Глава 4Джон
Мобильный телефон Джона разрывался от звонков. Обычно такое внимание к его персоне нравилось внештатному корреспонденту ‘N.Y.T’, но сейчас вызывало лишь раздражение. Прошло более двадцати часов, как его коллега и, по совместительству, женщина, с которой он спал, не вернулась с задания. Она должна была управиться за несколько часов, - так, где, черт подери, её до сих носит? Налин была не из тех, кто может допоздна задержаться в баре, да и за то время, пока развивались их отношения, он не заметил, чтобы Мара имела ещё какого-то сексуального партнера. И, хотя они не были парой в общепринятом смысле этого слова, Джон беспокоился за неё.
- Алло, Чэд, ну что?..
- Джон, неприятные известия. Да ты лучше сам новости включи, - голос шефа был мрачен, как сто туч. Неприятное беспокойство заставило похолодеть руки. Джон нашёл пульт и включил телевизор.
-…пожар. Есть сведения, что в огне погибли трое. Останки несчастных отправлены на эскпертизу, - вещал его давний знакомый, журналист Мэттью Донован.
Останки. На экспертизу.
Джон сделал еще одну попытку дозвониться Налин, но приятный женский голос бесстрастно сообщил ему, что абонент выключен, либо находится вне зоны доступа сети. Как и прошлые пятьдесят шесть раз. Внутренний голос ехидно считал количество звонков. Пятьдесят седьмой, выстрел в голову.
- Чэд? – у Джона пересохли губы.
- Еще ничего не известно, дружище. Может, она жива.
Но голос Чэда утверждал обратное, как и шестое чувство Джона. Что же произошло в «Трасте»? Налин явно нашла что-то сенсационное,что-то…что стоило ей жизни.
- Джон, пообещай мне, что не полезешь в это осиное гнездо, - взволнованно сказал шеф, будто почувствовав его настроение.
- Да, Чэд. Будь уверен, - бесстрастно произнес Джон. Все его чувства будто разом отключили, словно щелкнули выключателем по щитку «Внутренний мир Джона Беннета». Дело было не в том, что у них был классный перепих, или еще что-то в этом роде. Эмоциональная связь с Налин сделала своё дело. Ха-ха, они никогда не говорили друг другу, что любят, и никогда не делали эти дурацкие романтические сюрпризы, вроде яичницы в форме сердца, или же миллиона алых роз, рассыпанных по постели. Налин считала это глупостью, дешевыми попытками привлечь к себе внимание, потребительством ресурсов эмоций и прочим в таком же духе. Он же соглашался с ней, думая, впрочем, немного иначе, но какая тогда была разница, как он думал? Им было хорошо вместе без всяких смсок с заевшим: «Я тебя люблю», и единственная романтическая вещь, которую сделала Налин за четыре года совместного времяпровождения, была коротенькая записка утром, подложенная под стакан холодного молока. «С добрым утром, идиот!» Она до сих пор хранится у него в ежедневнике, закрепленная степлером под датой 13 мая 1999 года.
Почему-то Джон был уверен, что Налин мертва. Многие журналисты заканчивают свою жизнь вот так: узнав что-то невероятное, попытавшись вывести кого-то на чистую воду. Но что могут сделать они, совершенно одни, хрупкие, с оружием лишь только в виде острых, язвительных букв против многомиллионных корпораций, бизнесменов с армиями охраны, уличной мафии? Только положить свою жизнь во имя правды, которую никто никогда не узнает.
Джон был полон решимости исправить эту ситуацию. Тридцать три года он занимался черт-те чем, гонялся за вымышленными образами, пытался поймать иллюзии.
Но судьба распорядилась иначе, лучезарно улыбнувшись: «Бинго!», попирая ногой обгоревший труп Налин. Он должен довести её дело до конца.
