Глава 1 Больше всего на свете Вернон Дурсль ненавидел экстрасенсов. Равно как и гадалок, колдунов и всяких других «спиритуитов», как он их называл. Он терпеть не мог фантастику и вообще любые фантазии, предпочитая им железные факты. Ещё в колледже друзья уважительно называли его «Реальный Верн». Услышав, что кто-то говорит, например, о сборище любителей «потустороннего», Вернон мог войти в раж и, с яростью обличая «никчемных шарлатанов», случайно нанести вред и невинному, в сущности, сплетнику. Уже ко второму его курсу слово «магия» стало негласным табу на факультете. Вряд ли это было хоть кому-либо в тягость, поскольку молодые люди, изучающие бизнес и производство, признавали только магию цифр. А ещё лучше – больших цифр. И желательно в денежном эквиваленте.
У Дурсля была мечта. Большая красивая мечта, родившаяся в тот памятный счастливый день, когда дядя Вилли показал маленькому Верни привезённую из Германии умопомрачительную, шикарную Вещь с труднопроизносимым названием электроперфоратор. С тех пор мальчику стали сниться сверкающие, новенькие, зверски рычащие инструменты, обступающие его со всех сторон. Это были светлые сны, наполняющие юную душу неизъяснимым блаженством. Тяга эта не прошла в школе и в подростковом возрасте. А возмужав, он и вовсе стал замечать за собой тайные страсти при взгляде на то, как очередная дрель в его руках уверенно проделывала очередную дырку в чём-нибудь уже не важном для истории.
Судьба всегда была благосклонна к Вернону. Закончив колледж, он поступил на службу в престижную фирму, где сделал головокружительную карьеру благодаря своим лидерским качествам. Возможно, некоторую роль сыграла также женитьба на дочери главного управляющего Эванса, высокой, стройной и вообще безупречной Петунье. Как бы то ни было, через год после медового месяца, сложив деньги, ссуженные тестем, наследство от бедного любимого дяди Вилли и собственные сбережения, Вернон Дурсль открыл своё производство. Он начал создавать Дрели! И дрели стали понемногу его обогащать. Дурсли купили уютный дом в тихом зелёном пригороде, хорошую машину и зажили на зависть соседям.
Словом, что и говорить, этот великолепный во всех отношениях – хотя и несколько полноватый – мужчина был просто баловнем Судьбы. Но та же самая Судьба не была бы названа некоторыми мудрецами злодейкой, если бы всё-таки не подкинула Вернону большую жирную свинью.
В то свежее сентябрьское утро, когда счастливый муж и предприниматель пил за газетой свой любимый приторно-сладкий кофе, в кухню, шурша занавеской, залетела несуразная пёстрая птица и сбросила на стол большую открытку с яркими движущимися картинками. Вернон сказал птице «брысь!» и вытолкал её в окно, ловко орудуя газетой. Мельком взглянув на послание и отметив про себя «до чего же дошла печатная индустрия», мужчина внезапно заметил насколько Петунья, занятая до этого печеньем, переменилась в лице.
- Вернон! Ты только не волнуйся, Вернон! Это… - и она замерла, прикрыв узкой ладонью рот.
- В чём дело, дорогая? – заботливо пробормотал тот, не подозревая какой удар ему придётся пережить с минуты на минуту.
- Это от Лильен…
- Открытка от твоей сестры? Интересно… - всё ещё добродушно пропел Дурсль, разворачивая пёстрый буклет.
Сначала он немного удивился – когда зелёные буквы с ветвящимися завитушками начали складываться в слова прямо у него на глазах:
«Дорогие Петунья и Вернон! Лили Эванс и Джеймс Поттер имеют честь пригласить вас на своё бракосочетание. Которое состоится 25 сентября в имении Поттеров, Годрикова Лощина, в 15.00».
Затем Дурсль слегка опешил, поскольку считал себя знатоком экономической географии, но название так и не всплывало в памяти. Поверх зелёных строчек стал медленно вырисовываться золотой купидончик с луком. Создание прицелилось и выстрелило прямо в Вернона. Тот крякнул, выронил открытку на стол и схватился за нос. Когда же купидончик извернулся и послал стрелу прямо в Петунью (она вздрогнула и в ужасе уставилась на мужа), Вернон побагровел и угрожающе зашипел:
- Эт-то… что за… шутки?!.
На послании, сверкая чернилами, добавились новые строчки:
«Что, попались? Это всего лишь маленькое заклинание, чтобы вы могли преодолеть защитный барьер! Никакого дресскода. Мы будем рады видеть вас у себя!».
В воздухе над письмом материализовался массивный кулон. Петунья всхлипнула. Кулон помедлил немного, и, звякнув в тишине, приземлился на желтоватую бумагу. Под ним образовалась надпись: «Портключ прилагается», и две затейливые подписи придали эпистолярному чуду полную завершённость.
- П-петунья… - наконец сумел выдавить из себя красный как помидор любитель перфораторов. – Петунь…я!!!
Это был самый настоящий, первый, грандиозный скандал в мирном семействе. С криками и обвинениями, битьём посуды и истерикой. Когда обе стороны порядком устали и притихли, Вернон понял, что надувательством здесь и не пахнет, поскольку так искусно врать не умеет никто, а Петунья, согласно брачному договору, получила справку о своем полном душевном здоровье (все Дурсли всегда с почтением относились к договорам).
Ближе к вечеру пара тихо сидела рядышком на диване в гостиной. И жена время от времени всхлипывала, вытирая покрасневший нос белоснежным платком.
