Глава 4. Недоделанные табуреты и признания из-под палки
Я спокойна. Но чудеса самоконтроля не спасают обстановку в классе.
– Как думаешь, мы успеем заглянуть к нему в кабинет? Или поймать в коридоре? Может, нас отпустят пораньше? – шепчутся за третьей партой.
– Я не отпущу пораньше, – обрываю строго. – Работайте, леди. Тут не ставят оценок за болтовню.
Девочки ненадолго замолкают. Когда это происходит, я снова удивляюсь, как все-таки тихо. Из соседнего кабинета – ни звука, хотя между нами всего одна стена, далеко не самая крепкая и толстая в замке. Студенты-мальчики не подают признаков жизни.
После звонка я убеждаюсь, что ученицы не оставили своих стремлений: как только разрешается покинуть класс, гриффиндорки и пуффендуйки буквально прилипают к соседней двери. Никто оттуда не выходит.
– Леди, время обеда, – напоминаю я громко, возвышаясь над ними и стараясь выглядеть как можно более властной. – Не хотите поторопиться?
Они как одна глядят на меня, словно на предателя, смотрят долго, ожидая, что я моргну первая. Я чувствую, что не могу больше хмуриться, изображая преподавательскую строгость. И тут одна из гриффиндорок говорит:
– Да бросьте, увидите его в Большом зале. Что как дикие? Не налюбовались на встрече выпускников? Знаю я вас: струсите подойти, как тогда.
Все косятся на нее с сомнением, потом вдруг резко образуют тесный круг для обсуждения. Пошептавшись, резюмируют: «Ладно, пойдем» – и медленно удаляются по коридору, а напоследок обиженно сверкают глазами в мою сторону.
Студентки пропадают за поворотом, и я делаю аккуратный маленький шаг к соседней двери. Все так же тихо, и мне невыносимо интересно, что там происходит. Я хочу знать все: как приняли нового преподавателя мальчики, сколько книг свалилось на него из шкафа, пытался ли он понять, что такое молоток, и какие пальцы себе при этом отбил.
Я решаю, что самый верный способ избежать первой в мире смерти от неудовлетворенного любопытства – постучаться и напомнить, что звонок уже прозвенел. Но переминаюсь с ноги на ногу еще с минуту, а в итоге машу рукой на Малфоя, который где-то там, внутри, и отправляюсь на обед.
Через какое-то время я вижу со своего места за преподавательским столом, как в Большой зал спешно входят задержавшиеся на паре студенты и размеренно идет их профессор. Вскоре Малфой присоединяется к коллегам, садясь на стул, который поставили, конечно же, прямо рядом со мной.
– Приятного аппетита, профессор, – спокойно говорит МакГонагалл, глянув на него краем глаза. – Как прошло первое занятие?
– О, вполне удовлетворительно, – отвечает Малфой.
Директор кивает, но я подозрительно щурюсь.
– Не хорошо и не отлично? – спрашиваю тихо. – Удовлетворительно?
Он ест и игнорирует меня.
– Малфой?
– Профессор Грейнджер, у меня обед.
Я поджимаю губы. Мне не нравится, что не удается справиться с собственным любопытством, но какое-то время я даже пытаюсь смириться, что не узнаю ответы на все свои вопросы.
Тогда со стороны стола Когтеврана доносится какой-то беспокойный шум. Рыжая копна волос бросается мне в глаза, и я слышу голос Мадлен:
– Совсем, что ли, дурак?!
– Да сама ты не-да-ле-кая-я, – отвечает тот, кто не так давно был застукан с ней в нише ночью, – Луи Кортнер. – Поняла?
Что-то из еды летит в мальчика, но не попадает в цель. Сосед Кортнера по столу брезгливо отодвигается и возмущается, потому что эта еда задевает его плечо и пачкает мантию.
МакГонагалл с явным недовольством прочищает горло. Во время обеда подобные перебранки не связаны с моими полномочиями, так что я решаю отвлечься от ссоры и попробовать расправиться с неизвестностью, которая все еще сильно мучает.
