившись на появившийся на тарелке бутерброд с маслом, Раймонд развернул пергамент с расчетами своей анимагической формы и в очередной раз принялся за вычисления. Когда от длинных столбиков цифр зарябило в глазах, в зал начали стекаться другие ученики. Раздраженно свернув записи, в которых, впрочем, не появилось ничего полезного, Раймонд собирался уже покинуть шумное место, как вдруг на его плечо опустилась чья-то рука.
– Zwei Seelen wohnen, ach! in meiner Brust,
Die eine will sich von der andern trennen;
Die eine hält, in derber Liebeslust,
Sich an die Welt mit klammernden Organen… – торжественно прозвучал за спиной знакомый голос.
– Die andre hebt gewaltsam sich vom Dust
Zu den Gefilden hoher Ahnen, – угрюмо продолжил Раймонд, даже не задумываясь над тем, что произносит. – Не слишком ли возвышенные мысли для субботнего утра, Майк?
– Моя мама говорила, что утро – лучшее время для размышлений, – пропела Полумна Лавгуд, садясь напротив Раймонда. На этот раз на ней было ожерелье из пробок, что придавало девушке еще более чудаковатый вид. – Правда, неудачный эксперимент, от которого мама погибла, тоже был утром. Но, может быть, это произошло потому, что она задумалась о чем-то важном?
Раймонд ошарашенно уставился на Полумну. Пожалуй, из всех его знакомых только эта девушка могла так просто, будто ненароком говорить о том, о чем другие люди предпочитают молчать.
– Вы с мистером Лавгудом живете вдвоем? – поинтересовался Раймонд, неожиданно передумав покидать Большой зал.
– Да, у нас с папой небольшой домик недалеко от Оттери-Сент-Кэчпоул.
– Здорово, когда рядом с тобой есть отец! – с не свойственным ему энтузиазмом заявил Раймонд. – Мой умер уже давно, я его даже не помню толком. А ты, Майк? У тебя большая семья?
Майк, до этого увлеченно жевавший свой сэндвич, замер от неожиданного вопроса. Лицо немца вдруг приняло то сосредоточенное выражение, которое Раймонд заметил у него во время дуэли Дамблдора и Снейпа. Но даже тогда от Майка не веяло таким холодом, как сейчас.
– Я живу с дядей, – натянуто ответил Майк, отставляя в сторону чашку с горячим чаем. – Он взял меня к себе после смерти матери, когда мне было шесть лет.
Над столом повисло неловкое молчание, которое, казалось, не замечала одна Полумна, погруженная в свои мысли.
– Твой дядя… – не стал отступать Раймонд. – Должно быть, он весьма терпим к магглам, не так ли?
– С чего ты взял? – встрепенулся Майк, и на этот раз в его голосе прозвучали злые нотки.
– Вряд ли радикально настроенный маг стал бы держать в своей библиотеке «Фауста» Гете, – пожал плечами Певерелл, стараясь сохранить невозмутимый вид. – Даже в Германии мне кажется это маловероятным.
Он пристально посмотрел на парня, не имевшего сейчас ничего общего с тем веселым и беззаботным Майком, которого знал Раймонд. Этого, нового Майка переполняли самые разные чувства – раздражение, злость, обида, сомнения и неизвестно откуда взявшаяся твердость.
– Все верно, – ровным голосом ответил Майк, при этом сжав ложку так крепко, что побелели костяшки пальцев. – Мой дядя, Карл Визнер, один из основателей Лейбористской партии волшебников в Германии, очень печется о том, чтобы его идеи разделяли все члены семьи. Поэтому до поступления в Шпиненверк я должен был изучать науки, которые не преподают в магической школе, в том числе и литературу. Но знаешь, – при этих словах Майк наконец улыбнулся, хотя его улыбка показалась Раймонду немного натянутой, – я совсем не жалею об этом. Ведь волшебников, ставших хорошими писателями, можно перечесть по пальцам одной руки, и без магглов искусство совсем бы зачахло. Я бы не хотел, чтобы их книги снова стали сжигать, как во времена Гриндевальда.
