Хогвартские разборкиЛуна скрылась за тучей, и её назойливый раздражающий свет больше не лился в больничное крыло, но Лили всё равно не могла уснуть. Спать совершенно не хотелось, и гриффиндорка молча вглядывалась в темноту, лёжа на спине. Все давно спали, и в крыле было тихо. Лили казалось, что боль, терзавшая её, немного притупилась, уступив место немому оцепенению. Эванс вздохнула и перевернулась на бок. На кровати у противоположной стены спал Сириус. Лили разглядывала лицо спящего и думала, как это всё-таки удивительно — найти поддержку у того, от кого её совсем не ждёшь. Сириус едва ли был красноречив, разговаривая с ней, но было в его простых словах, в тембре голоса, даже во взгляде и выражении лица нечто успокаивающее и вселяющее уверенность. Лили никогда бы не подумала, что Блэк может проявить к ней участие. Сдержанное. Искреннее. Настоящее.
Лили облизала пересохшие губы, встала с кровати и тихо пересекла больничное крыло.
«Что я делаю? И зачем?...» - подумала Эванс, но не остановилась и бесшумно зашла за ширму.
Поттер лежал на спине, вытянув руки вдоль туловища. Его глаза были закрыты. Дыхание было мерным и спокойным. Он крепко спал. Зелье мадам Помфри сделало своё дело.
Лили минуту смотрела, как вздымается и опускается грудь Джеймса, как он иногда хмурится во сне и сжимает губы, словно наотрез отказывается разговаривать с кем-то, кто смертельно его достал.
Лили подошла поближе, подняла руку и вдруг осторожно коснулась кончиками пальцев щеки Джеймса, там, где у него был тоненький, едва заметный шрам.
«Интересно, откуда у него этот шрам?».
Губы Джеймса чуть приподнялись, и он улыбнулся во сне. Наверное, почувствовал её лёгкое прикосновение. Лили испуганно отдёрнула руку. Вдруг он проснётся и увидит её? Вот что она тогда будет делать?
Джеймс по-прежнему улыбался. Лили несколько секунд смотрела на него, а потом её лицо осветила какая-то вороватая, словно украденная несчастным у безмерно счастливого, улыбка.
Лили вышла из-за ширмы и двинулась к своей кровати, по-прежнему спрашивая себя: «Зачем я это сделала?»...
Двое гриффиндорцев сидели у озера и смотрели, как медленно садится за горизонт пылающий раскалённый шар. С тихим шуршанием накатывали на берег волны. Ветер дышал прохладой и спокойствием осени. Было тихо.
Джеймс украдкой взглянул на Лили. Он видел, как лёгкая улыбка загадочно блуждает на её губах, как слабо развивает ветер её густые длинные волосы. Наверное, она сама не знает, до чего красивая.
Зато Джеймс знает. А ещё он знает, что он — совершеннейший осёл. И откуда у него этот поразительный талант вечно портить самые романтичные моменты? Сидели ведь спокойно, пялились на облака. Не то чтобы у Джеймса это было любимое занятие, но, знаете, с ней рядом всё что угодно — прекрасно. Если бы она захотела искупаться вместе с ним в ледяной воде, то он бы полез. Но она захотела любоваться облаками, а Джеймс решил показать, какой он идиот. Чёрт его дёрнул кривляться перед ней, изображая слона! И ведь даже непохоже получилось!
«О да, я полный придурок. Наверное, она сейчас сидит и думает: «Что я делаю рядом с этим идиотом?» и точно никуда больше со мной не пойдёт. Поздравляю, мистер Сохатый, вы благополучно всё испортили».
Но едва ли она может знать, насколько всё запущенно. Об этом даже Сириус не знает. Потому что, честно говоря, это просто смешно. Джеймс сам это понимал, но, чёрт возьми, если бы только это оказалось правдой... А всё дело в том, что ночью в больничном крыле ему приснилось, что Лили гладит его по щеке. Какой прекрасный, великолепный и невероятный бред! Если бы он посмел только заикнуться об этом — о, как бы над ним посмеялись! И Лили была бы первой, кто поднял бы его на смех. Пожалуй, она бы не удержалась от какого-нибудь язвительного замечания по этому поводу. Джеймс пытался не обращать внимания, когда на его приглашения в Хогсмид, Лили старалась уколоть его посильнее, сказав что-нибудь неприятное, но в последнее время, когда отношения между ними стали налаживаться, он бы не посмел всё испортить, рассказав про свой глупый сон. Она бы, чего доброго, ещё и обиделась на это. Хотя, впрочем, он нашёл иной способ испортить абсолютно всё и уже готов был услышать классическую фразу, которую произносят с чувством крайнего неудобства: «Ты знаешь, мне, наверное, пора, я пойду...», и был крайне удивлён, когда Лили, повернувшись к нему, сказала:
-Раньше мне казалось, что в моей жизни больше нет света. Теперь я понимаю, что я просто не знала, как впустить его.
-Я думаю, в твоих словах заключён какой-то глубокий философский смысл, но я своей чугунной башкой не могу его постичь, - сказал Джеймс без всякой обиды, а как бы смеясь над собой, и улыбнулся. - Но в общих чертах, мне кажется, ты имела в виду, что теперь ты знаешь, как его впустить.
-Нет, - Лили едва заметно покачала головой, и где-то в уголках её губ притаилась улыбка. - Но я знаю людей, которые могут это сделать.
Джеймс чуть кивнул, опуская глаза. Лили наблюдала за ним.
-Пойдешь завтра со мной на кухню? - спросил Поттер и сам себя обругал.
«Молодец, Джеймс, просто суперромантичное предложение. Может, ты её ещё в Запретный лес пригласишь на прогулку под луной? Ну а что? Кентавры составят отличную компанию».
-А мы пойдём ночью? - поинтересовалась Лили, плутоватая улыбка заиграла на её губах, и гриффиндорка хитро прищурилась.
Джеймс посмотрел на неё. И, словно его лицо отразило её улыбку, улыбнулся так же, хитро и довольно.
-Глубокой ночью, - понизив голос, заговорщически произнёс Джеймс, чуть наклоняясь к Лили. Эванс сделала то же самое. Теперь они были похожи на двух сообщников, что-то замышляющих. - Я покажу тебе настоящий ночной Хогвартс, - тихо пообещал Поттер. - Тебе понравится, вот увидишь.
-Значит, договорились? - Лили протянула Джеймсу руку, которую он пожал:
-Договорились. Только никому ни слова. Это будет тайной.
-Ух ты, я люблю тайны, - Лили улыбнулась в предвкушении приключения. Она даже не знала, откуда вдруг появилась любовь к поступкам, влекущим за собой нарушение правил, но ей страшно захотелось совершить что-нибудь авантюрное.
Джеймс с улыбкой смотрел на её лицо, которое было так близко. До безумия хотелось протянуть руку и заправить прядь рыжих волос ей за ухо, а потом осторожно поцеловать её в кончик носа...
