Глава 39Старый Шломо действительно дал за смятый ком золота, бывший когда-то потиром, а до этого – маской неизвестной богини, хорошую цену. Немного поворчав при этом о «молодом шлемазле, который зарывает талант(1) в землю и занимается не пойми чем, наживая себе таки крупные неприятности, а оно вам надо, молодой человек?» Старик зауважал меня после того, как я однажды снабдил его настойкой собственного приготовления, излечившей застарелую подагру еврея-скупщика.
На такие деньги можно было купить небольшое поместье… а я не знал, что с ними делать. Поэтому просто таскал на себе во вместительном кошеле-поясе. Надо было уходить… после налёта на часовню Лондон бурлил. Один из монахов оказался личным духовником какой-то «шишки», состоящей в их рыцарском ордене. Я тайно встретился с Джузеппе – ушлым итальяшкой, занимавшемся контрабандой из Королевства в Европу через Канал. Он обещал организовать бегство нашей шайки из Британии – для нас здесь становилось слишком жарко. И вот теперь, ожидая новостей от контрабандиста, я часами лежал, глядя в потолок – меня грызла тоска, которую было не развеять ни чарами Киски (взиравшей на меня с немым обожанием после того, как я оставил ей рубины), ни выпивкой, ни весёлыми ирландскими побасенками Оглобли… В чём смысл? Судьба сама отдала мне в руки убийц моих сестёр и родителей, и я осушил чашу мести до дна. Что дальше? Всю жизнь (А сколько её будет? Воровской фарт не вечен…) потрошить жирных «индюков»? Может пейсатый барыга прав, и я размениваю свою долю на медяки? Но куда мне? Без роду и племени, без имени… деньги не могут дать всего… уехать… уехать далеко, очень далеко – и начать всё с чистого листа. Вместе с ребятами – я их не брошу, они – это моя семья. Говорят, на новооткрытых островах совсем безлюдно… можно основать колонию и жить по своим правилам. Без королевских судей и попов, без продажных чиновников и помещиков-кровопийц… Прекрасный Новый Мир(2).
Мои грёзы были прерваны самым грубым образом: в комнату ввалился растерзанный и окровавленный Циклоп. [Из осторожности я приказал всей кодле сидеть в нашем убежище – заброшенном доме, не высовываясь, пока не будет весточки от перевозчика, и выставил вокруг нескольких «часовых». В эту смену одним из дозорных и был Циклоп. Как я выяснил позже, стражникам удалось незаметно подобраться и срезать без звука всех, кто стоял на шухере. Лишь один Питер, закадычный мой друг, чудом сумел вырваться и предупредить… что, впрочем, уже не могло нас спасти…]
- Это стража! – он согнулся в три погибели, обхватив руками живот – лишь сейчас я заметил огромную рваную рану, сквозь которую едва не выпадали внутренности. – Беги, Чёрный! Джузеппе – сука! Продал легавым! – это были его последние слова. Горлом хлынула алая кровь, мгновенно залив всю грудь. Циклоп рухнул на колени, единственный огненный глаз впился в меня – в нём была боль, ярость… вина, огромное, как небо, чувство вины за то, что он не смог… не заметил беду заранее (хоть это и не было в человеческих силах!)… и надежда… сумасшедшая надежда, с которой они всегда смотрели на меня, когда дело оборачивалось совсем худо… его губы шевелились, на них пузырилась кровавая пена, и наружу выходило одно лишь бульканье – но я и без слов понял, что он ещё хотел мне сказать: «Прости!» - одно маленькое, коротенькое слово… которое будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь. А потом пламя в его оке угасло – и Циклоп мягко завалился набок, глухо ударившись головою о струганные доски пола.
Всё это уместилось в крохотный промежуток времени – всего несколько ударов сердца. Не успел я вскочить с лежанки – как с улицы донёсся слитный рёв нескольких десяток глоток – стража поняла, что обнаружена, и, уже не скрываясь, попёрла на приступ «малины». Вся банда тут же схватилась за оружие.
Стрекоза, сидевшая рядом с окном, баюкая свою новообретённую «куклу», оглянулась, ещё не понимая…
- Нет!!! Стрекоза, падай на пол!!!