Певерелл молча кивнул. Потом так же молча взял сумку и направился к дверям. Даже спиной он чувствовал растерянный взгляд Майка, которого мучали свои, недоступные Раймонду воспоминания.
– Раймонд?
Уже выйдя из Большого зала, юноша оглянулся, ища взглядом того, кто его окликнул.
– Раймонд, как хорошо, что я тебя встретила! – воскликнула Гермиона, радостно улыбаясь. Сегодня она выглядела намного лучше, хотя зная, что девушка пережила за последнюю неделю, Раймонд на ее месте поспал бы еще пару часов. – Помнишь, ты говорил мне о своем вороне? О том, что дашь мне его для переписки…
– Конечно, Гермиона! – как можно дружелюбнее ответил Раймонд. – Мы же уже договорились. Кайрос знает свое дело, вот увидишь!
– Спасибо, – искренне поблагодарила девушка, заправляя выбившуюся прядь за ухо, – я очень тебе признательна.
– Да брось! – махнул рукой парень и направился к лестнице, чтобы подняться к себе в комнату.
– Подожди! Чуть не забыла, профессор Макгонагалл просила передать тебе это.
С этими словами Гермиона сунула Раймонду крошечную записку и побежала в Большой зал, где ее уже заждались.
Проводив девушку взглядом, Раймонд развернул сложенный вчетверо клочок бумаги и едва заметно напрягся. Альбус Дамблдор наконец-то решил сделать свой ход.
***
Северус Снейп варил Перечное зелье. Он ненавидел это делать, потому что с подобной работой справился бы любой первокурсник при условии наличия у него мозгов, что нынче стало редкостью. Но даже несмотря на это, приготовить его должен был именно Северус, ведь это он имел несчастье работать зельеваром в школе, где каждую осень дети простужаются и выпивают целые галлоны Перечного зелья. Возникало ощущение, будто они назло нелюбимому учителю игнорируют шарфы и теплые носки, желая отправиться в больничное крыло.
В дверь постучали, и Снейп не глядя махнул волшебной палочкой, снимая пароль. Наверняка, кто-нибудь из слизеринцев – никаких отработок на сегодняшнее утро он не назначал, да и время пока слишком раннее.
– Доброе утро, Северус, – донеслось от двери, и рука зельевара едва заметно дрогнула, высыпав в два раза больше спорыша, чем надо. Снейп чертыхнулся – зелье зашипело, быстро покрываясь белой пеной.
– Эванеско!
– Вижу, ты меня не ждал, – усмехнулся Селвин, наблюдая за тем, как зельевар прибирает свое рабочее место. – Хотя это странно, мы ведь с тобой коллеги.
Трудно сказать, какой именно смысл Селвин вкладывал в слово «коллеги», но Северусу он явно не понравился.
– Что тебе надо, Элеазар? – резко спросил Снейп, развернувшись к незваному гостю. – Только не нужно говорить мне о визите вежливости, ты никогда не был к ним склонен.
– Что правда, то правда, – согласился Селвин, разглядывая стеклянный шкафчик, за дверцами которого на него таращили глаза заспиртованные лягушки и змеи. – Хотел поговорить с тобой об одном студенте. Думаю, он тоже привлек твое внимание.
– Не понимаю, о ком ты, – пожал плечами Снейп, откладывая в сторону ингредиенты, чтобы не испортить еще одну порцию зелья. – И у меня не так много времени, чтобы играть в шарады. К тому же, за этим я всегда могу обратиться к Дамблдору.
