Глава 4Часть 3. Враг. Глава 2.
Глава 2.
- Прости меня, - сказала я на следующий день, когда мы остались одни. Вчера приехала Лаура, и они с Луной нашли друг друга. Учеба еще не началась, а они уже добровольно погребли себя под грудой учебников в библиотеке, оставив нас с Мариссой разбирать чемоданы. Марисса хмуро вываливала свои вещи, беспорядочно раскладывая их по полкам. Она явно услышала меня, но не обернулась.
- Это было нечестно, - буркнула она, наконец, через плечо.
- Я знаю, - коротко отозвалась я. – Мне трудно. Я не понимаю, что со мной происходит.
Марисса замерла, затем сорвалась с места и плюхнулась на кровать рядом со мной.
- Если бы Бласу было все равно, он бы просто уехал, не оставив никому инструкций, - завела она старую песню.
- Давай не будем об этом, - попросила я.
Марисса с готовностью кивнула.
- Что ты собираешься делать?
Я пожала плечами.
- А что я должна делать?
Марисса расширила глаза.
- Ты не собираешься найти его?
Я упрямо покачала головой.
- Зачем?
Марисса растерялась.
- Бласа ты искала…
- Потому что Блас заботился обо мне с самого детства. Он стал мне близким человеком за последние годы, а этот знает меня от силы пару месяцев. И то по фамилии.
Марисса понимающе кивнула.
- Все равно, хорошо бы иметь обратную связь. Теперь Франко и Соня не смогут удочерить тебя. Мы могли бы уговорить твоего нового опекуна отказаться от прав…
- Думаю, долго уговаривать бы не пришлось, - хмыкнула я. – Наверняка, он ждет не дождется моего совершеннолетия…
- Лухи, перестань уже, - строго перебила Марисса. – Если бы ему было наплевать на тебя, он не прислал бы подарок.
- Наверняка, Блас оставил распоряжение, - равнодушно отозвалась я. – Я всегда получала подарок на день Рождение. Видимо, это завет его отца.
- Он мог подарить тебе какую-нибудь безделушку, - возразила Марисса. – А не разыскивать каток в Южной Америке.
- Просто совпадение, - пожала плечами я. – Шестерка подслушал наш разговор, а опекун был настолько глуп, что не понял юмора.
Марисса с сомнением покачала головой.
- Ты просто упрямишься.
- Наплевать, - огрызнулась я. – Я не хочу о нем говорить, мне все равно. Я его ненавижу, если хочешь знать!
- Да за что? – воскликнула Марисса.
Я промолчала.
- За то, что он не Блас? – проницательно заметила она.
Я напряглась.
- За то, что его выбрал Блас, - парировала. – Наверняка, они одного поля ягоды, и им обоим наплевать на меня. Я больше не собираюсь ни к кому привязываться. Франко не сможет меня удочерить – что ж, ничего не поделаешь, теперь в этом нет необходимости. Какой-никакой, опекун у меня есть, и у нас с ним будут сугубо деловые отношения. Мне исполнится двадцать один – и мы забудем о существовании друг друга.
Марисса молчала, неодобрительно глядя на меня.
- Почему ты злишься? – покачала она головой.
- Потому что я оказалась дурой, - коротко ответила я и, ничего не прибавив, покинула комнату.
***
Я быстро вошла в колею. Начались занятия, горы домашнего задания – у меня просто не было времени упиваться своим горем. Последний курс оказался напряженнее предыдущих, да и статус общеобразовательной школы наложил отпечаток: теперь мы должны были следовать программе министерства образования, а они там явно намеревались свести растущее поколение в могилу.
Марисса первое время не спускала с меня глаз, но заметив, что я пришла в себя, стала проводить больше времени с Пабло. Соня все так же приходила навещать нас едва ли не каждый день. Мы с ней объяснились: они с Франко действительно давно обо всем узнали, но все это время пытались отвоевать меня у социального отдела – даже ходили на судебное слушание. Это опекун прислал мне билет в Мачу-Пикчу и разрешение на выезд – вот, почему Франко купил билеты остальным, не посоветовавшись с нами. Это опекун переводил деньги на счет, который Колуччи открыл специально для меня, чтобы убедить социальный отдел в своей платежеспособности. Как мой новый наставник мог узнать номер этого счета, Франко до сих пор гадает. Я-то теперь понимаю, что если этот человек – из одной шайки с Бласом, ему раз плюнуть разведать и номер счета, и мое местонахождение. Но вот как Колуччи удавалось все это время водить меня за нос, ума не приложу – видимо, решив избавляться от паранойи, я нечаянно отключила мозги совсем. Соня говорит, они не хотели меня тревожить. Она была уверена, что им удастся выиграть дело. Впрочем, несмотря на то, что они с Колуччи и так занимались моим удочерением все лето, Соня не собиралась сдаваться:
- Я этого так не оставлю! – возмущалась она, встав в свою излюбленную изящную позу и активно жестикулируя. – Эти бандиты вообще не имеют права опекунства. Я выведу их на чистую воду!
Я знала, что Соня зря сотрясает воздух, потому что «эти бандиты» наверняка подкупили весь социальный отдел, чтобы получить анонимное опекунство. К тому же, несмотря ни на что, память обоих Фара была мне по-прежнему слишком дорога, чтобы я согласилась выуживать на поверхность всю грязь, которая была с ними связана.
