Глава 4 Шло время. Семья жила спокойно, без всяких чудес и особых странностей. Дурсль преуспевал (хоть и проводил на работе слишком много времени - объёмы производства вдруг резко возросли). Петунья слыла образцовой хозяйкой. Среди соседей никому бы даже в голову не пришло усомниться в их исключительной добропорядочности. Это было время благоденствия. Мелкие проблемы Петунья решала с лёгкостью.
Марджори посещала Дурслей крайне редко.
- У тебя слишком шумно, Вернон! – заявляла она обычно по телефону.
На самом деле, в доме шумели только её собачки, поскольку Дадли собак побаивался и прятался от них в шкаф, а Гарри дразнил любимцев Мардж тихо, исподтишка. Он дёргал толстунов за хвосты, а затем ловко уворачивался от них, бегая по всему дому. Стоит ли говорить, что Мардж в душе затаила к маленькому Поттеру несколько претензий. Заметьте, миссис Дурсль такое положение вполне устраивало.
У Гарри обнаружилась аллергия на апельсины и шоколад. С апельсинами было просто: Дадли их терпеть не мог с тех пор, как соседка миссис Фигг случайно угостила его слишком кислым фруктом. Апельсинам в семье объявили войну. С шоколадом пришлось повозиться. Сначала Петунья придумала посыпать шоколадки, предназначенные племяннику красным перцем, но Гарри случайно подсмотрел, как она это делает, и быстро сообразил мыть лакомые плитки под краном, прежде чем съесть. Тёте пришлось проявить характер, и Поттер вместо шоколада теперь всегда получал лимонные дольки.
Ещё Гарри ненавидел фотографироваться. Петунья как-то пригласила фотографа, чтобы сделать семейный портрет – так племянник свалился в обморок, как только включилась фотовспышка. На фото рядом с сияющими Дурслями остались только его сандалии. С тех пор Поттер бегал от фотоаппаратов как чёрт от ладана.
А ещё его странным образом невозможно было взять с собой в магазин. Дурсли предпочитали особо не анализировать, как это так получалось – поначалу им не удалось купить коляску с двумя сиденьями, потом племянник просто прятался в доме, когда Петунья собиралась за покупками. Так что по магазинам ходил Вернон. Либо он же сидел с Гарри дома или в машине, пока Петунья с Дадликом выбирала товары и продукты. Церковь миссис Дурсль тоже посещала только с Дадли. Но это уже случалось исключительно по инициативе самой Петуньи. Никто не возражал: Вернон (так же как и Мардж) считал себя воинствующим атеистом.
Особенно много проблем создавала необходимость приобретать Гарри одежду. Дадличку Петунья одевала с иголочки: костюмчики на выход, голубенькие кофточки, белоснежные рубашечки, галстучки, жабо (о, Дадли в кружевах – просто ангел!)... Гарри в подобное влезать отказался наотрез. Передарив кучу элегантной детской одежды соседям, Петунья вспылила и вывалила на племянника ворох старой одежды брата.
- Выбирай что хочешь, - заявила она вредному Поттеру.
Гарри отложил себе кучку удобных вещиц – в основном трикотажных и свободных. Он облачился в старые шорты, которые смотрелись на нём совсем как бриджи, и балахончик с капюшоном - бывший ранее сиреневым, а теперь ставший просто серым - с надписью «ЧЕМПИОН». Петунья поджала губы, демонстрируя всё, что она думает о вкусе сына своей сестрицы. И посчитала вопрос с одеждой практически решённым.
- Попросишь купить фрак к выпускному – пеняй на себя! - непонятно выразилась она.
Хотя, может быть, вкус Гарри и не был таким уж плохим. Когда, например, Петунья попыталась надеть на него замечательный, очень удобный, коричнево-оранжевый свитер Дадли (подаренный тому любящей тётей Мардж – «к сожалению, он совсем не к лицу Дадличке!»), тот уменьшился прямо на глазах изумлённой публики и просто не налез на племянника. Вернон показался Петунье слишком озадаченным этим событием, и она поспешила выбросить свитер, объявив, что он «сел после стирки».
Когда детям исполнилось три года, Петунья стала выводить их на детскую площадку в ближайшем парке. Оба ребёнка повели себя не так, как ожидалось. Гарри бледнел, серел и не передвигался вдали от дома иначе, чем накрепко вцепившись в тётину юбку (в прямом смысле – какой позор!). Когда тётя насильно попыталась притащить его в песочницу, он так задрожал, что она испугалась, как бы племянник не потерял сознание у всех на глазах. Ну, не хочет ребёнок играть – хорошо. Петунья усадила его рядом с собой на скамейке и для надёжности укрыла своей кофтой. Она сидела в обнимку с Гарри и натужно улыбалась многочисленным мамашам и нянечкам, пытаясь делать вид, что всё идёт как надо. Дадли пришлось одному осваивать качели и горки. Здесь он сразу же стал устанавливать свои порядки. И устанавливая эти свои порядки, поначалу просто принялся мутузить всех детей без разбора. Поднялся ропот. Дадли даже наказали тогда впервые: вместо трёх мороженых купили только одно. Дома маленький деспот долго рыдал в знак протеста. А Гарри, донельзя довольный, что испытание улицей закончилось, нашёптывал братцу на ушко, что тому стоит скрывать свои бандитские наклонности. Хотя бы от окружающих взрослых.
