4Все ошибки считайте за улыбки :)
Другими словами, простите очепятки и ляпы, до компьютера в следующий раз доберусь не скоро, а времени перечитывать нет!
Не трать время на человека, который не стремится провести его с тобой
Г.Г. Маркес
4 октября, воскресенье
В воскресенье я вернулась в университет рано, поскольку Гарри и Джинни были приглашены на обед к Лаванде Вуд, в девичестве Браун, и её мужу Оливеру Вуду. У Рона тоже было свидание, и я решила почитать книги по курсовой, которые купила в университетском магазинчике. Я стремилась узнать как можно больше о современных исследованиях, чтобы не взять тему, которой занимается кто-то другой.
Но ближе к вечеру мои мысли все чаще стали возвращаться к Дику. И тут меня озарила блестящая мысль – почему бы не написать ему письмо? Но для того должен был быть повод. Поразмыслив, я вспомнила о том, что в прошлом году Дик тоже занимался организацией конференции на своем факультете. Трепеща от радости, я достала из ящика стола пергамент, схватила перо и, обмакнув его в чернильницу, начала быстро писать.
Через двадцать минут в открытое окно влетела сова, которую я отправила Дику. К её лапке был привязан его ответ. Он рассказал о конференции, и я почувствовала в его письме желание продолжить беседу. Я написала ответ, и уже через десять минут сова прилетела обратно.
Письмо за письмом, мы переписывались почти всю ночь. Лишь около четырех утра он написал, что собирается спать, и я тут же пожалела, что не прекратила переписку первой. Но я твердо решила, что в следующий раз наш разговор закончу я, чтобы не было ощущения, что я все время навязываюсь.
В любом случае, спать я легла довольной и счастливой.
5 октября, понедельник
Следующим утром, однако, я уже не была так счастлива. Я так и не смогла заставить себя подняться и дойти до теплиц, и Гербология оказалась пропущенной. Клаудия, которая утром вернулась из Румынии, убежала на занятия, так и не услышав вразумительного объяснения моего нежелания вставать так рано.
К ленчу я все же заставила себя подняться. Идя к Обеденному залу, я увидела идущих вдалеке однокурсников и пошла им на встречу. Клаудия, как только я встретилась с ней, схватила меня под руку и начала рассказывать о том, как её только что едва не укусила непентеса, и её спас Терри, который, кстати, расстался с Джиной, потому что, говорят, что она застала его пьяного в компании какой-то второкурсницы, кузины той девочки, о которой она рассказывала мне примерно неделю назад – подруге девушки, с которой раньше встречался Джейсон…
Я слушала вполуха, потому что очень хотела спать. Наконец, заметив это, Клаудия поинтересовалась, что со мной. Я, отметив, что почти все однокурсники обогнали нас и ушли далеко вперед, ответила:
- Я всю ночь переписывалась с Диком, - я постаралась сделать так, чтобы это прозвучало буднично.
Но Клаудия прониклась этой новостью и радостно воскликнула:
- Как круто!
- Сова, кажется, так не считала. Ближе к двум она прилетела ко мне не только с ответом Дика, но и со своей подружкой-сменщицей. При этом последняя умела выражать взглядом столько недовольства, что мне пришлось скормить ей всё твоё шоколадное печенье, до которого она оказалась очень охоча.
- Ничего удивительного, оно очень вкусное, - произнесла Клаудия задумчиво, а затем, словно очнувшись, громко спросила, - так о чем же вы переписывались?
- Обо всякой ерунде. По большому счету, ни о чем особенном…
- Он не пригласил тебя куда-нибудь?
Я недовольно вздохнула и, скривив губы, ответила:
- С чего он стал бы меня куда-то приглашать? Мы же просто переписывались.
- Пфффф. Ну что же он такой нерешительный? – возмутилась она искренне.
Я закатила глаза. Неужели она не понимала, что мы только нащупывали почву, так сказать. Да и ничего такого в этой нашей переписке не было. Просто дружеская болтовня…
- А по-твоему он должен был сразу же прискакать ко мне с букетом роз и просьбой выйти за него замуж? Действительно, после ТАКОЙ ночи каждый порядочный мужчина…
- Ну не вредничай! – Клаудия обняла меня, и тут же отпустила, чтобы перепрыгнуть через небольшую лужицу.
Она была похожа на бабочку, порхающую с цветка на цветок, такую яркую и неугомонную.
В этот момент между мной и Клаудией кто-то быстро прошел, и по волнистым светлым волосам, невысокой статной фигуре и летящей походке я смогла угадать профессора Вейнса.
- Ой, а вот и другой твой кавалер, - хихикнула Клаудия, - надеюсь, он всё слышал!
Я посмотрела на подругу как на полоумную. Она снова взяла меня под руку и пояснила:
- Тогда он начнет ревновать и поспешит взять быка за рога, пока тебя не увели.
Я раздраженно выдернула руку из её цепких пальчиков и раздраженно ответила:
- Только что ты радовалась тому, что у меня налаживаются отношения с Диком.
- Всегда надо иметь вариант прозапас, - беззаботно ответила Клаудия, - к тому же, честно говоря, Вейнс мне нравится больше.
