Глава 4Колонка, которую имела в виду Ксения, оказалась нерабочей, но зато пожилой приветливый дядечка с соседнего участка разрешил им набирать воду из своего личного колодца. Замшелая в прямом смысле этого слова эстакада, хоть и выглядела ненадёжной, замечательно выдержала вес "старичка" и вообще оказалась вполне удобной. Петька внезапно оставил все свои штучки и подошёл к делу серьёзно и ответственно, так что закончили они даже раньше, чем планировала Ксения. Худо-бедно отмывшись у всё того же колодца, они уселись на краю эстакады ждать, пока высохнет покрытие. Лёгкий, но устойчивый ветерок сносил запах антикора в сторону, от шоколадного пломбира в стаканчике, который Петька приволок из ларька неподалёку, ломило зубы, как в детстве, и хотелось болтать ногами в воздухе, чтобы как-то зацепиться за это нечаянное счастливое чувство, позволить ему вести себя назад в прошлое, всего на мгновенье сбежать туда, вообразив себя маленькой. Чтобы оказаться
дома – хотя бы так, понарошку.
Но мороженое закончилось раньше, чем Ксении удалось поверить в эту иллюзию.
– Не такой уж он и убитый оказался, – она кивнула на москвич. – Я думала, там всё дно сгнило. А ты говорил – продава-а-ай…
– Это ты не видела, как мы его из Ебурга перегоняли, – лениво откликнулся Петька, запрокинувший лохматую голову к верхушкам сосен. – Я думал, умру вообще. Жарища, в Нижегородской области пробка из-за ремонта километров на двадцать, вокруг фуры чадят, а мы с закрытыми окнами, чтобы не задохнуться, и с включённой печкой, чтобы не закипеть.
– А ты тоже оттуда? Из Екатеринбурга?
– Угу, почти. Из-под Ебурга. Я вообще-то племянник Василь Иваныча, не знала? – она помотала головой. – Так-то.
Что –
"так-то" – было непонятно. То ли Петька таким образом хотел выкорчевать у неё последнюю надежду на то, что его погонят в шею, а её возьмут на работу, то ли намекал на фамильное сходство, которого, к слову сказать, Ксения совсем не улавливала. Василий Иванович был полноват и приземист, его волосы, ныне почти совсем седые, когда-то были насыщенного пшеничного цвета, а нос картошкой и круглые ярко-голубые глаза были словно взяты с картинки из детской книжки, изображающей какого-нибудь пекаря или часовщика. У Петьки, наоборот, нос был длинный и тонкий, глаза тёмные, глубоко посаженные, а волосы светло-русые, торчащие во все стороны совершенно беспорядочно, напоминая своими выгоревшими на солнце кончиками иголки ежа.
– Погоди-ка! – спохватилась Ксения. – А Василий Иваныч-то хоть настоящий? В смысле – его так и зовут?
– Василий Иваныч, конечно, настоящий, – усмехнулся он. – С него-то всё и началось.
– Это он тебя, что ли, Петькой прозвал?
– Не помню уже. Когда дядя Вася к нам погостить приезжал, я, маленький, за ним всюду хвостом ходил. Кто-то пошутил – и всё, с тех пор…
– А Александра Семёновича ты давно знаешь?
– Года три уже… А, нет, четыре! Сразу, как техникум закончил, Василий Иваныч меня на работу взял. Сам-то он всё-таки скорее шофёр, а не механик. Так, по мелочи что-то наладить может, но что касается компьютерной начинки и прочего такого – предпочитает специалистам доверять.
– Это тебе, значит? – беззлобно поддразнила его Ксения.
– Что за ирония? – грозно покосился на неё Петька. – У нас там, между прочим, с сервисами не так всё шоколадно, как у вас. Александр Семёнович меня даже на курсы отправлял, сначала в столицу, потом на неметчину, прямо на завод тамошний.
– А ты и язык знаешь?
