Глава 4– Малфой, ты ведешь себя так, как будто я твоя собственность!
Она попыталась освободиться. Должен быть какой-нибудь закон, запрещающий совместную принудительную аппарацию. Это было почти что похищение!
Он отпустил ее и, скрестив руки на груди, решил подождать, пока она накричится.
– Ты закончила?
– Нет!
Ее голос был сердитым, и возразила она больше из упрямства, а вовсе не потому, что хотела добавить что-то еще. Поскольку к своему односложному ответу она ничего так и не добавила, Малфой продолжил.
– Кто-то хочет тебе навредить, и этот кто-то знает, как попасть в твою квартиру. Совершенно ясно, что тебе нельзя там оставаться, пока злоумышленник не будет пойман.
Ты можешь находиться у меня до тех пор, пока здесь безопасно, а защита здесь почти такая же надежная, как в Хогвартсе.
Если мыслить логически и не принимать в расчет ее отношение к Малфою, то его предложение звучало весьма разумно. Но, это же Малфой. Должно быть, у него имеются скрытые мотивы или же в его логике наблюдается явный недостаток. У того, кто в основном проводит время, напиваясь, и влипая во всякие неприятности, просто не может быть здравого смысла.
– А тебе это зачем? – спросила она.
Малфой пожал плечами.
– Ты оберегала меня от неприятностей, а я не люблю оставаться в долгу, и если я сделаю то же самое для тебя, мы будем квиты.
Гермиона покачала головой.
– Странные у тебя понятия о благородстве. Ты хоть осознаешь, что ты мне за это платишь?
– Не так уж много. Ты делаешь для меня не только то, за что я плачу. А теперь давай поужинаем, пока я не упал в голодный обморок.
– Я бы сказала, что ты преувеличиваешь, если бы не знала, что еду ты заменил выпивкой. Так что, я думаю, твои опасения небеспочвенны.
Блондин усмехнулся, но спорить не стал. Он направился в кухню, предоставив ей возможность следовать за ним. Гермиона закатила глаза; очевидно, он решил, что их разговор на этом закончен.
Кухонная дверь казалась на удивление простой, учитывая, в каком стиле был выполнен его офис. Возможно, Драко не разделял вкусы своего отца, которому нравился резкий и устрашающий стиль; вероятно, поэтому он и не жил в Малфой-мэноре. Дизайн его дома был таким же незамысловатым, как и в ее квартире, только с более дорогой мебелью.
Они уселись за довольно простой стол, и эльфы тут же принесли им еду. Гермиона с удивлением посмотрела на рыбу с жареной картошкой; она почему-то думала, что Малфой не ест такую простую пищу. Она наблюдала за тем, как Малфой ухватил пальцами и съел ломтик картошки, нисколько не беспокоясь о том, что руки стали жирными. Как оказалось, у Малфоя были привычки, наличия которых она совсем не ожидала, и потребовалось провести всего лишь несколько минут у него дома, чтобы она о них узнала.
– Малфой, – сказала она, намазывая маслом кусок хлеба – она знала, что это вредно – углеводы и еще раз углеводы. Зато это было так вкусно!
– С того момента, как я появилась в твоем офисе, ты ни словом не обмолвился о моем происхождении. Почему?
– Полагаю, если тебя оскорбить, ты станешь более беспощадной в стремлении отобрать у меня выпивку.
Произнося это, он старался не смотреть ей в глаза, и Гермиона тотчас же заметила прорехи в его лжи. Подобная оплошность выглядела еще более значительной от того, что ее допустил слизеринец.
– Ты не упоминал о моем происхождении и до того, как узнал, что я начну забирать у тебя огневиски.
Он сделал себе такой же бутерброд, как у Гермионы и, закатив глаза, сказал:
– Я провел несколько месяцев в маггловском мире, и избавился от любых предрассудков, касающихся превосходства чистокровных.
То, что Малфой провел какое-то время среди магглов, объясняло, почему у них на столе типичный маггловский ужин.
– Что ты делал в их мире?
– Как-то раз, выйдя пьяным из «Дырявого котла», я очутился в маггловском Лондоне. Очнулся я без волшебной палочки, где-то недалеко от Глазго. На то, чтобы вернуться обратно, потребовалось некоторое время.
– Тебе потребовалось несколько месяцев на путь, который на обычной маггловской машине занимает восемь часов? – с недоверием спросила она.
Как он вообще ухитрился оказаться на таком расстоянии без помощи магии?