– Малфой, признавайся, как прошло занятие. Или я додумаю все сама.
– Додумывай, мне-то что.
– И расскажу директору.
Он кривится и бросает на меня свой противный уничижительный взгляд.
– Зачем ты задержал студентов?
– Я до последнего надеялся, что кто-нибудь сдаст мне табуретку.
Даже не сразу подобрав правильный вопрос, я наконец уточняю:
– Ты задал им сделать табурет на первой же паре?
Малфой нехотя отвечает:
– Ну да.
– Ты хоть помнишь, как он выглядит? Не как стулья в Малфой-мэноре.
– Примерно представляю!
Несколько секунд я просто наблюдаю, как профессор труда пьет со спокойным выражением лица яблочный сок.
– Да у меня даже нос чесаться начинает, когда я вижу тебя! – прикрикивает Мадлен. – Жесткая аллергия, Кортнер!
Староста Когтеврана встает из-за стола и, покосившись на директора, подходит к самым беспокойным студентам, чтобы настоятельно и немного со злостью посоветовать им сесть как можно дальше друг от друга.
– Ну наконец-то, – бросает Минерва. – Я уже думала, что самой придется принимать меры.
– Малфой, – говорю я.
– Ну что еще? – нетерпеливо отзывается он.
– Ты хотя бы… помогал?
– Я попытался. Но нашелся какой-то магглорожденный умник, который посчитал, что знает больше меня.
– Полагаю, он и правда знает больше.
– Ты сейчас решила посомневаться, достаточно ли я компетентен? – спрашивает он раздраженно. – И нажалуешься директору?
– Послушай, я изначально сомневалась в твоей компетентности. Но жаловаться не собираюсь. Просто беспокоюсь за учеников.
Какое-то время мы молчим, и тут Малфой вдруг выдает:
– Я понял, что без палочки вообще не могу ничего делать.
– О!
– Что?
– Это смелое признание. Я резко начала относиться к тебе лучше.
– Нет-нет, погоди, неправильно я сказал. Кое-что я могу и без волшебной палочки.
Я сильно удивляюсь тому, каким двусмысленным тоном он это произносит. Даже перевожу на Малфоя взгляд.
– Давай ты больше не будешь намекать мне на… всякое такое.
– А кое-кто из студенток посчитал бы мою шутку милой, – усмехается он.
Я не могу сдержаться и тяжело вздыхаю:
– Мне начинает казаться, что большинство из них.
Малфой явно осведомлен о настроениях, царящих среди женской половины Хогвартса, и его это веселит. Причем так сильно, что сразу после моих слов он находит глазами одну из шестикурсниц, абсолютно очевидно неравнодушную к нему и подающую кое-какие сигналы тела даже во время обеда, и подмигивает ей.
Я не пытаюсь скрыть ужас.
– Ты и правда сейчас это сделал?
– Что? – с наигранным недоумением смотрит на меня Малфой.
– Ты подмигнул ей!
– Что я сделал?!
– Подмигнул!
МакГонагалл поворачивает голову в нашу сторону, потому что разговор становится слишком громким. Стараясь оставаться тактичными, косятся и другие преподаватели. Я пережидаю несколько секунд, отвечая директору смущенной улыбкой, и, когда она отворачивается, снова возвращаю внимание худшему коллеге в мире. Но он опережает меня с атакой:
– Грейнджер, хочешь сказать, я приставал к ученице?
– Я говорю, что видела!
– Что я подмигнул несовершеннолетней? Ну и фантазия у тебя, конечно!
– Профессор Грейнджер, профессор Малфой! – не выдерживает Минерва. – Мне что, еще и вас успокаивать?
Я виновато опускаю голову и замолкаю. Впрочем, когда замечаю, что Малфой выглядит так же пристыженно, мне кажется все это чуточку смешным. Мы действительно ведем себя как нерадивые студенты и чувствуем себя соответствующе.