– Не-а, – беспечно ответил он. – Группа была русская, с переводчиком. А на занятиях вообще было просто, там всё больше чертежи и картинки… Ну и практика, конечно. Полгода в Мюнхене провёл.
– Здорово! – позавидовала Ксения. – Так ты, выходит, ценный кадр?
– А то! – молодцевато приосанился Петька, подкручивая воображаемый ус. – Так что теперь твоя очередь за мороженым бежать.
– Всё Василь Иванычу расскажу! – мстительно пообещала Ксения, спрыгивая с эстакады. – Как ты меня за водой к колодцу гонял и в ларёк за тридевять земель. По жаре.
– Терпи, механик, – ухмыльнулся он, – у нас равноправие. Кстати, мне на этот раз клубничное.
***
Оказывается, для того, чтобы в полной мере осознать, что лето кончилось, надо было всего лишь подняться пораньше. Ксения замёрзла, едва только они с детьми вышли за калитку, а когда достигли леса, через который дорога вела на станцию, она ещё и умудрилась задеть какой-то торчащий на пути куст и окатить колени настоящим душем из холодной росы. Всё это не прибавляло настроения.
Племянники понуро тащились сзади и тоже, видимо, чувствовали себя несчастными и продрогшими. Юлька даже шмыгала носом – не поймёшь, из-за невесть где подхваченного насморка, или после того, как всю ночь проплакала.
Вчера был, наверное, самый тоскливый вечер за всё то время, что они прожили на даче.
"Больше тянуть некуда, – сказала Ксения, едва закончился ужин. – Пока у меня ещё есть доступ в его дом, вы должны там поселиться. По крайней мере, если что, я буду рядом".
"То есть ты с ним так и не поговорила?" – уточнил проницательный Саша, и ей осталось только кивнуть в ответ.
Когда Ксения с Петькой пригнали москвич обратно, солнце уже цепляло краем горизонт. А Скворцов так и лежал на траве, в той же позе, в которой они его оставили несколько часов назад, и даже головы не повернул, когда машина въехала в ворота. Очевидно, ему было совершенно плевать на всех и вся вообще, и на Ксению в частности. "Мавр сделал своё дело – мавр может уходить". Вот она и ушла, даже не попытавшись добиться
аудиенции.
"Что толку с ним разговаривать? Лучше всего использовать эффект неожиданности. Пусть покажет своё истинное лицо, а там подумаем".
И вот теперь они гуськом шагали по тропе, в конце которой предстояло расстаться – пусть лишь на время, но было ли это действительно правильным решением?
"Лучше будет, если вы придёте к нему в студию. Там сразу будет куча свидетелей – даже если и захочет, он не сможет вас выставить. Василий Иваныч сказал, что Скворцов собирается туда к одиннадцати, до этого времени посидите в какой-нибудь кафешке, ладно?"
Дети только кивали, встревоженные и хмурые, не похожие на самих себя. А потом бестолково метались по дому со школьными рюкзаками в руках, пытаясь сообразить, что же туда уложить.
"Свитера на случай, если вдруг резко похолодает. Мобильник не берите, чтобы ему в голову не пришло проверять распечатку звонков. Скажете, что все вещи у юлькиной школьной подруги, у которой вы и жили всё лето. Главное – свидетельства о рождении и письмо…"
Письмо написала Полина, когда идея оставить Юльку и Сашу на попечении Скворцова трансформировалась в окончательное решение. Оно было совсем коротким и сухим, чистая констатация факта и не сдобренная никакими сентиментами просьба, больше походившая на ультиматум. Ксения здорово сомневалась, что Скворцов будет счастлив узнать о своём отцовстве
так, но лучшего варианта не существовало. Чтобы быть принятыми, детям надо было выглядеть одинокими и беспомощными сиротами, которые никому на всём белом свете не нужны.
"Тётя-тётя кошка, выгляни в окошко…" – вспомнилась Ксении строчка из жалостливой песенки. И сразу захотелось повернуть назад, придумать что-то другое, лишь бы не подвергать детей такому унижению. А если их и впрямь погонят с порога?
