Глава 4. Изнанка вчерашнего дня.Вы слышали когда-нибудь солдафонские россказни о том, как спящий воин мгновенно просыпается, лишь уловив топот вражеских копыт? Не верьте, все это враки. Всего верней солдат вскакивает с тюфяка, учуяв запах еды. Вы бы поверили мне на слово, если б солнечным утром того дня украдкой заглянули в окно «Теплого очага», где Эомер, едва проснувшись, уже бодро ковылял вниз по лестнице, ведомый ароматом свежих лепешек. Ребра все так же нещадно болели, но нытье – удел слабаков, к коим никак не относился бывший маршал Рохана. Натянуть камзол оказалось непростой задачей, но Эомер призвал на помощь воинскую выносливость и красочную роханскую брань, а уж эти денщики его сроду не подводили.
Трапезная встретила маршала веселым треском огня в очаге, яркими солнечными бликами на чисто выскобленных столах и лучезарной улыбкой Брайд.
- Доброго утра, хозяюшка! – Сердечно поприветствовал гномку Эомер. Отчего-то сегодня мир казался иным. Дурного настроения не было и в помине, зато адски хотелось есть, а неведомый город за широкими окнами манил на поиски открытий.
- И тебя с новым днем, служивый! - Брайд шустро орудовала у очага угрожающего вида лопаткой. Выпрямилась, отводя с лица рыжие кудри. – Да на тебя, брат, и посмотреть отрадно! Бодр, и ликом свеж! Садись скорей, позавтракать дам! – и, хлопотливо шелестя юбками, гномка унеслась за стойку.
Эомер сел за стол, с любопытством глядя вслед хозяйке. Его поражало, как много кипучей энергии может скрываться в столь малорослом создании. Итак, сегодня пора начинать знакомство с этим занятным местом. Роханец перевел глаза на распахнутые ставни окна – сегодня в помине не было облаков, яркое солнце заливало горные уступы, зажигая сотни крошечных огоньков на отполированных ветром изломах.
Меж тем перед ним возникла стопка лепешек и горшочек с вареньем. Эомер себя упрашивать не заставил – стряпня Брайд угодила бы и большему привереде.
- Да ты, хозяюшка, кудесница! – искренне проговорил он, не отрываясь от еды. – У нас в Ристании тоже толк в кухарстве ведают, а все ж вкуснее лепешек не едал отроду. А варенье-то – я такого нигде не пробовал.
Брайд, с умилением поглядывающая на гостя, улыбнулась:
- И не попробуешь. Его Бесси варит, Сурурова жена. Сама ягоды собирает, один Эру знает, где она их отыскать умеет, на равнинах-то окромя перекати-поля один бурьян растет. У нас детвора к Бесс только и бегает полакомиться.
Эомер поднял голову:
- Сурур женат? А супружница-то… ну… тоже…
Видя замешательство роханца, Брайд залилась таким звонким хохотом, что маршал и сам улыбнулся, чувствуя, как невольно краснеет. Похоже, он сказал какую-то глупость…
- Да, Эомер, и Бесси орочьей крови. А ты думал, орки из чертополоха выводятся? Да ты не смущайся, вы там, на большой земле, одними баснями-то и живете, откуда тебе знать. Бесси у нас красавица, статная, коса с твое запястье. Что они с Суруром за пара – загляденье!
Брайд хлопнула пухлыми ладошками и снова отвернулась к очагу. А Эомер замолчал, снова охваченный странным чувством зазеркалья. Он должен, немедля должен выйти вновь в этот невероятный мир, где гномка называет орчиху красавицей… Эру помилуй…
***
Полчаса спустя, роханец распахнул дверь и вышел из таверны. Прохладный утренний ветерок, несущий далекий запах увядающих степных трав, пошевелил волосы, словно приглашая следовать за собой. И Эомер пошел вперед, бездумно, бесцельно, оглядываясь по сторонам, пытаясь вобрать каждую деталь, ничего не пропустить, и понимая, что ему и месяца не хватит, чтоб узнать этот сказочный край. Восточный укос провала ярко и тепло розовел в лучах восходящего солнца, длинные тени лежали под мостами, арками и уступами, словно небрежный художник оставил на холсте мазки кистью. Неохватные стволы сосен, вчера красные, сегодня казались золотыми, и снопы солнечных лучей пробивались сквозь густые кроны. Дальний конец ущелья уже пульсировал ровным рабочим гулом, откуда-то неслись звонкие детские голоса, где-то грохотал кузнечный молот, из бездны доносился быстрый говор реки.
