Глава 3. ПохороныНа надгробиях нужно писать не то, кем человек был, а кем он мог быть.
В. Шукшин
«Почему на душе холодно, когда так ярко светит солнце?
Почему так противно, когда делаешь праведное дело.
Почему говорим «Прощай», когда нужно: «До встречи»
Почему...?»
Так они и сидели: молча, каждый в своих мыслях. Стив обдумывал, как представить «мертвую» Машу в их круг. Другой мысли, кроме как выдать ее за кого-то другого, не было. Мало ли откуда он ее взял? Директор не будет задавать лишних вопросов. Он полностью доверяет Стиву. Тем более скоро осень, начало учебного года и в Школу Жизни нужны ученики. Проблема заключается в следующем: о том, кто такая Маша Воронина, и как она выглядит, знают четыре человека: он сам, его напарник и два паренька, что приходили ее убить. В принципе бояться нечего, но подстраховаться можно: отправить этих двоих за границу «на стажировку». Насчет себя и Криса, его напарника, он не боялся. Хотя Крис один раз уже сдал его…
Был еще, конечно, вариант привести именно Машу Воронину. Это значительно бы все облегчало. Тогда не нужно было бы обыгрывать фокус со смертью Маши. Но Директор мог бы заподозрить что-то. Все-таки Света была ее близкой подругой, и… и мало ли что! Он не мог придумать что именно, но за годы работы с Директором он понял одну важную мелочь: Директор слишком яро верил во всякие случайности. И такое совпадение могло вызвать у него подозрение.
Тогда решено: Маша Воронина должна умереть, а значит, все должно пройти традиционно: похороны и т.д.
— А скоро твои родители вернутся? — его вопрос громом отразился от стен в возникшей тишине.
— Вечером, — ответила Маша, а сама мысленно ужаснулась: она совсем забыла о них!
Как она будет им объяснять все происходящее? Как она скажет им, что собралась уезжать? Как сообщит о решении стать убийцей? Сейчас все казалось каким-то нереальным, неправильным. Захотелось проснуться, или убежать от всех этих проблем. Просто забыть!
Но нет.
Перед ней сидел высокий светловолосый юноша — живое напоминание о случившемся. Она невольно разглядывала его в тон своих мыслей: заостренные скулы и какие-то аристократичные черты лица: тонкий «правильный» нос, четкий разрез светло-зеленых глаз. Он мотнул головой, и ей показалось, что глаза блеснули стальным оттенком. Маша не видела его рук, но от чего-то ей казалось, что они должны быть холенными с ухоженными тонкими пальцами. Он создавал впечатление какого-то дворянина из прошлого, даже одежда немного странная: вместо джинсов — брюки и черная рубашка с небольшими серебряными узорами вдоль ряда пуговиц. «Интеллигенция вечно жива» — почему-то подумалось Маше, и мысленно она хихикнула. Она должна была признать, что сидящий перед ней юноша был красив, но все его красоту напрочь перечеркивало всего одно слово «убийца».
Бледная кожа и черная одежда — он был похож на порочного ангела, который явился в наказание за ее грехи.
— Они должны думать, что ты мертва, твои родители.
— Что?
— Весь мир, включая твоих родителей, должен поверить в твою смерть, — задумчиво пояснил Стив.
— Это бред! Это… — она не могла найти правильных слов, чтобы убедить его, частично потому, что было согласна с ним. Но как же… родители… они не переживут ее смерти! Она не может так с ними поступить. И у обмана есть границы.
— Все очень просто. Нужна настойка Боцмана и твой точный вес, чтобы сделать подсчеты, — Стив как будто размышлял вслух. — Еще потребуется подкупить врача, который будет делать осмотр…
— Стив, подожди! Я не могу так обмануть родителей.
— О, мой план тебе не по душе? Жду встречных предложений!
— А зачем вообще так афишировать мою… смерть, — она не смогла сдержать дрожи при этих словах.
— Я тебе уже объяснил: пока они не удостоверяться, что ты мертва, от тебя не отстанут.
— Но я думала, раз уж я буду одной вас…
— Позволю себе напомнить, что пока ты еще не член команды.