– Там было много такого, что заставило меня задержаться. Ты в курсе, что у магглов сотни всевозможных сортов выпивки? А у нас только огневиски. Месяц я потратил на текилу… Я уже не очень хорошо помню, но определенно, у меня была уйма времени. Кстати сказать, меня теперь не пускают в несколько баров на территории Глазго… и в один вязальный магазин – даже не спрашивай, почему.
Гермиона не хотела знать ни о том, что он мог натворить, чтобы ему запретили туда входить, ни как он там вообще оказался. Еще она сомневалась, нужно ли ей знать о том, где он брал маггловские деньги. Ведь он с подозрительной легкостью он вытащил фляжку из ее кармана, да так, что она даже не заметила.
– Значит, ты уже поменял взгляды на всю эту чушь про чистокровность, о которой ты трепался, пока мы учились в Хогвартсе?
Он кивнул.
– Если бы я знал, что для переоценки ценностей, привитых с детства, нужно всего лишь немного выпить и попасть в маггловский мир, то прихватил бы с собой Пожирателей Смерти, и война закончилась бы гораздо быстрее.
Из-за его шутки Гермиона, жевавшая в тот момент рыбу, чуть не подавилась. Ей пришлось выпить воды, чтобы остановить кашель. Ей не повезло. Слезы потоком хлынули из глаз, а лицо раскраснелось.
Когда она пришла в себя, Малфой улыбнулся – не усмехнулся, а именно искренне улыбнулся, без всяких задних мыслей.
– Грейнджер, думаешь я не могу посмеяться над прошлыми ошибками?
В ответ она лишь покачала головой; он был совсем не такой, как она привыкла думать и каким его помнила. Перед ней была личность, а не змееныш, которым она всегда его считала.
Когда они поужинали, эльфы убрали посуду, а они остались сидеть за столом, не зная, что следует делать дальше. Положение становилось все более затруднительным и неловким, пока Малфой не спохватился, наконец, нарушив тишину.
– Пойдем, я покажу тебе комнату для гостей.
Гермиона колебалась.
– Я ведь не проснусь привязанной к кровати?
Ее беспокойство было вполне реальным, но она постаралась спрятать его за полушутливым вопросом.
– Только если захочешь, милая.
Его ответ ее не успокоил, как она на то надеялась; она была почти уверена, что он бы поклялся, попроси она его об этом. Это был не тот ответ, которого она ждала. Услышав, что он изменил свое отношение к магглорожденным, она лишь удивилась, но узнав, что он на самом деле может переспать с ней – реально забеспокоилась.
Вопреки своим рассуждениям, Гермиона последовала за ним по коридору. Она старалась не думать о множестве других женщин, которые ходили по этому же коридору, только с другими намерениями.
– Ты знаешь, где моя комната, если вдруг тебе что-нибудь понадобится, – сказал мерзавец и, подмигнув, распахнул перед ней дверь, которая находилась рядом с дверью в его спальню.
Гермиона быстро вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Она убедилась, что закрыла дверь достаточно сильным запирающим заклинанием. Отчасти она сделала это потому, что кто-то хочет ей навредить, отчасти – будучи не совсем уверенной в том, что Малфой не станет привязывать ее к кровати, пока она будет спать, не смотря на то, что он говорил о добровольном желании. Она понимала, что это были необоснованные и глупые страхи, но временами он был таким непредсказуемым, а его желание рассердить ее не имело ни конца, ни края. В общем, рисковать не стоило.
Она уже несколько часов ворочалась в кровати, когда услышала, как тихонько щелкнула дверь, и послышались тихие удаляющиеся шаги по коридору. Судя по всему, у Малфоя попытки заснуть тоже не увенчались успехом. Она долго лежала, уставившись в потолок, прежде чем решила выйти посмотреть, не нужна ли ему компания. Нет, не в этом смысле; она не собиралась с ним спать или делать что-то в этом роде, она просто подумала, что если ей не удастся уснуть всю ночь, было бы неплохо поболтать с кем-нибудь, даже если это будет Малфой.
Приняв такое решение, она натянула халат поверх пижамы, которую нашла в ванной комнате. Гермиона надеялась, что эти вещи новые, а не случайно завалявшиеся после давно закончившейся интрижки. Она вышла в холл и последовала туда, куда, судя по звуку шагов, удалился Малфой.
Всю прошедшую неделю ей приходилось его выискивать на работе, и она научилась-таки его находить. Она заметила, что он предпочитает бывать на свежем воздухе, поэтому в первую очередь она его искала именно там.
Гермиона обнаружила его, лежащим на окропленной росой траве, смотрящим на яркие звезды, и с бутылкой огневиски под боком.