«Совершенно очевидно, что ты удивительная, Лили Эванс. Жаль, что ты этого не знаешь. Но однажды я скажу тебе об этом, и ты обязательно поверишь».
-Пойдём в замок, - сказала Лили, отодвинувшись.
Они шли к замку. На территорию опускались густые, как чернила, сумерки.
Лили украдкой улыбнулась и взяла Джеймса за руку. В первое мгновение его брови поднялись, как у маленького ребёнка, ожидавшего получить в подарок на Рождество ненужного ему плюшевого медведя, а в итоге получившего игрушечную метлу, о которой он всегда мечтал. Лили подняла на него глаза и, увидев его выражение лица, чуть не рассмеялась, но в следующую секунду Джеймс уже улыбнулся ей, тепло и как-то по-родному, и переплёл их пальцы. Так они шли, держась за руки, до самой гостиной, не сказав друг другу ни слова, и только улыбаясь и чувствуя, что они очень счастливые.
У лестниц в спальни под любопытными и многозначительными взглядами гриффиндорцев они пожелали друг другу спокойной ночи. Джеймс надеялся на поцелуй хотя бы в щёку, но Лили, в последний раз одарив его улыбкой, упорхнула к себе. Поттер проводил её взглядом, потом пошёл к себе. На душе было легко, хотелось всё время улыбаться. Джеймс повалился на кровать, подложил под голову руки и даже не заметил, как Сириус уселся на спинку его кровати, а Римус и Питер устроились на соседней.
-Рассказывай, - без церемоний потребовал Сириус.
-С подробностями, - улыбнулся Римус.
-Мы хотим знать всё, - добавил Питер.
-Мы гуляли, - пряча улыбку, говорил Джеймс. - Сидели у озера, разговаривали...
-Эванс хорошо целуется? - перебил Сириус, ухмыляясь.
-Я думаю, что да, - рассеянно сказал Джеймс.
-Что значит «я думаю»? - Сириус поднял брови. - Вы что, даже не целовались?
-Нет, - честно ответил Поттер.
-А, ну тогда это неинтересно, - разочарованно протянул Блэк.
-Помолчи, Сириус, - отмахнулся Римус.
-Мы держались за руки, - отстранённо улыбаясь, сказал Джеймс.
-Они держались за руки! Обалдеть! - воскликнул Сириус. - Да у вас высокие отношения!
-Ты не понимаешь, Бродяга, - сказал Джеймс, садясь на кровати и становясь чуть серьёзнее.
-Ну да, конечно, куда уж мне, - фыркнул Блэк, закатывая глаза.
-Нет, я не схожу с ума из-за девчонки, - заявил Джеймс.
-Да, мы заметили, - усмехнулся Римус.
-Я серьёзно, Лунатик, - сказал Поттер. - Но просто с ней... с ней мне кажется, что я лучше, чем я есть. И когда она мне улыбается, я думаю, что всё возможно, всё что угодно... не знаю, как это объяснить. Это как будто летишь на метле на огромной скорости, только круче.
-Просто у Эванс неплохая задница, - сказал Блэк, спрыгивая с кровати. - Поверь, всё дело в этом.
-Будь поаккуратнее с выражениями, Сириус, - хмурясь, произнёс Джеймс.
-Ладно-ладно, - проворчал Бродяга, понимая, что друг безнадёжен.
-Когда у вас следующее свидание? - спросил Питер, с интересом глядя на Сохатого.
-Пока не знаю, - ответил Поттер.
-Кажется, ты наконец добился того, чего хотел, - улыбнулся Римус. - Лили согласилась пойти с тобой на свидание, и всё прошло хорошо.
-На удивление, - вставил Сириус.
-Знаешь, Бродяга, иногда я борюсь с прямо-таки непреодолимым желанием тебя чем-то ударить, - сказал Джеймс.
-Я тебя тоже люблю, друг, - состроив смешную рожицу, ответил Блэк.
Друзья ещё какое-то время болтали, потом Римус ни с того ни с его схватил подушку и швырнул ею в Джеймса. Завязался бой, комната наполнилась воплями, боевыми кличами. Лопнула какая-то подушка, и перья разлетелись по всей спальне, из-за чего Питер принялся смешно чихать, а Сириус, хохоча и размахивая своей подушкой, кинулся куда-то через всю комнату, поскользнулся на брошенной кем-то обёртке от шоколадки и грохнулся на спину, громко и неприлично ругаясь и по-прежнему смеясь...
***
Лили вошла в свою спальню, где не было никого, кроме Элизабет, лежащей на кровати спиной к Эванс. Сердце Лили отчего-то вдруг ёкнуло и порхнуло беспокойной птичкой куда-то вверх. Губы дрогнули в беспричинной улыбке. Тихо ступая, Лили подошла к Элизабет и тронула её за плечо.
Эванс так много хотелось рассказать подруге, но ещё больше сохранить только для себя. Лили нагнулась над Элизабет, уже собираясь позвать её по имени, как вдруг заметила, что Макензи спит спокойным безмятежным сном. Видимо, она устала, легла отдохнуть прямо в одежде и сама не заметила, как уснула. Лили улыбнулась, взяла со своей кровати плед и бережно накрыла им подругу.
...В ту безлунную тихую ночь Лили впервые за долгое время спала спокойно.
Утро следующего дня ознаменовалось бурным обсуждением нового выпуска «Пророка», полностью посвященного недавно начавшейся войне, последним массовым нападениям Пожирателей смерти на мирное население и, собственно, самому Волан-де-Морту.
Часть выпуска занимали статьи и интервью с волшебниками, имевшими отношение к недавним событиям, потрясшим магический мир, и непосредственно участвовавшими в них, часть была отведена памяти погибшим в этой ужасной катастрофе — там были списки убитых, некрологи самых известных волшебников, чьи жизни отняли Пожиратели, фотографии мракоборцев, павших в боях.
Некоторые статьи (особенно та, в которой молодая, еще никому неизвестная журналистка Рита Скитер утверждала, что лорд Волан-де-Морт — это внебрачный сын Гриндевальда) подвергались сомнению, но были среди них и те, которым можно было поверить. Так, например, в первой и самой, пожалуй, важной статье, говорилось о том, что нападения были спланированы следующим образом: в каждом из населённых пунктов, в которых произошли терракты, Пожиратели смерти заранее выбирали человека, которого подвергали заклятию Империус; этот человек, будучи местным, рассказывал им, кто из жителей является маглорождённым, и указывал дома, где они проживали (поэтому Пожиратели смерти были так хорошо осведомлены и знали, какие именно здания им следует уничтожить и каких людей убить, ибо полукровки и чистокровные их не интересовали). Устраивая самую настоящую резню, Пожиратели должны были оттягивать силы мракоборцев в различные населённые пункты и продолжать сражения так долго, как это только было возможно, чтобы ослабить Министерство и дать возможность Волан-де-Морту с остальной часть его армии (да, в статье указывалось, что он собрал целую армию) напасть на Министерство Магии и захватить власть. На момент прибытия Волан-де-Морта в Министерстве действительно почти не оставалось мракоборцев, поэтому на защиту вставали волшебники, бывшие в это время там. В Министерстве был и Альбус Дамблдор. По счастливой случайности в тот день ещё с утра он отправился туда по какому-то неотложному делу. О его участии в битве было написано крайне мало, но всем было ясно, как много он сделал для защиты Министерства. Неся огромные потери, волшебники сумели его отстоять, но теперь война, о которой давно уже ходили слухи, откинула капюшон и явила миру своё безобразное лицо. Было бессмысленно отрицать, что она будет страшной и жестокой. Это доказал первый день войны, унёсший тысячи жизней.