Мы вошли в Обеденный зал и сели на свободные места. Я взглянула на длинный преподавательский стол, стоящий в конце зала поперек нашим. Профессор Вейнс уже сидел там, с, кажется, большой неохотой разговаривая с профессором Питч.
- И чем же он нравится тебе больше? – спросила я Клаудию тихо, чтобы никто не слышал.
Клаудия, взяв с тарелки два сэндвича и соединив их в один, с аппетитом откусила большой кусок. Измазавшись в соусе, она довольно улыбнулась и с набитым ртом попыталась ответить.
Я втянула носом воздух и посмотрела куда-то вверх, вопрошая небеса, почему те посылали мне друзей с одинаковыми отвратительными привычками.
К счастью, Клаудия сама поняла, что говорить, когда ротовая полость заполнена пищей, не удобно, сперва дожевала, а потом восторженно сообщила:
- Ну Вейнс же такой мужественный! От него просто веет силой и уверенностью в себе. И он такой… загадочный, такой… ммм…
Я пожала плечами. Он, конечно, был красивым, но чтобы заставить меня сидеть с таким же мечтательно-глупым лицом, с каким сидела Клаудия, ему пришлось бы как следует постараться.
- А твой Дик, он что? – продолжила она, очнувшись от своих фантазий. – Интересный, веселый, симпатичный, это да. Но блин, такой… какой-то весь нерешительный, сам не знает, чего хочет. Нюня, в общем.
- Исчерпывающее описание, - констатировала я.
Если говорить откровенно, я не могла не согласиться. Не смотря на веселый нрав и легкость в общении, его можно было бы назвать флегматиком. Более того, он предпочитал пускать всё на самотек или позволял решать всё за себя другим людям. Лишь иногда он устраивал бунты, если жизнь обещала трудности или резкую смену привычного спокойного течения жизни. Плыть по течению и избегать принятия серьезных решений – вот в чем заключалась философия его жизни, и я не могла сказать, что мне это нравится. Просто когда влюбляешься, такие вещи не имеют значения. В сердечных делах невозможно прислушаться к доводам рассудка.
После обеда Клаудия убедила меня не идти на Библиографию, но на улице пошел дождь, и вместо намечающейся прогулки, мы устроили посиделки в Шоколадушке. Было там немало наших одногруппников – Библиография привлекала немногих. И разговор снова зашел о профессоре Вейнсе. Начала его Юдита.
- Как я не хочу идти на Яды! – манерно протянула она с акцентом, к которому я так и не смогла привыкнуть.
- Совсем недавно ты говорила другое, - заметил Терри.
- Тогда Вейнс еще не успел накричать на меня!
- Он не кричал, - заметила я, - он вообще не кричит. Он совершенно справедливо отчитал тебя за несоблюдение мер безопасности. Мы, кстати, проходили это еще на первом курсе.
- Да-да, профессор Джорджисон, - весело воскликнула Клаудия, а затем, передразнивая его, гнусаво произнесла, - Об этом, ребятки, вы можете прочитать в моей книжке. Кстати, обязательно купите её. Это ваша настольная книга на все пять лет. Всего два галеона. В нашем магазине она есть...
Все дружно рассмеялись. Джорджисон, грузный мужчина с пышными седыми усами и очень неприятным голосом, упоминал свой научный труд «Введение в предмет Зельеварения» по крайней мере один раз за занятие и настаивал на том, чтобы каждый приобрел сие печатное издание.
- Ну, Джорджисон хоть был и идиот, но, по крайней мере, не унижал нас так, как Вейнс, - гнула свою линию Юдита.
- Разве Вейнс унижал? – тут же вступилась я. – Ты еще не знаешь, что такое унижать. Вот у нас в школе был один профессор – выдающийся зельевар, но характер был прескверный. Макферсон подтвердит.
Терри закивал.
- Снейп-то? Даааа. Это был тихий ужас. Летучая мышь… с говном тебя мог смешать – и не заметить.
- Ээ… не стоит так резко… - пробормотала я.
- Моему факультету еще не очень доставалось, а вот Гриффиндор он терпеть не мог. На Пуффендуй даже внимания не обращал, а Слизеринцам всё время потакал. При том делал это настолько демонстративно, что ни у кого даже сомнений не оставалось, что он поступает нечестно. А директор всё терпел. Хотя, опять же, на моем курсе всё было не так остро, а вот когда на следующий год после меня пришел Гарри Поттер – что тогда началось...
- Слушай, это тот самый Снейп, который Дамблдора убил? – спросила Юдита.
- Ага, он самый, - ответил Терри. – А потом его самого змея сожрала. Да вон, Гермиона сама всё видела… Гермиона?
Я глубоко дышала, стараясь успокоиться. Когда я вспомнила профессора Снейпа, я старалась заглушить в себе то обычное ощущение произошедшей несправедливости, которое появлялось у меня при упоминании его имени. Я старалась абстрагироваться от эмоций – в конце концов, нужно научиться обращаться к прошлому без болезненных чувств.
Но когда говорить начал Терри, да к тому же так непочтительно, когда без единой эмоции спросила об убийстве Юдита – я не смогла сохранить спокойствие. Для людей, которые были в стороне от войны, которые жили в другой стране, или же просто не были вмешаны в активные действия, те времена были лишь историей. Все знали Гарри Поттера, все считали его героем, но как много героев было кроме него! И как несправедливо они были забыты. Нет, не Министерством, и не теми, кто стоял с ними плечом к плечу, сражаясь со злом. Но вот такими обычными волшебниками… Неужели смерть профессора Снейпа была совершенно напрасной?
