Глава 4– Я советовался с Геллертом.
– И?
– Можно сказать, что он против.
Эльфи скептически поморщился и заявил:
– Можно подумать, его мнение кому-то интересно.
Вот так Эльфи окончательно перешел на мою сторону, но его согласие ограничивалось тем, что Тома нельзя пускать в Хогвардс. Дальше начиналось сплошное упрямство.
Слова о братьях Певереллах не шли из головы. В то, что они были произнесены случайно, не верилось. Несомненно, существовал некий скрытый смысл, знание которого могло бы облегчить задачу. Поиск его настолько поглотил меня, что я почти забросил школьные обязанности, проводя дни, а порой и ночи, напролет за книгами. В попытках сопоставить «Сказку о трех братьях» барда Бидля и реальные исторические факты, я набрел на весьма любопытное упоминание о Воскрешающем Камне в книге Эльфи «Разоблаченный оккультизм» со ссылкой на Салазара Слизерина.
«Трудность при воскрешении мертвого человека заключается в невозможности сохранения единства души и тела умершего. Прибегнув к помощи темной магии, так называемой некромантии, можно воскресить лишь тело. Оккультисты способны вызвать дух умершего, но не могут восстановить физическую оболочку. Тем не менее, в литературе часто описываются случаи воскрешения, достоверность которых сомнительна. К примеру, по свидетельству очевидцев Тэрций Сиббеллиус воскресил сына своего друга при помощи ритуалов, которые он в дальнейшем описал в «Тайнах червя», но воскрешенный не прожил и дня. В связи со случаями чудесных воскрешений не раз упоминается Франциск Ассизский, чьи невероятные способности связывают с неким волшебным камнем. На первый взгляд, волшебный воскрешающий камень – легенда, придуманная бардом Биддлем и распространившаяся по всему миру в виде «правдивых» историй, однако подробное его описание приводится в работе Патриция Гонта, где оный заявляет, что является владельцем данного артефакта. По словам Гонта, камень можно отличить по высеченному на нем символу Даров Смерти».
Еще неразумным мальчишкой я каждый вечер просил маму рассказать именно эту сказку, хоть и помнил наизусть каждое слово. Мне нравилось, как хитро Смерть расправилась со всеми братьями: один попался в силки тщеславия, второй погиб от мнимого могущества, а третий сдался сам. Правда, в шестилетнем возрасте я еще не находил слов, чтобы озвучить свои мысли подобным образом, и самое главное – совсем не понимал, что такое смерть. Помню, однажды я упал в колодец, пытаясь достать лягушку для Аберфорта. Колодец был далеко от дома, в магловской части поселения, и когда я, барахтаясь и захлебываясь, почти сдался, мимо проходил какой-то магл, услышал плач моего младшего братца и спас меня. Если бы не брат и не тот магл, я бы утонул. В тот день, обложенный разными компрессами, лежа в кровати, я ненароком услышал разговор родителей. Мама, сдерживая рыдания, жаловалась отцу, что я, со своей тягой к приключениям, точно найду смерть. И эта фраза убила мое безоблачное представление о жизни. Я тогда только осознал, что у меня нет никаких шансов против Смерти, раз уж она смогла справиться с такими, казалось бы, умными взрослыми магами. Когда мама вошла в комнату, я спросил:
– Мам, а смерть – это навсегда?
Она, расплакавшись, выбежала из спальни, и по ее реакции я понял, что ответ утвердительный. И, помню, настолько меня это напугало, что ночью так и не сомкнул глаз, прокручивая в голове возможные варианты встречи со Смертью.
И до знакомства с Геллертом «Сказка о трех братьях» вызывала у меня иррациональный страх, напоминая о том, что смерть – это навсегда. Более того, подозреваю, что первые годы в Хогвардсе я усердно учился именно потому, что хотел применить полученные знания при встрече с ней.
Вместе с Геллертом я не раз пробовал отыскать Дары Смерти, и именно Воскрешающий Камень оставался самым таинственным артефактом. Я ведь несколько раз перечитывал книгу и видел эту запись, но только сейчас до меня дошло, о каком камне идет речь. Да и фамилия Гонт показалась очень знакомой.
