Три четверти бесконечностиВ эти минуты, когда на территорию Хогвартса, широко расправив тёмные крылья, опускался холодный вечер, можно было подумать, что в кабинете Альбуса Дамблдора, залитом мягким светом множества зажжённых свечей, вершился суд.
Директор сидел за своим столом, положив на него руки, и несомненно походил на мудрого внимательного судью, по правую руку от которого неподвижно стоял, гордо выпрямившись, суровый прокурор в лице профессора МакГонагалл, чьё строгое лицо создавало резкий контраст с тревожной физиономией стоявшего рядом с ней профессора Слизнорта, который, если и претендовал на какую бы то ни было роль в этом судебном процессе, то только на роль скромного слушателя, с беспокойством следящего за ходом дела.
На ковре перед директорским столом стояли семеро студентов: двое справа, трое слева и ещё двое посредине, прямо напротив директора. Те пятеро, что стояли по бокам, застыли в неизменных своих позах и молча ожидали, пока решится их судьба, немилосердно схваченная неумелыми руками двух других, которые выступали не то вроде свидетелей, не то вроде адвокатов. Истцов среди них не было – были только обвиняемые.
-Что ж, мисс Эванс, давайте же подведём итог вашему рассказу. Чтобы не было никаких неясностей и все присутствующие смогли чётко воссоздать себе картину событий, исходя из ваших слов, - сказал профессор Дамблдор, молча вглядываясь в лицо Лили. Та стояла, почти ощущая плечом плечо бывшего друга в дюймах от неё, и чувствовала себя жертвой, безжалостно брошенной на растерзание всем чудовищам мира. – Итак, мисс Эванс, вы утверждаете, что в момент нападения на мистера Эйвери и мистера Мальсибера вы вместе с мистером Блэком, мистером Люпином и мистером Петтигрю мирно прогуливались вдоль Чёрного озёра, из чего следует, что вышеозначенные гриффиндорцы не могли затеять драку ввиду их удаления от места происшествия?
Лили подняла глаза на Дамблдора и в течение всего последующего разговора не опускала их.
-Да, - твёрдо сказала гриффиндорка.
-Однако мистер Снегг утверждает другое, сообщая, что собственными глазами видел участников драки, - продолжал директор. – Вы хотите сказать, что он обознался?
-Да, - последовал такой же короткий ответ.
-Сами участники драки… предполагаемые участники драки, - поправился Дамблдор, - отказываются что бы то ни было говорить по этому поводу. Стало быть, ваше слово, мисс Эванс, против слова мистера Снегга?
-Стало быть, так, - согласилась Лили.
Повисло молчание. В эти томительные минуты Эванс осторожным взглядом обвела собравшихся. Сириус, Римус, Питер, Эйвери и Мальсибер сохраняли спокойствие, не произнося ни слова, не выражая никаких эмоций, словно речь шла вовсе не о них. Никто из профессоров за всё время, что Лили находилась в директорском кабинете, не задал им ни единого вопроса, ничего не сказал, и можно было подумать, что им решительно неинтересно, что там случилось на самом деле, а интересно лишь то, что могут сказать по этому поводу Эванс и Снегг. Всё это здорово походило на комедию абсурда, где у одного были неопровержимые доказательства в виде признания, которое можно было получить с помощью Сыворотки правды (если только директор решился бы на её использование), а у другой – лишь жалкая глупая ложь, которая не могла никого спасти. Единственное, что утешало Лили, было то, что под действием зелья Северус не сможет ничего приукрасить и оговорить Мародёров.
Лили сглотнула и впервые посмотрела на Северуса. Он стоял, заложив руки за спину, и глубокая складка залегла у него между бровей. Эванс подумала, что он хочет казаться взрослым и серьёзным, но даже эта дурацкая поза не могла избавить его от репутации стукача, которую он заработал не только в глазах своих врагов, но и в глазах своих друзей, которые явно не хотели огласки.
Лили вспомнила, как когда-то сказала, что однажды они окажутся по разные стороны баррикад. Сегодня это свершилось. Он хотел причинить вред дорогим ей людям – она хотела их защитить.
Между тем Дамблдор прервал молчание:
-Мисс Эванс, мистер Снегг, выйдите, пожалуйста, в коридор.
Реплика директора была неприлично короткой в этой нескончаемой вязкой череде событий, так что Лили отреагировала не сразу. Казалось, прошёл час, прежде чем она вместе со слизеринцем оказалась в коридоре.
«Мерлин, что там происходит? Что с ними будет? Что ты наплёл директору, Северус, что?!»