Эомер шел и шел, то и дело встречая спешащих куда-то лайнгартцев. Одни заинтересованно оглядывались ему вслед, другие дружелюбно улыбались, третьи пытливо смотрели в глаза, но ни в ком маршал не заметил враждебности. Это и правда, был город свободных. Свободных от подозрений, страха, предрассудков.
Дойдя до висячего моста, роханец задумался. Замысловатое плетение могучих узловатых лоз неведомого растения плавно покачивалось на ветру. Эомер признавал лишь одно колебание – конский аллюр. Но, похоже, в этом месте придется привыкать к эдаким затеям. Оглядевшись, никто ли не глазеет на него с насмешкой, маршал взялся за поручень и ступил на мост. Тот ответил гадкой дрожью. Это внезапно обозлило Эомера, словно мост издевался над ним, а роханец, надо сказать, всегда принимал брошенный вызов. Вцепившись в поручни покрепче, он двинулся вперед, стараясь не смотреть вниз и тихо ругаясь. Он прошел уже треть моста, когда ритм покачивания изменился, и Эомер осторожно посмотрел вперед, приостанавливаясь – навстречу ему широко шагал Риносс. Маршал отчего-то сразу понял, что комендант направляется именно к нему, а вовсе не спешит по своим делам. Из чистого противоречия он не продолжил идти, а молча стоял, глядя на приближающегося эльфа. Тот стремительно несся по середине моста, даже не касаясь поручней. Развевались по ветру неприбранные волосы, там и сям небрежно перемеженные тонкими косами. Поблескивал на поясе широкий короткий клинок. Эомер невольно отметил, что одет комендант на людской манер, и женской заботы не ведает – коричневый камзол был основательно потерт, рубашка, хоть и чистая, измята, а высокие сапоги давно нуждались в щетке. Роханец едва не ухмыльнулся – если б не репейный нрав, Риносс был бы, пожалуй, свойским парнем, чтоб там ни говорили об изысканных эльфах.
Меж тем, комендант подошел ближе:
- Доброго утра, маршал. Как почивал?
В голосе эльфа сегодня не было враждебности, хотя и приветливым его Эомер бы не счел.
- Здравствуй, Риносс. Благодарствуй, отдохнул на славу.
- Добро. Не прогуляешься ли со мной? Потолковать надобно. – И комендант выжидательно глянул роханцу в глаза.
- Отчего ж, давай прогуляемся, зело мне любопытно ваш город поглядеть.
Риносс кивнул, но не тронулся вперед, а оперся о поручень, глядя вниз.
- Вот что, маршал. Может, чего и надобно сказать для почину, но ты солдат, и, думаю, долгие разглагольствования не пуще моего уважаешь. Нехорошо мы с тобой знакомство начали, чего греха таить. А потому хочу поговорить напрямик, по-мужски, чтоб лишних обид да прочего сору промеж нас не водилось. Я знаю, что я тебе не по душе, но ты сейчас просто послушай. Я всего-то один эльф со скверным характером. А в Лайнгарте народу много, и живут здесь честные и добрые люди, чистые и преданные женщины, крохотные ребятишки. Лайнгарт для них – единственный дом, другого у них нет. А потому, Эомер, - Риносс обернулся к маршалу, пристально и цепко заглядывая в глаза, - я хочу, чтоб ты поклялся мне честью роханского воина, что, уйдя отсюда, ты навсегда сохранишь тайну этого места.
Эомер помолчал, глядя в суровое лицо эльфа. Потом медленно проговорил:
- Ты меня отпускаешь?
Риносс сдвинул брови:
- Здесь не тюрьма, маршал. Только не здесь, запомни это. Отсюда еще никто не уходил, но не потому, что его не отпускали. Сюда никто не пришел от жажды перемены мест, никто не пойдет в Бурые Равнины ради забавы, не те это места. В эти гиблых краях ищут лишь одного – убежища, и лишь тогда, когда более нигде его не отыскать. А потому для всех, кто живет в Лайнгарте, Пропасть – единственное пристанище в Средиземье. Ты же попал сюда по пустой случайности. Тебе не нужен новый дом – он у тебя и так есть, и ты хочешь вернуться туда. А значит, даже пожелай я тебя остановить – ты постараешься покинуть Лайнгарт. Поклянись сохранить нашу тайну.
Эомер не ожидал этих слов, он приготовился к угрозам, и внезапная прямота эльфа обезоружила его.
- Я не уверен, что покину Пропасть, Риносс. Король выгнал меня из страны, меня там более не ждут. – Он сказал это неожиданно для себя. Почему-то хотелось разубедить сурового коменданта в своем стремлении немедленно покинуть место, где к нему были по-своему добры. Но эльф покачал головой:
- Короли не вечны, Эомер. Ристании же на твой век хватит. Я знаю, что ты рвешься на родину.