– Всё будет хорошо! – бодро пообещал Саша, когда они вышли из леса на улицу пристанционного посёлка. – Даже если не получится – у нас есть деньги, вернёмся сюда. Не думаю, что он нас сразу в милицию сдаст.
– А он может?! – глаза у Юльки стали совсем круглые и моментально налились слезами.
– Ну ты и дурочка! – Саша легонько щёлкнул сестру по носу. – Это ж какой скандал получится – зачем оно ему надо? В худшем случае начнёт оформлять нас в детский дом. Но тогда Ксю просто нас выкрадет, правда, Ксю?
– Угу, – рассеянно кивнула Ксения, в очередной раз пытавшаяся прикинуть в голове все возможные осложнения. – Вы листок с адресом студии не потеряли?
– Тут, – Саша похлопал по нагрудному карману. – Только… Он точно поверит, что его можно так просто разыскать через интернет?
– Уж если нам с Полиной удалось узнать, где он себе дом построил… Василий Иваныч сказал, что он на этой студии уже не один альбом записал. А значит, адрес должен быть в выходных данных на обложке. У вас будет в Москве пара свободных часов, попробуйте найти его диск.
– Точно! – фальшиво оживилась Юлька. – И желательно с фотографией. А то не будем знать, к кому на шею кидаться с криками "Папочка, дорогой!"
– Без самодеятельности только, – цыкнула на неё Ксения. – Ваше дело маленькое: мама распорядилась, чтобы после того, как… чтобы вы нашли отца. Вот вы и нашли. Совсем необязательно изображать при этом радость.
– Я и не собиралась, – буркнула Юлька.
– Ну вот что ты сейчас надулась? – Ксения попыталась добавить своему голосу металла, хотя на самом деле была готова разреветься. – У тебя есть план получше? – племянница лишь помотала головой и резко отвернулась, пряча лицо.
– Юльк, ну чего ты! – Саша приобнял сестру за плечи и что-то зашептал ей на ухо.
Ксения позволила им себя обогнать и пошла сзади, чувствуя себя конвоиром, ведущим на казнь двух молодогвардейцев.
Потом было торопливое прощание у дверей электрички, мокрые юлькины щёки, сашкино энергичное "До скорого!" и окончательное осознание, что вот он – первый день их нового, совершенно неизвестного будущего. Глядевшей вслед уходящему поезду Ксении это будущее рисовалось исключительно унылым и одиноким. Она должна была желать, чтобы всё сложилось удачно, но не могла себя заставить. На самом деле больше всего ей хотелось, чтобы дети вернулись ни с чем. Чтобы можно было со спокойной совестью посчитать, что всё возможное для исполнения воли Полины совершено, и после этого жить только своим умом.
Но что толку было стоять на опустевшей платформе, когда выбор уже был сделан? Теперь оставалось лишь следовать плану и отправляться на работу, "чтобы создать себе алиби", как выразился Саша.
"Ты должна как ни в чём не бывало явиться туда, – наставительно сказал он, когда Ксения выразила желание тоже поехать в Москву, чтобы доставить племянников прямо к дверям студии. – Без опозданий. И вести себя как обычно".
Если первое ещё было осуществимо – для этого лишь пришлось проводить Юльку и Сашу на одну из первых электричек, то со второй задачей Ксения всерьёз боялась не справиться. Какое уж тут "как обычно", когда всё, о чём она могла думать – как там дети. Конечно, они были уже не младенцы, через три месяца им пора будет получать паспорта, но это не отменяло никчёмности Ксении как опекуна.