Дом Налин ничем не выделялся среди маленьких комфортабельных домиков, окружающих его. Классический дом классической американской семьи – белый забор, голубоватый фасад, приветливые цветы на квадратных клумбочках, плод стараний матери Налин. Безмятежность – первое слово, что приходит на ум при виде такого пейзажа. На старом дереве все еще покачивается старая шина, своеобразные качели. За белым забором слышатся веселые голоса соседей, отца семейства и маленьких детей.
Джон поглубже запахнулся в пальто – казалось, ветер продувал его насквозь – и крепче сжал связку ключей в своём кармане. Налин доверяла ему, он иногда мог приходить к ней, сам.
В доме царил творческий беспорядок – на кухне стояла целая батарея чашек с полувыпитым кофе, на столе кипа квитанций за дом, письма от друзей и прочая мало кому нужная корреспонденция. Следовательно, мать Налин здесь еще не появлялась – обычно Мара успевала замести бурные следы своей деятельности к её приезду.
Поставив вариться кофе, Джон аккуратно собрал всю корреспонденцию, попутно просматривая, есть ли там что-нибудь важное. 20-процентная скидка на Гоа могла бы отнестись к важному, но сейчас была не та ситуация. И счета, бесконечные счета – складывалось впечатление, что Налин вообще их не оплачивала.
Но она никогда об этом даже не заикалась, - и сейчас Джона эта гордость приводила в ярость. Он должен был прикрыть ей спину.
Скрипнула входная дверь. На какой-то момент – совершенно безумный и короткий-Джону показалось, что вернулась Налин. Он даже внутренне приготовился к её насмешливым издёвкам, что он сидит и ждёт её, как какой-то влюбленный придурок.
Мать Налин, Эдит, зашла в кухню и вежливо поприветствовала Джона. Чуда не произошло. Чудес вообще не бывает, пора бы уже это уяснить. И даже та лотерея, в которой он случайно выиграл сто тысяч, погоды не меняла. Миссис Налин поставила пакеты из «Старбакса» на стол и вопросительно глянула на Джона.
- Где она?
- Задерживается. Много материала слишком, в редакции сейчас аврал, - ложь сама сорвалась с губ. Сообщать о возможной смерти дочери этой моложавой женщине с уставшими глазами как-то не хотелось. Пусть это будет не он. Пусть это будет какой-то медэксперт, в силу своей профессии привыкший сообщать безрадостные новости.
- М-м-м-м,- протянула миссис Налин.- Я принесла ей продуктов. Сама она, поди, питается одним кофе.
- Знаю за ней такую особенность, - кивнул Джон. – И как только душа в теле держится?
- Она всегда такой была,- пожала плечами миссис Налин.- Ей бесполезно объяснять что-либо, она всегда настоит на своём. Ты же знаешь, Джон. Всегда хотела задать тебе вопрос…
Джон как-то съежился под пристальным взглядом матери Налин. Вопрос: «Какого чёрта ты трахаешь мою дочь и при этом не проявляешь инициативы стать её постоянным бой-френдом» грозился озвучиться вслух.
- Да? – осторожно протянул Джон. Раздался требовательный писк – кофе-машина заявила о том, что кофе был готов. Чтобы отсрочить неприятный вопрос, Джон повернулся спиной к матери Налин и старательно вымыл кружку. Потом ещё раз. Кружка, вероятно, была шокирована – так тщательно её в этом доме еще никто не мыл с того дня, как её поставили на полку. Возможные микробы вымерли от Всемирного потопа. Судьба кружки была спасена, но не Джоново душевное состояние.
- Почему ты её до сих пор не бросил?
Джон изумился до глубины души. Он ожидал любого, самого каверзного вопроса, вплоть до того, чтобы пообещать жениться на чертовой Налин. Из-за этого струя кофе попала мимо чашки.
- Простите, миссис Налин…
- Эдит, - улыбнулась мать Налин.
- М-м-м,Эдит, я ожидал какого угодно вопроса, но не этого, - признался вслух Джон.