– Шарады… Ты так и останешься полукровкой, Снейп, как ни старайся выбиться в люди, – сказал Селвин, поглаживая свою острую бородку и довольно наблюдая за тем, как лицо зельевара багровеет, словно Морочащая закваска на последнем этапе приготовления. – Я говорю о Певерелле, якобы студенте из Дурмстранга.
– Почему якобы? – насторожился Северус, заставляя себя не обращать внимания на заносчивость собеседника. – Хоть он и состоял на домашнем обучении, все его профессора были из Дурмстранга.
– И при этом все скоропостижно скончались или пропали без вести, – язвительно добавил Селвин, цокнув языком. – С этой точки зрения список учителей Певерелла довольно занятный.
– На что ты намекаешь? – нахмурился Снейп, внимательно разглядывая своего собеседника. Темный Лорд ценил острый ум Селвина и его проницательность, которая и впрямь выходила за рамки обычной внимательности. При этом Элеазар как представитель одного из древнейших магических родов всегда предпочитал оставаться в тени, что позволило ему после падения Лорда выйти сухим из воды и до сих пор не быть преследуемым законом. Серый кардинал – пожалуй, так было бы правильней всего назвать этого высокого человека с жестоким лицом.
– Это неважно, – отмахнулся Селвин от вопроса Северуса. – Я лишь хочу узнать, что ты думаешь об этом Певерелле? Он проявил себя на твоих занятиях?
– Разве что бараньим упрямством и феноменальной везучестью, что делает его достойной заменой Поттера. – В голосе Снейпа было столько желчи, будто речь шла о самом большом недоразумении природы.
– Поттера, говоришь…
– Почему ты заинтересовался мальчишкой? – скучающе спросил Снейп, словно не расслышав последние слова Селвина. – Это из-за его визита в Малфой-мэнор?
– Не только. Мне он показался довольно способным юношей, и возможно, его баранье упрямство и феноменальная везучесть, о которых ты говоришь, сослужат Лорду хорошую службу.
Северус прищурился, наблюдая за Селвином, как назло рассматривающим банки с образцами зелий. Хотя вряд ли можно назвать случайностью то, что за весь разговор он ни разу не посмотрел Снейпу в глаза. Этот паразит был слишком осторожным, чтобы на деле проверять свои способности в окклюменции.
– Но почему-то мне кажется, что он умнее нас с тобой, – добавил Селвин после недолгого молчания.
– Ты хочешь сказать…
– Он не пойдет к Лорду ни за идеей, ни за защитой, как когда-то сделали мы, – без обиняков заявил Пожиратель, демонстративно потерев левое предплечье, где за рукавом мантии скрывалась Черная метка. – Ты выглядишь удивленным, Северус, мои слова кажутся тебе откровением?
– Служить ему кажется тебе глупым? – хриплым от волнения голосом переспросил Снейп, не веря своим ушам. – Означает ли это, что ты готов предать наши цели?
– Это означает, что сейчас ни один мальчишка добровольно не пойдет в ряды Пожирателей, – отрезал Селвин, не стесняясь в словах. – Он только что убил одного из самых приближенных слуг, Снейп. Как думаешь, сколько протянут остальные?
Северус молчал. Только разлившаяся по лицу бледность говорила о том, что он действительно слышит Селвина.
– Давай смотреть правде в глаза – Лорд спятил, помешавшись на поисках Тринити. Я не знаю, как они повлияли на его сознание, но это уже не тот Лорд, за которым мы готовы были пойти в огонь и в воду. Это псих, наделенный огромной магической мощью и способный убить нас одной силой мысли. Как тебе такая перспектива?
– Почему ты говоришь мне все это? – выдавил Снейп, судорожно пытавшийся привести свои мысли в порядок. – Не боишься, что я донесу на тебя?
– Не боюсь, Снейп, не боюсь, – сказал Селвин, и его губы непривычно растянулись в улыбке. – Я слишком хорошо понимаю, в какой западне оказался ты сам. По сравнению с твоим, мое положение можно считать более чем завидным.