В таких мыслях она и подошла к боковой калитке скворцовской виллы. Дорога до станции и обратно в итоге заняла не так много времени, как Ксения рассчитывала, поэтому сейчас было ещё слишком рано. Можно было бы даже сбегать домой и попытаться всё же позавтракать. Когда они сели за стол с Юлькой и Сашей, никому кусок в горло не лез. С превеликим трудом заставив детей поесть, сама Ксения ограничилась кружкой кофе с печеньем, чего теперь, после прогулки по утреннему лесу, оказалось явно недостаточно. Но возвращаться в пустой дом… Ксения тряхнула головой и решительно набрала код.
"Я же никому тут не помешаю. Посижу у гаражей, пока Василий Иваныч не выйдет…"
Сюда, за высокую стену ещё не проникли солнечные лучи, и лужайка была застелена полупрозрачным туманным покрывалом. Законсервированный кусочек Британии, какой Ксения представляла её по книгам Агаты Кристи. Того и гляди, наткнёшься на окоченевшее тело хозяина "поместья". Все думали, что он отдыхает на травке, а его на самом деле давным-давно закололи стилетом… нет, шпилькой для волос! Как раз такой, какими Милана закрепляет свои косы, собирая их в замысловатую конструкцию. Точно, на самом деле она – тайная жена Скворцова, которая не давала ему развода, шантажируя одной ей известными секретами его развратной молодости. И вот она каким-то образом узнаёт, что скоро в поместье объявятся незаконнорождённые отпрыски – новые претенденты на наследство. И тогда, под предлогом принесения пирогов, она подкрадывается к задремавшему мужу и ЧВАХ!
Ксения с размаху вонзила воображаемую шпильку в воображаемого Скворцова и поднялась с колен, отряхивая джинсы. И тут же дёрнулась, как от удара электрошокером. Из окна на втором этаже на неё смотрел живой-здоровый персонаж только что разыгранной трагедии.
От смущения Ксения зачем-то поклонилась – словно какая-нибудь крепостная, попавшаяся на глаза барину – и от этого, естественно, смутилась ещё больше. Вместо ответа Скворцов резким движением задёрнул занавеску.
"А ты рассчитывала, что он тебе рукой помашет?"
Ксения застонала сквозь сжатые зубы и поспешила скрыться за можжевеловыми кустами. Попадать в неловкие ситуации – это был её особый, уникальный талант.
"Ещё бы, если в восьмом часу утра прыгать по чужому саду, представляя кровавую сцену с хозяином дома в главной роли…"
Она наконец добралась до гаража, взгромоздившись на верстак, подтянула к подбородку колени и сгорбилась, чтобы стать как можно менее заметной. Это место тоже хорошо просматривалось из дома, но Ксения больше не рискнула поднять голову, чтобы точно узнать, наблюдает ли за ней кто-нибудь.
Спустя несколько минут дверь дома хлопнула, и на дорожке, ведущей к гаражу, появился Василий Иванович, который явно только что поднялся с постели и ещё не до конца проснулся, из-за чего выглядел не так добродушно, как обычно.
– Чего это ты в такую рань? – он попытался подавить отчаянный зевок, но не преуспел в этом. – Случилось что?
– Нет, всё в порядке! – воскликнула Ксения, соскакивая с верстака. – Просто вы сказали приходить к восьми, а у меня мобильник внезапно разрядился. А кроме него – ни часов, ни будильника. Вот я и боялась, что просплю и опоздаю, поэтому, как только проснулась… Извините!
– Да ладно! – он снова заразительно зевнул. – Ты всего-то на двадцать минут раньше пришла. А мне Александр Семёнович постучал: иди, говорит, там тебя девочка твоя дожидается. Я уж испугался…
"Девочка?! Сколько, по его мнению, мне лет? Или это Василий Иваныч своими словами пересказал?"
– Ну что, идёшь завтракать с нами?
– Что, простите?
Ксения была уверена, что ослышалась, но Василий Иванович невозмутимо повторил:
– Завтракать. Я, пока чаю с утра не выпью – вообще не человек.
– Спасибо, я дома поела, – ответила Ксения, тихонько сглатывая слюну при мысли о миланиной стряпне.