В конце статьи указывалось, что информация была получена от возглавившего недавно штаб Мракоборцев Аластора Грюма. Ниже мелким шрифтом было написано:
«Господин Грюм был весьма не разговорчив и долгое время отказывался беседовать с нашим корреспондентом, но позже (видимо, получив разрешение от министра магии на разглашение информации) согласился рассказать «Пророку» то, что было выяснено во время следствия. Также мы считаем, что согласие мистера Грюма во много объясняется резонным замечанием нашего корреспондента о том, что люди должны знать о положении в стране и быть уверенными в том, что ведётся неустанная работа по борьбе с преступными элементами, посигнувшими на основы мирного существования людей в волшебном сообществе и за его пределами».
В целом статья с интервью прояснила ситуацию той страшной субботы. Однако нигде не было сказано, откуда у Штаба мракоборцев взялась эта информация. Да и много ещё было непонятного. Ну откуда, например, Пожирателям было знать всех маглорождённых студентов Хогвартса в лицо? Однако один из них убил Джессику Фаррелл, известную всем сплетницу школы, зная, что она из семьи маглов. Многие слышали, как он называл её грязнокровкой. Оставалось только предположить, что кто-то снабдил Пожирателей необходимой информацией, а кто — неизвестно. Да и это предположение весьма спорно.
Статья вызвала массу споров. Спорили по поводу достоверности информации и по поводу самой её сути, бурно обсуждали чуть ли не каждое слово, перелистывали газетные страницы, тыкали пальцами в строчки, громко говорили, хмурились, тяжело вздыхали, тут же расстраивались и, бросая обсуждение, уходили куда-то, насупившись и отрешённо глядя себе под ноги.
Лили в обсуждении за завтраком последнего номера «Пророка» не участвовала. Они тихо сидела рядом с Элизабет, иногда вставлявшей в общий разговор пару фраз, и медленно жевала маленькую свежую булочку. Лили чувствовала какую-то неприязнь к газете. Наверное, всё дело было в том, что вчера вечером, сидя на берегу озера в золотых лучах заходящего солнца, она почти поверила, что войны нет, а сегодня, прямо с утра, «Пророк» вновь заявил о том, что война есть и будет; шелестом страниц и чернотой букв он упрямо и монотонно твердил, возвращая Лили к реальности, что лорд Волан-де-Морт всё же существует и едва ли остановится на пути к власти, который уже залил кровью.
Лили молча отложила булочку и взяла всё-таки проклятую газету. Руки сами собой перелистывали страницы и остановились только тогда, когда перед глазами девушки побежали строчки с именами погибших.
Сара, Роберт, Кристен, Лара, Элли, Сайрус... Столько незнакомых имён и, подумать только, столько людей мертвы. Так просто и так беспощадно. Мертвы.
К горлу подкатила тошнота. Лили пожалела, что съела половину булочки. Перевернула страницу. Вверху чернел пафосный и совсем ненужный здесь заголовок:
«ПАВШИЕ ГЕРОИ». Это были мракоборцы и другие волшебники, защищавшие мирное население и Министерство и не вернувшиеся из боя. Сверху донизу тянулся список имён. Рядом с каждым именем виднелся маленький квадратик фотографии. Молодые, старые, красивые, с добрыми глазами, с суровыми морщинами у глаз, благородные, смелые, самоотверженные...
У Лили дрогнула рука. Что-то внутри сжалось, и стало холодно. Она знала, что может увидеть это имя среди прочих имён и среди прочих фотографий увидеть эту, с которой смотрела женщина сорока с лишним лет со спокойной уверенностью в серых глазах.
«Донолдина Элдреда Салисберри. 18 июня 1933 — 10 сентября 1977. Награждена Орденом Мерлина I степени посмертно».
-Элизабет, как думаешь, рай есть? - тихо спросила Лили, не поднимая глаз.
-Что? - Макензи удивленно повернулась к Эванс.
-Рай... он есть, как думаешь?
-Не знаю, - растерянно отозвалась Элизабет. - А почему ты спрашиваешь?
Лили молча показала подруге газету.
-Вот если рай есть, то она, наверное, там со своей семьёй? - спросила Лили, словно надеясь, что, если Элизабет кивнёт в ответ, то это окажется правдой.
Макензи посмотрела на Лили таким взглядом, точно всё-всё понимала, и у её губ обозначилась складка, придавшая её лицу грустное выражение.
-Я не знаю насчёт рая, - честно сказала Элизабет. - Правда, не знаю. Но одна старушка, что живёт с нами по соседству, говорит, что он есть. И ещё она говорит, что у каждого рай свой. Я не очень хорошо понимаю, что это значит. Но, может быть, имеется в виду, что рай — это такое место, где каждый человек счастлив. А все ведь не могут быть счастливы в одном и том же месте. Но я думаю, что профессор Салисберри могла быть счастлива только со своей семьёй, так что если рай и вправду существует, то, наверное, там есть её семья, и теперь они наконец все вместе.
На этом Элизабет оборвала своё неуклюжее объяснение, но Лили почему-то совершенно уверилась в том, что рай действительно есть, и там, в раю, несчастная на земле Донолдина Салисберри встретила своих родных: мать, отца, мужа, сына и свою сестру Джеральдину, у которой на лице больше не было шрама.
В конце завтрака Дамблдор объявил, что из Министерства прибывают мракоборцы, которые будут теперь дежурить в школе и охранять её на случай атаки Пожирателей смерти, посещения же Хогсмида студентами Хогвартса на время были запрещены.
После короткого объявления шумная толпа учеников потекла из Большого зала. Над общим гомоном и шумом явственно прозвучал голос какого-то ученика:
-И зачем надо было запрещать ходить в эту проклятую деревню? Туда теперь итак никто не пойдёт!
