Глава 4. Часть седьмая, уставательная.
Профессора Снейпа вырвали из объятий Морфея самым грубым образом.
«Какой жуткий сон. Я — в теле Поттера? Приснится же такой бред… — подумал было он, но тут перед глазами наглым образом возникла заспанная физиономия Рональда Уизли. — Мерлин, за что?!»
— Гарри, просыпайся, — тряс его за плечо Рон, даже не догадываясь, по отношению к кому проявляет просто непростительную дерзость. — Мы опаздываем на завтрак.
— Я не пойду, — пробормотал Гарри, с трудом игнорируя настойчивое бурчание в желудке. — Амбридж вчера продержала допоздна, я за домашнее задание даже не садился.
«Что значит «не пойду»? — возмутился такому наплевательскому отношению к базовым физическим потребностям Снейп. — То есть я теперь из-за твоих домашних заданий ещё и голодать должен?! Вот уж дудки!»
Рон только присвистнул и, быстро одевшись, покинул спальню. Остальные парни ушли ещё раньше, и теперь Гарри остался в комнате совершенно один. Он наскоро натянул первую попавшуюся под руку одежду («Отлично, теперь я ещё и немодный», — раздражённо подумал Снейп) и уселся за письменный стол.
Открыв дневник сновидений, Гарри поспешно накарябал:
Сновидение 1 — мы с командой Когтеврана сыграли вничью в квиддич.
Гарри задумался и прикусил кончик пера.
«И ради этой фигни ты решил уморить меня голодом?! — ещё сильнее возмутился Снейп. — Ох, вот только дай мне выбраться из этого тела, эх ты у меня и попляшешь, прорицатель хренов!»
Гарри вновь принялся писать:
Сновидение 2 — мне приснилось, будто бы профессор Снейп попал…
Вышеозначенный профессор затаил дыхание.
«Неужели?..»
Гарри усмехнулся и перечеркнул написанное.
— Надо же так сглупить, — пробормотал он себе под нос. — Чуть настоящий сон для Трелони не записал. Интересно, какое предсказание она бы вытянула из этого всего.
«Поттер, балда ты стоеросовая! Круглый, набитый, конченый болван!» — застонал Снейп. А ведь какой прекрасный был шанс! Поттер, конечно, дурачок, и в жизни не связал бы одно с другим, но Трелони — известная болтушка, уж она бы точно поделилась «занимательным сном Гарри-чёрт-бы-побрал-его-умственные-способности-Поттера» с другими учителями, история дошла бы до Дамблдора, а уж тот, не будь дурак, связал бы внезапную кому профессора с не менее внезапным сновидением.
Мне приснилось, что я ходил в Косую аллею и купил там новую метлу, — наконец разродился Гарри.
Дабы не изменять рейтинг сего творения, комментарий профессора Снейпа мы опустим.
Гарри подхватился с места и побежал в Северную башню. По дороге он встретил Рона.
— Ну что, выполнил задание?
— Да, выдумал пару сновидений. Ты сам что написал? — поинтересовался Гарри.
— Написал, что мне приснилось, будто я покупаю новые ботинки, — хохотнул Рон.
«Ещё один кусок идиота», — Снейп мысленно хлопнул себя ладонью по лбу в знак высшей степени презрения к умственным способностям обоих гриффиндорцев.
— Как у Амбридж? — неожиданно спросил Рон. — Что она тебя заставила делать?
«Давай, пожалуйся своему дружку на тяготы жизни».
— Да ничего особенного — заставила строчки писать, — пожал плечами Гарри.
«Ничего особенного… — эхом отдалось в сознании Снейпа. — Это у тебя шуточки такие, Поттер?»
Прорицания прошли как обычно: рассуждения профессора Трелони все слушали со скепсисом, за исключением сестёр Патил, которые с жадностью ловили каждое слово и попеременно выдыхали в нервном ожидании. Ждать долго не пришлось. Первый сон Гарри был быстро интерпретирован как предвестие затяжной болезни, а второй — как указатель неизбежного летального исхода (который будет встречен мистером Уизли в новых ботинках).