- Его не «сожрала змея», его укусила Нагайна, змея Волдеморта, - процедила я, голос нервно дрожал, - и пусть он погиб так бесславно, он был очень отважным человеком и героем той войны. Ты просто не имеешь права так неуважительно отзываться о нем, Макферсон.
- Да ладно тебе, Грейнджер! – воскликнул Терри. – Тебе же от него и доставалось больше всех!
Я рассердилась и хотела ответить что-то резкое, когда Юдита своим раздражающе тягучим голосом произнесла:
- Как же он может быть героем, если он убил Дамблдора?
Я глубоко вздохнула:
- Дамблдор приказал ему сделать это, потому что… Мерлин, это очень длинная история. Когда-нибудь, я верю, кто-нибудь напишет правду обо всем, что произошло тогда, и в каждом учебнике будут описаны те события. А сейчас просто поверь мне на слово. Так. Было. Нужно. Каждый сыграл свою роль, и мы победили.
Я сжала в руках свою палочку и вдруг заметила, что и Юдита, и Клаудия, и Джина, которая всё это время молча сидела рядом и слушала наш разговор, смотрят на меня с некоторым благоговением.
Терри же не хотел успокаиваться:
- Интересно, если Снейп – герой, почему его нет в списках? Почему его не наградили хоть каким-нибудь Орденом Мерлина? Награждают же посмертно.
- Награждают! – рявкнула я. – Если тебе интересно, ни одного моего друга мне пришлось похоронить, любуясь орденами на их грудях. Только что значат эти ордена, если человека уже нет в живых?
- Они значат его роль в истории и всеобщее отношение, - заявил Терри. – Сама посуди, лет через двести, когда будут изучать историю наших дней, в какой лагерь запишут Снейпа? Конечно к пожирателям! Он убил Дамблдора, умер как приспешник Волдеморта. Никто там не будет разбираться, на кого НА САМОМ ДЕЛЕ он шпионил, и кого почему убил.
Я постаралась успокоиться и говорить без лишних эмоций. Терри ведь в некотором роде был прав.
- Нет никаких доказательств, - сообщила я сухо, - кроме слов Гарри. В министерстве ему как будто бы поверили, но никто не стал всерьез разбираться. Нам тогда тоже было не до того, это были слишком тяжелые времена. Затем мы пытались начать новую жизнь, оставить войну позади. Для нас было важно, что в нашей памяти профессор Снейп остался героем.
- И могилку его, наверное, каждый месяц навещаете? – уточнил Терри саркастично.
- Какой ты бесчувственный! – воскликнула Клаудия. – У тебя совсем сердца нет?
- Как тебе должно быть известно, профессора Снейпа не хоронили, потому что после пожара в Визжащей Хижине от него… - я нервно кашлянула, - от него ничего не осталось. Но там, где раньше была Хижина, стоит надгробный памятник, и да, каждое лето, мы с Гарри и другими – теми, кто рисковал своими жизнями в той войне, а не отсиживался дома у мамочки под крылом – приходим туда… чтобы помнить.
За нашим столиком воцарилась тишина.
- Извините, мне нужно уйти, - сказала я тихо и вышла из кафе.
Бегом я добралась до мостика через Ядовитый канал. Дождь был сильным, и я насквозь промокла, но идти куда-то под крышу не хотелось, не хотелось встречать людей, разговаривать. Спор с Терри совершенно выбил меня из колеи, хотя я должна была привыкнуть, должна была воспринять это спокойно. Мнение Макферсона для меня ничего не значило, главное было – что думала я, что чувствовала, что помнила. Но Терри задел те струны моей души, которые были очень восприимчивы к прикосновениям и выдавали неожиданно высокие ноты.
Промокнув до нитки, я вернулась к Фламельс колледжу только когда пришло время идти на Яды.
В лекторий я вошла одной из последних. Только я закрыла за собой дверь, как раздался бой часов на Старой башне и вошел профессор Вейнс.
- В чем дело, мисс Грейнджер? – спросил он строго. – Почему вы разгуливаете по лекторию?
Я обернулась.
- Я только что вошла, сэр.
- Так займите свое место поживее, вы задерживаете своих коллег и меня.
Я удивленно подняла брови и поспешила занять ближайшее свободное место.
- Как показала практика, - недовольно сообщил Вейнс, раскладывая какие-то пергаменты на кафедре, - ваши… - здесь он сделал небольшую паузу, словно стараясь подобрать более мягкое выражение, - головы воспринимают не более десяти процентов информации, которой я с вами с такой тщетностью делюсь. Результаты лабораторной работы вы сможете узнать у ваших старост, которые должны подойти ко мне после занятия и забрать пергаменты с баллами. Как вы сможете понять из этих списков, уровень ваших знаний и умений катастрофически низок. Дабы избежать столь плачевных итогов в будущем, я буду систематически проводить контрольные работы, средний балл за которые станет одним из важнейших факторов при выставлении оценки за экзамен.