– Чего ты хочешь? – процедил Северус, стиснув зубы. Он ненавидел, когда кто-то указывал на его «незавидное положение», но каждый раз вынужден был проглатывать это, как горькую пилюлю.
– Лучше спроси, что я могу тебе предложить, – уточнил Селвин, постукивая по одной из банок с зельем. Смотрит на нее, как будто ничего интереснее на свете не видел. – А я ведь могу, Северус. В моих силах обеспечить путь к отступлению, когда крысы побегут с корабля.
– И что взамен?
– Выясни, что за отношения сложились у Певерелла с Дамблдором, – сказал Селвин, направляясь к двери, как будто уже все было решено. – Я хочу знать об этом мальчишке как можно больше.
***
Кабинет директора по-прежнему был наполнен свистящими и позвякивающими приспособлениями, как детская комната игрушками. Портреты предыдущих директоров Хогвартса тихо перешептывались между собой или просто зевали, как если бы в самом деле не выспались после трудовой недели. На столе юноша заметил две чашки горячего чая, источавших тонкий аромат мяты.
– Угощайтесь, Раймонд, не стесняйтесь, – произнес гостеприимный хозяин кабинета, подталкивая к студенту чашку с чаем и вазочку, наполненную конфетами.
– Я бы с радостью, директор, но мне передали ваше приглашение уже после того, как я позавтракал.
– Жаль, этот чай мне прислал Борислав Вулич, в Англии такого не найдешь, – признался Дамблдор, делая глоток из своей чашки. – Ну что ж, нет так нет.
Раймонд слегка склонил голову набок, изображая вежливого слушателя. Впрочем, на этот раз директор довольно быстро перешел к делу.
– Собственно говоря, – начал он, откладывая в сторону выуженный из вазочки леденец, – я вызвал вас сюда не по самому приятному поводу, Раймонд. На этой неделе вы с мистером Малфоем позволили себе осознанно нарушить устав школы, да еще, как мне стало известно, прогуляв перед этим занятие по трансфигурации. Честно говоря, подобное отношение к учебе от такого талантливого студента, как вы, меня очень огорчает.
Дамблдор укоризненно посмотрел на Раймонда, заставив того виновато потупить взгляд.
– Вы должны понимать, – строго продолжил директор, – что любой нарушитель должен быть наказан, даже если… Нет, не так… Тем более если вы студент особого факультета и вашим деканом являюсь я.
– Конечно, директор, – смиренно ответил Раймонд, усердно разглядывая лакированную поверхность стола.
– Поскольку сам я не любитель назначать отработки, профессор Макгонагалл любезно помогла мне выбрать для вас наказание. И знаете, что она посоветовала?
– Не думаю, что с прошлого раза ее воображение стало богаче, – ляпнул Раймонд и запоздало прикусил себе язык. Впрочем, Дамблдор на эту язвительную реплику предпочел не обратить внимания.
– Профессор Макгонагалл сказала, что вы прекрасно справились с предыдущим заданием, – подтвердил директор предположение Раймонда, – и поэтому для всех будет лучше и полезнее, если вместо отработки вы продолжите помогать Невиллу Лонгботтому. Что вы на это скажете?
– Разве мои слова могут как-то повлиять на ситуацию? – жестко сказал Певерелл, посмотрев прямо на старика. Тот задумчиво поглаживал бороду, и его изучающий взгляд заставил Раймонда быстро прийти в себя и вновь опустить глаза. – Лучше скажите, чему я должен его обучить.
– Всему, что сочтете нужным, – мягко сказал Дамблдор, как будто это было само собой разумеющимся. – К тому же, если у Невилла возникнут проблемы со школьной программой, он сам обратится за помощью. И в течение месяца я прошу вас ему не отказывать.
– Месяца?
– В этот раз нарушение было более значительным, не так ли? – заметил Дамблдор, наблюдая за юношей поверх очков. – Поэтому и наказание соответствующее.