Лили безотчётно ходила взад-вперёд вдоль стены, сложив руки на груди, и не замечала, как зловеще внимательно следят за ней два чёрных глаза в полутьме коридора.
-Что, волнуешься за своих дружков? – ехидно поинтересовался Снегг, прерывая лихорадочный поток сознания гриффиндорки.
-Да, они мои друзья и я волнуюсь за них, - с гордостью сказала Лили и, остановившись, посмотрела в лицо Северусу, чуть вздёрнув подбородок.
-Как мило, - с язвительной усмешкой ответил парень. – То ты презираешь эту компашку, то считаешь себя одной из них и отчаянно бросаешься им на выручку. Быстро же у тебя меняется мнение.
-Мне приятно сознавать, думать и слышать от тебя, что я одна из них, - не меняя тона, сказала Лили. – Что до моего мнения, то я не меняю его быстро, Снегг. Тебе ли не знать? Я долго верила в лучшую часть тебя, пока ты окончательно не уничтожил эту веру. Но теперь я представляю, на что ты способен…
Лили покачала головой и отвернулась.
-Поверь, не представляешь… - сквозь зубы, выговорил Снегг.
Эванс вздрогнула. Казалось, чья-то холодная рука прикоснулась к её спине и медленно продвигалась к беззащитной нежной шее. Гриффиндорка обернулась.
Зелёные глаза встретились с чёрными. Лили невольно вздрогнула. Что-то страшное творилось в душе Северуса Снегга.
Вдруг мгновенное, как молния, осознание отразилось на её лице. Пятый курс, порез на щеке Джеймса, кровь на его мантии… Седьмой курс, тонкий шрам на этой щеке, кровавые раны, слова мадам Помфри о шрамах…
-Это ты!.. – задохнувшись, громким шёпотом вымолвила Лили. – Ты едва не убил его! Боже!.. – вздох отчаяния вырвался из её груди.
Она закрыла лицо руками, ноги не слушались. Ей показалось, что она неправдоподобно медленно, словно во сне, опускается на пол. Чьи-то руки схватили её с обеих сторон повыше локтя и удержали. Она убрала руки от лица, но больше ничего не видела, кроме расплывающихся очертаний коридора. Горячие слёзы хлынули из глаз, и она безвольно, словно подчиняясь всем на свете несправедливостям, уронила голову на грудь. Чудилось, будто силы совсем оставили её маленькое, казавшееся сейчас особенно хрупким тельце. Кто-то всё ещё поддерживал её и, должно быть, заставлял идти.
Лили не помнила, как очутилась в спальне девочек. Она сидела на своей кровати, бережно укрытая чьими-то заботливыми руками тёплым пледом. Её трясло. Кто-то держал её за руку и ласково гладил по плечу. Лили подняла голову и встретилась взглядом с тёмно-голубыми глазами.
-Северус хотел убить Джеймса, - сказала Лили, не сознавая, что повторяет это в четвёртый раз. – Почему ты молчишь? Ты не понимаешь? Северус хотел убить Дж…
-Я знаю, - перебила Элизабет.
-То есть как… - озадаченно пробормотала Лили. Эта новая для неё информация, казалось, вывела её из оцепенения, в которое повергли её новое несчастье и крушение слабых надежд. – Но ты же сказала…
-Я солгала, - честно призналась Макензи.
-Зачем? – совсем сбитая с толку, спросила Эванс севшим голосом.
Подруга вздохнула и принялась за свой невесёлый рассказ. Оканчивая его, она сказала:
-Я презираю Снегга и в то же время жалею его. Особенно теперь. Он страдает, Лили, о, если бы ты знала, как он страдает!.. Он совершает ужасные поступки, а за всем этим стоят две вещи: страдание… и любовь к тебе, - Элизабет сглотнула. – И эти две вещи не существуют в его душе отдельно друг от друга, только вместе, всегда вместе… Каким бы отвратительным не был его поступок, он причинил бы ему новые мучения, если бы ты только узнала о нём…
-И поэтому ты не сказала мне правды?! – неожиданно вспылив, воскликнула Лили и вскочила с постели. – Ты пожалела
его!.. А меня ты не пожалела, а Джеймса?! Элизабет, что с тобой творится? Что за глупости ты говоришь? Какая любовь?! Он… он предал меня, предал нашу дружбу, он хочет стать Пожирателем смерти! Почему ты выдумываешь всякую ерунду, а очевидного не замечаешь?
-Но это так же очевидно, как и… - попыталась возражать Макензи.
-Прекрати! – оборвала её Лили, направляясь к двери. – Я больше не хочу это слушать. Ты проявляешь милосердие не к тому человеку, Элизабет!..