Эльфи, когда я его расспрашивал по поводу Даров Смерти, насторожился, но ничего путного вспомнить не смог. Я лишь узнал, что Патриций Гонт связан дальними родственными узами с Салазаром Слизерином, отсюда и информация о Камне. Своими расспросами я раздразнил любопытство Эльфи. Ему не давал покоя тот факт, что мне принадлежит Бузинная Палочка, которая, если, разумеется, верить сказке, ранее принадлежала старшему брату. И он с пугающим энтузиазмом принялся помогать: заперся с Ники в доме, закрыл камин и неделю жил там в полном затворничестве. Когда наконец оба они появились в моем кабинете – взъерошенный Ники с бумагами в руках и спокойный Эльфи с любимым креслом в обнимку – я, по правде говоря, слегка заволновался.
– Альбус, что ты знаешь о братьях Певереллах и Дарах Смерти? – с ходу спросил Ники.
– Эльфи, что он имеет в виду? – мое беспокойство усилилось в несколько раз.
– А что бы ты хотел, чтобы он имел в виду? – спросил Эльфи, откровенно ухмыляясь.
– В чем собственно дело?!
– Тебе короткую или длинную версию?
Глядя, как Эльфи устраивается в кресле, которое он не поленился протащить через каминную сеть, как Ники раскладывает свои бумаги на столе, я обнаружил, что совершенно не помню, куда подевал сердечное ментоловое зелье.
– Покажи ему древо, – скомандовал Эльфи. – Альби, да не дергайся ты так. Мы порылись в твоем генеалогическом древе и нашли кое-что интересное.
Ники молча сунул мне в руки свиток, и я, понемногу приходя в себя, развернул его. По ветвям древа пробежала золотая линия.
– Посмотри вниз… Роберт Эндрю Дамблдор, твой прапра… там много пра… Видишь, кто его жена? Долли Данн. Фамилия, конечно, тебе ничего не говорит. Но Ники вспомнил, что где-то уже видел эту фамилию. Оказалось, Долли Данн упоминается в книге Артура Эскью, исследователя сказок барда Бидля. Ни за что не догадаешься, кто она такая.
– Более того, я и об Артуре Эскью первый раз слышу.
– Ты меня удивляешь, такой скандально известный автор, хоть почему-то считается сумасшедшим. Может, поэтому его мало кто читает. Так вот, в его книге говорится, что Долли Данн – дочь Антиоха Певерелла.
– Как мне помнится, по легенде Антиох Певерелл был убит в таверне и детей не оставил.
– Он не мог оставить законнорожденных детей, потому что, как известно, не был женат. Но Эскью утверждает, что незадолго до смерти старший из Певереллов обрюхатил в той самой таверне девицу из прислуги, Эллис Данн. Эскью приводит в свидетельство регистрационную книгу, где Долли Данн сначала была записана ее матерью как Долли Певерелл. А после смерти Эллис, девочку отправили в монастырь Святой Бригитты, где, как незаконнорожденную, ее записали под именем Долли Данн, взяв фамилию матери. Дальше Эскью не смог отследить ее дальнейшую судьбу, поскольку Долли сбежала из монастыря, и следы ее затерялись. И вот, мы с Ники смотрим на твое древо и отыскиваем малышку Данн среди твоих предков. Каково?
– Скажи на милость, зачем вам вообще понадобились мои родственники?
– Да так, идейку одну проверяли, – замялся Эльфи. – Это не важно по сравнению с тем, что мы нашли. Получается, если верить Эскью и предположить, что у Антиоха не было больше детей, кроме Долли, значит, судя по этому древу, на тебе и Аберфорте обрывается линия того самого старшего брата, владельца Палочки Судьбы или Старшей Палочки. Той, которая сейчас у тебя в кармане. И, видимо, поэтому она так хорошо прижилась у тебя.
– Подожди, подожди, я потомок Антиоха Певерелла?
– Забавно, да? – хмыкнул он. – А кстати, помнишь, ты спрашивал у меня про Гонтов и Воскрешающий Камень? Мало того, что эти Гонты находятся в родстве с Салазаром Слизерином, так они еще прямые потомки Кадмуса Певерелла, среднего брата. Вот откуда у Патриция Гонта Камень.
– Может быть, ты и мантию-невидимку нашел? – спросил я.
– Любишь ты все испортить, – насупился Эльфи. – Где находится третий артефакт, мы так и не узнали. Видишь ли, Игнотус Певерелл любил женщин и был настолько плодовит, что следы мантии затерялись среди его многочисленных потомков.
