Глава 4…История дружбы Рендольфа Холландера, Беатрисы Латимер и Крэга Донована корнями уходила в седую древность. С незапамятных времен их три «равно уважаемых семейства» главенствовали в Винетте, и неудивительно, что родители всячески эту дружбу поощряли, очевидно, рассчитывая на ее возможное продолжение. Но эти трое ухитрились избежать не только неизбежных ссор, но и не менее неизбежных влюбленностей. Для Беатрисы Рендольф и Крэг были братьями, что она всячески и подчеркивала, так их и называя. Они и вели себя по-родственному, а два старших брата – это тяжкая кара. От прозвища «пузырь» Беатриса их отучила только в университете, а уж шпилек, подначек и прочих радостей ей хватало и до сих пор. Нет, конечно, были в этом и преимущества – в случае чего они стояли за нее горой, да и к тому же именно благодаря им она так хорошо научилась лазить по деревьям, плавать, ругаться и стрелять. У Рендольфа так и остался почти незаметный шрам на лбу – это любящая сестричка со снайперской меткостью запустила в него камешком во время очередной ссоры. С тех пор он предпочитал асфальтированные дороги… Ну и главным преимуществом, конечно, было то, что молодых людей Беатриса почти всегда понимала с полуслова…
Когда же Крэг и Рендольф один за другим отбыли на учебу в столицу, Беатриса, вырвавшись из пансиона, решительно заявила, что желает последовать их примеру. Не отставать же от них?! Соперничество внутри этого трио вообще было жестким, каждому непременно требовалось быть лучшим, и причем зачастую – немедленно. Беатрисе, правда, было чуть легче: у нее были только конкуренты, а не конкурентки, что намного упрощало задачу. Став старше, они как-то незаметно распределили роли, Рендольф как будущий граф считался официальным лидером, его так и называли – «ваше младшее сиятельство», Беатриса как единственная дама вообще была недосягаема, а Крэг оказался первым на деле. Самым старшим братом в этой многодетной семье.
И Беатриса все-таки поступила в столичный Императорский университет – единственный в империи, где женщины могли получить высшее образование, пусть и не на всех факультетах. Узнав, о ее планах, Рендольф сказал: «Я поговорю с ректором». А Крэг хмыкнул и заявил: «Ну, дерзай». Она показала им язык и «дерзнула».
В студенчестве Рендольф маялся на нелюбимой политологии (ему как графу было положено), Крэг, наоборот, активно строчил исследовательские работы по социологии, попутно учась еще и на заочном экономическом, а Беатриса выбрала исторический факультет – традиционно женские специальности вроде медицины и педагогики ее не привлекали. А история лишней не бывает…
И в учебе она даже ухитрилась превзойти Рендольфа – она-то закончила в итоге университет с отличием…
***
Выведенная из себя цинизмом кузины, Маделейн так и не смогла заснуть. Свернувшись калачиком на кровати и закрыв глаза, она пыталась успокоиться, одновременно стараясь отогнать от себя воспоминания о своих кратких встречах с Крэгом в домах общих знакомых, и о том первом танце, когда он неожиданно ее пригласил, о прикосновении его рук к своим плечам… Упоение этим человеком было сродни опьянению.
И потом ведь было то, в чем она никогда не призналась бы Беатрисе, – она уже дошла до предела. Но честь и репутация ее не слишком волновали, это так мало значило по сравнению с… Маделейн глубже зарылась лицом в подушку.
Где-то в глубине дома зазвонил телефон, она поморщилась, трубку никто не снимал, и Маделейн вдруг сообразила, что это личная линия Максимилиана. Над головой прозвучали быстрые шаги и звон прекратился, но мечтательное забытье уже рассеялось. Она поднялась, решив, что раз уж кузен все равно не спит, с ним можно будет провести время в легкой беседе – Макс был тем человеком, с которым всегда приятно общаться, во всяком случае, ей так казалось.
Когда она заглянула в кабинет, он сидел у стола в одном халате, уставившись в окно с таким выражением лица, которого ей у него еще видеть не доводилось. Задумчивость? Напряженность? Опасение?
– Макс?
– А? – он вздрогнул и повернул голову. – А, привет, малышка. Что-то ты сегодня рано.
Его мысли настолько явно были далеко, что Маделейн это слегка уязвило, заслуживает же она хоть на какое-то внимание.
– Что-то случилось?
– Пока не знаю… – он вдруг улыбнулся, наконец становясь собой. – Тебе к чему думать об этом?
– Надо же мне что-то делать. Все равно не спится.
– Не спится? Отчего это… Ах, да. Беатриса, – Максимилиан встал и зачем-то закрыл окно.
– Как ты с ней живешь? А, Макс?
– Все просто, малышка, слишком просто. Видишь ли, я ее люблю.