Шёл последний урок. Зельеварение. Гораций Слизнорт с энтузиазмом рассказывал о новом зелье, которое они должны были проходить сегодня, и так увлёкся, что, бодро расхаживая по кабинету, не заметил, что многие студенты совсем его не слушают. Не слушала профессора и его любимая ученица Лили Эванс. Она не могла сосредоточиться ни на чём, была рассеяна и грустна. Но больше всего она была взволнована. Лили то и дело подавляла вздохи, окидывала беспомощным взглядом кабинет и оглядывалась на дверь, точно кого-то ждала. Пару раз её взгляд ловил Джеймс и удивлённо поднимал брови, словно спрашивал, что происходит. Лили делала вид, что не замечает этого.
Ещё пять минут прошло в томительном ожидании, после чего Лили подняла руку и отпросилась с урока, сказав, что очень плохо себя чувствует. Ощущая на своей спине подозрительный взгляд Джеймса, Эванс спокойно вышла из кабинета и, только оказавшись в коридоре и закрыв за собой дверь, помчалась в спальню.
Сердце стучало, как бешеное, но не от бега, а от волнения. Лили чувствовала, что боится. Боится, что родители Элизабет, приехавшие в школу поговорить с дочерью, заберут её. Это было вполне возможным, ведь не просто так Элизабет не пришла на последний урок, а ведь её забрали ещё с предпоследнего. И если лучшая подруга действительно уедет, Лили хочет хотя бы попрощаться с ней, хотя не представляет жизни в Хогвартсе без Элизабет.
Лили влетела в спальню, тяжело дыша. Окинула взглядом комнату.
Элизабет лежала на животе на своей кровати, вытянув руки вдоль туловища и отвернувшись от двери. Точно кукла, которой свернули шею, а потом бросили на землю.
Эванс застыла в дверях. Рука, в которой она сжимала ремень сумки, медленно опустилась. Лили чувствовала, как тоскливо стучит сердце в груди. Вот сейчас Элизабет скажет, что уезжает.
-Они тебя заберут, да?
Элизабет пошевелилась, потом перевернулась на спину и несколько секунд смотрела на Лили каким-то усталым грустным взглядом. Потом на её лице появилась тень такой же, как и её глаза, улыбки, и она медленно покачала головой.
-Мы решили, что мне лучше остаться, - тихо сказала Макензи.
-Но ты как будто не рада, - заметила Лили, бросив сумку у двери, и прошла в комнату.
Элизабет села на кровати и улыбнулась наконец своей обычной приятной улыбкой, отчего у Лили сразу стало спокойнее и легче на душе.
-Просто разговор был... непростой, - сказала Макензи. - Моим родителям трудно что-то доказать, особенно если они считают по-другому.
-Но у тебя получилось, и ты остаёшься, - сказала Лили, опустилась на кровать рядом с подругой и крепко её обняла. - Я так рада, что ты не уехала, - прошептала Эванс. - Мне было бы очень плохо без тебя.
-А мне без тебя, - также тихо ответила Элизабет, положив подбородок на плечо Лили.
Эванс подумала, что они так редко говорят, как сильно любят друг друга и как дорожат своей дружбой, и была счастлива, что сказала теперь такие важные слова.
-Я здесь, и поэтому нечего раскисать, - Элизабет отстранилась. - Выше нос, Лил, - Макензи вздёрнула подбородок. - Нас ждут великие дела... - с этими словами Элизабет поднялась с кровати, подошла к шкафу и открыла его. - Я предлагаю немного прогуляться... Очень хорошая погода...
Лили чуть склонила голову, разглядывая Элизабет, энергично рывшуюся в шкафу в поисках куртки и шарфа с таким видом, как будто это не она пару минут назад лежала на кровати в полной апатии после разговора с родителями, который совершенно её вымотал.
-Как ты это делаешь? - вдруг спросила Лили.
-О чём ты? - удивилась Элизабет.
-Я о тебе, - сказала Лили. - О том, как ты ведёшь себя, как говоришь, как думаешь... За окном война, люди начинают бояться собственной тени, твои родители пытаются забрать тебя из школы... Да и ты сама столько пережила... Ты была в Хогсмиде в
тот день, ты сражалсь с Пожирателями смерти, в тебя ударили Круциатусом, ты чуть не погибла!.. И ты всё равно ведёшь себя так, как будто веришь, что всё хорошо... что всё
будет хорошо.
Элизабет повернулась к Лили, серьёзно на неё посмотрела, чуть наморщив лоб.
-А ты не веришь, что всё будет хорошо? - спросила Макензи.
Лили помолчала, хмурясь, потом опустила глаза.
-Я не знаю, во что верю, - наконец пробормотала она.
Наступило молчание. Элизабет едва заметно кивнула, словно соглашалась с какими-то своими мыслями. Лили разглядывала свои коленки.
-Знаешь, я много думала обо всём этом, - сказала Элизабет. - О войне, о Волан-де-Морте... Нам всем от этого никуда не деться. Я обязательно должна стать мракоборцем... потому что мне не всё равно, что будет с этим миром. Я не хочу просто стоять в стороне и смотреть, как эти ублюдки уничтожают всё то, что мы так любим. Я хочу сражаться за этот мир... за наш мир, - Элизабет ненадолго замолчала, прошлась по комнате, глядя себе по ноги. - Ты спрашиваешь, как я продолжаю верить в то, что всё ещё можно изменить... - Макензи как-то странно усмехнулась, посмотрела на Лили, которая подняла на неё глаза и внимательно за ней следила. - Война становится частью нашей жизни, но она не должна заменить нам саму жизнь... Я знаю, что профессия мракоборца сопряжена с опасностью, особенно теперь, когда... - Элизабет нахмурилась. - Я не хочу умирать, я хочу жить... и долго жить, быть счастливой... Я боюсь смерти, как любой человек. Но есть кое-что, чего я боюсь гораздо сильнее, - Элизабет остановилась и посмотрела Эванс в глаза. - Я боюсь в этой войне потерять себя, Лили, - голос Макензи изменился, словно лишился своей звучности. - Боюсь, что однажды перестану быть собой, что позволю Волан-де-Морту отнять меня саму у меня же... Это сложно объяснить... Есть столько важных вещей в этом мире, которые так нужны нам всем... Уютные вечера с семьёй, друзья, любовь, Рождество, яркое солнце, Дни рождения, шум прибоя, запах дождя, рассвет, весёлые вечеринки в гостиной Гриффиндора, первый снег, закат на море, квиддич, самые сокровенные мечты, сливочное пиво, звонкий смех, радость, счастье... Всё это так безумно важно для каждого из нас, и поэтому я боюсь однажды забыть об этом, перестать понимать, что это и есть самая настоящая жизнь — всё это, а вовсе не война. И знаешь, что самое главное? - Элизабет вдруг улыбнулась, и её улыбка была, как выглянувшее из-за тучи солнце. - Только это и может помочь сражаться за мирное будущее... и даже среди войны я хочу сохранить любовь к этому миру... мы же можем сделать его лучше... я знаю.