– Да что ты там поела! – возмущённо запротестовал Василий Иванович, даже не догадывавшийся, до чего он метко попал. – И незачем торчать тут на холоде.
– Я пока могла бы…
– Цыц! – прикрикнул Василий Иванович и подтолкнул её к дому. – А то уволю! Хорошего работника всегда видать по тому, как он ест.
Сдавшись, Ксения поплелась на завтрак.
"А дети сейчас где-нибудь в метро, в толкучке… Не надо было их так рано отправлять, – мелькнуло у неё в голове. – Хотя переживать, что они не найдут дорогу к станции или что-нибудь случится в лесу, тоже было бы не лучше. Так я их хоть лично проводила…"
– Заходи, не стесняйся! – Василий Иванович придержал тяжёлую дверь, пропуская Ксению внутрь.
Она уже одним глазком видела холл, когда в первый день помогала Василию Ивановичу затаскивать коробки, и знала, что изнутри дом казался просторнее, чем снаружи. До дворца, конечно, не дотягивал, но, в сравнении с развалюшкой, в которой они с детьми обитали последние три месяца, определённо, производил впечатление. Высокие потолки, широкая лестница на второй этаж, мохнатая пальма в кадке слева от входа… Как раз за пальмой было выгорожено пространство под "прихожую" – парочка мягких банкеток, старомодная кованая вешалка и калошница, из которой Василий Иванович как раз выудил самые обыкновенные домашние тапочки – для себя и для Ксении.
– На-ка, переобуйся, – она послушно расшнуровала и сняла кроссовки. Тапочки оказались как раз впору. – Пойдём, там, небось, всё остыло уже, – он повёл её в правый относительно входной двери коридор. – Здесь кухня, а дальше наши комнаты.
– А руки где помыть можно? – спросила Ксения, уже смирившись со своей сегодняшней ролью нахлебницы. По крайней мере, они шли на кухню – а значит встречаться с барином… то есть со Скворцовым, который наверняка завтракает в столовой, не придётся.
Василий Иванович открыл перед ней дверь в ванную.
– Отсюда уж не заблудишься, – сказал он. – Прямо по коридору – и как раз упрёшься в кухню.
Оставшись одна, Ксения принялась старательно оттирать руки, которые не отмылись до конца после вчерашней возни с москвичом. Тогда она и пробовать не стала добиваться какого-то совершенства – что толку мучиться в ледяной воде, которая текла из их крана чахлой струйкой? Зато в этой светлой, идеально выдраенной ванной, перед большим зеркалом, безжалостно отражавшим и "петухи" на голове, и пятнышко мастики на скуле, и красные от недосыпа глаза, ей немедленно стало стыдно за свой вид. Хорошо хоть футболку свежую с утра надела. Кое-как вычистив грязь из-под ногтей, Ксения распустила хвост и попыталась собрать его поаккуратнее. Без расчёски задача была не из лёгких, но, пригладив волосы мокрой ладонью, она всё-таки сумела уложить их ровно и стянуть резинкой в подобие пучка. С испачканной щекой и припухшими веками было ничего не поделать, и, завернув кран с горячей водой, под которой она, дай ей только волю, полоскалась бы ещё час, Ксения покинула своё убежище и направилась на кухню.
– А мы уж думали, ты там утонула! – просиял Петька, едва она перешагнула порог. – Садись давай, а то нам Милана без тебя оладий не даёт.
– Потому что ты всё сожрёшь тут же, обормот! – Василий Иванович со своим стулом придвинулся поближе к столешнице, освобождая Ксении дорогу. – Садись, дочка, угощайся.
– Спасибо, – слабым голосом ответила она, и, протиснувшись к приготовленному для неё месту, села, стараясь не глядеть на четвёртого человека за столом. "Надо же, какой сюрприз – сегодня барин решил выйти в народ!" – Всем доброе утро…
На её неуверенное привествие не ответил никто. С Василием Ивановичем они уже здоровались, Петька был поглощён завтраком, а Милана вообще никогда не разговаривала. Что же касается Скворцова, то, кажется, он кивнул из-за своей газеты, но Ксения не была в этом уверена. Может быть, это был всего лишь знак Милане подавать наконец оладьи.