С этими словами Лили покинула комнату и двинулась в сторону ванной. Там она включила воду на полную мощность, оперлась руками о раковину и, приблизив своё лицо к зеркалу, уставилась на своё отражение. Несчастная, злая, растрёпанная девушка с заплаканным лицом и красными глазами взирала на неё из зазеркалья. Ощущение, что всё это действительно происходит на самом деле, окончательно покинуло Лили. Ужасная боль прошила грудь, словно бы кровожадный палач в тесной пыточной сдавил ей грудную клетку огромными стальными щипцами. В глазах предательски защипало, Лили всхлипнула и бессильно опустилась на краешек ванной.
Она не знала, сколько просидела так с опущенной головой и свалившимися на лицо волосами, прежде чем кто-то родной сел рядом и заключил её в свои объятья.
-Прости, что накричала, - пробормотала Лили, сопя и стараясь ладошкой вытереть слёзы.
-Ничего, - ответила Элизабет, осторожно отстраняя её от себя и заглядывая ей в глаза. – Наверное, ты права: я глупо поступила. Не знаю, что на меня нашло. Но было что-то в его лице… - девушка поморщилась.
-Мне страшно, Элизабет, - вдруг прошептала Лили, и в глазах подруги Макензи увидела отчаяние и какое-то неизбывное страдание. - Он... он не видит, что у него под ногами пропасть. Он думает, что перед ним появится мост, по которому он сможет спокойно перейти через все смерти, через все загубленные судьбы, не принеся вред своей душе... Но стоит ему сделать шаг, и он ухнет в бездну, где только тьма и нет света... И я не смогу протянуть ему руку... ведь он уже однажды отпустил её...
-Послушай меня, - сказала Элизабет, и Лили увидела в глазах подруги те свет и тепло, которые всегда успокаивали и поддерживали её. – Ты ничего не можешь изменить, ты должна это понять. Северус – это часть твоего прошлого, и ты не в силах вырвать его оттуда. Ты можешь сохранить любовь к воспоминанию, но это большее, на что ты способна. Поэтому ради себя самой, пожалуйста, оставь это воспоминание там, где ему место. В прошлом, в своей душе, но не пытайся оживить его. Живи настоящим. А твоё настоящее – это семья, друзья и… и Джеймс. Он тебя не оставит, никогда, вот увидишь. Научись доверять ему так же, как когда-то доверяла Северусу, а лучше – чуточку больше. Знаю, как тебе сложно. Тебе кажется, что это просто слова, но я всего лишь хочу помочь тебе… я больше не знаю как. Это всё, что я могу для тебя сделать.
Несколько секунд Лили вглядывалась в тёмно-голубые глаза напротив. Откуда у этой девчонки столько мудрости и доброты? Откуда она берёт столько самообладания и терпения? И главное: чем Лили заслужила такого друга.
-Я люблю тебя, - прошептала Эванс, уткнувшись в плечо Элизабет, и умиротворённо закрыла глаза, услышав: «Я тебя тоже».
***
Когда слизеринцы в сопровождении профессора Слизнорта покинули директорский кабинет, Дамблдор со вздохом откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Профессор Макгонагалл опустилась на стул перед его столом.
-Эти дети, Минерва, все эти дети ещё сыграют свою роль в этой войне, - сказал Дамблдор и взглянул на декана Гриффиндора.
-На их долю выпало нелёгкое испытание выбором в столь юном возрасте, - заметила Макгонгалл, потом спросила: - Ты хочешь, чтобы
мои дети вступили в Орден после окончания школы?
-Я хочу, чтобы они поступили так, как сами хотят.
-Но ты всё же предложишь им это?
-Без сомнения, - ответил директор. – А пока… пока, Минерва, мне хочется, чтобы они наслаждались жизнью. Сегодня мы невольно подглядели тайные движения душ каждого из этих ребят. И они мне о многом сказали. Я видел жестокую борьбу с собой в глазах одного, непоколебимую твёрдость – в глазах другого, отчаянное желание защитить близкого – в глазах третьего… Это далеко не всё. Но самое главное, Минерва, самое главное – это то, что мы сейчас являемся свидетелями того, как под древними сводами этого замка расцветает любовь. На такую любовь способны только сильные натуры, только благородные сердца способны на столь высокие порывы… - Дамблдор покачал головой. – Члены Ордена погибают каждый день, Минерва, и среди них столько красивых смелых молодых мужчин и женщин. Да, Минерва, я хочу, чтобы они вступили в Орден, но это будет потом, а сейчас я хочу, чтобы они наслаждались жизнью, ибо я знаю, что ждёт их впереди…
***
Полночь недовольно хмурилась тёмными тучами за окном, пока в гостиной Гриффиндора уютно потрескивал огонь и несколько свечей освещали островок у камина, где в креслах и на ковре дружно расположились пятеро друзей. После рассказа, который, как паззл, сложился из того, что знал каждый из них об этой истории, воцарилось молчание. Все были заняты своими мыслями, однако никто не ощущал более гнетущей атмосферы недосказанности. Казалось, наступило наконец то хрупкое умиротворение, какое возможно после долгих волнений, словно кто-то дал ребятам обезболивающее и оно мигом подействовало на их истрёпанные нервы и разбитые чувства.