Эомер почувствовал, что начинает злиться. Что этот остроухий возомнил о себе? Знает он, видите ли…
- Да что ты можешь знать обо мне, эльф! – начал он не без запальчивости, - Ты знаешь меня без году один день. И уже судишь о моих желаниях, моих надеждах и слабостях. Как тебе вообще ведомо о том, что я испытал, когда покидал родной дворец, словно получивший расчет за пьянство лакеишка? Я, прослуживший королю всю жизнь, не имевший ни чаяний иных, ни стремлений, кроме службы Рохану? Вышвырнутый за порог всего-то по злобному шепотку отвратительного мерзавца, что жаждал удалить от короля верных людей? Что ты об этом знаешь?
- Я-то? – Риносс усмехнулся, и в золотисто-карих глазах проступило выражение сдерживаемой горечи. – Да почти что ничего. Откуда мне знать, каково быть изгоем… Мне, что более тысячи лет служил мечником в армии сиятельного короля Трандуила. Что прошел десятки войн, сражался у Одинокой горы, у Дол Гулдура, и еще в сотне иных мест, где по сей день от пролитой крови дурно растет трава… Так слушай, роханец. Однажды на поле боя, подбирая раненных, я наткнулся на орочьего подростка. Он был ранен в живот и ужасно страдал. Не знаю, отчего мне так больно было смотреть на его муки – вокруг царил сущий ад… Но не суть. Я подобрал его, принес в свой собственный дом и начал выхаживать. Он был юн, он бредил и звал мать. Я никогда не задумывался о том, что и орки имеют матерей, жен, детей. Я сидел у его постели четыре дня, и он встал на ноги. Он горячо благодарил меня, он плакал и клялся, что с этого дня не поднимет на эльфа оружия. Ночью того же дня он покинул мой дом и убил семью моего соседа, что был в ту ночь в дозоре. Всех… Жену, сына, дочь… Его поймали патрули всего в лиге от поселка. Утром его казнили. А меня объявили государственным изменником, ведь это я привел в поселок врага. Меня с позором изгнали из Лихолесья, и назад мне путь заказан.
Я был растоптан, я изнемогал от чувства вины, и изгнание принял, как справедливую кару. Я шел через лес, не глядя по сторонам и не снимая с плеча лук. Я хотел смерти. Но судьба хранит таких безумцев. Через неделю скитаний, я наткнулся в чаще на тяжелораненого орка. Я прежде ненавидел орков ровно настолько, насколько это пристало эльфийскому воину. Теперь же я ненавидел их со всей страстью однажды преданного доверия. Первым моим побуждением было его убить, но потом мне захотелось, чтоб тварь помучилась. Я напоил его водой и слегка подлечил. Аккурат настолько, чтоб остановилась кровь, и мерзавец был в сознании постоянно, непрерывно страдая от боли. Мы вместе поужинали, и мне было забавно глядеть, как он давится лембасом. Но гад не жаловался, и к полуночи мы легли спать. Я не стал караулить – мне было равно наплевать на обе наши жизни. На рассвете я проснулся… Орк был без сознания. Поперек моего живота лежало тело задушенной змеи, а орк сжимал змеиную шею. Она была толщиной с мой кулак, Эомер. Такую тварь непросто задушить руками. Но орк, невзирая на ранения и жар, отдал последние силы, чтоб спасти мою жизнь. Даже на суде короля я не испытывал такого жгучего стыда за себя, как в то утро. Так я познакомился с Суруром, и дальше мы пошли вместе. Этот орк был дезертиром из гарнизона Дол Гулдура. Две недели мы продирались сквозь Лихолесскую Пущу, просто идя, куда глаза глядят. Я не буду описывать тебе наш путь, он был нелегок. Мы были слишком разными, слишком предубежденными - я ненавидел орков, Сурур презирал эльфов. Мы много ссорились, несколько раз нешуточно дрались. Но мы все равно шли вместе. У самого Андуина мы подобрали орочью девицу, бежавшую из разрушенного Сауроновой армией селения в Мглистых горах. Так воины Владыки запасались продовольствием. Девушка была сильно избита, и подозреваю, что обесчещена. Мы оба пришлись ей не по нраву, она боялась есть с нами из одного котелка, взвивалась, как кошка, стоило протянуть к ней руку. Ее телесные раны скоро зажили, но душевные кровоточили еще много месяцев… В общем, так Сурур встретил свою судьбу. В Бурые Равнины мы забрели в поисках дичи. Сурур угодил в западню, такую хитрую, что мне оставалось диву даваться. Он сильно поранил бок о торчащий в дне ловушки кол, а вскоре пожаловали и егеря, с которыми я уже готов был сцепиться, когда они предложили нам еды и привели сюда. Вот так мы оказались в Лайнгарте…
Риносс замолк, глядя на провал, откуда доносился шум вод. Эомер тоже молчал, потрясенный этой историей. Вдруг комендант обернулся к собеседнику:
- Я рассказал тебе все это не для того, чтоб ты оценил мое красноречие или откровенность. Я хочу, чтоб ты понимал нас. Знал, откуда мы пришли. Почему живем здесь, почему так тщательно скрываемся. Эомер, моя история – одна из самых незамысловатых в Лайнгарте. Здесь есть многие, прошедшие куда более тернистый путь, изведавшие куда горшие потери. Не предавай этого народа, маршал. Каждого из нас уже и так однажды предали.