— Но хотя бы родителям я могу сказать правду? Я, правда, пока еще не знаю, как…
— Чем больше людей в курсе плана, тем больше шансов у плана не осуществиться. Но я подумаю об этом.
Маша выглядела испугано растерянной. Стив задумался: а может родители смогут помочь? Только нужно будет объяснять, для чего приходиться разыгрывать смерть их дочери. А вот это уже проблема.
***
— Дорогая, ты готова? — мужчина приоткрыл дверь спальни, заглядывая внутрь.
Перед открытым окном, спиной к нему стояла женщина в черном платье. Порыв ветра резко захлопнул дверь за вошедшим мужчиной. Женщина, вскрикнув, обернулась. Ее каштановые волосы веером рассыпались за ее спиной. Она выглядела молодой и одновременно постаревшей. Безупречный туалет резко контрастировал с бежавшими по щекам ручейками слез. Изящно смахнув хрустальные капельки, она подошла к мужу и обняла его. Тот в ответ крепко прижал ее к себе.
— Поверить не могу, что мы это делаем — в мягком женском голосе слышались слезы отчаяния.
— И я. Но мы должны, ведь она попросила нас…
***
Утро 13 августа выдалось необычайно холодным: с ночи стоял туман, небо затянули огромные серые тучи — вот-вот обещал хлынуть ливень. Небольшая процессия людей направлялась к старому кладбищу…
Одинокий пожелтевший листок сорвался с почерневшего дуба. Порыв ветра закружил его в странном танце, потом резко отбросил вверх и отпустил, и листок медленно опал на землю, как раз на высохшую траву между двумя еще не зарытыми могилами. Но через мгновенье сильный ветер вновь подхватил его, унося вдаль мимо мрачной толпы людей, которые, кутаясь в теплые плащи и куртки, печально вслушивались в тихую речь местного священника, заглушенную свирепыми завываниями ветра да редкими всхлипами женщин. Впереди всех стояли, обнявшись, две несчастные матери, понесшие утрату. Обе одинаково бледные они превосходно исполняли каждая свою роль: первая, Алевтина Петровна — роль матери, потерявшей дочь, вторая, Светкина приёмная мать — роль матери, сожалевшей о смерти дочери. В двух шагах от них стояли их супруги. Серьезность вперемешку с отрешенностью исказила лица мужчин. Машин отец держал за руку Верочку, которая мало что понимала из происходящего вокруг. А вокруг столпились родственники, знакомые, соседи. Все одинаково участливо смотрели на два миниатюрных гроба, обитых алым бархатом. Атмосферу, витавшую среди них, можно было назвать одним словом: безысходность, причину которой объясняет другое, не менее страшное слово: похороны…
— Мы собрались здесь — вещал между тем святой отец, — дабы отпустить с миром двух дочерей Божьих, Светлану и Марию…
Каждое слово эхом отдавалось в голове каждого из присутствующих, навеки оседая в их памяти. Алевтина Петровна с ужасом слушала речь священника, ее взгляд был прикован к смертельно-бледному лицу дочери. Крышки гробов были еще не заколочены, и ей на секунду показалось, что веки Маши дрогнули. «Все верно, — успокаивала себя несчастная мать, — ведь она всего лишь спит!». А может это просто ветер? Но ведь тот странный юноша обещал, что все будет хорошо, что Маша останется жива. Что «волшебный» напиток, который она выпьет, только усыпит ее.
«— Вашей дочери грозит смертельная опасность, — Стив говорил не сильно громко и не тихо, рассчитав и тембр голоса, и интонацию, чтобы оставить нужное впечатление, — ее хотят убить.
Он видел, как изменилось лицо Машиной матери: от неопределенного к неверующе испуганному.
— Но выход есть. Нужно провести фальшивые похороны».
Алевтина Петровна повернула голову — да, он пришел. Одинокий юноша, весь в черном, как и она, стоял возле разрытой могилы, и смотрел вниз. Единственное, что отличало его от всех присутствующих — это отсутствие верхней одежды. Даром что лето — все были одеты тепло, да и она поверх платья накинула вязаную кофту. Только он, засунув руки в карманы брюк, с невозмутимым лицом разглядывая все вокруг, был в одной рубашке. Во все той же черной рубашке, в которой он был, сообщая им страшную новость.