Профессор Снейп, впервые побывавший на уроке коллеги, не успевал хвататься за голову и придумывать новые ругательства.
Трансфигурация прошла не менее плачевно, но на этот раз не из-за преподавателя — хотя Северус ещё не до конца простил Макгонагалл за печеньки — а из-за Поттера, который оказался не в состоянии наложить Заклятие исчезновения и был самым худшим на уроке. Снейп, не привыкший к роли плохого ученика, проклинал Поттера за то, что пришлось почувствовать себя нашкодившим щенком под строгим взглядом Макгонагалл.
«Как будто сложно было сказать, что не отработал заклятие из-за наказания Амбридж», — прошипел Снейп.
Настроение падало целый день, и когда казалось, что нижняя точка достигнута, Снейп понял, что на обед Поттер идти не собирался, а освободившееся время решил посвятить дорисовке лукотруса для урока травологии. Настроение с треском проломило «нижнюю точку» и укатилось глубоко в подземелья. Желудок нещадно ныл весь оставшийся день, и Снейп, чувствуя не меньшую усталость, чем законный обладатель тела, старался не растрачивать последние силы на эмоциональные выбросы, хотя удержаться было ох как непросто — Мерлин тому свидетель.
Поттер так никому и не рассказал, в чём именно заключалось наказание у Амбридж. Он не просто не жаловался, но и не признавался, даже когда у него спрашивали — сначала Уизли, а ближе к вечеру и Грейнджер. Это, пожалуй, было самым непостижимым для профессора Снейпа. Поттер — и такая стойкость? Да нет, не может быть. Обычное гриффиндорское упрямство и желание предстать несчастной жертвой, когда всё наконец вскроется.
Вечер у Амбридж прошёл почти как за день до этого, даже желудок поутих, смирившись со своей плачевной участью, разве что рука болела гораздо сильнее, а вскоре и вовсе покраснела и воспалилась. Снейп искренне недоумевал, как кто-то в здравом уме может терпеть подобную боль и даже не пискнуть ни разу. Да что там пискнуть — у Поттера даже дыхание ни разу не сбилось.
«Ага, вот и доказательство, что Поттер давно не в здравом уме, — злорадно думал Снейп сквозь приступы непереносимой боли. — Может, он вообще мазохист — сидит тут, кайф ловит, а я страдаю».
Когда экзекуция наконец завершилась, Амбридж отослала Поттера спать и на прощание пожелала ему спокойной ночи.
В ответ на это Снейп послал её по такому адресу, который приличные профессора зельеварения знать не должны.
И, как будто всего произошедшего за день было недостаточно, Поттер вознамерился пожертвовать сном досточтимого профессора Снейпа ради выполнения письменных заданий на следующий день. Когда ближе к рассвету он, обессилевший и выжатый, наконец оказался в постели, Северус готов был поклясться, что это официально был худший день в жизни профессора Снейпа.
Часть восьмая, неожиданная.
Профессор Снейп впал в депрессию. Он, конечно, принадлежал к категории людей с наполовину полными стаканами, но, согласитесь, перемещение в тело другого человека, да ещё и в тело Гарри Поттера, никакая здоровая психика не выдержит.
«Может, я на самом деле умер, а это мой персональный ад?» — подчас залетала Снейпу в голову шальная мысль.
В последнее время она не казалась такой уж невероятной. Чудовищной — да. Но это уже другой вопрос.
С момента «переселения», как называл это Снейп, прошло уже три дня, а света в конце тоннеля всё не предвиделось. Один раз он даже крикнул: «Я выучил свой урок, верните меня обратно!». (Нет, ну а вдруг сработало бы?) Разумеется, на мольбы профессора никто не отозвался.
«А может… — Пришла Снейпу в голову гениальная мысль (других там отродясь не водилось). Он мысленно прокашлялся и с чувством произнёс: — Я больше никогда не буду издеваться над студентами. Всё, можете вернуть мне моё тело».