Эомер нахмурился. Он не был силен в речах, и сейчас мучительно искал нужные слова. Коротко и крепко коснувшись рукой груди, он произнес:
- Я клянусь, Риносс. Клянусь всем, что дорого мне, не обмануть доверия, оказанного мне здесь.
Эльф снова внимательно посмотрел в глаза маршалу, и вдруг его взгляд потеплел:
- Я верю тебе. – И Эомер сразу понял, что ему действительно поверили.
***
Этими простыми словами Риносс словно отомкнул некую запертую дверь. Эомер так и не смог объяснить себе, что изменилось в этот момент, но он вдруг перестал чувствовать себя столь непререкаемо чужим, каким был еще утром.
Следуя за Риноссом, он с опаской двинулся по мосту. Эльф обернулся, и Эомер уже готов был рыкнуть в ответ на насмешку, но тот лишь спокойно кивнул:
- К мостам привыкнешь, они как живые – у каждого свой нрав. Скоро будешь бегать не хуже нашего.
С облегчением ступив на твердую землю, маршал огляделся – в обе стороны убегала широкая дорога, ветвящаяся тропинками и лестницами разной степени крутизны и извилистости. Вдоль тропинок и ступеней были врыты прочные столбики с протянутыми меж них канатами. Эту часть пропасти полностью занимали мастерские и склады. Риносс не спеша повел роханца направо:
- Слушай, маршал, да вникай. Расскажу про наши обычаи и уклад, а уж с народом сам познакомишься, у нас новое лицо – завсегда диковина. Законы у нас простые. Но в прочих краях за всеми не углядишь, а потому и нарушают закон там часто. А нас здесь немногим более двух сотен душ, вместе с детворой, так что любой огрех за версту поневоле виден. Но ты дурного не подумай - никто не наушничает, соглядатаи тоже не в чести – только совесть тебе и страж.
Законов у нас всего три: равенство, сплоченность, труд. Под равенством разумею только расовую принадлежность. Ты, маршал, не ухмыляйся, не шутки шучу. Если ты Сурура сукиным сыном назовешь – это ваши с ним дела, никто лезть не станет. А вот если грязным орком – за это будут судить. Судят у нас по-простому, плетей всыплют за милую душу.
Эомер задумчиво нахмурился, переваривая чудной закон.
- Погоди, ну а если я тебя эльфом кликну? Чего обидного-то?
- Ничего, - терпеливо пояснил комендант, - я и есть эльф, расу никто не отменял. Эдак меня вовсе надобно казнить, потому как мое бессмертие суть расовый снобизм и оскорбляет прочих.
Эомер расхохотался, и губы Риносса тоже дрогнули улыбкой.
- Словом, - продолжил он, - дело не в том, что никто не смеет заикнуться о своем происхождении. Вовсе напротив – никто не хуже остальных, все равно заслуживают уважения, вне зависимости от роста, цвета кожи, формы ушей и густоты бороды. Поначалу трудно отбросить предрассудки. Но ты вскоре сам поймешь, как легко жить, в каждом видя зерно, а не оболочку. Далее – сплоченность. Это, пожалуй, еще важнее равенства. Твое ведь дело лишь не задевать ничьего расового достоинства, любить же орков, умбарцев или эльфов тебя заставить никто не в праве, да и не в силах. А вот стоять горой за каждого в Лайнгарте – это долг всех без исключения. Взаимовыручка, доверие, единство – ты еще увидишь, как мало знал об этих вещах. Трудно представить себе, какую огромную силу дают двум сотням людей эти ценности.