Я не успел. Я опять не успел. Во дворе хлопнула тетива – и раздался громкий костяной стук. Девочку отбросило к стене. Между её удивлённо распахнутых глаз подрагивало оперение короткой арбалетной стрелы. Тело Стрекозы медленно сползало на пол – а кукла покатилась прочь, теряя по дороге позолоту…
- ААААААААА!!! – ярость взбурлила и вырвалась наружу. Я выскочил на подоконник со своей «волшебной дубинкой» в руках. Стражники лезли в окна и двери первого этажа. В меня выстрелило сразу несколько арбалетчиков – но стрелы просто испарились в воздухе, исчезнув в ярких фиолетовых вспышках. Я навёл оружие на ближайшего стрелка… того, кто убил Стрекозу – он уже вложил в канавку новый арбалетный болт и теперь суетливо накручивал ворот. В следующее мгновение голова стражника расцвела красным маком, взорвавшись изнутри. Всё вокруг забрызгало кровавыми ошмётками. Остальные стрелки побросали своё оружие и припали к земле, подвывая от ужаса.
В комнату вломились несколько солдат. Оглобля ловко насадил одного на протазан – но тут же упал сам под ударами палашей и рапир. Я спрыгнул с подоконника прямо в закипевшую драку. Кистень сам лёг в руку – в гневе я выплеснул, не подумав, всю свою волшебную силу – но я ещё могу биться! И сейчас они это почувствуют на своих шкурах!!!
Железное «яблочко», залитое для тяжести свинцом и усеянное шипами, взметнулось на цепи – и раскололо лоб замешкавшемуся стражнику. Вот так! И ещё! И ещё! И ещё! Вокруг был ад, солдаты и ребята из шайки сошлись в ближнем бою… крики, стоны, лязг металла… стражи было много, слишком много… мы умирали – но не сдавались, отлично понимая, что пощады не будет, и в случае плена нас ждут лишь многодневные пытки и позорная казнь. В тесных комнатах обветшалого особняка кипела битва не на жизнь, а на смерть, безо всяких правил…
Вот Киска пляшет с длинным кинжалом, удерживая на расстоянии двух здоровенных вояк. Но она уже выдыхается, по правому боку сбегает струйка крови… «Сейчас мы тебя, сучонка, скрутим и на четыре кости поставим, сама смерти запросишь!» - рычит один из стражников. И тогда Киска презрительно (о, так умеют лишь красивые девушки!) ухмыляется им в лицо – и, приставив кончик лезвия к своей груди, бросается на стену, загоняя в себя кинжал по самую рукоятку.
Вот Дворняжка падает, накрывая телом бесчувственного Юнгу – тот ничего не видит, улыбаясь в дурманном сне. Один стражник наваливается на неё сверху – видно с тем же намерением, связать пригожую девку, чтобы потом хорошенько разложить её в караулке, прежде чем вздёрнуть на площади возле рынка. Но тут же с утробным воем скатывается на пол и уже не встаёт – тихоня Дворняжка прятала в руке маленький, но острый как бритва ножик, распоров солдата от паха до грудины. Второй стражник наносит единственный, но страшный удар сверху – меч пронзает Дворняжку, Юнгу (даже смерть не смогла его разбудить), лежанку и глубоко входит в пол. Жили вместе – и умерли вместе… пока солдат пытается выдернуть оружие из досок – я сминаю ударом кистеня его затылок, как яичную скорлупу.
Меня тоже достают… грудь, живот, левая нога… это только царапины, задеты лишь мышцы… но кровь выходит из моего тела и я слабею, оружие тяжелеет в моих руках и всё труднее наносить удары и уворачиваться от вражеских выпадов. Я отступаю в заднюю комнату вместе с горсткой из оставшихся на ногах ребят… там… там шанс на спасение! Надо бежать! В кладовке прогнившие доски провалились, открывая доступ в подпол… а там каменный свод, в свою очередь, просел, распахнув зловонный чёрный зев знаменитой лондонской клоаки… мы так и не исследовали её, потому что запах просто валил с ног… но сейчас выбирать не из чего! Верная смерть здесь – и шанс на спасение там!
Дыра встречает нас рёвом подземных вод. Ну конечно же! Всю последнюю неделю в Лондоне шли проливные дожди… значит, клоака заполнена бурлящей грязной жижею, которая несётся к Темзе, а оттуда – в море. Обычно там было лишь по пояс… но сейчас – бурая пена мелькает в каких-то дюймах от обвалившегося потолка туннеля. Мы же утонем, как крысы!
- Чёрный! – плачущий голос Кукушонка едва можно узнать. – Огонёк – всё… кончился… они ему всё брюхо саблями распанахали… Что делать?
Я оглядываюсь… Чёрт!!! Мёртвый Огонёк… дрожащий, как осиновый лист, Кукушонок… и я.
- Кто-то ещё остался?!
