– 4 –К концу августа школе был возвращен прежний вид, и первого сентября она, как всегда, встретила своих учеников. Снейп погрузился в бесконечные школьные заботы, практически не оставлявшие ему времени для уныния, как и предполагал Дамблдор. Помимо обязанностей директора ему пришлось пока взять на себя и уроки по защите от темных искусств. Эта должность по-прежнему считалась проклятой и никто не соглашался занять её. В конце концов, Кингсли удалось уговорить заняться преподаванием защиты Дедалуса Дингла. Снейп не был в восторге от этого кандидата, но выбора у него не оставалось.
– Не переживай, — успокаивал его Кингсли, — Дингл сильный и опытный волшебник, и Дамблдор всегда уважал его.
– Я тоже готов уважать его, — согласился Снейп, — но будут ли его слушаться ученики? Дингл выглядит слишком несерьезно.
Как бы то ни было, Дингл начал работать в школе прямо посреди учебного года, не дожидаясь даже конца семестра. Ученики, вопреки ожиданиям, полюбили его, хотя он и не требовал на своих занятиях жесткой дисциплины. Возможно, они просто были рады тому, что их перестал учить строгий и требовательный директор.
Избавившись от необходимости постоянно общаться на уроках с тупыми и ленивыми учениками, Снейп постепенно стал относиться к студентам с меньшим раздражением. Конечно, он не мог, как Дамблдор, искренне любить каждого школьника и интересоваться их жизнью, но он старался хотя бы быть справедливым и объективным. Когда Снейпу казалось, что его антипатия к тому или иному ученику начинают влиять на принимаемые им решения, он старался как бы между делом посоветоваться с МакГонагалл, и часто это помогало ему посмотреть на ситуацию с другой точки зрения.
Слизнорт категорически отказывался оставаться в школе больше, чем на год, и перед Снейпом снова встала задача поиска преподавателя — теперь по зельям. Ему хотелось найти достойную замену Слизнорту, и он решил подключить к поискам старого коллегу и знакомого Тобеаса Кобруса, декана кафедры ядов и противоядий в Университете при больнице святого Мунго. Снейп часто общался с ним, когда преподавал зелья, и Кобрус даже иногда просил его прочесть несколько лекций своим студентам.
Но в последнее время Снейп не появлялся в больнице — не столько из-за занятости в школе, сколько из-за того, что Нортон, занимавший там одну из ключевых должностей, заявил, что не позволит ему переступить порог «в ином качестве, кроме пациента, причем желательно со смертельным диагнозом». Снейпа бесило такое отношение, но он справедливо считал, что сейчас неподходящее время затевать публичный скандал. Больше всего ему досаждало то, что Нортон закрыл ему доступ в больничную библиотеку. Конечно, в библиотеке Хогвартса тоже было огромное количество книг, в том числе и по зельям, но она в первую очередь предназначалась для нужд учеников и найти в ней некоторую специальную литературу было невозможно, а в больнице именно на зельеварении специализировалась целая секция.
Не имея возможности встретиться с Кобрусом у него на кафедре, Снейп позвал его к себе в школу. Теперь они сидели в маленькой гостиной Снейпа и обсуждали подходящую замену для Слизнорта, находящегося тут же. Он тоже принимал номинальное участие в разговоре, хотя на самом деле его больше интересовал бочонок выдержанной медовухи, стоящий на столе.
– Значит, тебе нужен преподаватель зелий… — задумчиво произнес Кобрус, очевидно, уже подыскивая в уме подходящую кандидатуру.
– Да, и желательно, чтоб он не слишком уступал Горацию, — Снейп наконец налил медовуху и раздал гостям бокалы.
– Ну у тебя и запросы! — хмыкнул Кобрус, пристально вглядываясь в свой бокал и подозрительно принюхиваясь.
– Перестань, Тобиас, — протянул Слизнорт, — неужели ты думаешь, что Северус задумал тебя отравить?
– Извини, Снейп, привычка, — без тени смущения произнес Кобрус. — У нас, знаешь ли, надо быть осторожным. По ошибке чего только не попадет в стакан, — пояснил он. — Недавно один аспирант пытался расколдовать взбесившиеся вставные зубы, сунул их после работы в первую попавшуюся емкость. После дежурства ребята сели выпивать, а у целителя Ройера на дне стакана — зубы, да как вцепятся ему в язык!