Раймонд опустил голову еще ниже, так что лица было вовсе не разглядеть. В наступившей тишине, нарушаемой лишь жужжанием причудливых серебряных механизмов, он быстро соображал, как сейчас стоит себя вести. Какой-то частичке внутри него было глубоко наплевать на произошедшее; другая считала, что взрослые в общем-то правы и подобная выходка заслуживает наказания. Но чем больше Раймонд прислушивался к себе, тем отчетливее в его душе звучал подростковый голосок обиды. Отбрасывая все остальные чувства, Певерелл наконец поднял голову и раздраженно посмотрел на Дамблдора.
– Разве это справедливо?
– О чем ты, мой мальчик? – недоуменно переспросил директор, удивленный реакцией обычно спокойного студента.
– Разве справедливо то, что вы сами делаете меня отщепенцем школы? – уточнил Раймонд, выпуская на волю все свое возмущение. – Я пришел в Хогвартс в надежде найти друзей, которые смогли бы заменить мне семью. И что вместо этого? Особый факультет. Отдельная комната. Запрет заходить в гостиные других учеников. Я даже не могу получить такую же отработку, как все!
Резкий тон юноши быстро набирал силу, и под конец Раймонд вскочил на ноги, опрокинув стул и выкрикивая в лицо старого волшебника:
– Я так надеялся, что смогу быть полезным, смогу помочь! После смерти мамы я пообещал остановить его – остановить Волдеморта. Не для того чтобы отомстить, нет! Я просто хочу, чтобы другие дети не теряли своих родителей, как это произошло со мной! Потому что… потому что это неправильно!
Юноша замолчал, не в силах справиться с захлестнувшими его эмоциями. Последние слова, казалось, застряли в горле, не давая спокойно дышать. Застывший в своем кресле Дамблдор не отрываясь смотрел на студента, поражаясь как сильно он сейчас похож на Гарри – доброго, зачастую наивного, порой вспыльчивого Гарри. Пожилой маг увидел, как влажно блеснули глаза мальчика – и тот быстро отвернулся, не желая, чтобы его слабость заметили.
– Все верно, Раймонд, это неправильно, – печально согласился директор. Юноша по-прежнему стоял к нему спиной. – Но с чего ты решил, что никак не помогаешь в этой борьбе? Даже одно твое желание спасти других людей стоит очень…
– Этого недостаточно! – перебил старика Раймонд, неожиданно развернувшись. – Недостаточно…
Сердце бешено колотилось, будто собиралось выскочить из груди. Юный лорд заставил себя сделать глубокий вдох и немного успокоиться. «Что за чушь я несу?» – промелькнуло где-то на задворках сознания, и Раймонд потянул за эту мысль, как за веревочку. Ощущение было странным – словно он смеялся над самим собой.
– Простите, директор, все это детский лепет, – вдруг заявил Раймонд с абсолютно серьезным видом. Он даже испытал какое-то извращенное удовольствие, наблюдая за тем, как Дамблдор, не ожидавший такой перемены в поведении собеседника, поперхнулся чаем. – Я просто устал.
– Мой мальчик, тебе следует сбавить нагрузки, – заботливо посоветовал Дамблдор, быстро взяв себя в руки. – Профессор Макгонагалл предупреждала тебя в начале года, что столько предметов на седьмом курсе – это не шутки.
Раймонд на его слова лишь слегка улыбнулся. Но эта улыбка никак не отразилась в его глазах, ставших холодными и пугающе равнодушными.
– Дело вовсе не в нагрузке, – возразил Раймонд, чуть качнув головой. Его движения изменились – теперь они были плавными и в то же время точными, будто выверенными по линейке. – Я устал от одиночества.
Раймонд снова отвернулся от директора, лишив себя возможности насладиться его растерянным видом, и подошел к окну. Но теперь даже со спины он выглядел по-другому – это был уже не мальчик, прячущий слезы и раздражение, а человек, не привыкший с кем-то делиться своими мыслями и чувствами.