«Стив потеснился, уступая место доктору. Тот с величественным видом прошествовал к лежащей на полу девушке. Два милиционера скучающе ждали его заключение о причине смерти. Пока доктор возился, проверяя и не находя пульс, Стив оглянулся на Алевтину Петровну, та рыдала в объятиях мужа.
— На лицо все симптомы отравления мышьяком. …. Но для пущей надежности я еще проведу некоторые исследования. Вот только где она могла достать мышьяк?
— Мы храним его на балконе, — вмешался Машин отец. — Одно время на даче завелись мыши, и мы купили отраву.
— Да-да, в предсмертной записке было указано это, — скучающе согласился один из милиционеров».
Ее передернуло от воспоминаний, но она сдержала себя — она ведь согласилась на эту авантюру, значит, должна играть свою роль до конца. Должна нервничать, плакать, а ведь она боится! Боится, что все пойдет не так, как надо, что — не дай Бог! — Маша задохнется, когда гроб заколотят. Алевтина Петровна еще раз мельком глянула на Стива, интересно, ему страшно? По его лицу сложно было что-то понять, на нем застыла маска отрешенности. Машина мама ни за что не догадалась бы, о чем он думает. А Стив тем временем внимательно оглядывался по сторонам, отмечая, что никакого сторожа или смотрителя на кладбище не было — это было хорошей новостью, на глаз прикидывал глубину Машиной будущей могилы, а еще он просто наслаждался игрой Светкиной глубоко расстроенной «матери» — она была просто великолепна. Да, в ней гибнул талант великой актрисы. Естественный всхлип как раз в нужный момент, все движения — неуверенные, как будто какой-то жизненный удар выбил ее из колеи, даже бледность и потекший макияж были «в тему», дополняя ее образ, хотя Стив не сомневался бледность — результат хорошего грима. Он перевел взгляд на Машину маму, та по-своему тоже была хороша, но больше напугана, чем расстроена. Он заметил, что она рассматривала его, но виду не подал.
«— Хорошо, давайте, покойницу — в морг, — доктор собирался уже уходить, — а у меня еще другие клиенты.
— Нет! — вскричала Алевтина Петровна, и Стив мысленно поставил ей 12 балов за актерское мастерство. — Я не позволю свою девочку забрать в это ужасное место!
— Успокойтесь, гражданочка. Не хотите — не будем. Подпись поставьте, и оставим вам вашу девочку.
Машкин папа расписался на нужных документах.
— Смерть в результате самоубийства (отравление ядом), — проговаривая вслух, записывал один из милиционеров. — Предсмертная записка в наличии, подчерк… опознан? — он поднял голову, Машин отец кивнул, — опознан, так-так… Ну. Тогда я закрываю дело. Думаю, обойдемся без вскрытия. Все, до свидания, мои соболезнования.
Они ушли, доктор задержался на минуту, глянув на Стива, тот вышел с ним в коридор. Вернувшись, застал всех на своих прежних местах. Ждали. Минута, две, три… внезапно девушка на полу зашевелилась. На этот раз «пробуждение» длилось несколько дольше. Но вот Маша уже поднялась, закашлялась, потом выпрямилась, глянув на маму. Та стояла пораженная, на щеках — мокрые дорожки от слез. Это заставило Машу отвести взгляд, она посмотрела на Стива.
— Ну что? — голос был все еще хриплым.
Тот удовлетворенно кивнул.
— Теперь ты официально мертва».
Алевтина Петровна посмотрела на две ямы в земле, одной из которых было суждено пустовать, другой же — стать опочивальней совсем юной девушки. И стало как-то неуютно. Она живо представила себе две мраморные плиты, сверкающие на солнце, а на бесчувственном камне надпись, от которой сжимается сердце: «Любим. Скорбим. Помним». А еще стало неудобно перед Светиными родителями, у них ведь трагедия! Это она здесь корчит из себя несчастную. А им каково? Откуда ж было знать бедной женщине, что все это — игра! Фарс! Что этого дня чета Коренчук ждала, как избавления. Что слезы на лице матери — слезы радости, что серьезность отца — не что иное, как скука. Всего лишь игра.