-Я разотру Снегга в порошок, - низким грудным голосом Сириус прервал молчание.
Лили подняла на него взгляд. Зрачки Блэка возбуждённо и яростно блестели в полутьме комнаты. Бродяга говорил ещё кучу ужасных вещей, от которых Эванс начало мутить. Она никогда не думала, что Блэк может быть настолько жестоким. Но самое страшное заключалось в том, что он, кажется, и в самом деле был на это способен. Впрочем, его характер вкупе с тем, что Джеймс и его родители заменили ему семью, объясняли многое. Но Лили не знала всех подробностей, и слова Сириуса отдавались в её ушах жутким эхом недавно пережитых страшных событий.
-Сириус, перестань, - не выдержав, прервала Эванс парня. – Никто больше не будет ни на кого нападать.
-Ты что,
опять его защищаешь?! – не веря своим ушам, прорычал Бродяга.
-Я
вас защищаю, - возразила Лили и почувствовала, как кровь ни с того ни с сего прилила к щекам, - и Джеймса. Если вы сцепитесь со Снеггом, он решит вам отомстить, потом вы ему, и опять всё сначала… Это никогда не закончится. Я не меньше вашего зла на слизеринцев, но я понимаю, что сейчас прежде всего надо думать о здоровье Джеймса. Ему будет сложно поправиться, если он будет постоянно думать о том, что слизеринцы устроили вам новую западню. Вспомни, ведь он напоролся на Снегга, отправившись на помощь вам…
-То есть, ты нас винишь в том, что с ним случилось? – всё больше раздражаясь, выговорил Блэк.
-Нет же, - Лили поняла, что сказала лишнее, и попыталась оправдаться. – Я имела в виду совсем не это, а то, что он переживает за вас…
-Да нет, ты именно это и имела в виду, - не унимался Сириус.
-Бродяга, успокойся, - встрял Римус, вмешательства которого так не хватало в накалявшейся атмосфере. – Лили права. Хватит вражды. Устроим временное перемирие. Я бы сам с удовольствием размазал Снегга по стенке, но сейчас не лучшее время. Надо перестать заниматься выяснением отношений хотя бы до тех пор, пока Джеймс совсем не оправится.
-Чтобы потом вместе с ним вчетвером придушить Нюниуса? – скептически поинтересовался Сириус.
Римус обречённо вздохнул. Сложно было убедить друга не лезть на рожон, когда он сам при всей своей рассудительности не мог простить слизеринцу покушения на убийство Джеймса.
Воцарилось молчание. Наконец Сириус, недовольно поёрзав в своём кресле, хмуро пробурчал:
-Ладно, я отложу расчленение Нюниуса, - и быстро добавил: - Но только до выздоровления Джеймса.
-Ты очень великодушен, - облегчённо улыбнулся Римус, похлопав Бродягу по плечу.
-Это Эванс на меня плохо влияет, - покосившись на девушку, буркнул Блэк.
-Тем более Дамблдор сказал, что следующая драка для нас плохо закончится, - заметил Питер.
-Этот аргумент стоило бы привести первым, - хмыкнула Элизабет.
-Повезло, что Дамблдор так спокойно отнёсся к вашей выходке, - сказала Лили.
-Мы просто его любимчики, - ухмыльнулся Сириус, привычным движением головы отбрасывая волосы со лба. – И особенно Джеймс.
-А вот слизеринцам влетело, думаю, - сказал Питер.
-И поделом, - отозвался Лунатик. – Директор оставил их у себя, когда закончил с нами. Нас отпустили, а им, верно, устроили хорошую взбучку.
-Но круче всех сегодня была Эванс, - с улыбкой заметил Сириус, взглянув на Лили; казалось, он сменил гнев на милость. – Это было… эм… неожиданно.
-Зачем ты это сделала? – спросил Римус.