Как вы понимаете, это была крайняя степень безысходности.
Снейп замер в ожидании. Секунды тянулись непозволительно медленно. Пять… шесть… семь…
«Ну и слава Мерлину, — облегчённо подумал он. Ещё бы: возвращаться в собственное тело и становиться паинькой-профессором было едва ли не хуже, чем навсегда застрять в теле Поттера. — Я уж как-нибудь сам разберусь».
Легко сказать.
Профессор Снейп начал активную мозговую деятельность.
«Так, что мы имеем? Я очнулся в Поттере… Нет, как-то неправильно звучит. Я проснулся в теле Поттера после своего урока. Они готовили Умиротворяющий бальзам. Умиротворяющий бальзам… Что же такого мог напутать тупица-Лонгботтом, чтобы ввести человека в кому и заставить его дух переселиться в чужое тело? Эх, спросить бы у него самого… — Снейп осознал, о чём только что подумал и расхохотался. — Придёт же в голову такое! Спросить у Лонгботтома, что он добавил в зелье три дня назад! Да он, небось, через пять минут после урока всё забыл, если не раньше. Нет, Лонгботтом тут не поможет. Думай, Северус, думай».
Думалось, откровенно говоря, плохо. При таком малом количестве исходных данных прийти к верному выводу было почти нереально. Да и какой в этом смысл? Даже найдя решение, Снейп был бы не в состоянии ни с кем им поделиться. А как заставить сознание самостоятельно вылезти из одного тела и проникнуть в другое, он плохо себе представлял.
Тем временем после пытки интеллектуальной, когда Поттер не мог ответить на простейшие вопросы преподавателей, заставляя сознание профессора Снейпа краснеть и рвать на себе волосы от бессилия, наступило время пытки физической. Очередной вечер у профессора Амбридж радужных перспектив не рисовал.
— Добрый вечер, мистер Поттер, — приторно ласковым голосом поприветствовала она.
«Добрый-добрый, старая розовая жаба».
Единственным плюсом положения Снейпа была возможность безнаказанно хамить коллегам.
— Присаживайтесь.
Поттер послушно уселся за уже знакомый столик и упрямо сжал губы.
«Да расслабься ты, — раздражённо подумал Снейп. — Тоже мне герой».
Началась привычная пытка пером. Гарри молча выписывал одну и ту же фразу, до боли стискивая зубы, а профессор Снейп беззвучно выл и нецензурно выражался в адрес Министерства магии в целом и Амбридж в частности, не забыв пройтись по специалистам Св. Мунго, которые умудрились выдать этой социопатке со склонностью к садизму справку о психическом здоровье и позволили работать с детьми. Каждый раз, когда перо выводило очередное слово, Снейп чувствовал по отношению к Амбридж такую ненависть, какую не испытывал ни к кому — даже ко всем мародёрам вместе взятым. А это говорило о многом.
Очередной «вечер у инквизитора», как окрестил его Снейп, завершился через три часа.
«Три грёбаных часа!»
Гарри вышел из кабинета Амбридж и только свернув за угол позволил себе потереть ноющую руку. С каждым вечером кожа выглядела всё более воспалённой. На мгновение Снейп даже почувствовал лёгкий укол жалости по отношению к мальчишке.
В конце коридора показались Рон с Гермионой. Гарри быстро спрятал руку в карман и чуть не взвыл от боли — грубая джинсовая ткань легко содрала кожу с только что затянувшихся ран. Снейпу сдерживаться было незачем. Вся жалость к Поттеру мгновенно исчезла — нельзя же испытывать хоть какие-то положительные чувства к таким форменным идиотам.
— Гарри! — радостно воскликнула Гермиона, подбегая к нему и бросаясь ему на шею.
«Но-но-но! Попрошу без рук!»
Обниматься с Гермионой-всезнайкой-Грейнджер профессору Снейпу было и непривычно, и неудобно, и странно, вот только ничего поделать с этим он не мог.