Труд… С этим все просто. Жизнь в пропасти сурова, и чтоб она была легче, надежней и приятней, все мы должны вкладывать в нее свою лепту. В Лайнгарте работают все. У кого есть ремесло – трудится по умению, у кого нет – выбирают занятие по душе и силе. Все мужчины, включая подростков, по очереди занимаются восстановлением разрушенной части города. Брайд тебе ее, верно, показывала вчера. Для этого каждый раз в несколько недель оставляет свое обычное занятие. Этим займешься и ты, Эомер. Ты молод и силен, твоя помощь может быть огромна.
Роханец кивнул:
- Справедливо. А как у вас с деньгами заведено? Я без гроша пожаловал, не век же мне у Брайд нахлебничать.
Риносс неопределенно приподнял бровь, на миг задумавшись.
- С деньгами у нас не все так просто, Эомер. Но ты со временем разберешься. Пока же не беспокойся об этом – все, кто работают на обвале, ходят столоваться к Брайд. Если нужна одежда или обувь – есть мастера, и они тебя обошьют без лишних вопросов.
- Эй, постой, за спасибо, что ль, штаны подарят? – Эомер не на шутку заинтересовался странными объяснениями коменданта.
- Будет нужда – сходишь к белошвейке, да обо всем и расспросишь, я в ее ремесло носа не сую, - неожиданно суховато отсек Риносс. – Всего одно я тебе за час всех обычаев не растолкую.
- Гляди, как чудно. – Роханец прикусил губу. Стоило ли задавать этот вопрос?... Но эльф же сам обещал растолковать, что к чему…
- Послушай, Риносс, а откуда вы сырье берете? Вон ежели есть белошвейка – так и ткань надобна, пуговицы, шнуры, еще всякой всячины, небось, целый воз. Не все ж вы на месте делаете.
Эльф усмехнулся. А потом неторопливо проговорил:
- Верно, всего на месте не спроворишь. Мы ведем торговлю с внешним миром. Как - это пока не твоя печаль. Ну а остальное мы добываем еще проще – грабим караваны, что проходят через наши земли.
Сказав это, Риносс пристально и с любопытством взглянул на собеседника, словно нетерпеливо ожидая реакции. Несколько секунд Эомер молчал, а потом вдруг хлопнул себя по лбу:
- Эру всемогущий! Так вот они кто, «призраки Бурых равнин»! Да о вас в Рохане легенды ходят, одна другой чуднее, а вон оно, оказывается, как на деле!
Комендант усмехнулся, пряча легкое замешательство:
- Призраки? Ты о чем толкуешь, маршал?
- Так торговцев-то хватает, кого на Равнинах обнесли! И наши, роханские, и гондорцы, и еще уйма негоциантов. Все бают в один голос – шли, на горизонте ни пылинки, и вдруг – как морок находит. То тьма накрывает, будто бесшумно вихрь налетел, то сон всех сморит, то еще какая напасть. А как очнутся все – лошади и ослы стоят без поклажи, а куда что исчезло, да кто вор – невдомек. Так тех татей и кличут в Средиземье «Призраки Бурых равнин». А это вы орудуете, ох и чудеса!
Риносс смотрел на Эомера, сдвинув брови. Он ожидал негодования, но никак не этого детского восторга от разгаданной загадки. А роханец продолжал ликовать:
- И ведь дураку понятно – недоброе место, объезжай. Так нет, чего только не пробуют, амулетами обвешиваются, гимны Валар распевают, и все равно едут, надеются, что пронесет. И правда, многим везет. А отчего так, Риносс? Почему одних пропускаете, а других грабите?
Эльф, уже неприкрыто улыбавшийся, пожал плечами:
- Так если всех грабить, скоро вправду перестанут ездить. Да и не все товары нам ко двору. К чему нам тут, например, харадские шелка или драгоценная древесина из Лихолесья? Для наших женщин мы ткани и купить можем, а двадцать возов парчи нам без надобности.
… За разговором, эльф и роханец не приметили, как лед окончательно раскололся. Они шли по каменистой тропе, и Эомер засыпал коменданта вопросами, все больше удивляясь… нет, не тому, как странно и эксцентрично живет затерянный город Лайнгарт. Скорее тому, как неожиданно просто и складно устроена здесь жизнь, как мало условностей обитает в свистящих ветром каменных лабиринтах.
Меж тем, гладкая дорога, светлыми изгибами ведшая наверх, углубилась под гранитный массив, причудливо нависавший над крутым склоном. Там и сям мощный монолит поддерживался столь же могучими столбами и колоннами – эти странные сооружения, выеденные в скалах вековыми ветрами, образовывали поразительную анфиладу гротов и галерей самых прихотливых форм. Здесь, в сухих и прохладных укрытиях помещались склады, в глубину скалы уходили ряды бочек, за ними виднелись груды мешков.