-Ты говоришь, как Джеймс, - тихо сказала Лили, не сводя глаз с Элизабет. - То есть, не всё, конечно... Но он считает, нельзя забывать о том, что в мире есть куда более важные вещи, нежели война.
Элизабет прикрыла глаза,улыбнулась, потом подошла к Лили и опустилась на пол у её ног.
-С нами случилось много плохого, - сказала Макензи. - Ты ещё просто не отошла от происшедшего. Но у тебя ведь солнце внутри, вот здесь, - Элизабет приложила ладонь к сердцу Лили и улыбнулась. - Ты самый светлый человек, которого я когда-либо встречала, - сказала она, глядя в глаза подруге. - И у тебя всё непременно будет хорошо, ты только поверь в это.
Лили сжала пальцы Элизабет, в глазах предательски защипало.
-Только не реветь! - предупредила Макензи. - Ты же знаешь, я этого не люблю... хотя я и сама становлюсь сентиментальной... К черту всё это! - воскликнула Элизабет, и Лили не поняла, что именно подруга посылает к чертям. - Плевать на Волан-де-Морта, плевать на всё! Мы заслужили счастья, Лил, ведь заслужили же! - Элизабет энергично улыбнулась. - Не может быть всё плохо, всегда есть что-то хорошее, надо только оглядеться вокруг.
Ночь опустилась на древний замок, смыв своей чернильной чернотой его очертания, и он затерялся в этом огромном мире, словно играя с ним в прятки. Коридоры Хогвартса были пусты, тишина забралась в каждую щель.
Никем не видимые и потому никем не замеченные двое гриффиндорцев неслышно пробирались в кухню. Сегодня Джеймс посвятил Лили в одну из главных тайн мародёров: он показал ей мантию-невидимку отца. Эванс долго не могла поверить, что этот удивительный предмет не из магазина волшебных безделушек «Зонко», в которых много было подобных вещиц.
-Те мантии со временем теряют свои свойства, а эта — нет, - объяснял Джеймс. - С помощью неё можно становится невидимым когда угодно и где угодно. И так всегда было. Уже много лет.
-Так вот как ты с друзьями умудрялся никогда не попадаться во время своих проделок, - улыбалась Лили.
Джеймс только довольно пожимал плечами.
-Эта мантия совсем как из сказки, - говорил он. - Только там волшебник прятался от Смерти, а мы — от МакГонагалл.
-Из какой это сказки? - удивлялась Лили.
-«Сказка о трёх братьях», - рассказывал Джеймс. - Ты разве не знаешь?
Эванс только озадаченно качала головой, а Поттер обещал когда-нибудь обязательно рассказать ей эту занимательную историю о братьях-волшебниках и повстречавшуюся им Смерть.
Теперь они бесшумно шли по коридорам школы, чуть нагинаясь, чтобы мантия-невидимка полностью скрывала их обоих. Они были так близко друг к другу, как не были, пожалуй, никогда. Джеймс то и дело смотрел на Лили, и, каждый раз, когда он поворачивал к ней лицо, его щеки касались её мягкие волосы, отчего Поттер улыбался, но, когда Эванс поднимала на него глаза, прятал улыбку, чтобы не выглядеть идиотом. Лили же чувствовала тепло Джеймса и невольно прижималась к его плечу, и тоже улыбалась глупо и радостно.
Так они дошли до коридора, где весело много картин, изображающих еду. Джеймс и Лили остановились у одной из них.
-Щекочи грушу, - сказал Поттер.
-Что? - Лили удивлённо посмотрела на гриффиндорца.
-Щекочи грушу, вон ту, зелёную, - невозмутимо повторил Джеймс и, заметив, что девушка колебается, добавил: - Не бойся, здесь никого нет. Даже если ты высунешь из-под мантии руку, никто не увидит.
Лили едва заметно улыбнулась и, протянув руку, начала усиленно щекотать ни в чём неповинный фрукт, почти сразу же превратившийся в дверную ручку.
-Ловкость рук и никакого мошенничества, - довольно заметил Джеймс и потянул за ручку.
Оказавшись вместе с Лили в кухне, Джеймс тут же сбросил с них мантию-невидимку и повесил себе на руку. Эванс никогда прежде здесь не была и потому с интересом разглядывала огромное помещение с четырьма длинными столами, печками, начищенным до блеска кастрюлями и сковородками, шкафами с посудой. Несмотря на то что была глубокая ночь, к ним тут же подошли два эльфа-домовика, страшно довольных, что к ним пожаловали гости.
-Привет, Тринки, - поздоровался с голубоглазой эльфийкой Джеймс. - Здравствуй, Рудди, - отсалютовал он престарелому эльфу, который стоял рядом с молоденькой и смешной Тринки. - Знакомтесь, это Лили, - представил он своим знакомым гриффиндорку. - Лили, это Тринки и Рудди.
-Очень приятно, - улыбнулась Эванс.
-Вы, наверно, голодны? - незамедлительно поинтересовалась Тринки и по приказу старого Рудди кинулась вглубь кухни.
-Надеюсь, мы не очень вас побеспокоили, - вежливо сказала Лили, глядя на эльфа.
-Они всегда радуются, когда к ним заходят, - ответил за эльфа Джеймс.
Через пятнадцать минут, нагруженные продовольствием, Лили и Джеймс возвращались в гостиную Гриффиндора. Едва ли они съедят всё, что дали им щедрые эльфы. Нет уверенности, что они вообще притронутся к еде. В конце концов, они бродили по замку, рискуя из-за неосторожности попасться, вовсе не ради того, чтобы совершить набег на кухню. Им просто хотелось побыть вдвоём.
Заканчивалась первая неделя октября. Было промозгло, дули холодные ветры, но дождей уже не было, и, кажется, все ждали, что вот-вот выпадет снег. На улице было неуютно, и гулять не хотелось, но в пятом часу в субботу Элизабет всё-таки вытащила Лили на прогулку.
Девушки не спеша шли по дорожке в сторону Запретного леса. Ветер то и дело подхватывал их распущенные волосы, бил в спину, метался, словно очень хотел привлечь к себе внимание, которым его обделяли.
Элизабет шмыгнула носом и сунула руки в карманы пальто. Лили посмотрела на подругу. Макензи отращивала волосы, и они были уже ниже плеча. От этого они стали меньше виться, и Элизабет лишилась прежних кокетливых кудряшек. Её волосы, конечно, не стали примыми; они просто волнились, завиваясь совсем чуть-чуть.
Лили казалось, что Элизабет очень повзрослела. Бывает, что перед последним курсом все за лето страшно меняются, так что и не узнать. Что поделать, время идёт, все взрослеют. Но Эванс думала, что дело совсем не в этом. У Элизабет эта серьёзность, эта задумчивость в глазах появилась не сразу после каникул, а позже. Она перестала быть такой беззаботной, почти бесбашенной и бесконечно весёлой после того, как вернулась из Хогсмида. Она вышла из больничного крыла уже другим человеком. Элизабет слишком много видела в свои семнадцать лет, чтобы остаться прежней. Она так отчаянно боялась потерять себя в этой страшной войне... знала ли она, что война уже изменила её?