– Стыдись, Тобиас! — укорил его Слизнорт. — Эту байку я слышал еще когда сам студентом был! Только там фигурировал волшебный глаз.
– Так ты найдешь мне человека? — прервал их беседу Снейп, которого мало интересовал больничный фольклор.
– Такого, как Гораций, — ни за что. Ты же не думаешь, что наши ведущие профессора бросят свою работу, пациентов, исследования и пойдут к тебе в школу? Но есть одна дама… Элеонора Майстейл… Отличный специалист, теоретически всё знает безупречно, зелья у неё — высший класс. Но — боится пациентов. Как видит больного, всё в голове у неё путается: нервы не выдерживают. Она у нас лекции по магическим травам читает, но, ты же понимаешь, в больнице должны преподавать практикующие целители. А тебе она, пожалуй, вполне подойдет.
– В школе тоже нужны крепкие нервы, — скептически заметил Снейп.
– Не волнуйся, предмет она знает, с дисциплиной проблем не будет. Просто говорят, что в молодости к ней кто-то из пациентов приставал, вот она их до сих пор и боится.
Снейп недоверчиво хмыкнул, догадываясь, что это очередная история из стандартного больничного набора.
– Отличная медовуха, — похвалил Кобрус, вновь наполняя бокалы.
– Во всяком случае, вставных зубов в ней нет, это точно, — подтвердил Снейп, обычно предпочитавший пить что-нибудь менее сладкое.
– Похоже, что став директором, вы научились ценить радости жизни, — одобрительно заметил Слизнорт. — Осталось перебраться из подвала в какое-нибудь более приличное место…
– Боюсь, что разочарую вас, Гораций. Я не собираюсь никуда перебираться, да и медовуха — не моё приобретение. Это Кингсли прислал мне из Шотландии.
– Я сразу почувствовал, что это — не местное производство! — воскликнул Слизнорт.
– Значит, правду говорят, что вы с министром — приятели? — полюбопытствовал Кобрус, вопросительно глядя на Снейпа.
– Нам приходится довольно часто встречаться по делам школы… — пожал плечами Снейп. — И он иногда заглядывает к нам поговорить с портретом Дамблдора. Но я бы не сказал, что он — мой приятель.
– Значит, я правильно понял, что теперь и школой, и Министерством управляет Дамблдор? — ядовито заметил Кобрус. — Он всегда любил во все вмешиваться.
– Дамблдор ничем не управляет, — огрызнулся Снейп. — Он просто дает советы тем, кто в них нуждается.
– Раньше ты не нуждался ни в чьих советах… — не унимался Кобрус. Но Снейп не хотел продолжать этот ненужный спор.
– Давай, присылай свою Майстейл. Посмотрим, захочет ли она у нас остаться, — сказал он, как бы подводя итог их разговору.
Слизнорт и Кобрус продолжили обсуждать больничные сплетни: Гораций хорошо знал многих старых целителей в больнице, и недостатка в темах для разговора у них не было. Снейп слушал их вполуха, иногда вставляя ничего не значащие замечания, а сам думал о Дамблдоре и Кингсли.
В чем-то Кобрус был прав: бывший директор действительно незримо участвовал во всём, что творилось в школе, да и в Министерстве, отчасти, тоже. Но не потому, что хотел во всё вмешиваться. Просто и Снейп, и Кингсли уважали его мнение и не могли не прислушиваться к нему. Дамблдор до сих пор оставался для Снейпа единственным человеком, который знал о нем всё и понимал его порой лучше, чем он сам понимал себя. Они часто беседовали в директорском кабинете, хотя Дамблдор строго соблюдал субординацию и никогда не вмешивался в разговоры директора с коллегами и студентами.
С Кингсли Снейп тоже встречался — не слишком часто, но регулярно. Министр явно ценил их общение, хотя Снейп и не совсем понимал, что оно ему дает. Самому ему Бруствер был симпатичен своей искренней доброжелательностью и уверенностью в себе. Впрочем, Кингсли обладал редкой способностью нравиться почти всем, при этом оставаясь собой и всегда придерживаясь собственных правил игры. Он не мыслил такими сложными философскими категориями, как Дамблдор, и потому не выглядел чудаковато. Ум его был быстрым и практичным, а знание человеческой природы — скорее инстинктивным, чем глубоко прочувствованным. Несмотря на это, Бруствер был отличным министром, понятным и симпатичным народу, и в то же время твердым и последовательным в своих решениях.