- Комендант, а отчего все на виду сложено? Ни дверей, ни запоров. Вы-то все, понятно, свои, но я, к примеру, у вас человек новый. А ну как польщусь на эвон тот бочонок? Там, не иначе, вино из самого Осгилиата, видал я такие.
Риносс пожал плечами:
- Попытай счастья. Да если тебя от наших сторожей Эру упасет – я тебе тот бочонок лично притащу в подарок, и еще окорок из своей кладовой добавлю.
Эомер, задетый тоном эльфа, собрался, было, заострить вопрос о складах, но Риносс в этот момент ускорил шаг, неожиданно широко и приветливо улыбнувшись.
- Здорово, Дангор. Экий у тебя красавец!
У отвесной стены сидел на земле длинноволосый субъект, а у ног его возился в пыли странно крупный, несусветно лохматый щенок.
- И тебе, Рин, не хворать, - хозяин щенка встал на ноги, протягивая Риноссу изящную кисть, уснащенную короткими когтями – это снова был орк. А комендант меж тем кивнул на роханца:
- Знакомься, Эомер, роханской крови воин. А это – Риносс обернулся к маршалу – Дангор, варгер наш.
- Добро познакомиться, - Эомер с внутренним содроганием пожал жилистую руку, столь же дружелюбно протянутую ему орком. – Не осерчай за скудоумие, варгер – сие кто будет?
Орк ухмыльнулся, обнажая ослепительной белизны зубы, совсем человеческие, если не считать четырех почти волчьей остроты клыков:
- Да чего ж мудреного. При конях – конюх. Ну а при варгах – варгер стало быть.
Осененный внезапной догадкой, Эомер потрясенно взглянул на щенка. Тот уселся, смешно расставив по-младенчески толстые передние лапки и склонив лопоухую голову. Не щенок… варжонок…
Риносс присел на корточки, ласково потрепал малыша по пушистому загривку. А Дангор улыбнулся с отеческой гордостью:
- Хорош? Громом назвал, аккурат в последнюю грозу родился. Бедняжка Шеба, мамаша его, чуть не до смерти перепугалась.
Эомер во все глаза смотрел на варжонка, старательно отгоняя нарисованный воображением образ перепуганной клыкастой бедняжки футов пяти в холке. Дангор что-то басовито ворковал, почесывая щенку за ушами. Поди ж ты… Эомер прежде не замечал, что орки такие разные. Сурур в плечах косая сажень, черноглаз, кряжист. А Дангор был высок и худощав, копна из множества тонких темных кос спадала почти до пояса, почти правильные черты лица освещали проницательные янтарно-желтые глаза, резко изломанные брови оканчивались двойными шипами, от висков к щекам тянулись цепочки тонких шрамов, походивших на чеканку. Вероятно, они были ритуального происхождения. Сторожа… Эомер вдруг с досадой почувствовал, как взмок затылок, а по спине пробежала мерзкая дрожь. Он с леденящей отчетливостью понял, что за неподкупные часовые караулят по ночам склады, и вина в тот же миг расхотелось.
Вероятно, еще немало удивительных открытий сулила маршалу прогулка с ершистым комендантом, но вдруг Риносс, за миг до этого что-то оживленно обсуждавший с варгером, резко обернулся, вглядываясь куда-то Эомеру за плечо, и не по-эльфийски виртуозно выругался. Роханец, не без внутреннего содрогания, тоже окинул пропасть быстрым взглядом, уже готовый увидеть за спиной очередную лайнгартскую чертовщину, вроде назгула в кружевной мантилье. Но все было спокойно, лишь в необъятной кроне вековой сосны, неспешно покачивавшей ветвями в полу фарлонге от края провала, мелькала быстрая фигура. Маршал пригляделся – по могучему суку с обезьяньей ловкостью карабкался человек… Эомер невольно затаил дыхание, наблюдая за стремительными движениями неизвестного ловкача, рискующего в любую секунду сорваться в тёмную глотку провала. Но тот, будто бесстрашный зверь, мчался меж зелёных сосновых лап вниз, к основанию исполинского дерева, перескакивал через кривые сучья, цепляясь за могучие ветви странного вида острыми крюками.
Эомер хотел было расспросить Риносса, который хмуро наблюдал за происходящим действом, о том, кто таков этот проворный удалец, как вдруг со стороны моста послышался знакомый зычный голос. И прежде, чем увидеть грозно развевающиеся кудри и бойкую коренастую фигуру, среди речного гула и шума городских улиц маршал явственно различил:
- Ух, бестия, неужто совсем ошалел! Сорвёшься – и поминай, как звали. Да и спрашивать-то с кого станут? С коменданта, что не углядел! – рыжеволосая гномка спешила вдоль помоста, примыкающего к рыночной площади, наперехват неизвестного умельца, – не вводи меня во грех и сей же час спускайся на землю, покуда я сама за тебя, строптивец, не взялась!