– Какая жалость, – протянула она с театральной печалью. – Именно поэтому я и не рассматривала твою кандидатуру.
– Премного тебе благодарен за включение хотя бы в предварительный список. Такому старику, как я, это всегда лестно.
– Ну какой ты старик, Макс! – возмутилась она.
– А что, еще имею товарный вид? – поинтересовался он добродушно. – Тогда, может, дашь мне второй шанс? Когда-нибудь я приду под вечер с наспех собранным чемоданом и поплaчусь на…
– Ой, молчи уже. Духу не хватит.
Маделейн на всякий случай притворила дверь.
– Как я понимаю, ты в курсе?
– Твоих феерических планов? Можно сказать – да.
– Феерических? – насупилась она грозно.
– Хорошо, фантасмагорических. Не в том суть. Всегда готов помочь советом, – он подмигнул. – А сейчас ложись, дорогая. К чему тебе покрасневшие глаза, верно?
Немного успокоенная, Маделейн скорчила милую гримаску и пошла к себе.
***
Эгоизм графа часто мешал мне и раньше, но сегодня это было особенно некстати. Дел было по горло, а я оказался прикован к этому дому, не имея возможности действовать в полной мере. Понятно, что граф моим присутствием здесь хотел подчеркнуть всю серьезность своего отношения к преступлениям именно этой семьи, но, по-моему, это было и так ясно. Графу, как всегда, и в голову не пришло, насколько подобные капризы осложняют мою работу. Фактически главная ответственность легла на Имриха и других замов, которые разрывались, пытаясь выполнить одновременно и свои, и мои обязанности.
Само собой, обыск в особняке Донованов затянулся – чересчур обширна была обыскиваемая территория: не только четырехэтажный особняк, а и все многочисленные пристройки, подвалы… Помня о гениальной изворотливости хозяина дома, следовало уделить внимание всему, и особенно мелочам.
Сотрудников же сегодня не хватало катастрофически – слишком многие дома в Винетте нуждались в проверке, а ведь были еще загородные поместья, охотничьи домики, снятые на время квартиры, дома друзей и друзей этих друзей…
Информация стекалась к нам непрерывным потоком, и если сведения о заговоре в основном просто подтверждались, то новости о многом другом, «попадавшемся под руку», были поистине бесценны.
Единственное, что скрашивало эти бездарно потраченные часы – это забавные моменты, например, когда леди Донован лично открыла нам сейф мужа, пожелав удачи и успехов.
Мой «контроль» обыска сводился к тому, что мне сносили все мало-мальски подозрительное, а я сидел в кабинете самого лорда Донована, инструктируя замов по телефону и выслушивая их отчеты. За что я был сегодня особенно благодарен Крэгу, так это за отдельную телефонную линию, взломать защиту которой до сих пор не смогла и военная разведка. Репортерская братия просто взбесилась, а этим ребятам только дай влезть в какой-нибудь разговор…
Кабинет я занял почти сразу с любезного разрешения леди Донован, отдавшей мне ключи с дружелюбной улыбкой. Так что лично я наблюдал лишь за обыском своего временного рабочего места, просмотрев все обнаруженные бумаги и изъяв на всякий случай деловую и личную переписку.
Как и следовало ожидать, свидетельств причастности лорда Донована к заговору пока обнаружить не удалось. И я был совершенно уверен, что ничего криминального найдено и не будет. Крэг Донован не тот человек, чтобы хранить в доме «улики». Конечно, для чистоты эксперимента не мешало бы тщательно обыскать и кабинет хозяйки дома, хотя я не сомневался, что и там ничего нет. Впрочем, апартаменты леди Донован, как и ее саму, и так устным приказом графа обыскивать было запрещено.
Имрих звонил реже других, оставаясь предельно сдержанным в благоприятных оценках, несмотря на явный успех. Взятые этой ночью заговорщики, конечно, начали давать показания, но те, чьи слова как раз и имели бы наибольший вес – Альберт Хьюз, кузен графа и номинальный глава заговора, и Крэг Донован, – молчали. Первый оттого, что граф позволил применить к нему лишь домашний арест и допрос со всеми формальностями, отвечающими его положению, а второй потому, что просто не хотел говорить.
– Что там слышно? – привычно спросил я, попутно не без удовольствия просматривая изъятую переписку. Попадалось немало интересного…
– Ничего, – не менее привычно отозвался Имрих, щелкая авторучкой.
Я бросил взгляд на часы:
– Ничего?.. М-да. А граф? – мы отклонились от надоевшего сценария, и Лестер даже усмехнулся.
– И он ничего. Только спрашивает, причем в основном о своих же подземельях.
– Вполне в его духе, – я потянулся за трубкой. – Сильно досаждает?