На следующий день совершенно зелёный Гарри опять сидел в обнимку с тётушкой на своей скамейке, а Дадли "строил" соседских детей, используя только свой командный голос. Дети "построились" довольно быстро, Вернон бы наверняка гордился сыном…
А племянника Петунья повезла к детскому психотерапевту. Специалист попался компетентный. Он успокоил взволнованную родственницу.
- Мальчик робкий. Это обычные детские страхи – скорее всего, его в младенчестве напугала собака.
Петунья не стала вдаваться в подробности насчёт этой «собаки», в любом случае, произошедшее с Гарри три года назад трудно было бы объяснить. Она просто решила положиться на опыт профессионала. И не прогадала. Через полгода Гарри уже копался в песочнице, исподлобья посматривая, как Дадли раскатывает по площадке на своём новеньком велосипеде или распоряжается разновозрастной малышнёй. Единственно, так и не удалось добиться, чтобы Гарри в этой песочнице улыбался. Врач порекомендовал семье Дурсль поменьше пока общественных сборищ, а лучше бы отвезти детей куда-нибудь на закрытый курорт, где небольшая группа детей резвилась бы под присмотром специально обученных воспитателей.
И в сентябре Дурсли вместе с Гарри отправились за границу - в Тайланд. Первое путешествие за много лет. Оно было восхитительным. Даже Вернон был согласен в этом с Петуньей, хоть он и тосковал порядком по своим дрелям. Миссис Дурсль потом долго ещё рассказывала соседкам, заходящим с визитами, о шикарных ваннах, которые она принимала, о божественном массаже и прочих курортных радостях, тонко намекая в конце, что самым чудесным сюрпризом оказался Вернон, в отсутствии любимых электрических приборов весь свой пыл направивший на супругу. Благо, дети на весь день сдавались скромным, но обладающим железными нервами тайским воспитательницам.
По возвращении семьи в Англию, доктор рекомендовал провести последний тест, который должен был показать, насколько действенным оказалось лечение. Он потребовал отвести Гарри в цирк.
И в ближайшее воскресенье парадно разодетые Дурсли и в меру прилично одетый Гарри отправились в Лондон. Стыдно признаться, Петунья никогда не была в цирке: она всегда считала его искусством для плебеев. Поэтому она была ошеломлена, так же как и Гарри, правда, причины у них были разными. Петунью приводили в ужас клоуны в огромных цветастых штанах, пытающиеся усадить детей к себе на колени, радушно хлопающие всех подряд по плечам (тётушка взвизгнула, когда с ней проделали то же самое), и зазывавшие публику. Гарри же был в шоке от самой публики (и в частности – от её количества), он был бледен и тихонечко дрожал, вцепившись в рукав брата. Вернон радовался как ребёнок, угощал семью сладкой ватой и с восторгом рассказывал Дадли о слонах, которые должны были выступать во втором отделении. Он с чувством вдыхал запах опилок и в душе его роились самые приятные воспоминания о тех славных днях, когда дядя водил их с Мардж в шапито. О том, как они тайком пронесли однажды на представление хлопушку, чтобы взорвать её в момент, когда дрессировщик засунет голову в пасть льву и посмотреть, откусит ли лев эту голову. Жаль, что дядюшка Вилли был всегда начеку и не вовремя поймал их за руку (в прямом и переносном смысле)…
У Дурслей были самые дорогие места, во втором ряду. Гарри посадили между тётей и братом, и он тут же сжался в комок в своём кресле. Дадли же пыхтел от нетерпения и махал лентами на палочке, рискуя заехать в глаз кому-нибудь из соседей. Наконец, верхний свет погас, засверкали цветные прожектора и грянула музыка. Представление началось с кордебалета. От девиц в блёстках и перьях, машущих на зрителей ногами, Гарри совсем поплохело. Потом выступали клоуны. Дадли так хохотал над их глупейшими шутками, что, в конце концов, просто сполз под сиденье, чем сумел отвлечь Гарри от неприятных ощущений. Гарри, видимо, не дорос ещё до плоского юмора, он всё время с недоумением таращился на брата. До тех пор, пока не произошло настоящее чудо.
На манеж вышли воздушные акробаты. Два артиста и хрупкая на вид девушка в трико сели на перекладины и вдруг – взмыли в воздух, переливаясь в ярких лучах прожектора. Гарри в изумлении и чистом восторге распахнул глаза и вскочил со своего места, устремляясь взглядом за летящими фигурками. Гимнасты невесомо раскачивались, кувыркались и танцевали в воздухе под куполом, а малыш, раскрыв рот, наблюдал за ними в совершенном экстазе.
Всё, что происходило на манеже после этого, пролетело мимо его сознания. Он не замечал кривляющихся обезьянок, жонглёрских факелов, не слышал дружного смеха вокруг, не обратил внимания даже на слонов, стоящих на задних ногах и кидающих друг другу мяч. Всё время представления, всю дорогу до дома, да и всю следующую ночь в душе у Гарри летали и кувыркались маленькие воздушные гимнасты. Впрочем, со стороны его восторг выглядел неплохо – тётя, Дадли и даже доктор восприняли всё как полное выздоровление. Один Вернон испытывал некоторые смутные сомнения насчёт столь внезапной перемены в племяннике…