– Предположим, легенда основана на реальных фактах, хотя мы с Геллертом так и не нашли тому подтверждений, кроме могилы Игнотуса. Допустим, я сейчас владею той самой Старшей Палочкой и Антиох Певерелл – мой далекий предок, хотя твоя теория, по правде сказать, основана на очень хлипких доказательствах. И что это дает? «Все началось с Певереллов. Найди причину». Что началось? Причину чего?
– Полагаю, причину того, что мы видели, – заметил Ники.
– Но что мы видели? Что мы знаем? Что Том, возможно, вызвал эпидемию, запретил магию и безраздельно властвует над магами и маглами? Что ему помогает некий Поттер? Что я нарушил Устав о секретности? Причем тут Певереллы?
– Очевидно, что имеются в виду артефакты.
– А если нет? Если речь о потомках братьев? Единственное, в чем я уверен и что я могу пока сделать – не пустить Тома в Хогвардс, а дальнейшее довольно туманно.
– Альбус, – Эльфи наклонил голову, – не забывай, что тот старик из будущего и есть ты, только старше. Тот же склад мышления, те же мысли, та же логика. У тебя в руках Старшая Палочка, Антиох Певерелл твой предок – ты был прав, все это не случайно. Тем более тебя всегда волновала тема Даров Смерти.
– Прекрати напоминать о моих ошибках! Я ведь не вспоминаю о твоих женах, а мог бы.
– И не стоит, – Эльфи предупреждающе поднял руку.
– Всегда хотел услышать историю о Эльфи и его женах, – произнес Ники, посмеиваясь. – Так же, как историю о Альби и его ошибках.
– Альби в юном возрасте собирался вместе с Гриндевальдом найти Дары Смерти, с их помощью захватить власть и установить контроль над маглами, – выпалил Эльфи.
Я вполне удачно справился с эмоциями и, как мне кажется, даже взглядом не выдал свое волнение, но Ники все равно не сдержался:
– Альбус собирался захватить власть? Ты точно о нашем Альбусе говоришь?
– А ты у него спроси, – отмахнулся Эльфи.
– По правде говоря, не ваше дело, – я попытался уклониться, но под вопросительным взглядом Ники сдался. – Что было, то было.
– Ушам своим не верю. А как же твое маглолюбие, старый лицемер? Я-то думал, оно у тебя врожденное.
– У меня было бурное прошлое… – уклончиво ответил я.
– Но все-таки… Ты никогда мне не говорил.
– Не находилось подходящего случая, да и к чему лишний раз ворошить минувшее. Мы искали способ защититься от маглов. Вернее, искал я, а Геллерт преимущественно возмущался по поводу Устава о секретности. Его сильно задевал тот факт, что мы, обладая невероятной силой, почему-то вынуждены прятаться.
– Прячемся мы или нет, маглы все равно верят в наше существование. Взять хотя бы их сказки… – заметил Ники.
– Но до Устава о секретности магов методично уничтожали.
– Средневековье, – поморщился Ники. – Ужас какой.
– Да и не только тогда. Видишь ли, проблема в том, что маглов как недооценивали, так и продолжают недооценивать. Помнишь, Эльфи про Obliviate возмущался, а вроде умный человек.
– Но-но… – возмутился Эльфи. – Маглы беспомощны. А Устав о секретности – боязнь войны, только и всего.
– Действительно, война такая мелочь, – отозвался я. – Между прочим, маглы не так глупы, как ты думаешь.
– Докажи! – с вызовом бросил Эльфи.
– Какие тебе еще нужны доказательства после многовекового уничтожения ведьм? Вспомни «Молот ведьм». Кстати, одно время меня очень интересовал вопрос – почему такой направленный удар именно по женщинам…
– Логично, – перебивает Эльфи, – есть женщины – есть продолжение рода.
– Я сначала тоже так думал, но в семье мага и маглы тоже в основном рождаются маги. Так что дело не только в этом. Я пришел к выводу, что любая колдунья есть источник стихийной, первобытной магии. Почему-то именно женщины сохраняют эту иррациональную, не поддающуюся описанию, разновидность волшебства. Если на протяжении нескольких поколений маги будут жениться исключительно на магловских девушках, боюсь, магия, если можно так выразиться, истончится без стихийной составляющей. Выходит, маглы из страха перед высшей силой боролись так не только с магами, но и с самой магией, причем довольно осознанно.
– Да что они могут противопоставить Avada Kedavra?!