– Порядочно, – Лестеру не так часто в прошлом приходилось общаться с его сиятельством, и сегодня тот с избытком возместил это упущение. – Вас не беспокоит?
– Станет он сюда звонить… Отшейте его от моего имени. Дескать, после полудня представим отчет. И пусть кто-нибудь начинает этот отчет монтировать… желательно, без канцеляризмов. Рендольф не воспринимает их адекватно.
– Да, сэр. Кстати, интересный факт: все предприятия лорда Донована приостановили свою деятельность, организовано, без паники. По инструкции, не иначе.
– Чего и следовало ожидать… Спасибо, Лестер, до связи.
Положив трубку, я поднялся. Крэг молчал, и с каждым часом становилось все яснее, что будет молчать и дальше. Разглядывая его кабинет, своей сдержанной роскошью и рациональностью в полной мере отражавший характер хозяина, я думал о том, что против него у нас на самом деле ничего нет. Только устные свидетельства, которых в обычное время слишком мало, чтобы отправить дворянина на плаху. Правда, сейчас время не совсем обычное, да и отношение графа ко всему этому не совсем объективно… мягко говоря. Интересно, понимает ли сам лорд Донован, какие темные силы разбудил? Не общественные, конечно, по-настоящему выступить против графа сейчас вряд ли кто-то решится. Весь этот заговор – сенсация одного дня, блажь кружка идеалистов. Поразительно только, что Крэг и некоторые из виднейших людей Винетты примкнули к ним… Нет, «темные силы» – это сам граф, которого потрясло предательство друга. Граф, как и всё его окружение, мыслит категориями не социальных, а личных отношений, и карать будет не столько государственного изменника, сколько друга-отступника. И отсутствие прямых доказательств вины его не остановит.
Своим же молчанием на допросе Крэг приводит графа в бешенство, тот жаждет подтверждений, объяснений, оправданий… опровержений, и последних, думаю, больше всего. Но явно их не дождется.
Дверь приоткрылась, внутрь робко заглянула утренняя молоденькая горничная, предложившая мне спуститься в столовую и присоединиться к легкому завтраку, которым потчевали всех находящихся в доме агентов. Я отказался. Тогда еще более боязливо она передала, что леди Донован просит меня уделить ей несколько минут. Времени у меня не было совершенно, но отказать хозяйке дома я не мог. Не в таких обстоятельствах.
Цирцея сидела на широком, выходящем в сад, балконе, склонившись над разложенными на чайном столике бумагами. В ее лице была такая отрешенность и сосредоточенность, что я замешкался в дверях.
– Миледи?
Она подняла голову и лицо ее оживилось.
– Спасибо, что пришли. Я не отниму у вас много времени.
– В моем положении вынужденного гостя, миледи, я не имею права пренебречь любой вашей просьбой.
– Вы еще не знаете? – улыбнулась она. – Все права теперь на вашей стороне.
Я помедлил.
– Всплыли новые факты, о которых я не знаю?
– Узнаете… по официальным каналам где-то часа через три-четыре.
– Имрих что-то обнаружил? Против вас?
– Можно сказать и так.
– Спасибо, что предупредили… Некоторые сотрудники излишне своевольничают.
– Он просто не знал, что задержка ничего не изменит.
– Очень жаль, миледи. Действительно жаль.
– Это было предсказуемо, – пожала она плечами. Потом кивнула на плетеное кресло по другую сторону стола. – Может, все-таки присядете?
Я сел, тут же обнаружив главное преимущество этого положения – наши глаза оказались на одном уровне.
– Если я могу что-то для вас сделать…
– Речь не об этом, Каспар, – отмахнулась она. – Я хотела спросить…
– О вашем муже? – подхватил я. – Боюсь, что…
– О Крэге? Нет. Я хотела спросить о Рендольфе.
Я внимательней взглянул на нее.
– Да, неожиданно… Должен сказать, он и меня беспокоит. Ваш муж… и вы всегда имели на него слишком большое влияние. И нынешняя ситуация выводит его из себя.
– Мы были друзьями, – просто сказала она.
– Да, до недавнего времени, и вы, и Крэг были просто идеальными друзьями… Граф не в силах осмыслить перемену… Могу я спросить, чем вы заняты?
Смена темы ее не удивила.
– Привожу в порядок наши дела.
– Неужели вы не позаботились об этом заранее? – усмехнулся я. – Это не похоже ни на вас, ни на лорда Донована, мне казалось, вы более предусмотрительны.
– Всего лишь последние распоряжения, – пояснила она с улыбкой. – От нас обоих слишком многое зависит, вы же понимаете.
– Да, конечно. Одни только ваши благотворительные фонды... Сколько их уже?
– Пять.