Но «строптивец», выбрав ветвь покрепче, обхватил её ногами и, дразнясь, свесился вниз головой перед самым носом разгневанной хозяйки. Краем глаза Эомер заметил, как Риносс, досадливо качнув головой, прикрыл глаза ладонью. Орк же едва заметно ухмыльнулся, возвращаясь к заскучавшему без внимания щенку.
- Ну, погоди у меня, чертяка! – задыхаясь то ли от бега, то ли от возмущения, голосила Брайд, с ужасом глядя, как опасно раскачивается над пропастью сосновая ветка, - вот заставлю котелки скрести да миски полоскать – так и пыл поубавится!
- Эх, тётушка, бабья это работа, чугуны-то чистить, - беззаботно хохоча, отозвался ловкач.
- Я тебе покажу «бабья работа», - погрозила женщина пухлым пальцем, - вон забудет «тетушка» тебе тот чугунок едой наполнить – враз присмиреешь, да к Риноссу на холостяцкие харчи захребетничать побежишь! Попадись только мне на глаза, неслух ты разэтакий! – и с этими словами гномка взмахнула юбками и яростно затопала обратно в сторону таверны.
Эомер с добродушной улыбкой следил, как удаляется приземистая фигура Брайд, а затем и вовсе исчезает в галдящей рыночной толчее. Он дивился её пылкой сердечности и участию в судьбе стольких жителей города и его гостей. Теперь маршалу с трудом верилось в те небылицы, которые рассказывали о суровости и жадности гномов, да о том, будто те рождаются из каменных глыб, не зная материнской любви. И как только сам он уверовал в эту околесицу!
- Экие у вас водятся удальцы, нечего сказать! – простодушно обратился роханец к эльфу, повинуясь порыву искреннего любопытства,- кто он таков?
- Причина моей ежедневной головной боли, - сухо отозвался комендант, раздражённо постукивая пальцами по деревянному поручню страхующей ограды. Его слова лишь разожгли и без того возросший интерес Эомера: ему хотелось взглянуть на того, кто осмеливается досаждать грозному эльфу.
Тем временем, незнакомый маршалу лайнгартец уже соскочил на шаткий мост и спешил к ним вдоль террасы, пока не приблизился настолько, что впору было как следует его разглядеть. Тут уж Эомер дался диву: ему навстречу шагал юноша лет семнадцати, стройный и, как довелось убедиться, необычайно ловкий. Его тёмные глаза сверкали задором, в нахальной улыбке читалась неприкрытая дерзость, а вздёрнутый подбородок говорил о неукрощённой спеси. Однако Эомеру, несведущему в искусстве чтения людских душ, виделся лишь пыл и азарт, понятные каждому, кто хоть раз рисковал своей шкурой. Во внешности этого юноши было нечто дикое и таинственное: тёмные, раскосые глаза, узкое, смуглое лицо, сильное тело. В длинные чёрные волосы вплетены цветные нити и перья, виски выбриты, под глазами и на скулах обрядовые знаки и отметины. Рохиррим обнаружил, что и одет юноша на чудной манер: лёгкая расшитая безрукавка, шаровары, да матерчатые сапоги. За спиной у незнакомца торчали рукояти двойного орудия, которое Эомер издали принял за крюки, да заплечная сумка, до отказа набитая каким-то добром. Сам собой напрашивался вывод о том, что мальчишка наверняка принадлежит одному из кочевых племён, коих в Средиземье водилось немало. Однако маршал не улавливал никакого сходства с теми традиционными знаками, что ему доводилось видеть у соседствующих дунландцев, харадцев или других кочевых народов.
- Эй, Рин! – крикнул юноша ещё издали.
По наблюдениям маршала, Риносс не терпел бездумного панибратства, и потому фамильярность, с которой совсем ещё зелёный юнец обратился к строгому коменданту, вынудила Эомера закашляться, в попытке подавить неуместный смешок. На точёном лице эльфа не дрогнула ни одна мышца, однако холодный предупреждающий взгляд, которым он встретил сорванца, о соблюдении приличий сказал краше любых слов.
- Прошу прощения, командир, - приутих юноша, - посмотри лучше, что за жар-птицу мы изловили у Лихолесского тракта! – он скинул сумку к ногам коменданта. Ударившись оземь, она раскрылась, явив глазам несколько дорогих на вид звериных шкур, - да за такой товар можно выручить славные деньги, к бабке не ходи!