– Мне не на кого рассчитывать, – продолжил Раймонд, бездумно уставившись вдаль. Его голос стал тихим и будто обволакивающим, но от слов, которые он произносил, мурашки бежали по коже. – К сожалению, я не встретил людей, которым мог бы довериться. Каждый из них, будь то друзья или наставники, всегда что-то скрывали от меня, не оправдывали ожиданий и неизменно… разочаровывали.
Юный лорд слегка повернул голову и, посмотрев на Дамблдора через плечо, добавил:
– Я не люблю, когда меня разочаровывают.
На мгновение директору показалось, что в глазах мальчика мелькнули бордовые искры. Дамблдор изо всех сил сжал подлокотники, словно они были его спасительной соломинкой. Но уже в следующую секунду понял, что был обманут игрой света в собственном кабинете: столько боли и растерянности он увидел в глазах ребенка.
– Поэтому я всегда один, – объяснил Раймонд, дрожащей рукой вытирая со лба выступившую испарину. – Я стараюсь казаться независимым, но на самом деле мне нужен человек, который смог бы понять меня и помочь советом в нужный момент. Потому что я… – дрожащим голосом продолжал юноша, – я совсем запутался.
Раймонд замолчал, боясь произнести что-то лишнее и этим разрушить так усердно выстроенную пирамиду. Не произнося больше ни слова, он подошел к столу и поднял стул, опрокинутый им в самом начале своей пламенной речи, но сесть так и не осмелился.
– Извините, – едва слышно прошептал Раймонд куда-то в сторону и направился к двери, желая как можно быстрее покинуть кабинет директора, раз уж не получается провалиться сквозь землю. Но оклик Дамблдора заставил его остановиться:
– Раймонд, подожди! Ты не мог бы задержаться еще ненадолго?
Юноша немного потоптался на месте, а потом нерешительно и как-то неохотно кивнул.
– Прошу, присаживайся, – произнес Дамблдор, указывая на стул. Не сводя взгляда с мальчика, занявшего прежнее место, директор продолжил: – Кажется, для начала нам всем надо успокоиться.
Раймонд послушно кивнул, ожидая от пожилого волшебника следующего шага. Но тот медлил, то ли сомневаясь в своем решении, то ли просто не зная, что делать. Тогда взгляд Певерелла упал на приготовленную для него чашку чая – юноша нерешительно взял ее в руки. Горячая жидкость в тонком фарфоре приятно согревала ладони, и Раймонд, собравшись с духом, сделал маленький глоток. Чай и правда оказался очень вкусным.
– Чудесный аромат, не правда ли? – улыбнулся Дамблдор, делая глоток из своей чашки.
Раймонд кивнул и улыбнулся в ответ, отчего барьер недоверия между директором и ним окончательно развалился.
– Я тут подумал: это и правда несправедливо, – неожиданно сказал Дамблдор, выхватывая из вазочки новую конфету. – Вместо снятых баллов ты занимаешься с Невиллом, а вместо заработанных не получаешь ничего. Это действительно нечестно по отношению к тебе, так что можешь о чем-нибудь попросить – ты вполне это заслужил своими успехами в учебе.
Директор выжидающе уставился на Раймонда, который всеми силами старался не показать свое ликование. На лице у юноши можно было прочесть лишь глубокую задумчивость.
– Я… – неуверенно начал Раймонд, затем осекся и продолжил, подбадриваемый кивком Дамблдора: – Я хотел бы в эти выходные отправиться в особняк Блэков. К Хэллоуину мне надо привести его в порядок, и было бы неплохо проверить, как там идут ремонтные работы.