- Нет… всех… всех, Чёрный… всех почикали, суки легавые… они по всем комнатам шарятся… сейчас здесь будут… хана нам, Чёрный.
- Хер им всем в глотку!!! Кукушонок, сейчас в эту дыру полезем!
- Чёрный, да ты что?! Потонем же!
- Я сказал: в дырку! Быстро! – я вздёргиваю щуплого Кукушонка на ноги – и тут в каморку врывается стража.
- Прыгай! – я толкаю его и скачу в поток грязи сам. Но арбалеты в руках у солдат тенькают, Кукушонок странно дёргается в воздухе и кричит тоненьким голосом – а меня словно бьют железной палкой по плечу – рука моментально отнимается и становится очень горячо. А потом – очень холодно. И темно. Я выныриваю, отплевываясь – и тут же расшибаю голову о каменный выступ на потолке - вода несёт меня с огромной скоростью, а промежуток воздуха меньше вершка. Кукушонок камнем идёт на дно – я успеваю нащупать стрелу у него под лопаткой. И у меня в плече засел арбалетный болт – последнее «прости» от городской стражи. Грести получается кое-как, но лишь одной правой. По телу пробегают судороги боли. Я задыхаюсь, захлёбываюсь вонючей жидкостью, вобравшей в себя все нечистоты Нижнего Лондона. Намокшая одежда тянет на дно. Но ещё больше увлекает в пучину пояс, набитый золотом. Я борюсь до последнего, но понимаю – с ним мне не выплыть. И одним движением своего памятного кривого ножа перерезаю ремень своего «золотого запаса». И выпускаю сам нож из ослабевших пальцев… плыть становится легче… но лишь совсем чуть-чуть… у меня стоит звон в ушах, заглушая клёкот содержимого лондонской клоаки… всё… конец… утону в дерьме… надо было остаться и сдохнуть от меча – хорошая честная смерть… а так… как глупо. И противно…
Но тут поток выныривает из-под земли, выплёскивая меня в воды Темзы. Я из последних сил гребу к песчаному берегу… а потом бреду по дну, нащупав его босыми ногами… ничего не соображаю… как сладко дышать… кажется, меня сейчас вырвет… чёрные… чёрные мухи перед глазами. Ноги… не чувствую ног. Только на берег выбраться, а то захлебнусь… нет… чуток потерпи… ну же…
Я выползаю на сушу, словно диковинное морское чудище… облепленный грязью и водорослями… дрожащий от слабости и холода… истекающий кровью…
Падаю. Переворачиваюсь на спину, потратив на это свои последние силы. Я живой… я выжил!
И тут, даже сквозь колокольный набат в ушах, я слышу хруст камешков под чьими-то шагами. Надо мной склоняется тень… Нет! Только не это! Я им не дамся! Каким-то невероятным усилием вытаскиваю из-за пояса свою уцелевшую «волшебную дубинку» и нацеливаю её на тёмный силуэт. Палка пляшет в моих пальцах, свет меркнет в моих глазах, накатывает неудержимая тошнота…
- Ххх… ххххто тыыы… не подходиии ближееее… - выдавливаю я, стараясь, чтобы мой голос звучал грозно – но понимаю, что выгляжу жалко, как новорожденный котёнок. Рука с палкой бессильно падет на грудь. Всё… теперь точно конец.
- Надо же… - спокойный мужской голос доносится до моего сознания, стремительно погружающегося во Тьму. – Я искал Зверя, а обнаружил раненого волчонка…
* * *
1. Хранить талант под спудом (или зарывать талант в землю) – это из Торы, т.е. Ветхого Завета. Первоначально значило «талант (мера веса) золота» - но потом стало использоваться в переносном смысле. Шлемазл – ругательство на идиш.
2. Так, кстати, было и в реальности… правда, гораздо позже. Люди, не желавшие жить под гнётом церкви и абсолютных деспотий государств, уплывали на новые земли. Задолго до французской революции и восстания в британских колониях, Капитан Миссьон, бунтарь и пират, основал свободную Колонию, живущую по Правилам. Там запрещалась любая форма диктатуры, рабство, нетерпимость – разрешалось свободно исповедовать любые верования. Высшие наказание за нарушение Правил – изгнание из Колонии. Освобождённые рабы, угнетённые туземцы, белые батраки – все они встали под знамёна Капитана. Но их было слишком мало… католическая Испания беспощадно выжигала любые островки инакомыслия, и мушкет конкистадора шёл рядом с костром инквизитора. Ну а «Прекрасный Новый Мир» - это, разумеется, аллюзия на Хаксли. Не удержался :0)