По лекторию пронесся недовольный ропот, и Вейнс, который до того момента сдерживал рвущуюся наружу ярость, внезапно рявкнул:
- Молчать!
И все замолкли.
- Предупреждать о проведении контрольной я не буду, - продолжил профессор ровным голосом, - поэтому к каждому занятию вы должны быть готовы. Также это значит, что вам не стоит прогуливать.
Подобные зверства были в университете в диковинку, но студенты решили попридержать недовольство до конца пары. Однако Вейнс снизошел до пояснения, почему он прибегает к столь суровым мерам:
- В будущем от ваших знаний и умений, возможно, будут зависеть человеческие жизни. Речь идет не о какой-нибудь полироли для мебели или зелье для придания блеска волосам. И даже не о зелье Сна без сновидений. Яды и противоядия – это не наука, а искусство балансирования между жизнью и смертью, - Вейнс вышел из-за кафедры, и принялся неспешно прогуливаться перед аудиторией. - Между первым и вторым тончайшая грань, и огромная пропасть. Один неверный ингредиент, и из спасителя вы превращаетесь в убийцу. Кто? - Спросил он неожиданно громко, и все вздрогнули. - Кто из вас готов принять на себя ответственность за жизнь другого человека? Может быть вы? – он указал на девушку прямо перед собой. – Или вы? – он обратился к юноше на заднем ряду. – Может быть. Но точно не я. А если один из вас по причине своей неграмотности отравит больного ребенка или собственного дедушку, виноват буду именно я. Потому что когда вас спросят, кто вам дал право утверждать, что вы можете варить противоядия и спасать волшебников, вы достанете свой диплом и покажете оценку по моему предмету. И скажете: «Вот моё дозволение. Я знаю, я умею, я могу». Поэтому поверьте мне, - это профессор произнес с каким-то маниакальным блеском в глазах, что заставило всех поверить каждому его слову, - ни один из вас не получит даже удовлетворительной оценки, если я не буду считать, что вы её заслуживаете.
В аудитории воцарилась тишина. Профессор Вейнс, пройдя к кафедре, невозмутимо произнес:
- Ну а тема сегодняшней лекции…
Все тут же зашелестели пергаментами и застучали крышечками чернильниц. Юлий Глаубер, который оказался сидящим рядом со мной, прошептал:
- Ну что, Грейнджер, всё еще хочешь писать у него.
Я подняла на него взгляд, в котором, наверное, читался немой восторг, и молодой человек сам ответил на свой вопрос:
- Ооо, понятно. Вы с ним сработаетесь.
Всю лекцию я силилась не заснуть. Мне было интересно всё, что говорил профессор Вейнс, но бессонная ночь не прошла незаметно. Глаза закрывались сами собой, а голова казалась свинцовой, и я жалела о том, что не приняла перед парой Глоток Бодрости. Вейнс несколько раз кидал на меня недовольные взгляды, наверняка замечая, как я зевала, подпирала голову рукой и часто моргала, надеясь, что сонливость исчезнет сама собой. Но он никак это не прокомментировал, несмотря на то, что в его глазах отчетливо читалось желание сказать что-то резкое по поводу моего состояния. И у меня нет сомнений, что это было бы что-то очень саркастичное и обидное, поэтому мне оставалось только мысленно благодарить его за демонстрируемую выдержку.
После занятия он попросил меня задержаться.
- Мисс Грейнджер, со следующей недели, скорее всего, вы сможете начать работать в лаборатории над дипломным проектом.
- Да, сэр, спасибо, - ответила я.
- И примите к сведению, что в таком состоянии, как сегодня, я вас в лабораторию не допущу.
Он сосредоточенно принялся скатывать пергаменты в трубочки и складывать их один в другой. Я внимательно посмотрела на него.
- Сэр, я…
- Что вам неясно, мисс Грейнджер? – спросил профессор недовольно, не отрываясь от своего занятия.
- Ничего, сэр. Извините. До свидания, - ответила я.
Вейнс поднял голову, и, расчетливо взглянув мне в глаза, широко улыбнулся:
- Приятного дня, - сказал он, и я поспешила покинуть лекторий.
Клаудия поджидала меня в холле. Стоило мне приблизиться, как она начала восторженно щебетать о профессоре Вейнсе:
- Ох, Моргана! Нет, ты видела этот взгляд? Ты слышала этот голос? Эти властные нотки…мм… как же тебе повезло, Гермиона!
Я пересекла холл, сопровождаемая Клаудией с её криками, и вышла из учебного корпуса. На улице всё еще шел дождь и я, достав палочку, наколдовала небольшой защитный экран над собой, намеренно не делая его достаточно большим, чтобы защитить и Клаудию. Тогда ей пришлось на время замолчать, чтобы наколдовать собственную защиту. Она достала из кармана миниатюрный зонт, который тут же увеличила и заставила лететь над собой.
- А тебя не пугает, что он в любой момент может устроить контрольную? – спросила я.
- Пугает, конечно! И как преподаватель он ужасен. Не в том смысле, что плох, - поправилась она, - а в том смысле, что очень строгий и страшный. Но как мужчина он может вскружить голову любой.
Мы шли к Обеденному залу, хотя я совсем не была голодна. Рядом с нами шли многие, кто только что был на лекции Вейнса, и все обсуждали жестокость его системы преподавания.