Ксения склонилась над тарелкой как можно ниже и, внутренне содрогнувшись, зачерпнула первую ложку. Овсянку она никогда не жаловала, каким бы гениальным поваром та ни была приготовлена. Наверное, объективно каша и вправду была сварена хорошо, но…
Ксения так и замерла с недонесённой до рта ложкой, обнаружив, что, пока она во имя хорошего тона пыталась совершить над собой насилие, Скворцов отложил газету и с неподдельным интересом наблюдает за её мучениями. Вот уж кто не стал бы из вежливости давиться едой, которую не любит. Чёртов сноб.
Она так разозлилась, что это придало ей сил засунуть наконец злосчастную ложку в рот. Затем ещё одну. И ещё. Да, эта овсянка была не такая противная, как та, которой их по утрам пичкали в детском саду, а потом ещё и в школе. Она хотя бы была солёная, а не сладкая. Но всё же это была овсянка.
– Налетай на оладушки, Ксанка! – Василий Иванович пододвинул к ней блюдо, избавляя от необходимости доедать кашу. – Тебе чай или кофе?
– Чаю, пожалуйста.
У неё за плечом практически бесшумно появилась Милана с заварочным чайником, и янтарно-рыжая дымящаяся струя полилась в чашку Ксении, как будто сама по себе. Так же незаметно со стола исчезла отставленная в сторону тарелка, после чего Скворцов со скучным лицом опять скрылся за газетой.
"Жаль вас разочаровывать, но шоу закончилось!" – Ксения с нескрываемым удовольствием плюхнула на блюдце ложку сметаны и обмакнула туда оладью, борясь с искушением показать Скворцову язык. И вдруг ударила наотмашь неожиданная, но такая очевидная мысль: "А ведь он мог быть полинкиным мужем! Мы могли бы вот так по-семейному завтракать каждое утро, как когда-то с дядей Витей, и подначивать друг друга, и… С какой же стати рядом с ним я чувствую себя чуть ли не низшим существом – только потому, что у него дом, две машины и мировая известность? Или потому, что формально он – мой работодатель? Так это ненадолго…"
В этот момент, словно подслушав её бунтарские речи, Скворцов внимательно посмотрел на Ксению поверх поднесённой к губам чашки кофе. Она попыталась было ответить таким же прямым невежливым взглядом, но не выдержала и двух секунд, а отведя глаза, почувствовала себя полнейшей идиоткой. Нужно было срочно заканчивать этот дурацкий завтрак и линять из-за стола под любым благовидным предлогом. В сложившихся обстоятельствах таковым могла являться только работа.
– Ну и чем сегодня займёмся? – Ксения вложила в вопрос столько энтузиазма, что любой бы согласился отправиться с ней хоть на строительство БАМа, хоть в слаборазвитые африканские страны копать для аборигенов колодцы.
Любой – но не Петька.
– Да найдётся нам дело, зря переживаешь, – беспечно ответил он. – Василия Иваныча оладьями не корми – дай кому-нибудь что-нибудь поручить. Так ведь, Василий Иваныч?
– Так, так… – угрожающе-ласково пропел тот, разглаживая усы. – Уж для тебя я расстараюсь, племянничек! Лично прослежу, чтобы ты не скучал сегодня…
– Как – лично?! – ужаснулась Ксения, на мгновение забывшись, где и в чьей компании она находится. – Разве вы не собираетесь… вы не повезёте Александра Семёновича в студию?
Скворцов вновь убрал газету и даже голову подпёр кулаком, всем своим видом изображая пристальное внимание. Если бы в день знакомства они не перекинулись парой слов, к этому моменту Ксения бы уже была уверена, что он попросту немой.
"Или считает ниже своего достоинства беседовать с
прислугой? Зачем тогда было садиться с нами за один стол?"