-Элизабет, тебе больше не сняться кошмары? - спросила Лили.
Макензи повернулась к подруге, глядя на неё с каким-то незнакомым Эванс спокойствием в тёмно-голубых глазах.
-Мадам Помфри прописала мне зелье, - сказала Элизабет. - Оно приведёт мою психику в норму. Его нужно пить месяц, и всё пройдёт.
-А сейчас?..
-Сейчас мне уже лучше, не переживай, - уклончиво ответила Макензи, так и не сказав, видит ли она по-прежнему страшные сны каждую ночь.
Они шли молча минут пять, потом разговор возобновился, и речь зашла о Грэме.
Элизабет и Грэм начали встречаться летом. Как говорила сама Макензи, в тот день на отработке между ними что-то произошло, и они как-то сразу вдруг поняли, что симпатичны друг другу. Элизабет, всегда спокойно относившаяся к любовным историям и вообще ко всему романтическому, казалось, была без ума от Грэма. Теперь, когда он закончил Хогвартс и подрабатывал в лавке письменных принадлежностей в Косом переулке, Элизабет по нему скучала. Они переписывались, и пусть письма от Грэма приходили не каждый день, Элизабет каждое утро с нетерпением ждала почту. Она была очень рада, что в ту субботу Грэма не отпустили с работы и он не попал в водоворот страшных событий того выходного дня.
Словом, Элизабет была влюблена по уши. Кажется, она даже была счастлива. Лили всегда знала, что у Элизабет большое сердце и она умеет любить. И человек, которому повезёт стать её возлюбленным, должен был быть самым смелым, самым добрым, самым умным и самым благородным. Так думала Лили. Она всегда хотела самого лучшего для подруги, считая, что та этого достойна.
И вот Элизабет полюбила. Первый раз в своей жизни и, как она сама считала, единственный. Но Лили, как ни старалась, не радовалась за неё. Бывает, что, когда у одной из подруг появляется парень, другая начинает ревновать её и тут уж совсем не до радости. Но у Лили была другая причина. Хоть Грэм и был красив, умён и приятен в общении, Эванс казалось, что ему не хватает чего-то, что могло бы сделать его достойным Элизабет. Лили всегда считала Макензи сильной личностью. В сущности, так и было. Храбрая, весёлая, открытая, честная. Элизабет была благородным человеком, Лили не раз уже убеждалась в этом. Но ей думалось, что Грэм при всех своих достоиствах не может быть равным Элизабет. Конечно, Лили никогда не говорила об этом подруге, старалась гнать от себя эти мысли, ругала себя за них, но всё же ничего не могла с собой поделать. Грэм ей не нравился. И, что гораздо важнее, не внушал ей доверия.
-Ну и ветер поднялся, - сказала Элизабет, втягивая голову в плечи и зарываясь носом в шарф.
-Так, может, в замок пойдём?
Лили и Элизабет повернули обратно. Лили обняла подругу за плечи и так, весело болтая, они дошли до Главного входа.
-Скорей бы ужин, - улыбаясь, сказала Макензи.
Вдруг противно закаркал где-то над их головами ворон.
Лили от неожиданности вздрогнула, задрала голову. В сером небе, распластав крылья, тенью скользнул чёрный ворон. Эванс ни с того, ни с сего ощутила тревогу.
-Раскаркался тут, - буркнула Элизабет, проводив птицу помрачневшим взглядом.
По её лицу Лили поняла, что и у Макензи стало неспокойно на душе. Но отчего? Всего лишь из-за дурацкого ворона?
Лили попыталась успокоиться.
«Это просто птица».
Лили и Элизабет дошли до парадной лестницы и, едва ступив на неё, услышали шум, доносившийся из вестибюля. Казалось, будто там собрались все студенты Хогвартса и теперь говорили все разом, отчего гомон был слышен даже на улице.
Подруги переглянулись. Элизабет свела брови к переносице. Что-то явно было не так.
Девушки поднялись по лестнице и вошли в вестибюль.
Здесь было полно народу, как будто вся школа, и преподавател и ученики, собрались здесь. В толпе мелькали знакомые лица. Все были взолнованы, некоторые напуганы. Лили растерянно огляделась, заметила, что многие смотрят куда-то вправо. Эванс тоже повернула туда голову.
На стене с правой стороны было написано крупными красными буквами:
«ДА ЗДРАВСТВУЕТ ЛОРД ВОЛАН-ДЕ МОРТ» и ниже:
«СМЕРТЬ ГРЯЗНОКРОВКАМ».
Кто-то схватил её за плечи, обнимая. Элизабет.
Лили хотела посмотреть на подругу, но взгляд скользнул по полу, и Эванс замерла.
Она смотрела себе под ноги, но не видела привычных каменных плит пола. А были только тысячи листовок с уже знакомыми страшными надписями, призывами и оскорблениями.
-Опять... это... - едва выговорила Лили, вспоминая тот день, когда на их головы, словно проклятье, обрушились листовки, которые уничтожил тогда Дамблдор.
Но они снова были здесь, под их ногами. И их было больше. В сотни, может, в тысячи раз больше.
Внезапно над общим гулом раздались два визгливых девчоночьих вскрика. Лили дёрнулась и инстинктивно повернулась на звук, ожидая увидеть неизвестно откуда появившихся людей в масках и длинных чёрных мантиях со вскинутыми волшебными палочками, но ничего такого не увидела, а увидела только, что возле лестницы, ведущей наверх, произошло какое-то движение, мелькнула вихрастая голова Джеймса Поттера, и тут же он бросился вперёд, повалил кого-то на пол и принялся яростно бить поверженного кулаками по лицу.
Лили испуганно распахнула глаза и кинулась в ту сторону, за ней — Элизабет. Скоро они увидели, что молотит Джеймс не кого иного, как Мальсибера. Тут же подоспели Сириус и Римус. Схватив Джеймса сзади за плечи, они оттаскивали его от слизеринца.
-Пустите, мать вашу! - рычал Поттер, прибавляя к своим требованиям нецензурные и грубые ругательства. - Я ему всю рожу разобью!..
-Успокойся, - рявкнул Сириус, когда они с Римусом оттащили друга на приличное расстояние от Мальсибера, который поднялся и хотел было кинуться на Джеймса, но его удержал Эйвери и начал что-то тихо ему говорить, поглядывая на Поттера.
Мальсибер кивнул в ответ, вытер рукавом мантии кровь, текущую из разбитого носа, посмотрел на Джеймса. Лили стояла тут же, рядом, и переводила взгляд с Поттера на Мальсибера. Ей и раньше приходилось видеть в глазах Джеймса неприязнь, например, когда они цапались с Северусом, но никогда прежде не было в них такой ненависти и злобы. Это напугало Лили гораздо больше самой драки.