-Я догадалась, что Снегг может сказать больше, чем видел на самом деле, и решила помочь, разве не понятно? – Лили пожала плечами и грустно добавила: – Раз уж Джеймс не смог…
-Нет, у меня в голове не укладывается, - вмешалась Элизабет. – Ты ворвалась в директорский кабинет, наплела какую-то чушь про прогулку и думала, что тебе поверят? Ну, ты даёшь, - усмехнулась девушка.
-Это первое, что пришло в голову, - насупилась Эванс.
-Лил, ты ж самая умная в классе. Я думала, ты придумаешь что-нибудь пооригинальнее, - сказала Макензи. – Ну там… подорвёшь горгулью возле кабинета Дамблдора, изобразишь приступ эпилепсии… или на худой конец ворвёшься в школу верхом на драконе.
-Где бы я тебе взяла так быстро дракона?! – воскликнула Лили.
Все покатились со смеху.
-Просто это было бы эффектно, - развела руками Элизабет.
-Нет, вообще идея хорошая, - Лили с видом мыслителя потёрла подбородок. – В следующий раз так и сделаем. Только дракона надо подготовить заранее.
Снова раздался дружный хохот. Лили оглядела сидящих рядом с ней. Все эти лица были такими родными, и, казалось, они всю жизнь так и сидели одни в пустой гостиной, смеялись и просто говорили друг с другом. Только одного и не хватало им всем сейчас…
-Надеюсь, следующего раза не будет, - возразил Питер. – Джеймсу итак досталось.
-Кстати… - Лили нахмурилась, вдруг что-то вспомнив. – Вы сказали, что слизеринцы избили Джеймса, потому что хотели отомстить за тот случай в холле.
-Верно, - подтвердил Римус, начиная понимать, к чему клонит девушка.
-Если бы Джеймс не набросился на Мальсибера, ничего бы этого не было, - продолжала Эванс.
-Ты потрясающе догадлива, - подколол Сириус, пытаясь отвлечь её внимание и направить разговор в другое русло. – Мне нравится, как ты выстраиваешь причинно-следственные связи.
-Но вы не сказали, почему Джеймс это сделал. Что это была за причина, что он пришёл в такую ярость? Всё из-за той надписи? – Лили посмотрела на троих парней и, увидев их растерянные лица, спросила с сомнением: - Или нет?..
Ребята переглянулись. Про мерзкие слова Мальсибера о Лили, которые вывели из себя Джеймса, они действительно не сказали. Но теперь девчонка застала их врасплох и надо было что-то отвечать.
-Знаешь, Лили, - протянул Римус. – Давай-ка Джеймс сам тебе об этом расскажет.
-Да-да, точно! – с воодушевлением подхватил Бродяга. – Он страх как любит всякие истории рассказывать!.. А тут такая передряга, мы же не можем всё рассказать и ничего ему не оставить. Это ж нечестно!
-А то он ещё обидится! – присовокупил Питер. – Обиженный Джеймс – это просто ужас какой-то, если честно!..
Лили и Элизабет посмотрели друг на друга. Ребята опять темнили, но выколачивать из них признание не было ни сил, ни времени, ни особого желания. Лили решила, что на сегодня с неё хватит приключений, и предложила пойти спать. Девушки первыми поднялись из кресел, парни последовали их примеру.
-Отличная идея! – всё также восторженно воскликнул Питер. – Все идём спать, обожаю спать!
Сириус пихнул его локтём под рёбра.
-Заткнись, Хвост, пора выходить из образа, - прошипел Бродяга.
-Понял, понял, - пролепетал Петтигрю.
Лили и Элизабет обернулись, удивлённо глядя на Сириуса, который тотчас крепко обнял Питера одной рукой и, невинно хлопая глазами, наклеил на лицо самую широкую улыбку, на какую только был способен. Девчонки дружно вскинули брови, Римус за спиной у Бродяги прикрыл глаза ладонью, после чего все наконец отправились спать.
Джеймса мучили кошмары. Ему снилось что-то крупное и черное, похожее на большую летучую мышь, которая беспорядочно носилась по воздуху, металась, то взмывала вверх, то камнем падала ввысь. Периодически слышался звук вдребезги разбиваемого стекла и чьи-то неясные крики. Поттер иногда различал слова «трус» и «предатель», но общего смысла уловить не мог. Его раздражала эта дурацкая тень, и почему-то всё время казалось, что она хочет унести куда-то в темноту что-то тёплое и доброе, что билось в груди у Джеймса. Сохатый отчаянно сопротивлялся, дёргался, тяжело дышал, но не в силах был сразиться с летучей мышью: его словно приковали тяжёлыми цепями к каменной стене тёмного подвала. Вдруг он почувствовал жжение в груди. Оно всё усиливалось, разгоралось и наконец стало невыносимым. Его сердце будто превратилось в сгусток обжигающего пламени, которое светило ярче и ярче с каждой минутой. И тьма отступила.