– В смысле… ну, знаете же, какие тут пробки! А сейчас уже… – она заметалась взглядом по просторной, оформленной в деревенском стиле кухне, но часов на стене так и не обнаружила.
– Похоже, кто-то сегодня, пользуясь отсутствием начальства, собрался уйти домой пораньше… – ехидно произнёс Петька. – А начальство всё чаёвничает и отсутствовать не торопится. Вот невезение!
– И вовсе я не… – начала оправдываться Ксения, но вовремя сообразила, что ничем иным объяснить свой интерес к хозяйским планам она не может, и закончила почти шёпотом: – Просто беспокоюсь.
– А ведь девушка права, – вкрадчивым тоном сказал Скворцов, вставая из-за стола. – Засиделись мы слишком. Василь Иваныч, во сколько выезжаем? Или, может, действительно всё отменить на сегодня?
"Как – отменить?!!" – завопило всё внутри у Ксении. Но на этот раз она твёрдо помнила, что должна "вести себя как обычно", и только вцепилась пальцами в столешницу, пытаясь переплавить невыносимое напряжение в физическое усилие.
– Без паники, всё мы успеем, – заверил его Василий Иванович, тоже поднимаясь. – Половина девятого только. Ещё успею дать этим двоим задание. Поели? – обернулся он уже от двери. – За мной.
Петька, отсалютовав Василию Ивановичу вилкой, потянулся за новой оладьей, но под грозным взглядом дядюшки сник и послушно поплёлся следом. Ксения торопливо вскочила, чтобы идти за ними, но на дороге у неё, как назло, оказался Скворцов. В одной руке он держал молодую антоновку, а другой срезал с неё кожицу, которая завивалась тонкой жёлто-зелёной спиралью. Ксения невольно притормозила, завороженная его точными движениями. Но, как только она об этом подумала, его рука с ножом дрогнула и яблочная шкурка упала на пол.
– Извините, – почему-то пробормотала Ксения и бочком прошмыгнула в коридор.
***
– Да проснись ты уже! Ксанка! – Петька досадливо пихнул её в плечо.
– Я не сплю, – вяло ответила Ксения, открывая глаза. – И незачем так орать.
– Ты на тормоз-то нажми, энергичная моя! – фыркнул он, вновь исчезая из поля зрения. – Отпускай! Чёрт, всё-таки надо "колдун" подрегулировать.
– Давай я! – встрепенулась она, стряхивая с себя дрёму.
– Сиди уж, – задушил её порыв Петька. – Диски поставили – и будет на сегодня. Василий Иваныч велел отпустить тебя в два.
– А что – уже? Уже два? Странно, что они до сих пор не вернулись…
– Чего тут странного? – он пожал плечами. – Александр Семёныч обычно в студии до поздней ночи торчит. А иногда и до утра.
"Но не тогда, когда ему на голову сваливаются двое беспризорных подростков", – подумала Ксения, а вслух сказала:
– Василию Иванычу-то там в любом случае делать нечего…
– Он не любит бензин просто так жечь, туда-сюда кататься. Обычно ставит там машину на стоянку охраняемую, а сам идёт по городу гулять. Или в гости – у него много в Москве друзей. А ещё мог в сервис какой-нибудь заехать. Короче, не о чем волноваться. Иди домой, досыпай, от тебя сегодня всё равно никакого толку…
– Но я правда вовсе не… – попыталась протестовать Ксения, в планы которой совершенно не входило покидать скворцовскую виллу раньше, чем станут известны результаты операции "Кукушата".
– Ага-ага, – понимающе закивал Петька. – Разумеется, это вовсе не тебя мне всё утро приходится толкать и щипать, чтобы в чувство привести.
Не слушая больше никаких возражений, он буквально выволок её из москвича и отконвоировал за ворота.
– Завтра приходи, продолжим, – сказал он Ксении на прощанье, и калитка с неприятным лязгом захлопнулась.