Горящие глаза парня ни на миг не отрывались от Риносса, точно ни стоящий в стороне орк, ни пришлый из чужих краёв своим присутствием ни капли его не заботили.
- Мне казалось, я ясно выразился, когда предупреждал тебя не использовать прямой ход, - проговорил эльф ледяным тоном, однако за стеной неуязвимости и терпения можно было различить ноту раздражения.
- Да там за лигу ни души, ни зверя…
- Да ты шутки шутить вздумал?! И слышать ничего не желаю, - воскликнул Риносс, жестом пресекая всякую попытку возразить, - нельзя здесь каждому думать лишь за себя, да очертя голову бросаться в омут! Ты должен знать это лучше других, коли мнишь себя воином.
- Но я…
- Хальбьёрг! – эльф исподлобья полоснул парня бритвенно-острым взглядом, словно пытаясь донести до него некую мысль, не укладывающуюся в слова, - пока ты сам не можешь держать ответ за себя, я не вправе доверить тебе благополучие других.
И эльф больше не прибавил ни слова, устало поведя плечами. Лицо юноши, застывшего перед ним в напряжении, пылало негодованием и обидой. Это всколыхнуло в душе Эомера смутно знакомые воспоминания и чувство несправедливости. Он не забыл, как бунтовала, бывало, его душа, когда король пенял на Тэодреда за промахи в задачах, для него ещё непосильных, но необходимых ему, как наследнику трона. И теперь рохиррима в одночасье захлестнула волна сочувствия и праведного возмущения.
- Он ведь ещё мальчишка совсем, так чего ж ты от него требуешь! – встрял Эомер, выступая вперёд, - неужто вы таких юнцов на большую землю с поручениями отправляете? Мало у вас опытных служивых?
На мгновение в воздухе повисла тишина, оттеняемая лишь отдалённым шумом мастерских. Медленно повернув голову в его сторону, Хальбьёрг впервые удостоил Эомера взглядом, да таким, что впору было рубахе задымиться.
- Не тот ли ты знаменитый маршал, который с раненым, издыхающим варгом не сладил? – ехидно вопросил он, а роханец, застигнутый врасплох, так и замер, – уж я-то думал, ты совсем старик, раз Сурур тебя вчерашнего дня на хребте приволок, - ещё тише добавил юноша, и недобрая усмешка скользнула по красивому лицу.
Когда весь ядовитый смысл его слов дошёл до сознания ошеломлённого рохиррима, он не сумел совладать с собой.
- Ах ты!.. – Эомер дёрнулся, чтобы выучить наглеца кое-каким манерам, да только Риносс уже оказался между ними. Маршал почувствовал, как худощавые, но цепкие лапы орка сомкнулись на плечах, лишая возможности вырваться, и забился ещё сильнее.
- Довольно! – рявкнул комендант, широко расставив руки, - Бьёрг, - он кивнул на мальчишку, - дозорным на восточные укрепления. Добычу отнесёшь, куда следует, а после – на пост… Ну! Рысью-рысью!.. А увижу на дереве – по валуну на каждую ногу до конца недели.
Напоследок угрожающе сверкнув глазами, юноша закинул на плечо сумку и был таков. Как только он скрылся из виду, Дангор поспешил освободить взбешённого роханца от железной хватки.
- Не держи на него обиды, маршал. Ремесло у него нелёгкое, да амбиции не по чину, вот и не знает покоя его душа мятежная, - нахмурившись произнёс Риносс.
- Кто ж таков как бишь его, Халь…? – буркнул роханец, встряхивая головой, словно пытаясь избавиться от переполнившего его гнева. Рёбра, начавшие было заживать, снова дали о себе знать удушливой волной боли.
- Мы его Бьёргом кличем. Добытчик он, - негромко отозвался Дангор.
- Навроде вора, что караваны обчищает? – фыркнул Эомер.
- Не совсем. Он один из немногих, кто знает близлежащие к равнине леса и умеет выслеживать обитающее там зверьё, - пояснил Риносс, - в Лихолесской Пуще каких только тварей не сыскать, да ты, верно, и сам слыхал, - продолжал он, - так за их шкуры мы немало выручаем, а когти да клыки годны на орудия.
- Скажи, какой умелец, - проворчал Эомер, - коль так, и мне дай дело! Негоже роханскому воину на перине отлёживаться, покуда его слабаком кличут!
- Полно тебе, маршал, - Риносс примирительно хлопнул роханца по плечу. – Идём. Я покажу тебе дорогу к разрушенному краю: осмотришься да, глядишь, и работёнку по душе найдёшь.
С этими словами комендант махнул на прощание Дангору рукой и повёл Эомера за собой через полупещерные переходы и мосты к южной части ущелья.