Преподаватели и ученики начинают расходиться, а мы с Малфоем торопимся закончить со своим обедом, потому что большую часть времени проболтали. Спустя какое-то время, прежде чем покинуть зал, я осознаю, что не соврала и действительно волнуюсь за студентов. Поэтому тихо предлагаю:
– Может, мне попросить родителей прислать кое-какие методички по маггловской технологии для мальчиков?
Малфой хмурится.
– Скорее всего, тебе это сильно поможет, – добавляю я, недовольная, что должна пояснять очевидные вещи.
– Ладно, – соглашается Малфой. – Давай.
Во взгляде читается предупреждение: если я сейчас пошучу над ним, мне объявят войну. С большим трудом я сдерживаюсь от уже готовых и вполне остроумных, как мне кажется, комментариев.
* ~ * ~ * ~ * * ~ * ~ * ~ *
Вечером, по пути с прогулки в кабинет, меня ловит Натан.
– Гермиона, угадай, где у меня теперь есть собственная комната-мастерская.
Я поворачиваюсь к нему и вижу, что он светится от радости, как огонек Люмоса. Его настроение настолько заразительно, что я невольно улыбаюсь в ответ.
– Что, неужели в Хогвартсе?
– Да! – почти кричит он.
Я смеюсь.
– Ну показывай!
Он ведет меня по коридору первого этажа и после двух резких поворотов с гордостью распахивает одну из дверей. Комната уже выглядит так, будто какой-то художник прожил здесь несколько лет. Однако кровать и шкаф для одежды, где не валяются тюбики с краской и самые разнообразные принадлежности для рисования, выделяются особой аккуратностью. Прохожу внутрь, высоко поднимая ноги, чтобы ни на что не наступить.
– Ну и бардак ты успел устроить, – упрекаю я.
Ни одна моя претензия не может сейчас испортить его счастья. Натан давно хотел поселиться в Хогвартсе: сначала это была просто мечта, произнесенная вслух, потом она стала долговременной целью, а затем и вовсе превратилась в планы. Но я не могу справиться с соблазном еще немного позанудствовать:
– И что, ты тут теперь просто жилец? МакГонагалл начала комнаты сдавать?
Эдвардс хватает самую крупную кисть, встает в позу и провозглашает:
– Я – художник школы Хогвартс! И вообще, – он взмахивает кистью, словно рапирой, делает выпад в мою сторону, – хватит меня подкалывать!
– Да ладно, знаешь же, что шучу.
Натан убирает «оружие» и теперь стоит, гордо уперев руки в бока, пока я рассматриваю его собственные рисунки, расставленные на полу.
– Твоя мама будет очень тосковать, ты ведь знаешь об этом?
Он вздыхает.
– Я обещал ей, что буду приходить в гости просто чаще некуда. И собираюсь честно выполнять обещание.
Я оглядываюсь на него через плечо.
– Может, теперь уже заберешь вещи, которые оставлял в моих комнатах?
Натан нехотя морщится, но потом говорит:
– Ла-а-дно, пойдем.
По коридорам Хогвартса бегут, спеша оказаться в гостиных до темноты, студенты. Две семикурсницы замедляют шаг, замечая Натаниэля издалека. Он продолжает разговаривать со мной, но как только девушки оказываются в трех футах от нас, делает паузу, выдает свою самую обаятельную улыбку и произносит:
– Добрый вечер, дамы.
Дамы еле сдерживают хихиканье и пристально глядят на Эдвардса своими светлыми глазами.
Я возмущена.
– И ты туда же! – заявляю прежде, чем Натан возобновляет нашу беседу.
Он смотрит на меня с искренним удивлением.
– Ты что, не в духе?
– Хватит заигрывать со студентками!
– А кто «туда же» еще?
– Чего? – переспрашиваю сердито.
– Ну… кто еще сегодня заигрывал с ними?
О, Эдвардс почти всегда зрит в корень! Его внимательность к словам бесит еще сильнее. Я хотя бы ненадолго пытаюсь спрятать лицо, в которое он так пристально всматривается, и обгоняю Натана, чтобы зайти в свой кабинет.