В глубине души Снейп понимал, что когда-то и сам мечтал быть таким — красивым, популярным, уверенным в себе. Поняв, что это у него не выйдет, он превратился в угрюмого желчного человека, практически не оставив себе шансов на любовь окружающих. Поэтому то, что его общество нравилось Кингсли, никогда не испытывавшему недостатка в друзьях, очень льстило самолюбию Снейпа. С ним он чувствовал себя довольно свободно, потому что Бруствер, будучи по натуре открытым и веселым человеком, всё же отличался умом и деликатностью и никогда не лез Снейпу в душу. Возможно, приняв один раз по просьбе Гарри участие в жизни профессора, Кингсли проникся его историей и хотел как-то скрасить его одиночество. А может быть, ему просто нравилось общаться с разными людьми и Снейп был всего лишь необычным экземпляром в его коллекции знакомых. Во всяком случае, пока Кингсли не пытался вмешиваться в дела школы и её директора, их неформальные отношения вполне устраивали Снейпа.
Кобрус сдержал свое обещание, и через пару недель в школу явилась мисс Майстейл — высокая худая женщина в очках и с блестящими каштановыми волосами. Снейп смутно вспомнил, что она училась на Слизерине на несколько курсов младше его и осталась в памяти только потому, что постоянно на всех ябедничала преподавателям. Она действительно оказалась неплохим специалистом, и Слизнорт в конце года спокойно подал в отставку, передав кабинет зельеварения в надежные руки и доверив Майстейл руководство факультетом Слизерина.
Сам Снейп не мог сказать, что она ему очень нравилась, но понимал, что искать лучшего преподавателя значило бы попросту привередничать.
Школьная жизнь шла своим чередом, и у Снейпа было достаточно свободного времени, чтобы снова заняться зельеварением, но уже не в качестве преподавателя, а ради исследований и экспериментов. А когда через три года Нортон ушел из больницы, Снейп снова получил доступ и к их библиотеке, и к работе со студентами на курсах в Университете.
Их необъяснимая дружба с Кингсли продолжалась, и под его незаметным влиянием Снейп понемногу изменял свое отношение к некоторым вещам. Кингсли научил его ценить дорогие вина и хорошую одежду, и постепенно Снейп начал выглядеть более солидно и ухоженно, что, конечно же, лучше соответствовало его положению директора школы. Единственное, чего он никак не мог разделить с Бруствером, — это любовь к красивым женщинам. Заняв пост министра магии, Кингсли женился и стал примерным семьянином. Но у него была довольно бурная молодость, и Снейпа забавляли его красочные рассказы о разных пикантных приключениях, хотя сам он не сожалел, что эта сторона жизни была ему совершенно не знакома. Для него всегда существовала лишь одна женщина, и потеряв её, он не испытывал ко всем остальным ни малейшего интереса.
Через Кингсли Снейп узнавал и разные подробности из жизни Поттера. Сам Гарри иногда наведывался в Хогвартс, чтобы поговорить с Дамблдором, но Снейп не был с ним слишком близок. Хотя их старая вражда со временем поутихла, Снейпу эти встречи были не слишком приятны, потому как напоминали, что он обязан мальчику не только жизнью, но и его нынешним положением.
После окончания войны с Волдемортом Гарри на удивление быстро вернулся к нормальной жизни. Он часто появлялся в Министерстве. Теперь, когда министром был его друг Бруствер, мысль о сотрудничестве не была Гарри противна. Аврором Поттер так и не стал, потому что, в отличие от Гермионы, заочно сдавшей на «превосходно» все экзамены на уровне ЖАБА, он не захотел доучиваться. Вместо этого он профессионально занялся квиддичем и стал знаменитым ловцом, много лет выступая за сборную Англии.
Джинни какое-то время тоже играла в одной команде с Гарри, но очень недолго. Как только она закончила школу, они поженились и через год у них родилась дочь Лили, еще через два года — сын Джеймс, а потом и второй сын — Альбус-Северус. Конечно, с тремя маленькими детьми думать о спортивной карьере не приходилось, но Джинни не жалела об этом. Она была вполне счастлива, сохранила свой стойкий, жизнерадостный характер и никогда не унывала. Они постоянно общались с Роном и Гермионой, их дети росли вместе, и в будущем Гарри намеревался открыть мастерскую по разработке спортивных метел, взяв в компанию и Рона.