Когда заколотили гробы, что-то больно кольнуло под сердцем Алевтины Петровны, да так и не отпустило. Все, назад пути нет. Теперь осталось надеяться на Бога и на чудо-зелье, которое не даст ее дочери задохнуться под землей. Главное, чтобы она не проснулась раньше времени! Потом пришел черед каждому бросить горстку земли. Первыми это делали родители умерших. Рука женщины дрогнула, и влажная земля комочками посыпалась на ее туфли, но она не обратила на это внимания. Просто взяла еще одну горстку, закрыла глаза и бросила, глухой удар засвидетельствовал о том, что она достигла цели.
— И да упокоятся они с миром. Ибо помним, что они сейчас рядом с сотворителем ихним… — священник закончил, но его слушали единицы.
Церемония закончилась, и все начали потихоньку расходиться, на прощание обнимая Алевтину Петровну и маму Светы и пожимая руки их супругам. Некоторые шептали слова соболезнования.
Скоро на кладбище остались одни они. Машина мама в последний раз глянула на могилу дочери и потянула мужа в сторону выхода, скоро они тоже скрылись из вида.
Лицо второй женщины тут же переменилось. Выражение безвыходности сменилось скукой. Доставая косметичку, она произнесла:
— Ну, Толик, свою роль мы сыграли.
Мужчина кивнул
— Даже жалко Светланку, я за это время как-то к ней привязался.
— Угу, я тоже, — поддакнула женщина, поправляя макияж: от слез тушь поплыла, да и губы высохли на ветру.
Закончив, она произнесла:
— Пошли. Надо подумать, куда бы уехать отсюда, а то каждый день слушать сопливые соболезнования я не намерена.
— Вы готовы ехать во Францию, мадам? — галантно спросил мужчина, подавая ей руку.
Она улыбнулась: ну конечно, он не забыл, что она обожала Париж. И сейчас в свои тридцать шесть она выглядела младше лет на десять. Черный траурный цвет только украшал ее. Она была действительно счастлива.
***
Все время после похорон прошло в спорах: Алевтина Петровна хотела присутствовать при раскопке Машиной могилы. Но Стив был непреклонен.
— Вам там делать нечего. Извините, но это моя, и только моя, забота.
— Это моя дочь!
— Понимаю. Но вы должны знать: то, что мы собрались делать нелегально и попросту жутко.
— Мне все равно.
— Хорошо. Если я скажу вам, что вы там будете мешать? Вы же не хотите все испортить.
— Я хочу увидеть ее, когда она очнется! — настаивала женщина
— Произойдет это не сразу — слишком долго она пробыла в состоянии клинической смерти.
Алевтина Петровна сразу насторожилась:
— Это может быть опасным? Она может вообще не очнуться?
— Да. Но процент таких случаев очень маленький, так что волноваться не стоит.
Это не убедило волнующуюся мать, но немного успокоило.
— Хорошо. Я останусь.
— Вам, — Стив повернулся к Машиному отцу, — лучше тоже подождать здесь.
Тот хотел было сначала возразить, но потом кивнул. Он должен остаться с женой.
Время тянулось очень медленно. Алевтина Петровна прилегла отдохнуть, но так и не смогла заснуть. Стив то и дело отлучался, звонил куда-то, потом ушел и вернулся только к обеду, но не один. С ним пришел его напарник, тот самый юноша — Светкин убийца. Но Машины родители понятия не имели, кто это, соответственно, отнеслись к нему, как к гостю.
К четырем часам все расселись за столом обсудить план действий.
— Начинать будем в шесть, — заговорил Стив. — до десяти еще будет светло. Думаю, за это время успеем. Маша должна проснуться ближе к одиннадцати. То есть мы довезем ее сюда, и здесь она уже оклемается. Вот весь план. Возражения?
Все молчали.
— Отлично.
Когда они подходили к кладбищу, было без пятнадцати шесть. С утра погода немного притихла, но сильный ветер продолжал свободно гулять среди могил. На кладбище в это время было жутковато.
— Время вскрывать чьи-то могилы, да, Стив?
— Неужели тебе страшно? — поддел его Стив.
Крис промолчал. В руках оба держали по лопате.