- Понимаю, ты ожидал вопроса, почему вы до сих пор не поженились и прочее, прочее? – рассмеялась миссис Налин.- Другая бы мать обязательно задала бы такой вопрос, учитывая продолжительность ваших отношений. Но я мать Мары Налин, и я знаю свою дочь. Услышь она даже намёк на свадьбу, она бы сейчас уже была в Мексике.
- Это точно, - рассмеялся Джон в ответ. Особенностью матери Налин было то, что она принимала странный образ жизни своей дочери. – Отвечаю на ваш вопрос, Эдит. Я не бросил её до сих пор, потому что я единственный мужчина в её жизни, который в состоянии ей что-то возразить, не получив за это каблуком в пах.
- Верно сказано, Джон.
Повисло молчание. Неизвестно почему проснувшаяся совесть Джона прямо-таки вопила о необходимости рассказать Эдит Налин правду. Голос разума вёл с совестью войну не на жизнь, а на смерть. Решив не рисковать, Джон залпом допил своё кофе и попросил разрешения покинуть общество матери Налин. Ему нужно просмотреть дело, над которым сейчас работала её дочь. В этих словах не было ни капли лжи, ведь в действительности именно за этим Джон и пришёл.
Поднявшись наверх, Джон задержался на секунду перед стеной, на которой висела фотография Налин, сделанная ещё в школе, на её выпускной. Она была в длинном платье цвета бордо, чем-то напоминавшее платье времён Марии-Антуанетты. Волосы, тогда еще не остриженные под каре, были уложены крупными локонами. В школе Налин была совсем другой. Более…человечной?
Это была единственная фотография, на которой Налин улыбалась. Прямо, открыто, выражая все свои нехитрые детские эмоции.
Джону вдруг захотелось, чтобы в его памяти Налин осталась именно такой – в нарядном вечернем платье, с искренней улыбкой. Не нервной, рисковой девчонкой, застрявшей навсегда в подростковом возрасте, не обгоревшим трупом с застывшей гримасой на лице, а просто красивой девушкой, его самым лучшим другом.
В спальне Налин, по контрасту с остальными комнатами в доме, царил идеальный порядок. Большая двуспальная кровать была аккуратно застелена, с комода была вытерта вся пыль, ароматические свечи в подсвечниках выглядели так, будто их поставили вчера. Как будто Налин тут вовсе и не ночевала.
Память услужливо подсунула Джону воспоминания, где на этой кровати, выглядевшей так, будто её пять минут назад доставили из мебельного магазина, извивались в любовной лихорадке два тела. Простыни тогда, кстати, были лимонного цвета. Налин нравилось, когда цвет постельного одеяла оттенял смуглый цвет кожи Джона.
Разумеется, ноутбук она забрала с собой. Нельзя быть таким глупцом, надеясь на забывчивость Налин. Она могла забыть нижнее бельё, но ноутбук она брала всегда с собой.
Должно же быть хоть какое-то упоминание о том, над чем она работала. Какая-то пометка, знак, зарубка на кровати, наконец. Он знал одного экономического журналиста, который делал зарубки на собственноручно посаженном дереве, когда его материал разоблачал какого-нибудь нечистого бизнесмена.
Он перерыл всё в комнате, найдя пару билетов в ночной клуб, купон на стрижку волос по скидке и маленькую плюшевую панду – что за сентиментальная ерунда? – но так и не нашёл искомое.
Маленький чёрный блокнот-органайзер лежал на крышке унитаза, сразу привлекая к себе внимание. Джон случайно наткнулся на него, когда пошёл сполоснуть руки. Лихорадочно пролистав страницы органайзера, испещренные крупным неровным почерком Налин, он наткнулся на запись:
«Купить расческу для кошки
Запонки для Д.(перебьётся сер.)
«Траст» компания, см. папку «Сверхсекретно».
Запись о серебряных запонках для Д. Джон воспринял с усмешкой. С папкой же «Сверхсекретно» было до глупости просто: Налин позавчера делала резервную копию на его компьютере. Правда, папка называлась «Фото с дня рождения тётушки Молдера».
Любой бы догадался, что это папка со сверхсекретными материалами.