Сириус и Римус по-прежнему удерживали Джеймса. Он постепенно успокаивался и овладевал собой.
-Ладно, всё, отпустите, - сказал он наконец негромким твёрдым голосом, не сводя глаз с Мальсибера, словно хотел испепелить слизеринца взглядом, но, понимая, что это едва ли возможно, про себя желал ему смерти в страшных муках.
Блэк и Люпин переглянулись и отпустили Джеймса.
И тут в вестибюле появился Дамблдор. Он быстро огляделся, на доли секунды задержал взгляд на надписи на стене.
-Отправляйтесь в гостиные своих факультетов, - громко приказал директор.- Я же хочу обратиться к тем, кто это сделал. Это глупый и бессмысленный поступок. Если вы думаете, что так сможете сыскать себе славу смельчака, то вы глубоко заблуждаетесь. Такие поступки не заслуживают ничего, кроме презрения.
-Профессор Дамблдор, вы уверены, что это сделал кто-то из студентов? - спросила подошедшая к директору Минерва МакГонагалл.
-Нет никаких сомнений, - ответил директор. - Мы непременно найдём этих людей, и они понесут соответствующее наказание. Всё то, что они натворили, далеко не шутки.
И Дамблдор ушёл. МакГонагалл же сказала, что здесь не на что смотреть, и приказала всем расходиться. Оказалось, листовки валялись по всей школе. Профессора и Филч немедленно принялись за устранение и этих листовок, и проклятой надписи.
-Неужели же это кто-то из студентов? - говорила Лили Элизабет, пока они поднимались по лестнице.
-Дамблдор считает, что да, - отвечала Макензи. - А он никогда не ошибается.
-Но кто именно?
-А ты не поняла? Чёртовы слизеринцы, - выплюнула Элизабет, презрительно скривив губы. - Мальсибер со своими дружками. Мне почему-то кажется, что Джеймс на него из-за этого набросился.
-Думаешь, он знал, что это их рук дело? - неуверенно спрашивала Лили.
-Может, догадывался, - предполагала Элизабет. - Так или иначе, но Джеймс первый на него кинулся с кулаками. Я видела.
Лили ничего не отвечала, только задумчиво закусывала губу.
Даже в самые тёмные времена можно быть счастливым. Даже в самые тёмные времена можно найти что-то хорошее. Джеймс и Лили нашли это друг в друге.
Лили вспоминала о словах Элизабет: «У тебе в груди солнце». Когда Джеймс был рядом, её солнце светило ярче, так что тепла и света хватило бы на них обоих. Но у Джеймса было и своё тепло. Тепло души. И он хотел делиться им с Лили, хотел отдать его всего без остатка.
Они были нужны друг другу. Это же так просто. Быть кому-то необходимым.
Они беспокойно сидели на уроках, бросали наполовину выполненное домашнее задание, ждали свободной минуты, чтобы побыть вдвоем. Едва появлялось время, и они бежали к озеру гулять. Бродили по дорожкам, держась за руки, много говорили, смеялись.
Уже становилось холодно, и когда поднимался промозглый ветер, Джеймс обнимал Лили, защищая гриффиндорку от его порывов, и тогда Эванс думала, что ей ничего не страшно.
Джеймс мог защитить её от всего на свете, но Лили казалось, что рядом с ним она становится самой храброй девушкой на свете. А Джеймс думал, что он способен на самые отчаянные поступки, лишь бы Лили была рядом.
Это же так важно: знать, что рядом с кем-то ты становишься лучше, что кто-то знает, что ты лучше, чем ты сам о себе думаешь.
Джеймс и Лили переглядывались на уроках, украдкой улыбались, посылали друг другу записки, с нетерпением ждали встречи, держались за руки и переплетали пальцы, не могли уснуть, потому что сердце то и дело сладко ёкало, и не было никакой возможности его унять.
Это было золотое время для них обоих.
А потом Джеймс исчез.
Всё началось с того, что однажды в последний четверг октября он не пришёл на свидание. Обычно они с Лили встречались в общей гостиной и потом вместе шли гулять, но в тот день Джеймс отправил ей записку на уроке заклинаний, где просил ровно в пять часов придти на то самое место, где в сентябре они впервые устроили пикник.
Лили пришла вовремя. Она чувствовала, что Джеймс приготовил что-то особенное, и потому не опоздала ни на минуту. Эванс догадалась, что Поттер специльно придёт чуть позже, поэтому терпеливо ждала. Но ни через десять минут, ни через пятнадцать, ни даже через полчаса Джеймс так и не появился.
Эванс вернулась в школу расстроенная. Она не понимала, почему Поттер не пришёл.
В гриффиндорской гостиной Лили увидела Сириуса и Питера, спросила у них, не знают ли они, где Джеймс.
Блэк удивился:
-А он разве не с тобой?
-Он не пришёл, - сказала Лили.
-Наверное, переволновался и дорогу забыл, - пошутил Сириус.
Лили пошла к себе в спальню, разделась и долго лежала на кровати, удручённая и задумчивая. Элизабет пыталась её приободрить, но безуспешно: Лили была до ужаса растроенной. В конце концов, Лили задремала и проснулась только около девяти часов вечера.
Эванс огляделась, ища глазами Элизабет, но той в комнате не было. Зато была Мэри и рассказала, что час назад приходила МакГонагалл, нашла Сириуса, Римуса и Питера, о чём-то тихо говорила с ними, так что никто ничего не слышал, а потом они все вместе куда-то ушли. Джеймс же в гостиной Гриффиндора до сих пор не появлялся, а по словам Фрэнка в спальне мальчиков его не было.
Лили нахмурилась, поднялась с кровати и спустилась в гостиную. Там у камина за учебниками сидела Элизабет. Эванс подсела к ней и только хотела спросить насчёт всей этой истории с МакГонагалл, как в гостиную через портретный проём вошли Блэк, Люпин и Петтигрю. Лили повернулась в их сторону и тут же поняла, что все они чем-то взволнованы. Кроме того, Сириус был зол, а Питер не на шутку напуган. Ни на кого не глядя, друзья молча пересекли гостиную и поднялись к себе в спальню.
Лили повернулась к Элизабет. Макензи озадаченно посмотрела на подругу, тоже не понимая толком, что происходит.
Следующим утром ни в гостиной, ни в Большом зале Джеймса не было. Сириус, Римус и Питер по-прежнему были чем-то удручены, не смеялись и не говорили громко и весело за завтраком, как это обычно бывало. Лили морщила лоб, бросая на троицу тревожные взгляды, а волнение с каждой минутой нарастало всё больше.