- Не знаю, - ответила я подруге, - мне кажется, у него просто скверный характер и огромное самомнение. Однако на то есть причины. Хотя я пока не смогла оценить масштабы его таланта, я уверена, он великолепный зельевар. И, безусловно, он отличный оратор и блестящий педагог. Если бы не личные качества, которые делают его несколько жестоким, он был бы бесценен.
- Бла-бла-бла, - скучающим тоном ответила Клаудия, и тут же сменила тему, начав расспрашивать меня о конференции, которую я должна была готовить, и, главное, о том, кто мне должен был в это помогать – о Эмиле Готье.
Вечером того дня я надеялась получить письмо от Дика – мы ведь так увлекательно переписывались прошедшей ночью – но ни одна сова не поскреблась в мое окошко, и уже после полуночи, дочитав роман писателя-мага Маффина Калденроя «Аппарируя в Сонвилль», я легла спать.
9 октября, пятница
До конца учебной недели я так и не получила ни одного письма от Дика. Не смотря на острое желание написать первой, я дала себе обещание не делать этого.
После занятий у меня была назначена встреча с Эмилем. Устроившись в Шоколадушке за одним из столиков в самом углу, мы достали длинные свитки, в которых было написано всё, что нам предстояло сделать для организации конференции, и начали обсуждение.
- С заявками от участников и письмами-приглашениями должны разобраться Фирстен и Чарити, - говорила я, попутно записывая фамилии девочек рядом с соответствующим пунктом, - но последние необходимо составить.
- Я уже составил черновой вариант, - произнес Эмиль мягко и достал из сумки изрядно помятый свиток.
Убрав небрежным движением с лица темную волнистую прядь, он развернул пергамент и негромко прочитал мне текст приглашения для гостей и участников конференции.
- Отлично, - искренне сказала я, когда он закончил. – Просто идеально. Это замечательно, что мне дали в помощники тебя – кто еще догадался сам бы составить этот текст, да еще выполнил бы задание с таким изяществом слога?
Эмиль смущенно улыбнулся и протянул мне пергамент.
- Нет-нет, отдай его Чарити. Они знают, что делать дальше. Списки у них есть.
- Декан Питч говорила, что будут еще участники из Абхазии. Она сообщит имена позже, потому что они не утверждены.
- Будем решать проблемы по мере их поступления, - отозвалась я, - в любом случае, с этим опять же к Чарити. Мне-то тоже, естественно, нужно будет об этом сказать, когда всё станет известно…
Когда с организационными вопросами в целом было покончено, и мы повторно обсуждали некоторые детали, я начала замечать, что Эмиль бросает на меня странные неуверенные взгляды.
- Что-то не так? – спросила я, не выдержав больше волн сомнения, посылаемых этими темными глазами.
И, кажется, он покраснел. Заверив меня, что всё в порядке, он поспешил попрощаться и уйти.
Вечером Клаудия спросила меня, пойду ли я на квиддич. Поразмыслив несколько мгновений, я ответила, что не пойду. В конце концов, если Дик не проявлял после той ночи переписки, никакого интереса, значит его – интереса – вообще не было.
Затем я весь вечер мучилась, думая, правильно ли поступаю, но менять решение не намеревалась.
10 октября, суббота
Следующим утром я получила письмо от декана, профессора Питч, с предложением участвовать в конференции «Зелья и Артефакты», которую я же и организовывала. Питч в своем письме писала, что, несмотря на мое вероломное решение писать диплом у профессора Вейнса – затея, которая едва ли будет удачной по целому ряду причин, о которых я, безусловно, могу догадаться сама – я всё же талантливая студентка, и если соединить воедино мои предыдущие курсовые работы, можно было бы подготовить хороший доклад. Она, Питч, будет так любезна и поможет мне в этом нелегком начинании. Ведь она наш декан, и каждый студент для неё – как собственный ребенок.
На самом деле, для неё просто было важно представить своего студента на этом мероприятии – и, желательно, не обычного студента, а такого, каким можно было бы похвастаться перед коллегами. Мне польстила такая честь, а предоставленная возможность была действительно восхитительной.
Поразмыслив, я решила навестить декана колледжа и лично поблагодарить за её выбор. Предварительно отправив ей сову, я получила ответ, сообщавший, что Питч будет рада видеть меня сразу после завтрака.
Выпив кофе с круасанами в Шоколадушке, Клаудия побежала на поле для квиддича, а я направилась в Профессорский городок, находящийся за Профессорским садиком. Среди ряда небольших двухквартирных домиков – точь-в-точь как в Лондоне – я отыскала уже знакомый дом красного кирпича с белыми ставнями и арочными сандриками. Он был строго симметричен, но сразу бросалось в глаза то, что левая и правая части принадлежали разным хозяевам. Левая дверь была выкрашена в травянисто-зеленый, тогда как правая была охристого цвета. Клумба под окнами левой части была засажена различными цветами, определенно расположенными по какой-то схеме, и ровно подстриженными кустиками, под правой же беспорядочно росли некоторые травы, часто используемые в зельеварении и словно по ошибке оказавшийся там дикий розовый куст. Даже высокая двускатная крыша была выложена черепицей разной формы и разного тона. Но я знала, что с другой стороны, на втором этаже обе части соединялись общей террасой, на которой меня и ждала декан Питч.