– Эльфи, от взрыва водородной бомбы небольшой мощности в радиусе действия за какие-то секунды умирает все живое! Знаешь ли ты хоть одно заклинание с подобным эффектом, действующее на несколько сотен миль? Отказавшись от магловского мира, мы утратили связь с их технологиями. А против болезней мы так же бессильны, как и они, кстати говоря.
– Ты меня поражаешь своими познаниями о мире маглов, – усмехнулся Ники.
– Сам себе удивляюсь. И я предупреждал о бурном прошлом, – я улыбнулся в ответ.
– Ты упомянул их средства, но мы-то все равно умнее, – не унимался Эльфи. – Взять тот же Устав о секретности – маглы теперь даже не знают, где нас искать.
– Эльфи, Устав о секретности позволяет нам думать, что волшебники разумнее и хитрее маглов. Но о какой секретности можно говорить, если при поступлении в школу маглорожденного волшебника к его родителям посылается специальный человек для разъяснения?
– Ладно, оставим секретность. Скажи лучше, что заставило тебя отказаться от ваших планов? Как я понял, ты до сих пор придерживаешься тех же идей, – спросил Ники.
– Ники, ты действительно думаешь, что с помощью Старшей Палочки, Воскрешающего Камня и мантии-невидимки можно контролировать маглов? Я вот сообразил, а Геллерт заигрался и не успел понять, что грубая сила, тем более война и борьба за власть, счастья не принесет. С маглами нужно мирно сосуществовать до тех пор, пока это будет возможно, ни в коем случае не допуская войны. Любовь, дорогой мой Ники, спасет нас всех.
– Удивительно, как это ты с такой жизненной позицией там, в будущем, нарушил Устав о секретности.
– Видимо, были на то свои причины, – разговор начинал меня утомлять. – Бессмысленно рассуждать на эту тему, меня больше волнуют братья Певереллы. Либо мы найдем связь, либо я буду торговать газетами на вокзале Кинг-Кросс.
– Раз ты так уверен, что Том Риддл – причина причин, почему бы нам от него не избавиться? – предложил Эльфи.
– Зачем же так безжалостно?!
– Убьем его сейчас – потом спасем тысячи, если не миллионы.
– А кто его будет убивать? Ты? Я? Может быть, Ники? Не будет этого Тома, найдется другой Том… Геллерт, Питер, Джон… Причина скорее не в личности, стремящейся захватить власть, а в самом существовании такой возможности.
– Ну ты загнул, – присвистнул Эльфи. – Возможность всегда была и будет. Как и желание. Разве что уничтожить общество в целом, но тогда и власть ни к чему.
– Я имею в виду, что, прежде всего, нужно разобраться. Видишь ли, даже Геллерт, человек большого ума, со Старшей Палочкой в руках не смог осуществить задуманное. А Том другой… Не мне решать, чьи жизни ценнее, Тома Риддла или тех спасенных тысяч людей, о которых ты говоришь. Да и может ли быть одна жизнь важнее другой?
– Глупо. Но спорить не буду, останусь пока при своем мнении. А Геллерт твой - дурак. Был бы умнее, отказался бы от дуэли.
– И Том дурак? – спросил я, едва сдерживая усмешку.
– Возможно. Ты ведь как магнит для дураков.
– Полагаю, себя ты к их числу не относишь?
– Я? Да ты без меня тотчас куда-нибудь вляпаешься, вот и приходится присматривать.
– Альбус, – позвал Ники, – а каким образом ты не пустишь Риддла в школу? Тебе для этого, как минимум, нужно директором стать.
– Что ж, если в этом будет надобность, придется согласиться.
– А как же твои принципы? Как же «прямая власть мне вредит»?
– Изменить принципы не трудно, было бы желание, – ответил я.
Они переглянулись и почему-то захохотали, а я задумался. Прежде мысль о директорстве вызывала во мне отвращение: нести ответственность – тяжкий труд. И если с Гриффиндором я справлялся (как-никак бывший гриффиндорец), то управление всей школой казалось сложным делом, в котором я вряд ли достиг бы успеха.
Теперь же размышления о должности директора, в свете возникших проблем, не только не раздражали, но даже отчего-то грели душу. Если с Геллертом справился, то уж с четырьмя факультетами как-нибудь совладаю.
~~~~~~
«Альбус, я надеюсь, ты не собираешься лично убивать Риддла? Это было бы так глупо с твоей стороны.
Геллерт».
~~~~~~
«Не мерь других по себе. У тебя плохо получается.
Альбус Дамблдор».
~~~~~~