Джеймс открыл глаза. Он по-прежнему был в больничном крыле, но вместо сумерек, в которые он покинул это место, чтобы догнать Снегга, теперь в окно заглядывал хмурый ноябрьский день.
Кто-то подал ему очки. Джеймс кончиками пальцев ощутил чью-то нежную кожу, напялил очки.
Он не верил своим глазам. Должно быть, он всё ещё спит. Или у него галлюцинации.
-Привет, - тихо поздоровалась галлюцинация, улыбнувшись кончиками губ.
-Привет, - хрипло ответил Поттер, во все глаза глядя на сидевшую на краешке его кровати девушку. Чувство реальности постепенно возвращалось к нему. Он уже думал (или больше надеялся), что всё это взаправду. – Что ты здесь делаешь?
-Жду, когда ты поправишься, - ответила Лили.
-Это очень… кхм… - Джеймс кашлянул, пытаясь придать голосу больше мужественности, - мило.
-Я так не думаю, - возразила гриффиндорка, лукаво прищурившись.
-Почему?
-Потому что когда ты поправишься, Джеймс Поттер, я здорово поколочу тебя за то, что скрывал от меня правду, - сказала Лили.
-Ты?.. Меня?.. – Джеймс готов был поверить, что она и правда его поколотит. – Я не хотел тебя волновать, - честно признался он.
-Дурак ты, Поттер, - отмахнулась девушка, чуть склонив голову набок.
-Да я знаю… - покорно отозвался Сохатый.
Подошла мадам Помфри. Пока она возилась с Джеймсом, Лили вышла из-за ширмы, чтобы не мешать. Когда целительница закончила, Эванс вернулась к Поттеру, вздохнула, собираясь с силами, и рассказала ему о том, что случилось уже без его участия.
-Я от тебя не ожидал, - сказал Джеймс с ноткой уважения в голосе. Он, конечно, понимал, как глупо всё выглядело и что это ни за что бы ни сработало, но его больше заботило не качество выполнения поставленной задачи, а то, что Лили так отчаянно, не задумываясь бросилась на выручку его друзьям.
Лили улыбнулась.
-Всё теперь будет хорошо, вот увидишь, - Лили поправила одеяло и взяла Джеймса за руку.
Следующие две недели, что Джеймс был вынужден провести в больничном крыле до полного своего выздоровления, Лили была с ним. Она проводила почти всё свободное время у его постели. По большей части они просто разговаривали на разные темы, не замечая, как летят минуты за больничной ширмой. Правда, Джеймс быстро уставал и мог заснуть, не дослушав девушку, из-за чего жутко на себя злился. Когда Лили замечала, как мерно вздымается его грудь в бинтах, как разглаживаются складки морщин на его лбу, она тихо улыбалась, сама не зная чему, поправляла одеяло, смотрела на него спящего ещё несколько минут, а потом бесшумно исчезала. Однажды, когда Джеймс вот так отключился, Лили по обыкновению ещё недолго оставалась с ним, а затем, вдруг поддавшись внезапному порыву, наклонилась к нему и осторожно прижалась губами к его щеке. Отстранившись, она увидела, что Джеймс всё так же безмятежно спит, и не знала, почувствовал ли он прикосновение её губ.
Разумеется, и Мародёры не оставляли своего друга. Стоило им появиться в крыле, как о покое и отдыхе можно было забыть. Сириус фонтанировал шутками и историями, Римус тщетно пытался его утихомирить, а Питер смеялся и пожимал плечами, когда Лили бросала на троицу строгие взгляды. В общем, парни умели наделать шороху в обители медицины, за что часто были оттуда изгоняемы мадам Помфри с обещанием больше не пускать их к больному.
Джеймс иногда жаловался на то, что скоро двинет копыта от больничной еды. В целом, она не была так уж плоха, но Поттер, как скоро выяснила Лили, оказался сладкоежкой и вообще большим любителем всего вкусненького, так что когда Сохатый в очередной раз морщился, поглядывая на поднос с принесённой едой, Римусу, Лили и Элизабет ничего не оставалось делать, как только идти к эльфам на кухню, которые, узнав для кого предназначается провиант, желали Джеймсу скорейшего выздоровления и тащили столько еды, что втроём унести её было решительно невозможно.