– Я знаю ответ, – намекает он, стоя за моей спиной.
– Раз знаешь, сам и отвечай.
– Малфой, – Натаниэль поразительно точно копирует мой голос и ту подчеркнуто холодную интонацию, с которой фамилия чаще всего звучит из моих уст.
Я бросаю на Эдвардса быстрый взгляд, прохожу дальше и открываю спальню, где он периодически ночевал. Распахнув дверь и облокотившись на нее, жду. Но Натан уже занял мое учительское место, закинул ноги на стол и изображает задумчивость.
– Сядь-ка, – зовет он, указывая пальцем на первую парту.
Еще немного постояв, я глубоко вздыхаю и иду туда, куда приказали. Если мы оба будем упрямиться, это может затянуться до утра. Уже как-то раз проверяли.
Сев, смотрю на Натаниэля выжидающе.
– Гермиона, – говорит он непривычно серьезным тоном. – Если хочешь, я буду с тобой флиртовать.
Я давлюсь смешком, только потом спрашиваю:
– Ты что такое несешь?
С Эдвардса наконец спадает маска серьезности, и он громко смеется:
– Я подумал, ты так переживаешь из-за меня и Малфоя потому, что мы заигрываем не с тобой.
Я качаю головой, всем своим видом демонстрируя, что он ляпнул какую-то чушь, и начинаю прибираться на столе. Мне не кажется, что беспокойство связано именно с этим. Со мной вообще, по правде говоря, уже давно никто не заигрывает. Но это уже другой разговор и… это не важно.
– Он ведь на самом деле привлекательный, – не отстает Натан.
– Кто? Малфой?
– Ну да. Я не особый знаток мужской красоты, но если посмотреть по всем стандартам… Я вот, например, не идеал. Но у меня есть шарм, понимаешь?
Я отвечаю, что понимаю.
– А Малфой, судя по всему, просто красавчик. Та сама как считаешь?
– Я никогда не думала о нем в этом ключе.
– О, да брось, – скептически тянет Натан.
Конечно, я лукавлю. Невозможно не замечать, что родители одарили Малфоя почти совершенной внешностью – вместо нормальных представлений о «хорошем» и «плохом».
– Тебе же не нравятся качки?
– Зачем мы сейчас обсуждаем это?
– Ну признай, что Малфой в твоем вкусе. Как-то раз я напоил тебя и заставил рассказать, в кого ты хоть чуть-чуть влюблялась после Рона. Все как один были похожего телосложения и типа лица.
Я одновременно оскорблена и удивлена.
– Серьезно, ты прямо анализировал?
Эдвардс невинно пожимает плечами.
– Я жду признания, – настаивает он.
Все еще увлеченно прибираясь, я решаю, что легче поддаться на провокацию, чем пытаться выгнать Натаниэля из своего кабинета без ответа.
– Сейчас он выглядит лучше, чем в свои семнадцать, – высказываюсь максимально беззаботно. – Пожалуй, да, Малфой действительно довольно привлекательный.
Ну зачем я это сказала? Мысль о новом профессоре и старом знакомом как «интересном мужчине» посетила меня еще во время обеда, но я быстро заблокировала ее, загоняя обратно в подсознание. И пусть бы она там пряталась. Нет, Эдвардсу же надо обсудить…
– Ух, наконец-то, – тут же реагирует Натан. – Теперь я могу спокойно идти спать.
Он почти уходит, только я кричу ему в спину:
– Вещи-то забери!
Резко повернувшись на одной ноге, он показывает большой палец, благодаря за напоминание, и только после разбора всего забытого или специально оставленного уходит к себе.
Я никак теперь не могу избавиться от неподходящих мыслей и стыда за них. Хотя Малфоя могут скоро уволить – с такой-то «предрасположенностью» к учебному предмету! Сразу можно будет забыть о нем и не переживать.
С другой стороны… Ладно, на самом деле я хотела бы, чтобы он остался. Это, по крайней мере, весело.