Высокая худощавая женщина с проседью в волосах чинно восседала в летнем кресле, потягивая чай с молоком. Несмотря на плохую погоду, на открытой террасе было сухо и тепло, и я с удовольствием расположилась за столиком напротив декана. Вежливо отказавшись от чая, я сообщила цель своего визита и выразила свою благодарность.
- Ох, пустое! – отмахнулась Питч, что было сделано лишь из вежливости.
На самом деле, ей было очень приятно слышать мои слова, как и любые приятные слова в свой адрес. Тщеславие было характерно для многих преподавателей, работавших в университете, поскольку почти все из них были учеными – и порой действительно блестящими – по праву считающими свои достижения в области волшебной науки достойными уважения и иногда почитания. Но в некоторых из них гордыня затмевала все другие качества, демонстрируя себя в каждом слове и жесте.
- Доброе утро, - вдруг произнес кто-то, и я перевела взгляд с лица Питч на вышедшего на террасу её соседа.
Декан тоже обернулась и сдержанно улыбнулась:
- Ах, доброе, Персеус.
- Доброе утро, профессор Вейнс, - произнесла я немного смущенно.
По какой-то причине тот факт, что соседом профессора Питч ранее был Торрент, не позволил мне придти к выводу, что теперь им стал тот, кто пришел вместо бывшего преподавателя Ядов. Те несколько раз, когда мне доводилось бывать в гостях у декана, профессор Торрент, к счастью, отсутствовал дома, и поэтому никто и никогда не появлялся на этой общей террасе, как профессор Вейнс тем утром.
- Ох! – вдруг выдохнула Питч. – Камин. Наверное, это Нерида, дочка. Мисс Грейнджер, прошу меня простить. Я удалюсь буквально на минуту.
С этими словами декан скрылась в доме.
Профессор Вейнс, который к тому моменту подошел к перилам и теперь смотрел куда-то вдаль, спросил:
- Что заставило вас пропустить квиддичный матч, мисс Грейнджер?
Я растерялась, не сразу найдя, что ответить:
- Профессор Питч предложила мне принять участие в конференции «Зелья и Артефакты», которая состоится на нашем факультете четвертого декабря, сэр. Мои курсовые работы в прошлом и позапрошлом году были связаны с этой темой, и теперь профессор Питч считает возможным соединить их в один доклад.
Профессор Вейнс смотрел на меня очень задумчиво.
- Зелья и Артефакты… - произнес он.
Затем резким движением он оттолкнулся от парапета и в мгновение ока оказался сидящим за столом передо мной. Сложив руки в замок, он посмотрел сперва на них, затем поднял взгляд и уставился на меня. Пронзительные зеленые глаза внимательно изучали мое лицо, и я неуютно поерзала на стуле.
- Сэр?
- Какова ваша тема? – спросил, наконец, он.
- Теоретическая основа. Условия взаимодействия, характеристики…
- Ясно, - отрезал он, перебив меня.
После паузы он произнес:
- А если я скажу, что занимаюсь… - он встряхнул головой, чтобы убрать мешающую челку, и продолжил, - схожей темой. Только с практической точки зрения.
Я выпрямилась, хищно взглянув на профессора.
- Что за тема, сэр? – спросила я с нетерпением в голосе.
- Слово Дисфолид вам знакомо?
Название было как будто бы знакомым, но я не могла сказать ничего конкретного. Не желая, однако, признаваться, что ничего об этом не знаю, я приняла задумчивый вид.
- Кажется, я слышала что-то…
Профессор Вейнс вопросительно поднял брови, лицо его выражало недоверие.
- Неужели вам известно что-то об этом артефакте? – насмешливо спросил он. - Не пугайте меня, мисс Грейнджер.
Я сдалась.
- Нет, ничего определенного не известно.
- На мгновение я поверил, что это не так. Что же. Пока мне не хотелось бы говорить, о чем конкретно идет речь, но скажите – вы готовы окончательно отойти от теории и заняться практикой в чистом виде?
Я закусила губу – старая привычка, напоминающая о себе в минуты сильного волнения. Боже, конечно, я хотела заняться практикой! Но если бы я снова сказала профессору Питч о том, что оставляю её ради профессора Вейнса, она бы мне этого не простила. Я осторожно выразила свои опасения.
Тут на террасу вернулась Питч.
- Опять пытаетесь увести у меня студентку? – полушутливо спросила она у Вейнса.
- Напротив, мадам, делаю всё возможное, чтобы мисс Грейнджер хватило на всех, - ответил он. – Это была ваша дочь? – неожиданно спросил он.
Я перевела взгляд на профессора Питч. Та была довольна предоставленной возможностью поделиться новостями:
- Именно, - ответила она, стараясь выглядеть значительно. – Её приглашают на работу в целительский центр в Японии и предлагают место преподавателя в Сэлемском университете. Она поспешила связаться со мной, дабы просить совета. Она всегда обо всем советуется со мной. Я ей сказала, Нерида, целительский центр, это, конечно, замечательно, но какого мужа ты там себе найдешь? Вокруг будут одни японцы, - Питч скривила губы, демонстрируя свое отношение к представителям этой нации в качестве спутника жизни для своего единственного ребенка.