Иногда Лили пыталась заниматься с Джеймсом, чтобы он не сильно отстал по программе. Поттер безбожно симулировал. Эванс всего-навсего читала ему учебники вслух или рассказывала что-нибудь сама, но и этого Поттер не мог вынести, каждый раз, только завидев фолиант в её руках, начиная притворяться страдающим от головной боли, тошноты, усталости… И скоро Лили оставила попытки заниматься его образованием.
В первое время Джеймс протестовал, говорил, что Лили не должна тратить на него столько времени, что с ним не надо сидеть сутками и что он вообще отлично себя чувствует, при этом ловя себя на мысли, что, если она действительно перестанет приходить, он бесславно помрёт в одиночестве. Лили не обращала на эти тирады никакого внимания.
О случившемся Лили и Джеймс не говорили. Эванс помнила, какой вопрос хотела задать Поттеру, но решила оставить его до лучших времён.
Когда Сохатому стало лучше и он уже не мог напугать своим мертвенно бледным лицом остальных пациентов, он попросил убрать ширму, сказав, что «ему смертельно надоела эту штуковина, отгораживающая его от мира».
Однажды вечером, когда уже нужно было уходить из крыла, Сириус вдруг обернулся у самой двери, бросив взгляд на прощающихся до завтрашнего дня Лили и Джеймса. Что-то ёкнуло в груди у Бродяги. Он не мог понять и объяснить самому себе, что такого особенного творится вокруг этой парочки. Но он
чувствовал. Он чувствовал огромную тайну мира, которая словно бы искрилась золотом вокруг них двоих, как надёжный щит, оберегающий от зла. Он чувствовал…
магию.
«У меня едет крыша», - решил Сириус, тряхнув головой.
Но ещё он решил, что эту тайну надо охранять. И не только Лили и Джеймсу – им всем. Всем, кто любит этих двоих: ему, Римусу, Питеру и Элизабет. Они должны были защитить то хрупкое, что в эти тёмные времена связало их друзей, потому что это уже стало частью их самих.
-Мисс Эванс, вы забыли свою книгу на соседней кровати.
Это случилось спустя неделю после того, как Лили узнала правду. Придя немного раньше обычного, она застала мадам Помфри дающей Джеймсу лекарства. Нужно было подождать. Эванс опустилась на соседнюю кровать, вынула из сумки книгу и погрузилась в чтение, а, когда подошла к Поттеру, забыла взять свою книжку. Целительница напомнила девушке об этом.
-Спасибо, мадам Помфри, - Лили забрала книгу и вернулась к Джеймсу.
-Что читаешь? – поинтересовался Сохатый.
-«Собор Парижской Богоматери».
-Магловская литература?
Лили кивнула.
-Очень интересно, - сказала она.
-Ну, так почитай, раз интересно, - улыбнулся Джеймс. Лили запротестовала. – Да ладно тебе, со мной же не надо нянчиться. Можешь вслух, если хочешь.
Гриффиндорка уступила. Надо отдать Поттеру должное: первые десять минут он честно слушал и даже пытался вникать, хотя мало что понял, кроме того, что какой-то чокнутый священник полюбил девушку и это окончательно и бесповоротно снесло ему башню. Впрочем, на этом интерес к литературе маглов у Поттера иссяк, и он задумался о своём.
«Мам, пап, я так скучаю по вам. Иногда так хочется поговорить с вами. Но, может, вы меня слышите?.. Знаете, со мной что-то странное творится. Честное слово, никогда такого прежде не было. Весь мир с ног на голову стал, словно меня крепко приложило бладжером по голове… Да что я объясняю, вы-то знаете, о чём я, верно? С вами то же самое было, да?..».
Лили продолжала читать:
-«…Увы, девушка, то была ты! Изумлённый, опьянённый, очарованный, я дал себе волю глядеть на тебя…».
«Помню, как впервые увидел её. И потом, снова и снова… Она почти всегда была рядом, но ничего не происходило, но однажды… Это странно… Что-то произошло со мной и больше не отпустило, только росло, изменялось, становилось чем-то особенным. Это называется… любовью? Да, я помню, как пятнадцатилетним балбесом до умопомрачения спорил с Сириусом, говорил, что люблю Лили по-настоящему, а Бродяга твердил, что я не понимаю, что это значит. Он был чертовски прав. Я не понимал и не знал, о чём говорю. Да и сейчас не знаю, только…чувствую, что ли…».
-«…Именно тогда-то я и пугал тебя при встречах. Заговор, который я умышлял против тебя, гроза, которую я собрал над твоей головой, давала о себе знать угрозами и вспышками…».