- Соня, не нужно ничего делать, - успокаивала я ее. – Прошу тебя. Я шестнадцать лет жила на деньги бандита и не испытываю никаких угрызений совести. Между прочим, Рикардо Фара-старший воровал, потому что хотел помогать беспризорникам – таким, как и я.
Соня сокрушенно качала головой и глубокомысленно изрекала что-то в ответ, но так как сделать и в самом деле ничего не могла, ей оставалось только смириться.
- Пообещай, что не станешь его искать, - пристально смотрела она на меня.
- Обещаю, - каждый раз легко соглашалась я. И говорила правду.
Не хочу знать, кто мой новый опекун, не хочу знать Бласа. Меня больше не интересует, кто оставляет цветы на его могиле, – да скорее всего, мой новый опекун и оставляет. Мной овладела та же апатия, что и до встречи с Хосе, – словно и не было этого зеленого лета, которое так ненадолго вернуло меня к жизни. Мне снова стало абсолютно все равно, и на сей раз мной овладела холодная решимость. Они меня бросили? Прекрасно! Скатертью дорога. Прощай, мама – где бы ты ни была, не хочу тебя знать! Прощай, Маркос, ты значишь для меня теперь не больше, чем любой другой одноклассник. Прощай, Хосе, я закинула дневник в дальний ящик – спасибо, что не давал скучать летом.
Покойся с миром, Блас. Теперь, когда я знаю, что ты меня предал, забыть тебя станет гораздо легче.
***
И снова белая палата, и он полусидит на кровати, опираясь спиной на подушку. Я сижу рядом на одеяле и сжимаю его руку. Это так приятно и непривычно находиться настолько близко от него и держать за руку. Он не вырывает ее, не кричит на меня, а лишь спокойно смотрит мне в глаза, хотя взгляд измученный и грустный.
- Как ты себя чувствуешь?
Усмехается.
- Как после восьмичасовой тренировки по регби.
Улыбаюсь и понимающе киваю.
- Думаю, ты преувеличиваешь. Неплохо выглядишь для трупа.
- Я просто всегда выгляжу неплохо, - хмыкает Блас.
- И скромен до неприличия, - заканчиваю за него.
- Простая констатация факта, - поводит обнаженным плечом Блас и морщится.
- Ребро? – обеспокоенно спрашиваю я, кивая на руку.
Блас качает головой и усмехается.
- Я думал, занятия по анатомии введут с пятого курса. Ты знаешь слово «ребро»? Приятно удивлен.
Сощуриваю глаза.
- Когда-нибудь в научных целях я лично тебе их пересчитаю, - мстительно обещаю я.
Блас одобрительно усмехается.
- Боюсь, тогда мне придется снова написать на тебя докладную.
- Боюсь, тогда тебе нечем будет уже писать, - хмыкаю я.
Блас смотрит на меня насмешливым, чуть удивленным взглядом.
- А ты неплохо отточила язык, - протягивает он.
- Многочасовые тренировки перед зеркалом, - развожу руками. – Да и талант не пропьешь.
Блас кривится.
- Очень изящное выражение, - недовольно фыркает он.
- Значит ли это, что ты признаешь мой талант? – Хитро улыбаюсь.
- Это значит, что ты выражаешься, как гопота в пивнушке.
- Тебе виднее – ни разу не была в пивнушке, - пожимаю я плечами и лукаво смотрю на него.
Блас криво улыбается.
- Уже поздно, - подает он голос после минутного молчания. – Клиника закрывается через пять минут. Тебе пора идти. – Может, мне кажется, но в его голосе проскальзывает нотка сожаления.
Я с огромным трудом заставила себя прийти к нему сегодня, но теперь вдруг осознаю, что не могу расстаться. Знаю, что вернусь сюда завтра и снова увижу его и сяду рядом, чтобы проговорить с ним весь день. Но сейчас выпустить руку не могу.
- Я приду завтра, - твердо обещаю я и вдруг порывисто целую его в щеку. Губы колет жесткая щетина. Резко отстраняюсь, чтобы не успел оттолкнуть меня, но он, кажется, и не пытается.
- Тогда увидимся завтра, - отвечает он, и уголки его губ чуть приподнимаются. Усмешка едва заметная, но мягкая и добрая. Такой я ни разу не видела на его лице.
С тяжелым сердцем выпускаю руку.
- До завтра, - киваю я. – Только ты приходи, - пылко прибавляю.
Блас ухмыляется.
- Это ты должна прийти.
- Точно! – вспоминаю я. – Тогда до завтра? - выдыхаю еще раз.
- До завтра, - кивает Блас и осторожно прибавляет: – Ты придешь?
Я с готовностью киваю.
- Я приду завтра, - повторяю бессвязно.
- Только не забудь.
- Я приду, - обещаю я. – Приду.
- Лухи, - сонный голос Мариссы врывается в палату, и белоснежные стены больницы начинают таять.
- Я приду! – восклицаю я, пытаясь их удержать.
– Хватит бормотать… – Снова сонный голос Мариссы. – Дай поспать!
Палата исчезла, и я резко открыла глаза. Огляделась с непонимающим видом: в темноте видны только очертания кроватей. Осознание приходит постепенно. В последнее время Блас снится мне каждую ночь: ногда я запоминаю сны в деталях, иногда в памяти остаются только очертания Бласа на больничной кровати. Но каждый раз, проснувшись, я начинаю тихонько плакать и, погружая лицо в подушку, чтобы не разбудить Мариссу, едва слышно шепчу:
- Ты предатель, Блас. Ты – предатель.