- Вы дали мудрый совет, - серьезно произнес Вейнс и улыбнулся.
Профессор Питч смущенно кашлянула.
- Да что вы, Персеус… - пробормотала она, а я постаралась скрыть удивление.
- Вашей дочери очень повезло с матерью. Как и мисс Грейнджер, - тут Вейнс посмотрел на меня, - с куратором. Такая досада, что вы уже взяли её под своё крылышко, мадам.
- Отчего же? – спросила Питч, тон её снова изменился на более строгий.
- В данный момент я занимаюсь Дисфолидом, так случилось, что я стал его счастливым обладателем… - произнес Вейнс как бы между делом, и после небольшой паузы продолжил, - талантливый студент был бы очень кстати. Но уверен, под вашим руководством мисс Грейнджер сможет создать куда более достойный проект, чем под моим.
При упоминании Дисфолида, профессор Питч изменилась в лице.
- Что же… я… - начала она, глубоко дыша, - с другой стороны… конечно, вы правы, но вы здесь совсем недавно, и я, как декан факультета, должна помогать вам. А тема близка нашей…Поэтому… я готова пойти вам навстречу, - Питч попыталась изобразить подобие улыбки, - как вы смотрите на двойное кураторство?
- О, мадам! Это было бы настоящей щедростью с вашей стороны! – Вейнс снова улыбнулся и поднялся из-за стола, изящно поклонившись. – Мисс Грейнджер, в таком случае, я ожидаю вас в четверг. Доброго дня.
Целый день я провела в библиотеке в поисках хотя бы чего-нибудь о Дисфолиде, но поиски оказались напрасными.
Вечером я рассказала Клаудии о том, что произошло у Питч, на что та тут же захлопала в ладоши, уверяя меня, что Вейнс сделал это из горячей любви ко мне, а вовсе не из-за моих способностей в зельеварении.
- Спасибо, Клаудия, - ответила я недовольно.
- Нет, я не то имела в виду! – начала она, но потом, следуя своей привычке, резко сменила тему. – Сегодня с нами в кафе была эта дура Талулла. Лезла к Дику как мартовская кошка. Но ему это, кажется, не очень понравилось.
- Мне всё равно. Зачем ты мне это рассказываешь? – отозвалась я, стараясь абстрагироваться от того, что сказала Клаудия, внимательно рассматривая иллюстрации в книжке «Артефакты древности».
- Ну просто… Ты завтра едешь к Гарри и ко?
- Да.
- А к родителям?
- Да.
- А потом вернешься в университет?
- Да, Клаудия. Как и всегда. Еще вопросы? – раздраженно спросила я.
- Ага. Где мои бирюзовые бусы?
15 октября, четверг
В четверг после обеда я пришла к лекторию, где профессор Вейнс вел свои лекции. Сам профессор пришел через несколько минут и предложил следовать за ним. Мы прошли мимо общей лаборатории, и остановились у маленькой неприметной двери в конце коридора. Вейнс пробормотал пароль, и мы вошли внутрь, оказавшись в небольшом помещении с длинными узкими столами, стоящими буквой «П», в центре, и одним письменным столом в углу. Вдоль стен стояли стеллажи с книгами и различными приспособлениями для зельеварения.
Профессор подвел меня к одному из шкафчиков, открыл дверцы и указал на пустое пространство внутри.
- Вот здесь будут храниться ваши вещи, которые будут необходимы вам в течение работы. Записи, пробные образцы и прочее. Помните, что кроме вас в этой лаборатории работают и другие студенты, поэтому каждый раз по окончании следите, чтобы рабочие столы оставались идеально чистыми, а все ваши вещи – убранными вот в этот шкаф.
- Да, сэр, - ответила я. – Но всё же, я хотела бы узнать, чем именно буду заниматься.
- Естественно.
Вейнс, произнеся пароль, открыл соседний шкафчик и отлевитировал оттуда на стол большой котел. Зелье в нем было заморожено – то есть все процессы были остановлены до того момента, пока у профессора снова не появится время работать над ним. Сняв заклинание, он предложил мне подойти ближе и идентифицировать зелье.
Я встала на расстояние около трех футов от котла и взмахнула палочкой, проверяя, не идет ли из котла ядовитых испарений и безопасно ли нарушать «личное пространство» зелья. Удостоверившись, что опасности нет, я подошла ближе. Изучив цвет, запах и консистенцию жидкости, я пришла к неожиданным выводам:
- Это похоже на Оборотное зелье, но… в нем присутствуют какие-то дополнительные элементы, или что-то…
Я была откровенно растерянна. Профессор Вейнс довольно усмехнулся и тоже подошел к котлу, встав рядом со мной.
- Вы правы. Это модифицированное Оборотное зелье. Оно действует два часа, - с триумфом произнес преподаватель, и я со смесью удивления и восхищения посмотрела на него.
- Это вы сделали, профессор?
- Естественно.
- Но как?
Вейнс извлек из нагрудного кармана маленький медальон в виде скрутившейся в спираль змейки.
- Это Дисфолид, - пояснил он. – Не трогайте!
Я отдернула руку, которая невольно потянулась к блестящему артефакту.