Что ей точно нравилось в волшебном мире, так это то, практически отсутствовала грязь; запачкаться было трудно даже по ночной темноте, разгоняемой лишь светом свечей. Гермиона опустилась рядом с ним, не обращая внимания на то, что у нее намокли пальцы ног и к ним прилипли травинки. В траве наверняка были всякие жучки, но поскольку ей повезло не наступить босой ногой на какую-нибудь улитку, она чувствовала себя прекрасно.
– Не спится? – спросил он, когда она уселась перед ним, скрестив ноги.
– Кто-то за мной охотится, а я даже понятия не имею, кто это может быть. Все это дает мне пищу для размышлений, в то время, как я пытаюсь уснуть в чужой кровати, ведь все, что у меня было – уничтожено.
Он молча протянул ей бутылку огневиски.
– Я думаю, что не…
– Стоп. Перестань думать и просто выпей это проклятое виски, и не думай ни о чем хоть раз в своей жизни.
– Ты отвратительно на меня влияешь, – сказала она, согласившись с его предложением. Она сделала крошечный глоток, съежившись от вкуса – выпитая жидкость обожгла ей горло. Эту выпивку не просто так назвали огневиски; будь оно на вкус понежнее, она бы предпочла другое название. Тем не менее, первое обжигающее ощущение уже прошло.
Малфой посмотрел на нее с усмешкой; в его взгляде читалось нечто, вроде: «не будь паинькой»; и она сделала глоток побольше. Что плохого с ней может случиться?
***
Ее разбудило солнце. Яркие лучи били прямо в глаза и у нее не получалось отвернуться от них – кажется, она вообще не могла повернуться, как если бы…
– Малфой! – закричала она, открыв глаза, и дернула привязанными руками. Этот мерзавец привязал ее к кровати. Дальнейший осмотр комнаты показал, что она привязана к его кровати. Она, что, в его шортах? Они выглядели слишком большими, чтобы быть ее собственными. Когда она вышла из комнаты, чтобы последовать за ним, на ней определенно была другая одежда.
«Мерлин, что случилось прошлой ночью?» – она отчаянно пыталась восстановить в памяти туманные и стершиеся воспоминания о предыдущей ночи, из-за которых она оказалась в теперешнем положении.
***
– Грейнджер, вот уж никогда не думал, что придется говорить тебе такое, но ты немного притормози, – сказал со смехом Малфой, когда она в очередной раз отхлебнула из бутылки. Он попытался отобрать у нее выпивку, но она вцепилась в бутылку и продолжала пить, пролив огневиски на себя. Но это лишь развеселило ее, и она захихикала, когда холодные капельки стекли вниз, оставляя за собой дорожки «гусиной кожи».
Сняв свой халат, она обнаружила, что он промок не только он, но и ночная рубашка. Зато она была уверена в том, что рубашка продезинфицирована ото всех микробов, которые могли на нее попасть. Или это водка дезинфицирует? Или все спиртное? Хотя, она не могла не понимать, что вино вряд ли. Мысли путались, ей было трудно придумать ответ. Продезинфицированная или нет – факт в том, что она была мокрая, и находиться на открытом воздухе в таком виде было слишком холодно.
– Дай мне свою рубашку, – велела она Малфою.
Он глянул на нее вопросительно, но, когда понял, что она говорит совершенно серьезно, он подчинился – не расстегивая пуговицы, он снял и вручил ей свою рубашку. Она не придавала значения, когда он стоял перед ней полураздетый раньше, и она не собиралась придавать этому значение только потому, что она напилась вдрызг у него на лужайке посреди ночи.
– Отвернись!
Малфой, закатив глаза, послушно повернулся к ней спиной. Она оглянулась, чтобы убедиться, что он смотрит в другую сторону, прежде чем стянуть ночную рубашку и надеть его сорочку. У нее была нарушена координация движений, поэтому ей потребовалось гораздо больше усилий, чем обычно, чтобы просунуть голову туда, куда нужно. Чертова рубашка была, очевидно, такой же вредной, как и тот, кто ее носил. Тот, чье тепло она еще хранила и чьим запахом одеколона или лосьона для бритья был пропитан ее воротник.
Гермиона раздраженно проворчала и снова попыталась протиснуть голову в одежку. Зачем делать отверстия для головы, в которые голова явно не пролезет? Может, эта вещь просто не рассчитана на такой объем волос? Очевидно, нужно тянуть сильнее.