Они довольно быстро нашли нужную могилу, и приступили к работе. До этого в их практике встречалось многое: от убийства до похищения, но могилу раскапывали они впервые. И это оказалось тяжело. Пот катил с них в три ручья. Через полчаса оба не сговариваясь отошли отдохнуть. Крис стянул с себя теплый свитер, в котором пришел, Стив был во все той же рубашке.
— Блин, друг! — Крис кинул свитер на землю возле могилы. — Вот это работенку ты мне подкинул.
Стив усмехнулся, немного устало нужно сказать. Посмотрел на проделанную работу, и чертыхнулся: казалось, они продвинулись всего на метр-пол. А время поджимало.
— Знаешь, — продолжал его напарник, — а я думал, что тяжелее, чем убивать, нет работы. Но нет. Там выпьешь немного, приведешь нервы в порядок и все путем. У меня уже руки болят.
— Нытик! Физическая работа — вот что тебе, разжиревшему на халявных харчах, нужно. Так что отдых закончен.
Еще два часа они проработали без перерыва. И вроде бы продвинулись прилично. Навыки приходят с опытом, что ни говори. Земля все еще была влажной, что значительно упрощало раскопки. Еще через полчаса лопаты стукнулись обо что-то твердое.
— Да! — Крис победно подбросил кулак в воздух, и посмотрел наверх. Они стояли в глубокой яме, и выбраться из нее было несколько проблематичным, но возможным. Но вытащить из нее еще и гроб — нереальным.
— Стив?
— Угу?
— Как ты собрался вытаскивать гроб?
— А я и не буду вытаскивать гроб. Только девчонку. Ну, помоги мне.
— Логично.
Он достал из кармана нож и попытался вскрыть крышку гроба. Через пять минут это ему удалось. Сняв крышку, они обнаружили смертельно-бледную девушку в гробу. Она лежал в той же позе, в которой ее положили. Ничего не свидетельствовало об ее пробуждении и попытках выбраться. Соответственно, настойка еще действовала. Стив аккуратно взял Машу на руки.
— Давай, ты выбирайся, потом я подам тебе ее.
Крис послушно возложил крышку на место. Встал на нее и стал выбираться из могилы. Они устанавливали колышки-ступеньки на каждом полуметре высоты. Ступая по ним, скоро Крис уже был на поверхности. Кинув свою лопату куда-то в сторону свитера, он спустился на одну «ступеньку» вниз и нагнулся за девушкой. Стив в свою очередь поднялся на одну вверх, пытаясь удержать на руках Машу. Вскоре им удалось вытянуть Машу и выбраться самим. Оба парня упали на землю, пытаясь отдышаться и прийти в себя.
— В этой жизни нужно успеть попробовать все. Кто из Великих это сказал?
— Не знаю, — беззаботно ответил Стив, — но сегодня мы явно продвинулись на один пункт в этом задании.
Следующим шагом было закапывание могилы. И если на первый взгляд это казалось пустяком после проделанной работы, то на самом деле было вовсе не так. Если и не более утомительно.
Когда все было закончено, Стив в последний раз оглянулся на уже пустую могилу, и отметил, что доволен проделанной работой.
— Знаешь, Стив, — заговорил Крис, когда они уже подходили к машине, — меня интересует, что же, блин, эта девчонка для тебя значит, если ты так стараешься ее отмазать.
— Не знаю, — честно ответил Стив.
Они аккуратно положили Машу на заднее сиденье, та по-прежнему не подавала никаких признаков жизни. Но это не сильно беспокоило Стива — еще не время. Садясь за руль, он отметил, что у стоящей рядом машины зажглись фары, это насторожило его. Он заглушил мотор и стал ждать, пока автомобиль не уедет. Видимо, его хозяин смекнул в чем дело, потому что вскоре машина тронулась и через мгновенье скрылась из виду.
— Странно, — протянул Крис.
— Номера запомнил?
— 1833НИ, Жигули тройка.
— Отлично. Поехали.
Им открыла дверь Алевтина Петровна. Бледная с опухшими глазами она радостно улыбнулась при виде Маши на руках у Стива.
— Слава Богу, проходите!
Она засуетилась, пропуская парней внутрь. Указала куда положить Машу: давно уже была готова кушетка, укрытая пледом. Потом провела всех на кухню, сделала чай. Она молчала, но в ее взгляде ясно читался вопрос: когда? Стив глянул на часы, висящие на стене: без пятнадцати десять.