– В этом нет ничего трудного, – заявил директор и достал из ящика стола свиток пергамента. Затем он что-то прошептал себе под нос и пергамент охватило знакомое голубоватое свечение. – Тебе достаточно будет активировать этот портал, назвав адрес дома, и ты окажешься прямо в прихожей. Однако ты мог попросить меня об этом в любой момент; не думаю, что необходимость навестить свой будущий дом подходящая награда. Почему бы тебе не придумать что-то еще? О чем ты хочешь попросить меня на самом деле?
От этого «на самом деле» у молодого лорда засосало под ложечкой. Неужели Дамблдор понял, что Раймонда мало интересует дом на площади Гриммо? Но нет, если б директор его раскусил, то вряд ли стал бы создавать портал в особняк. Значит, он просто решил надавить на своего студента, еще не зная, чем ему могут ответить.
– Честно говоря, – решился Раймонд, принимая самый серьезный вид, на который был способен, – у меня действительно есть одно желание.
Глаза Дамблдора заинтересованно сверкнули, и старый волшебник даже подался вперед, ожидая продолжения.
– Я хочу стать вашим учеником, – произнес юноша, вложив в свои слова максимум торжественности. – Ведь я студент факультета Хогвартс, а значит – моим воспитанием должен заниматься сам директор. Думаю, вы многому могли бы меня научить, и это станет лучшей наградой.
Дамблдор не спешил с ответом. Он откинулся на спинку кресла и привычно сложил руки в замок, переплетя длинные пальцы. По виду старика невозможно было понять, что он сейчас чувствует и оставил ли его довольным ответ Раймонда.
– Чему же ты хочешь научиться? – спросил наконец директор, не торопясь давать согласие на предложение Певерелла. – Разве есть предмет, с которым не могут справиться другие профессора?
– Речь идет не о каком-то конкретном предмете! – с жаром воскликнул Раймонд, еле заставив себя не вскочить со стула. В душе вновь заговорила одна из его сущностей, и он с охотой выпустил ее на свободу, чувствуя, что это правильно, что это единственный шанс соврать и одновременно с этим быть абсолютно искренним. – Мне интересно все на свете, а школьная программа – она такая узкая! Вот недавно я услышал от профессора Селвина что-то про Клавис, но, перерыв все книги в библиотеке, смог только найти упоминание о Тринити. Но я не знаю, что это такое! – увлеченно продолжал юноша. Его глаза словно светились изнутри, отражая обеспокоенное лицо Дамблдора. – Волшебный мир удивителен! Мне кажется, что я знаю так мало, а хочется понять суть самой магии, хоть это и невозможно. Вы поможете мне в этом? Поможете стать настоящим волшебником?
Чем больше энтузиазма было в голосе Раймонда, тем сильнее хмурился старый маг.
– Раймонд, – сказал Дамблдор, и была в его голосе какая-то непонятная грусть, – мне знакомо твое желание узнать как можно больше о магии, но подумай, стоит ли это делать? Ведь ты уже должен был понять, что далеко не все знания приносят счастье.
– Но я все равно буду к ним стремиться, – твердо ответил Певерелл, – и вы об этом прекрасно знаете.
– Да, знаю, – согласился Дамблдор. – Поэтому возьму тебя в ученики. Вдобавок, я сам расскажу тебе о Тринити, пока ты не наделал глупостей, пытаясь выяснить суть этого артефакта.
– Тринити – артефакт? – жадно переспросил Раймонд, ловя каждое слово директора.
– Да, и очень сильный. Точнее, не один, а целых три артефакта, составляющих единое целое, которое и называется Тринити. Клавис – одна из его частей.
– Но что это? – нетерпеливо спросил Раймонд. – Что представляют собой эти артефакты?
– Трудно сказать, – развел руками Дамблдор. – В истории известно несколько Тринити, и все они были сотворены великими магами. Я не знаю, о каком именно говорил профессор Селвин, но рискну предположить, что это была так называемая Душа Основателей.