– Грейнджер, на моей рубашке есть пуговицы, не нужно надевать ее через голову – просто наденешь ее на плечи и застегнешь посередине, – сказал Малфой.
Он стянул рубашку с ее головы и помог просунуть руки в рукава. Джентльмен бы отвел взгляд и отвернулся, позволив ей самой застегнуть пуговицы, но Малфой не был джентльменом, и у него не хватило терпения ждать, отвернувшись, пока она будет пытаться продеть пуговицы в нужные дырки. Он начал с воротника рубашки, застегнул первую пуговицу, и принялся за следующую. Его пальцы касались ее кожи гораздо больше, чем это требовалось на самом деле, оставляя за собой шлейф теплоты на фоне прохлады ночного воздуха. Когда он добрался до последней пуговицы, ее дыхание участилось настолько, что при каждом вздохе она касалась его грудью. Как он может застегивать пуговицы, находясь так близко? Она заглянула в его глаза и была отвлечена тем, что в них увидела.
Забыв про пуговицы, она сделала шаг в сторону и схватила бутылку огневиски; она недостаточно пьяна, для того, чтобы сопротивляться притягательности этого блондинистого змееныша.
***
Усмехаясь, Малфой зашел в спальню.
– Ну, что, маешься похмельем, принцесса?
Гермиона прищурилась.
– Просто отвяжи меня, Малфой!
Что-то в ее голосе и языке тела заставило его расцвести в широкой улыбке.
– Ты не помнишь события прошлой ночи, не так ли?
Она старалась не покраснеть.
– Я пытаюсь вспомнить. Отвяжи меня сейчас же!
Он обвел ее взглядом сверху вниз, обдумывая ее требование.
– Знаешь, не буду я этого делать. Мне больно от того, что ты не помнишь ночь нашего греха и разврата. Пока, принцесса!
Гермиона из всех сил пыталась вспомнить, какой такой грех они совершили прошлой ночью. Она прекрасно знала, что Малфою совсем не больно от того, что она это не помнит. Если бы ему действительно было больно, он бы никогда в этом не признался. Все, что последовало после того, как она сделала первый глоток огневиски, произошло по его вине. Он не должен был предлагать ей алкоголь!
Кое-что, из сказанного им на прощание, минуя смущение и беспокойство, постепенно просачивалось в ее несчастный мозг. Почему он стал звать ее принцессой?
***
Она вертелась на месте, глядя на звезды над головой, наблюдая, как они кружатся. Когда она почувствовала себя так, как будто вот-вот взлетит, она плюхнулась на траву, рядом с Малфоем, который наблюдал за ней, изогнув губы в полуулыбке.
– Грейнджер, ты несерьезная.
– Лучше быть несерьезным человеком, чем алкоголиком.
Веселое выражение исчезло с его лица, он сжал челюсти. Гермиона уловила перемену в его настроении.
– Мне что, уже нельзя даже упоминать о том, что ты проводишь все свое свободное время напиваясь, и злоупотребляя еще кое-чем? – спросила она.
– Нет, – ответил Малфой.
Проигнорировав такой жесткий отпор, она откинулась на спину, и положила голову ему на колени. Глядя на него снизу вверх, она заметила его слегка изумленный взгляд.
– Я думаю, ты это делаешь потому, что сам себя ненавидишь.
Он ничего не ответил, его челюсти по-прежнему были крепко сжаты. Заметив это, Гермиона протянула руку и ткнула кончик его носа.
– Ты не можешь сказать мне, что это не так. Никто не убивает себя потихоньку от того, что счастлив и сияет изнутри.
– А ты что, эксперт по сиянию от счастья? – ответил он, отмахнувшись от ее руки, когда она вновь попыталась тронуть кончик его носа.
– Нет, я не чувствовала себя по-настоящему счастливой с тех пор, как рассталась с Роном.
Она сама не знала, почему решилась заговорить с ним о Роне, учитывая, что она даже Гарри не рассказывала, что случилось – тот, конечно, знал, но она не говорила с ним об этом.
– Давай так: ты мне расскажешь, что же заставило гриффиндорскую принцессу чувствовать себя такой несчастной, а я расскажу, почему так много пью.
– Принцессу? – переспросила она, обратив внимание на такое неподходящее слово.
– А ты не знала? Все слизеринцы называли тебя принцессой Гриффиндора. Ты была такой зубрилкой – прямо воплощением всего своего факультета.
Ее голова склонилась набок, пока она обдумывала услышанное.
– Что ж, мне нравится, – решила она.
– Значит, будешь принцессой. Скажи мне, принцесса, как Уизел разрушил твое счастье?