- Он безопасен только для хозяина. Вы пока к таковым не относитесь. Этот артефакт передаётся от зельевара к зельевару, от учителя к ученику и обладает несколькими весьма ценными способностями. Одна из них – влияние на свойства шкурки бумсланга – очень ценного ингредиента в составе оборотного зелья.
- Да, я знаю, сэр, - ответила я, невольно улыбнувшись. – Однажды мне даже приходилось готовить Оборотное зелье.
- В самом деле? – откликнулся профессор.
- Да, еще в школе.
- Не знал, что школьная учебная программа так изменилась, - ехидно произнес Вейнс. - В мои времена нам столь сложных зелий не доверяли.
- В ваши времена? – не без улыбки спросила я. – Вы, кажется, старше меня не более, чем на пять лет. Не такая уж большая разница, чтобы говорить о «ваших временах» и «моих». Сэр.
- Действительно, - пробормотал Вейнс, - итак, с помощью этого медальона мы можем воздействовать на один ингредиент. Максимальный результат, которого я добился таким путем – двухчасовое действие зелья. Я намереваюсь увеличить срок на три или даже четыре часа. Наша задача – выяснить, каким образом.
- Но я не смогу выступить с вашим проектом на конференции, ведь большую часть работы уже сделали вы!
- Не думайте об этом. Если вам удастся разработать мой способ и увеличить срок, я позволю вам приписать мои открытия себе.
- Но это не справедливо! – возмутилась я. – Я просто не могу выдать чужой труд за свой.
- Это будет и ваш труд тоже. Официальный совместный проект и мое согласие – что еще вас не устраивает?
Я всё еще была недовольна таким поворотом событий, но решила, что спорить бессмысленно и невоспитанно.
- Всё устраивает, сэр. Спасибо большое.
- Теоретическими основами будете заниматься с Питч. Якобы. На самом деле это означает, что вы будете работать самостоятельно.
- Я знакома с методами работы профессора Питч, спасибо сэр, - ответила я тактично.
После этого профессор Вейнс дал мне пергамент с названиями книг, которые я должна была прочитать к следующему четвергу. С этим он меня отпустил.
17 октября, суббота
В субботу я снова не пошла на квиддич. К прежним причинам добавился список литературы от Вейнса. Просидев в библиотеке до обеда, я, покушав в Обеденном зале, вернулась в общежитие, чтобы обнаружить в нашей комнате Клаудию, Джейсона и Дика. Они сидели на полу и играли в магловскую игру.
- Она неспроста называется настольной, - заметила я, широко улыбаясь.
Трое подняли головы и хором поздоровались со мной.
- Почему вы не в кафе? – спросила я.
- Нам надоело, - капризно ответила Клаудия, - каждую субботу одно и то же. И люди одни и те же. Захотелось разнообразия.
- И где вы достали этот клад? – спросила я указывая на большое бумажное поле с нарисованными на нем шашечками и тремя цветными пластмассовыми фишками, стоящими в разной степени удаленности от финиша.
- Я в прошлое воскресенье заходил с отцом в Лавку Магловских Товаров на Диагон-аллее, - ответил Дик. – Это – одна из немногих вещей, к которым прилагалась инструкция, поэтому я её купил.
- Правда здорово? – спросила Клаудия, и я согласилась.
В детстве я часто играла в такие игры с кузинами и подружками. Это обычно случалось в дождливые серые дни. В теплой и светлой комнате было уютно, мама приносила нам какао, а мы болтали и смеялись, попутно бросая кости и переставляя фишки.
- Сейчас мы закончим раунд, и ты сможешь присоединиться, - сообщил Джейсон.
Я не была слишком заинтересована в этой незамысловатой игре, то время, когда это было весело, ушло, но бросив взгляд на Дика, я согласилась.
- Только по-моему, всё же интересней переставлять фишки самостоятельно, а не при помощи магии, - заметила я, когда пришло мое время присоединиться, - какой интерес в том, чтобы просто кидать кубики, и фишки едут сами?
- А какая разница? – спросила Клаудия.
- Ну… так даже не сжульничать, - ответила я, и все засмеялись, начав в один голос кричать о том, какая же я хитрая, и что теперь они будут неотрывно следить за мной.
Позже мы пошли в Шоколадушку и я завела беседу о предстоящей конференции. Дик заинтересовался моим проектом, но как только я начала вдаваться в подробности, пытаясь объяснить всю гениальность того, что сделал Вейнс, Дик начал хмурить брови.
- Всё-таки, я не понимаю, неужели никто до Вейнса не мог такого сделать? – спрашивал он.
- Если и мог, то никому об этом не известно. Часто бывает, что секреты зельеварения держатся внутри семьи или между учителем и учеником, - объяснила я.
Но Дик не остался доволен таким объяснением. Он спрашивал, я отвечала, и стоило моему рассказу стать менее научно-популярным, как у него тут же появлялись вопросом. Я чувствовала себя неуютно с собеседником, который не просто не понимал того, чем я восторгалась, но пытался оспорить значимость предмета моего восхищения.
Но еще хуже стало, когда Дик попытался перевести тему на разговор о его дипломе. Оказалось, что я в его науке смыслю не больше, чем он в моей. И это неприятное ощущение не клеящейся беседы усилилось.
Впервые за всё наше знакомство с Диком, я была рада, когда он ушел.