Вслед за Гермионой подоспел и Рон. Он, к несказанному облегчению Снейпа, обниматься не полез — лишь крепко пожал Гарри руку. Пожал, и тут же притянул её к себе, с ужасом рассматривая тыльную сторону ладони.
— Гарри, это… Что это? — с неменьшим ужасом спросила Гермиона.
— Ничего.
— Я, может быть, и паникёр, — начал Рон, — но на «ничего» это совсем не тянет. Давай, признавайся.
Гарри тяжело вздохнул.
«Да, Поттер, побольше драмы».
— Просто наказание у Амбридж.
— Что-о-о? — Глаза Гермионы по размеру стали напоминать два галеона. — Гарри, она не имеет права! Надо обо всём рассказать профессору Макгонагалл.
«Пять очков Гриффиндору за светлую мысль. Ещё десять за её редкость».
— Нет, — твёрдо отрезал Гарри. — Никто не должен знать, тем более Макгонагалл. Не хватало, чтобы ещё один профессор из-за меня пострадал.
«Это ты обо мне что ли?» — заинтересованно подумал Снейп.
— Гарри, мы уже это обсуждали. В том, что случилось со Снейпом, никто не виноват.
Вышеозначенный профессор чуть не задохнулся от возмущения. Даже мысленные баллы с Гриффиндора снять забыл.
«И где моя приставка «профессор», мисс Грейнджер? — раздражённо подумал он. — Значит, Минерва у вас профессор, а я просто Снейп? Никакого уважения…»
— Вообще-то Невилл немного виноват, — с усмешкой вставил Рон и, встретившись с гневным взглядом Гермионы, поспешно добавил: — Ну, он же действительно вылил на него какую-то синюю дрянь…
— Невилл и так очень переживает, не надо ему постоянно напоминать об этом.
«Лонгботтом за меня переживает? Вот это поворот», — усмехнулся Снейп.
— А я и не напоминаю, — ушёл в оборону Рон. — И вообще ему все только спасибо за это постоянно говорят, даже слизеринцы.
«Вот свиньи неблагодарные!»
— Одним уроком меньше для всех, — продолжал Рон, — да и Снейп в своей коме отдохнёт — вернётся, как огурчик, и со свежими силами начнёт всех шпынять, ещё вспомнишь меня. Так что наслаждайся свободой, пока есть возможность.
«И ты в первую очередь, Уизли», — прошипел Снейп, делая мысленную пометку на будущее.
— Свободой? — В глазах Гермионы загорелся озорной огонёк. — Ещё одно доказательство того, что пропускать собрания старост нельзя.
— О чём ты?
— А о том, Рональд, что с завтрашнего дня у нас новый преподаватель зельеварения — мистер Торнбуш, о чём сообщили вчера на собрании старост, а вечером я сказала всем об этом на собрании факультета, но туда ты тоже не явился.
«Новый преподаватель?!»
— Новый преподаватель?! — переспросили Гарри и Рон в один голос.
Гермиона утвердительно кивнула.
— Постой, Гермиона, почему я об этом впервые слышу? — спросил Гарри.
Гермиона недоумённо сдвинула брови, прокручивая в голове события предыдущего дня. Её лицо бледнело на глазах.
«Неужели мисс Всезнайка что-то упустила?» — Снейп радовался как ребёнок.
— Ой, Гарри, прости… Просто ты был у Амбридж, и я хотела рассказать тебе после собрания, но ты вернулся очень поздно, а сегодня у меня было столько дел, что это совсем вылетело из головы…
— Да ладно, не страшно. Он же ещё ничего не задавал.
А Снейпу уж было показалось, что лицу Гермионы больше некуда бледнеть. Лицо не замедлило доказать ему обратное.
— Что такое? — с опаской спросил Гарри.
— Профессор Торнбуш… Он… Он сказал, что возьмёт на проверку последнее эссе, заданное Снейпом.
— Что?! — воскликнул Рон.
— Эссе на целый свиток?! — ужаснулся Гарри.
«Ещё одна бессонная ночь?!» — взвыл профессор Снейп.