Старательно придерживая руками голову, из которой так и норовила уползти ненавистная информация, Вернон пытался сжиться с новыми фактами своей биографии. Он оказался родственником молодой преуспевающей ведьмы, имеющей блестящий диплом Школы Магического Мастерства и умеющей делать из вредных мышей иголки, полезные в домашнем хозяйстве. На руках у Дурсля оказался ключ, способный мгновенно перенести его в мир недоступный большинству обывателей, и на следующем Вечере выпускников Вернон может смело обличать самого себя в шарлатанстве и возмутительных профанациях...
А Петунья мысленно взвешивала все «за» и «против», пытаясь решить для себя, говорить ли мужу о войне, которая захлестнула магический мир, и как ей спросить о том, поедут ли они на свадьбу. Муж сам разрешил её сомнения, заявив, наконец, с пламенной страстью в глазах, что пока не готов мириться с действительностью, грубо поправшей его этические нормы. Поэтому будет лучше, если их семья станет жить как прежде, будто никакого волшебства нет и в помине («Хотя бы в помине», - подумала Петунья). Вопрос о путешествии на свадьбу отпал сам собой.
Наутро, как обычно, Вернон выпил свой кофе и отправился на работу, радуясь, что солнце встало где положено и предметы падают строго вниз, даже не пытаясь зависнуть в воздухе. Петунья достала из бюро простую открытку с синими цветами и написала для Лили вежливый отказ с поздравлениями – всё как положено. Не то чтобы женщина очень любила свою сестру – она всегда ей завидовала, и это чувство не доставляло особой радости – просто Петунья всё всегда делала как положено. В конце письма, не удержавшись, она приписала, что, скорее всего, в ближайшем будущем Лили станет тётей. Петунья была уверена в своей беременности, но никому ещё о ней не сказала, даже Вернон был пока не в курсе. Ей не было известно, зачаровала ли сестра портключ ещё и для отправки писем, но обычно Лильен так и делала. Петунья втайне гордилась тем, что отправлять письма портключом у неё получалось каждый раз, не то, что у матери – той это давалось с большим трудом, несмотря на все успехи Лили в чарах. Значит дело в её, Петуньи, талантах!
Двадцать пятого, в два пятьдесят, молодая дама заперлась в ванной с письмом и кулоном. Положив серебряную вещицу перед собой на туалетный столик, она стала греть конверт межу ладоней. Подержав его так минут пять, осторожно положила на кулон и отошла в дальний угол. Несколько минут ожидания, тихий хлопок, и конверт исчез вместе с украшением. Петунья удовлетворённо вздохнула.
***
Новость о своём будущем отцовстве Вернон воспринял с полным восторгом. Он носился с Петуньей по врачам, покупал ей всё, что она захочет, по первому намёку и был просто на седьмом небе от счастья. В тот день, когда врач торжественно подтвердил беременность жены, Дурсль так воодушевился, что вызвонил Мардж с её собачками и устроил в доме большой праздник с шарами, шампанским, огромным тортом и хлопушками. Последние, по мнению Петуньи (она, конечно, этого не сказала), были лишними, потому что собачки всякий раз пугались и визжали, а у самой Петуньи сердце уходило в пятки. Всё нормализовалось, когда она потихоньку заткнула уши берушами.
Проблемы начались перед самыми родами. Врач сказал, что ребёнок крупный, а конституция роженицы (он так и выразился) не позволяет процессу пройти естественным путём.
Всё время операции Вернон находился в клинике. Он метался по комнате, в которую его привели две заботливые сиделки, рвал на себе волосы и пил валерьянку стаканами. Валерьянкой его снабжала Мардж - через посыльного, потому что в клинику её с собачками не пускали. Каждая клеточка его мозга разрывалась от плохих предчувствий, а перед глазами вставали самые страшные картины. Когда, наконец, в палату вошёл доктор и сказал, что мать и ребёнок чувствуют себя нормально, Вернон впервые в жизни заплакал. Ещё врач сообщил, что операция оказалась сложной, и пришлось пойти на крайние меры, чтобы спасти пациентку. К сожалению, Петунья больше не сможет иметь детей. Дурсль так мечтал иметь двоих ребятишек! Даже устроил в доме две детские спальни рядышком, чтобы было всё как у них с Мардж... Всё же, он рассудил, что, поскольку с младенцем и Петти всё в порядке, не стоит гневить небеса жалобами. И тут в палату принесли малыша – его Дадли! Он был такой ладный, упитанный, розовый, так деловито посапывал во сне! Просто настоящий Генрих Восьмой! Сиделкам так и не удалось выставить Вернона из комнаты; он всё сидел над сыном, уже не смахивая со щёк слёз радости, пока не привезли Петунью. Тогда он обнял, поздравил и успокоил жену и помчался покупать цветы.
Весь следующий год семья Дурслей купалась в своём счастье. Хоть Дадли и оказался настоящим маленьким крепеньким террористом, всё в нём только умиляло родителей. Мардж тоже очень привязалась к племяннику. Первый месяц ей пришлось самой с ним нянчиться, ведь Петунья почти не вставала с постели. Но Мардж утверждала, что это гораздо легче, чем воспитать дюжину собак. Собачки, кстати, всё время сновали под ногами. Каждый раз, спотыкаясь об очередного породистого толстяка, Вернон ругался под нос и с нежностью думал, как хорошо, что его Дадлик с ранних дней учится любви к животным. «Магические недоразумения» были забыты, казалось бы, навсегда.
Но великие потрясения ещё ждали семью Вернона. И обрушились они на невинные головы в День всех святых.