На первый урок Лили чуть не бежала. Она надеялась, что найдёт в кабинете Джеймса, который просто проспал и не успел на завтрак. Но и в классе Поттера не оказалось. Прозвенел колокол, все расселись по своим местам, профессор МакГонагалл начала урок, а Джеймса всё не было. Лили то и дело оглядывалась на дверь: вдруг он проспал, ведь такое часто бывало, и просто опоздает на урок.
Но Джеймс так и не появился. Его не было ни на втором, ни на третьем уроке. Он не пришёл обедать в Большой зал и последние уроки проходили в его отсутствие.
После уроков возвращаясь в гриффиндорскую гостиную, Лили тщетно искала глазами в толпе учеников лохматую голову и круглые очки Джеймса. Всё было бесполезно. Джеймса Поттера словно не было в школе.
В гостиной Гриффиндора Лили отыскала Римуса. Он стоял у доски объявлений. Эванс двинулась к нему, но Люпин, увидев, что она направляется в его сторону, быстро пошёл в свою спальню. Лили окликнула его, но он даже не обернулся, хотя прекрасно слышал, что она зовёт его, из чего Эванс сделала вывод, что Люпин по какой-то причине не захотел с ней разговаривать. Лили попыталась заговорить с Питером, но и он, стоило ей подойти к нему, промямлил что-то вроде «извини, мне надо... делать уроки» и быстро смылся. Лили была до крайности удивлена. Римус и Питер наверняка знали, что она хочет спросить о Джеймсе, и, должно быть, именно поэтому уходили от разговора. А, точнее, убегали.
Вечером Лили подкараулила Блэка. Он сидел в кресле и просматривал газету. Эванс направилась к нему, решив во что бы то ни стало всё у него разузнать.
-Сириус, что происходит? - без всяких предисловий спросила Лили.
-Ты это о чём? - Блэк поднял на Эванс глаза.
-Ты прекрасно знаешь, о чём я, - серьёзно сказала гриффиндорка. - Я о Джеймсе. Он пропал. Но не может быть, чтобы ты не знал, где он и что с ним. И Римус знает, и Питер. Но они целый день бегают от меня. Я же вижу, вы что-то скрываете. Что-то, что касается Джеймса. Сириус, скажи, что происходит? - с напором спросила Лили.
Блэк остановил взгляд на Эванс. Сейчас он всё ей расскажет...
-Слушай, Эванс, не забивай себе голову ерундой, - холодно сказал Сириус.
Он больше не произнёс ни слова. Просто поднялся из кресла и ушёл к себе в спальню.
Лили проводила его взглядом.
Сомнений не оставалось: с Джеймсом что-то случилось.
Следующим вечером в гостиной Гриффиндора было многолюдно. В камине весело потрескивали дрова. Лили лежала на диване, положив голову на колени сидевшей рядом Элизабет. Макензи рассеянно перебирала мягкие волосы Эванс. Лили с грустью смотрела на огонь в камине. Ей было тоскливо. Она до сих пор не знала, что с Джеймсом, не знала, где он. С ним что-то случилось, но что?.. В порядке ли он? Здоров ли?
В гостиную вошла Минерва МакГонагалл. Суровая складка залегла у волшебницы между бровей. Она прошла на середину комнаты и остановилась, обращая на себя взгляды студентов своего факультета.
-Блэк, Люпин, Петтигрю,- сказала профессор и остановила взгляд на трёх парней, устроившихся за одним из столов.
Сириус, Римус и Питер быстро переглянулись и подошли к профессору МакГонагалл.
-Что-нибудь случилось, профессор? - осторожно спросил Римус.
-Вас хочет видеть профессор Дамблдор, - ответила МакГонагалл.
Любопытный шёпот пронёсся над гостиной. Лили села на диване.
-Что они успели натворить? - тихо сказала Элизабет.
Эванс видела, как Сириус и Римус обменялись серьёзными взглядами, значение которых было известно им одним. Казалось, они знали причину, по которой их вызывают к директору.
-Мне всё это не нравится, Элизабет, - сказала Лили, глядя, как профессор МакГонагалл направлется к портретному проёму, а за ней покорно идут трое гриффиндорцев.
Лили могла припомнить десятки раз, когда профессор МакГонагалл уводила неугомонных гриффиндорцев к директору, только тогда с ними был Джеймс. Мародёры изображали раскаяние, плелись, понуро опустив плечи, а за спиной у декана нагло ухмылялись, тряслись от беззвучного смеха, довольные новой проделкой, и совершенно не думали о наказании, которое их ждало.
Но сегодня всё было не так. Сегодня их было трое, и они не разыгрывали сожаление, и тени улыбок не было на их лицах. Они шли, серьёзно глядя прямо перед собой, и если они действительно что-то натворили, то были горды этим и собирались с достоинством принять какое угодно наказание за то, что поступили так, как считали нужным.
-Что происходит, Элизабет? - спросила Лили, чувствуя, как её с новой силой охватывает тревога.
-Ненавижу не понимать, какого чёрта творится вокруг, - сказала Элизабет и вдруг спохватилась: - Уже десятый час!
-И что? - Лили повернулась к подруге. - Ты же не ложишься рано.
-Мне лекарство надо пить ровно в девять, - объяснила Макензи, поднялась с дивана и отправилась в спальню.
Лили не хотела оставаться одна, поэтому пошла за подругой и в комнате развалилась на своей кровати. Элизабет опустилась на колени перед тумбочкой и искала там зелье.
-Здесь что-то не так, - говорила Лили, глядя на противоположную стену. - Джеймс пропал, но его друзья знают, где он. При этом они ходят такие мрачные, что не приходится сомневаться в том, что с Джеймсом что-то случилось... - Лили наморщила лоб и сказала уже тише: - Господи, где бы он ни был, пусть с ним всё будет хорошо.
-Проклятье, - буркнула Элизабет, захлопнув дверь тумбочки.
-В чём дело? - Лили повернулась к подруге.
-Закончилось зелье, - сказала Макензи и вздохнула. - Что ж, придётся сходить к мадам Помфри.
-Элизабет, можно я с тобой не пойду? - Лили сделала жалостливое лицо. - У меня сердце не на месте, я знаю: случилось что-то плохое. Я хочу дождаться, когда Сириус, Римус и Питер вернуться, и всё у них выпытать.
-Конечно, - Элизабет кивнула, хмурясь. - Я тоже думаю, что что-то нехорошее творится.
И Элизабет ушла.
Лили осталась в спальне. Некоторое время она лежала на кровати, пялясь в потолок, потом решила спуститься в гостиную: вдруг вернулись те, кого она так ждала.
Эванс встала с кровати, но, прежде чем идти, решила одеть толстовку. Подойдя к шкафу, она распахнула дверцу, достала с верхней полки красную толстовку, одела её...
Дверь в спальню распахнулась с такой силой, что ударилась о стену. Лили вздрогнула и обернулась. В дверном проёме показалась бледная, как полотно, Мэри.
-Лили... там Джеймс... с ним беда...