– Душа Основателей? – тупо повторил юноша, не веря своим ушам. Такого ответа он не ожидал. – Основателей Хогвартса?
– Именно, мой мальчик! Трое из четырех волшебников, основавших Хогвартс, создали первое в мире Тринити. Каждый из них заколдовал свой артефакт так, что любой маг, сумевший объединить все три части, будет обладать знаниями основателей.
– Так диадема Ровены Равенкло…
– Действительно существовала, – продолжил за Раймонда Дамблдор, по-своему истолковав его слова, – и вполне вероятно, что существует до сих пор. Она не просто часть Души Основателей, она – Остиум, иначе говоря – дверь, которая откроет свои секреты тому, кто найдет две недостающие части.
– И что это за части? – не выдержал Раймонд. – Вы знаете, какие еще вещи основателей стали Тринити?
– Нет, мой мальчик, об этом я могу только догадываться, – покачал головой Дамблдор. – Знаю только, что они называются Клауструм и Клавис и играют роль своеобразного замка, хранящего тайну Остиума, и ключа, способного этот замок открыть.
Взгляд Певерелла упал на длинный стол за спиной директора, на котором покоился меч Гриффиндора. Дамблдор это заметил и снова нахмурился.
– Я не случайно рассказал тебе о Тринити, Раймонд, – заговорил директор, привлекая к себе внимание юноши. – Это действительно очень интересная магия, на которую способен не каждый волшебник. Но ты должен понимать, что здесь скрыты свои подводные камни. Многие люди погибли, пытаясь создать новые Тринити, и еще больше пострадало, пытаясь отыскать старые.
– Неужели никто так и не нашел следов этих артефактов? – спросил Раймонд, снова глядя на меч Гриффиндора. – Ведь их пытались найти, наверное, очень сильные волшебники!
– Это действительно так, – кивнул Дамблдор, тяжело вздохнув. – И одному волшебнику это даже удалось. Но в отличие от тебя он не понимал, насколько опасными могут быть подобные эксперименты в магии. В результате он совершенно потерял свою человеческую сущность и, преследуемый идеей стать самым могущественным магом, окончательно сошел с ума. Но самое печальное в этой истории то, что этот волшебник действительно обрел силу, невиданную доселе. Догадываешься, о ком я говорю?
– О Волдеморте? – предположил Раймонд, почти уверенный в правильности своего ответа.
– О Волдеморте, – повторил Дамблдор, согласно кивнув. – Поначалу его любопытство, а затем нежелание останавливаться на достигнутом сыграли с ним злую шутку. А ведь когда-то он был таким же студентом, как ты: незаурядным и подающим большие надежды.
– Вы боитесь, что я стану таким же, как Волдеморт? – напрямую спросил Раймонд, глядя директору прямо в глаза. Почему-то ответ Дамблдора был важен для него. И в этот раз, понял Раймонд, в нем заговорили его собственные чувства, а не желания и страхи запрятанных в нем людей. Это был вопрос не Гарри Поттера или кого-то еще – это вопрос Раймонда Певерелла.
– Нет, мой мальчик, – произнес Дамблдор после долгого молчания, – я уверен, что ты не станешь таким, как он.
– Почему вы так думаете? – не отступал Раймонд. Ответа директора показалось ему недостаточно. – Вы считаете меня лучше Волдеморта или просто слабее?
– Я считаю, – ответил старый маг, слегка улыбнувшись, – тебе от природы дано столько силы, что ты не испытываешь нужды кому-то ее доказывать.
Юный лорд несколько опешил от такого ответа. Он никак не мог прийти в себя, чисто автоматически отвечая на вопросы директора об учебе в Хогвартсе. Затем, когда Дамблдор намекнул на неотложные дела, Раймонд поблагодарил за чай и, взяв заколдованный свиток пергамента, покинул кабинет, все еще прокручивая в голове слова директора и пытаясь понять, насколько серьезными они были.