«Пап, ведь ты всегда оберегал маму?.. Или нет, не так… Вы берегли друг друга. Это главное, да? Да, я знаю. Никогда не дам её в обиду. Никому, ни за что. В этом суть».
-«…О, скажи, ты не хочешь меня? В тот день, когда женщина отвергнет такую любовь, как моя, горы должны содрогнуться. О, если бы ты пожелала! Как бы мы были счастливы!...».
«Я часто вёл себя, как эгоист. Простите меня. Теперь я стараюсь исправиться. Не хочу, чтобы она думала, что я самовлюблённый идиот… Знаете, мне очень жаль, что вы так с ней и не познакомились. Она бы понравилась вам. Впрочем, вы наверняка видели её у «Хогвартс-Эксперсса». Да, вы не могли её не заметить… Вы бы полюбили её, так же, как и я, потому что она самая красивая, умная, смелая, весёлая… нет, всё не то… Она просто самая хорошая, самая лучшая…».
-Кажется, я торчу тут бесконечность, - глядя в потолок, негромко сказал Джеймс.
-Три четверти бесконечности, - не отрывая глаз от книги, пробормотала Лили.
-Почему три четверти? – удивился Поттер.
-Не знаю, - Лили посмотрела на парня и пожала плечами. – Просто пришло в голову… Ну, наверное, потому что тогда у тебя в запасе остаётся ещё четверть, и ты можешь потратить её… ну не знаю… - Лили задумчиво посмотрела вверх.
Джеймс молча вглядывался в её лицо. Он не собирался говорить о своих чувствах здесь, в больничном крыле, а терпеливо ждал выписки, чтобы поговорить с Лили в соответствующей случаю обстановке. Но сейчас что-то словно щёлкнуло в его мозгу, сердце предательски ускорило темп, Джеймс набрал в грудь побольше воздуху, собираясь с духом, открыл рот и…
-Сохатый, ты бы знал, что мы учудили!!!
Громко хлопнув дверью, в «обитель медицины» бесцеремонно ввалился Сириус, следом за ним показались смеющиеся Римус и Питер.
-Здорово, дружище! – Блэк ринулся к кровати Поттера. – Ты уж прости, что мы развлекаемся без тебя. Но у тебя тут свои развлечения, - Бродяга покосился на Лили и поиграл бровями. Джеймс готов был провалиться сквозь землю. – А нам скучно. К тому же ты ведь отлично знаешь, как я страдаю от осенней хандры! – Сириус театрально приложил тыльную сторону ладони ко лбу, и выражение мировой скорби снизошло на его чело. – Ничто не помогает мне с ней справиться!.. И вот мы решили…
Сириус принялся рассказывать про очередную шалость, которая как-то была связана с миссис Норрис, но как именно ни Джеймс, ни Лили так и не поняли, потому что Бродяга перестарался со спецэффектами: он размахивал руками, гримасничал, принимал различные позы, даже пару раз выпустил маленький фейерверк из своей волшебной палочки. В конце концов Поттер не выдержал и дико захохотал. Лили, у которой и без того дёргались губы от едва сдерживаемого смеха, последовала его примеру.
-Э, мадам Помфри, простите, я нисколько не сомневаюсь в вашем профессионализме, но, чёрт возьми, что за варевом вы поили Сохатого? И Эванс тоже? – обратился Сириус к отсутствовавшей в данный момент в крыле целительнице. – Я не хочу паниковать, но, кажется, им плохо…
-По-моему, им хорошо, Сириус, - рассмеялся Римус.
-И ты, Брут?! – воскликнул Блэк, воззрившись на сложившегося пополам Лунатика. – Это что, заразно?
-Какой ещё Брут, Бродяга? – задыхаясь от смеха, выдавил Джеймс. – Мерлин, мои рёбра, я сейчас сдохну… - просипел он и захохотал ещё громче.
Лили попыталась было проявить заботу к больному, но это оказалось выше её сил.
-Слушайте, по-моему, у вас серьёзные проблемы, ребята, - невозмутимо заметил Сириус. – У всех вас.
-Мерлин, Бродяга…у меня истерика, - Джеймс зажмурился.
-Да я вижу, - сказал Сириус и наконец усмехнулся.
Джеймс посмотрел на хохочущих Римуса и Питера, на ухмыляющегося Сириуса, на жмурящуюся от смеха Лили, и снова ощутил то тепло, которое не так давно прогнало тьму из его снов и вернуло его к жизни. Только сейчас оно было в разы мягче и уютнее. Джеймс Поттер давно уже не чувствовал себя таким счастливым и теперь, кажется, точно знал, на что хотел бы потратить свою четверть бесконечности.