Благотворительность была стандартным увлечением всех высокопоставленных леди, но Цирцея Донован в свое время подошла к этому занятию с небывалой серьезностью. Первый фонд, имени своей дочери, она и Крэг основали для помощи матерям-одиночкам, следующий – бывшим заключенным, вставшим на путь исправления, третий – ветеранам локальных войн… Контингент тех страждущих, которых они облагодетельствовали, был на редкость разнообразен. Но наибольший интерес представлял тот факт, что все эти фонды не отмывали деньги, не имели отношения к теневой экономике, но спонсировались Донованами регулярно и щедро. Любовь к ближним?.. А ведь они еще покровительствовали научным обществам, театрам, нашему университету… Меценаты высшей пробы.
– Я думаю, с фондами вполне справится Беатриса. В конце концов она в числе учредителей. А сентиментальности ей не занимать.
– Звучит так, словно вы уже знаете исход дела.
– Я только предполагаю, Каспар. Но предпочитаю подготовиться к худшему, тогда и разочарований, и убытков будет меньше.
– Винетте будет очень вас не хватать.
Она улыбнулась.
– Взаимно.
– Вы странная женщина, леди Донован, – вздохнул я.
– Мне кажется, вы заблуждаетесь на мой счет. Моя кажущаяся оригинальность – всего лишь результат иного воспитания и, соответственно, иного взгляда на мир.
Я помолчал, глядя в эти слишком уж серьезные карие глаза.
– Отметая в сторону предположение, что вы напрашиваетесь на дежурный комплимент, миледи, я предлагаю вопрос: в чем тогда причина своеобразия жизненной позиции вашего мужа?
Она со вздохом сказала:
– Ну будьте же хоть раз искренни, Каспар. Ваше ведомство всегда проявляло к нам особое внимание. Не сомневаюсь, что существует толстенная папка, а то и не одна, с заглавием «Донован». Это издержки занимаемого нашей семьей положения.
Я пожал плечами.
– Вынужден признать вашу правоту, миледи. Мы знаем о вас все. Даже то, что невозможно доказать.
– Должно быть, вы очень меня боитесь, – задумчиво сказала она, и я даже вздрогнул от неожиданности. – Вы ведь знаете обо мне «все».
Цирцею явно позабавила моя секундная растерянность, которую мне не удалось скрыть.
– Да, миледи. Именно так… Иногда я задаюсь вопросом, а человек ли вы вообще?
– Я? Думаю, что да. Я всего лишь женщина.
– К счастью, миледи.
Тишина.
– Должно быть, вы очень одиноки, – неожиданно для себя сказал я.
– Как ни удивительно, но нет. Мне всегда везло с людьми. К примеру, с вами.
– Со мной? Возможно. Я не считаю себя худшим из людей, но в остальном… Кто вас окружает, миледи? Ваши так называемые друзья, ваш муж… Рядом с вами нет даже дочери, чья комната на третьем этаже завалена нераскрытыми подарками, – жестоко перечислил я.
Каким-то образом Цирцея ухитрилась не вставая посмотреть на меня сверху вниз, заглянув в самую суть.
– А рядом с вами?
Я на миг отвел глаза. Привычная броня выдержала неожиданный удар, казалось бы, простого вопроса.
– Хотя по-своему они заботятся о вас, – продолжил я непринужденно. – Граф, например, запретил вас обыскивать. Великолепная демонстрация дружеского расположения.
– Рендольф редко бывает по-настоящему чутким и последовательным. С этим ничего не поделаешь, поверьте.
– Возможно. Но я бы на вашем месте думал не о нем, а о палачах вашего мужа.
– С Крэгом все будет в порядке, – успокоила меня леди Донован.
– Молчание его убьет.
– Абстракции не убивают, Каспар, это привилегия людей. Хотя, конечно, каждый должен выполнять свою работу. Даже вы.
За моей спиной раздались неуверенные шаги, и голос одного из агентов спросил:
– Сэр?..
Автоматически я бросил взгляд на часы. «Несколько минут…»
– Я сейчас освобожусь, Роб.
– Я совсем вас заговорила, – с извиняющейся улыбкой сказала Цирцея, и мне оставалось лишь ответить: «Ничего страшного». Поднеся ее руку к губам, я сказал то, что давно хотел ей сказать:
– Если у меня когда-нибудь будет дочь, я бы хотел, чтобы она была похожа на вас.
– Правильное воспитание – залог всего, Каспар. Так что все в ваших руках.
Я поднялся и направился к выходу.
Она окликнула меня уже у самого порога:
– Каспар! Как женщина вам советую – позвоните Клариссе, она беспокоится. И спасибо, что назвали дочь в мою честь. Кстати, это действительно ваша дочь.
Комментировать ее слова было бессмысленно. Как всегда.
– Миледи, это было самым простым способом выразить мое к вам уважение.
И я, поклонившись, вышел.