— Маша должна проснуться к одиннадцати. Еще рано.
Но она не очнулась в одиннадцать, как и в двенадцать. Алевтина Петровна была в отчаянии. Предательские слезы выступили на ее лице. Все сидели вокруг Маши, каждый в своих мыслях. Отец не отводил от дочери взгляда, видимо, ожидая чуда, Стив и Крис задумчиво застыли на своих местах. Лишь мама беспокойно дергалась, не в силах усидеть на своем месте. То и дело она спрашивала у Стива:
— Почему она не просыпается?
Но он не мог ответить. Оставалось только ждать.
Час ночи. Никто не спал, никто даже не сдвинулся со своего места. Крис потянул Стива в коридор, они вышли.
— Стив, я не знаю, какого черта она еще не очнулась, но мне пора идти.
— Да, да, конечно. Спасибо, друг. Ты очень помог мне сегодня. Без тебя я бы не справился.
— Ну, мы же напарники, — Крис подмигнул ему.
Тут послышался сдавленный крик Алевтины Петровны.
— Очнулась?
— Видимо, но тебе все равно лучше уйти. Ты ведь знаешь, как она относиться к тебе.
Стив поспешил вернуться в соседнюю комнату. На кушетке сидела Маша и держалась за горло. Рядом с ней сидели испуганные родители. Юноша подошел к ним, пристально наблюдая за девушкой. Та хватала ртом воздух.
— Все хорошо, попытайся сделать вздох носом, — наставлял ее Стив.
Маша последовала его совету, но тут же закашляла сухим хриплым кашлем.
— Нужен теплый чай, — скомандовал Стив.
Машина мама метнулась на кухню. Буквально через секунду вернулась держа в руках чашку с горячим напитком. Бережно протянула ее дочери. Та сделала глоток, опять закашлялась. Теплый чай согревал горло, но дышать было еще больно.
— Не… могу… дышать, — хотела сказать она, но получилось еле слышно прошептать.
— Тихо-тихо, дочка. Пей чай. Все хорошо. Теперь все будет хорошо.
— Ну как? — спросил Стив через пару минут.
Маша кивнула. Дыхание приходило в норму, румянец возвращался на ее лицо.
— Знаете, — она говорила не очень слышно, но в создавшейся тишине все ясно слышали каждое ее слово. — Мне снился сон все это время. Я… летала, там небо было, и я летала среди… облаков. Так здорово. Свобода. Я… не хотела просыпаться, было так хорошо, спокойно.
— Да, это еще одно свойство настойки Боцмана, — ответил Стив.
— Так спокойно…
Внезапно Маша качнулась и упала на кушетку. Чашка со звоном ударилась о пол и покатилась по ковру, расплескивая оставшийся чай.
— Маша! — Алевтина Петровна подскочила к дочери, но Стив остановил ее.
— Она всего лишь спит. Посмотрите.
Девушка улыбалась во сне, ее грудь медленно поднималась и опускалась в такт дыханию.
— Надо же, она еще не выспалась! Хотя Машка всегда была соней, — Машин отец поднял дочь на руки, намереваясь отнести в ее комнату.
— Господи, неужели этот день закончился. — Алевтина Петровна устало опустилась на стул.
— Вам нужно отдохнуть. Идите спать.
— А ты, сынок?
— Я прилягу здесь, на кушетке. Не беспокойтесь, теперь с вашей дочерью все будет хорошо.
Женщина ушла в спальню, а Стив уселся в кресло. Спать не хотелось, нужно было обдумать дальнейшие действия. Он устало потер виски. Ничего путного в голову не приходило. Он не понимал почему, но ясно чувствовал, что это все неправильно. Он не должен портить жизнь шестнадцатилетней девчонке. Но отступать было поздно. Он хотел винить Свету, мол, это она впутала подругу во все это. Да только это его вина. Нужно было убить. Все просто: она свидетель, значит, должна умереть. А он… спас ее? Нет, он только усложнил жизнь всем, и себе самому в том числе. Если Директор прознает, кто она на самом деле…
Ладно, об этом он подумает завтра, а, может, послезавтра… или в следующей жизни, но не сейчас.